de omnibus dubitandum 96. 233

ЧАСТЬ ДЕВЯНОСТО ШЕСТАЯ (1857-1859)

Глава 96.233. С ИСКРЕННИМ ВОСХИЩЕНИЕМ РАССМАТРИВАЯ ЕГО…

    Они давно уже перешли друг с другом на «ты».

    – Выспись несколько дней, – порекомендовал Ребаз отцу, – тебе только на пользу пойдёт, если ты как следует отоспишься.

    Таким образом, мой отец начал отсыпаться.

    Он, до полудня валялся в постели, резался в карты с Ребазом и коротал время, попеременно играя то моими грудями, то грудями Карины. При этом он, употреблял меня, чуть ли не каждую ночь, а днём нередко проделывал это и с Кариной, поскольку был постоянно под мухой.

    Сидя безвылазно дома, он однажды тоже стал свидетелем того, как Карина явилась домой с неким господином. Теперь мы втроём стояли за кухонной дверью и прислушивались, как обстряпывалось дело.

    Отец был очень удивлён и вытаращил глаза, когда Карина, наконец, вошла в комнату и вручила своему Ребазу три гульдена.

    Через несколько дней к нам наверх поднялся домоправитель и объяснил, что не намерен больше терпеть подобное. Либо мы, дескать, съезжаем с квартиры, либо Карина прекращает водить мужиков.

    Домоправитель вёл себя очень вежливо и особенно любезно разговаривал с Ребазом, а Карина смеялась.

    Я полагаю, что Ребаз дал ему загодя крупную взятку, и не сомневаюсь, что Карина разок-другой переспала с ним. Ибо в противном случае он вообще не стал бы особенно церемониться, так долго и терпеливо взирая на это хозяйство, наверняка не был бы столь учтивым и не высказывал бы сожаления по поводу означенного предписания.

    Запрет исходил непосредственно от самого домовладельца.

    Когда домоправитель откланялся, Ребаз забрал Карину с собой на кухню, где между ними состоялась долгая беседа. По её завершении они уже не вернулись в комнату, а вместе улеглись в постель. И было слышно, как она пищала, лепетала и просила «ещё», доносились какие-то громкие характерные звуки, и всё это так живо на нас подействовало, что мы с отцом, даже безо всякого вина, не раздеваясь, затеяли нашу игру.

    Карина отсутствовала теперь дома и всегда появлялась у нас только вечером, иной раз очень поздно ночью, а иной раз и вовсе на следующее утро. Если, приходя, она заставала Ребаза в нашей комнате, то прямо при нас отдавала ему заработанные деньги, и отец ничем в такую минуту не интересовался живее, как суммой, которую она приносила.

    Поскольку отныне Карина денно и нощно отсутствовала, а, бывая дома, чаще всего спала, то теперь мне приходилось одной удовлетворять отца и Ребаза. И порой мне случалось ночью переходить от одного к другому, если Ребаз сам не являлся прямо к нам и не укладывался в постель третьим.

    Отец часто просил у Ребаза денег взаймы и всегда получал их от него, потому что он ничего больше не зарабатывал и, естественно, уже через пару недель столкнулся со всякого рода материальными трудностями.

    Но однажды Ребаз в ответ на подобную просьбу заметил:

    – А почему же Хелена ничего не зарабатывает?

    – Хелена? – переспросил отец и поглядел на меня.

    – Ну да, – продолжал Ребаз, – она вполне могла бы зарабатывать так же, как Карина…

    – Значит, она должна стать проституткой? – медленно спросил отец.

    – Ах, что там… проституткой… – воскликнул Ребаз, – она и сейчас делает то же самое, что и Карина… только ничего не получает за это… тысячи девчонок, должно быть, зарабатывают деньги подобным способом.

    – Оно, конечно, верно, – промолвил отец, нерешительно уставившись в пол, – однако…

    – Однако то, да, однако это… – Ребаз заговорил менторским тоном, – вы, вероятно, думаете, что когда девчонку пудрит её собственный отец, это лучше? Ну, вот то-то и оно.

    Карин, – продолжал он, – поддерживает отношения исключительно только с утончёнными господами, с людьми заурядными она не водится. Что же вы думаете? Уж её-то я выдрессировал… и господа, которые пудрят Карину, будут, во всяком случае, поблагороднее, нежели преподаватель катехизиса, который трахал Хелену, да так ни разу ничего ей не заплатил. Подонок.

    – Подонок, – согласился отец с запоздалым негодованием.

    – Ну, и какой вред был бы Хели от того, если б она сейчас что-нибудь зарабатывала? – спросил Ребаз. – Вы и без того уже достаточно долго в тяжких трудах опекали своих детей…

    – Конечно, тут вы совершенно правы, – согласился мой отец.

    – Вот видите… в таком случае вы только позвольте Хели пойти с Кариной, и она каждый день будет приносить домой, по крайней мере, три гульдена… уж за это я вам ручаюсь… такая красивая девочка как она.

    Я почувствовала себя польщённой, однако отец с опаской спросил:

    – А полиция?

    – Да какая там к чёрту полиция… – презрительно поморщился Ребаз, – разве у меня хоть один раз были неприятности с полицией из-за Карины? Позвольте только Карине действовать, она нигде не растеряется.

    – А если всё-таки однажды… – страх не покидал моего отца.

    – Ну, а если что и случится… – рассмеялся Ребаз, – тогда вы скажете, что ни о чём ровным счётом не ведали… и что девчонка, сама повела себя плохо… Хеля вас не выдаст.

    Таким образом, я теперь знала, что мне следует впредь остерегаться полиции. Впрочем, я всё время помалкивала, да меня никто особенно и не спрашивал.

    Мой отец ещё раз взвесил все «за» и «против», а потом повторил:

    – Нет, мне не хотелось бы, чтобы девчонка стала проституткой…

    – Но ведь об этом даже речи нет, – перебил его Ребаз, – это только на тот период, пока вы снова не найдёте себе работу, а потом Хеля сможет вернуться к нормальному образу жизни…

    Эта логика убедила моего отца, и Ребазу удалось окончательно склонить его на свою сторону, добавив:

    – Я ведь тоже позволяю сношать Карину лишь потому, что сейчас безработный. Как только я снова найду место, она опять станет порядочной.

    На следующий день я отправилась с Кариной. Вопрос был решён, и таким образом ступила я на свою стезю.

    Мы пошли в центр города, на Грабен, площадь святого Стефана, Кернтнер-штрассе и так далее. Стояло лето, было жарко, и мы оделись только в лёгкие блузки. К тому же Карина ещё дома научила меня опускать рубашку до пояса, так что грудь под одеждой была у меня обнажённой, с торчащими сосками.

    Карина вела себя очень умело и по дороге смеялась, глядя всем мужчинам в лицо. Мне же не сразу удалось освоиться с этим, потому что я стеснялась, но зато я серьёзно смотрела им в глаза, и этого было достаточно.

    На Шёнлатерн-гассе располагался старый мрачный дом с узким тёмным подъездом. Туда-то и привела меня Карина. Миновав ворота, мы оказались перед какой-то дверью.

    Карина постучала, и нам открыла безобразная старая женщина. Мы оказались в кухне, где разглядеть что-либо не представлялось возможным. Из нее мы прошли в кабинет, где точно так же не было света.

    – Моя подруга тоже пришла со мной, – сказала Карина.

    Старуха испытующе оглядела меня и спросила:

    – Вам уже четырнадцать лет исполнилось?

    – Уже давно, – солгала за меня Карина, – она просто выглядит ещё чуточку маленькой.

    – Вы, верно, знаете… – сказала старуха, обращаясь ко мне, – за каждый визит вы платите мне один гульден… но вы никогда не должны приходить ко мне позднее восьми часов вечера…

    Мы снова вышли на свежий воздух. Карина давала мне советы, и главными из них были: внимательно следить за полицейскими и требовать с господ деньги ещё до того, как разрешишь им собою пользоваться.

    Когда мы снова оказались на Грабене, Карина подтолкнула меня локтем:

    – Вот смотри… он нам подходит…

    Впереди нас двигался крупного телосложения очень аристократично одетый мужчина с чёрной бородкой. Он обернулся на нас и смерил меня оценивающим взглядом. Затем замедлил шаги и пропустил нас вперёд.

    На углу Доротея-гассе Карина затащила меня в узкую боковую улочку:

    – Давай-ка, – прошептала она, – сейчас свернём…

    Карина обернулась. Господин стоял на углу и смотрел нам вслед. Мы остановились, и Карина сделала ему знак головой. Тогда он двинулся в нашу сторону.

    – Пройдём дальше, – поманила она меня, – здесь, на улице, он с нами не заговорит.

    Она быстро увлекла меня в ближайшую подворотню, там мы и дожидались.

    – Всегда сюда приходи, – посоветовала мне Карина, – когда окажешься на Грабене или на Кернтнер-штрассе… здесь никто не живёт…

    Между тем господин приблизился к нам вплотную. Карина встретила его улыбкой, однако он сделал шаг ко мне.

    – У вас все в порядке? – сказал он.

    – Все прекрасно, – ответила ему я.

    А Карина спросила:

    – Не желаете ли пойти с нами… неподалеку живёт одна женщина… мы там снимаем комнату.

    – Нет, – прошептал он, – у меня нет времени.

    – Мы могли бы пойти по ступенькам сюда наверх… здесь никто не живёт.

    – Ты этого хочешь? – спросил он меня.

    Я с искренним восхищением рассматривала его, ибо он выглядел таким изысканным, гораздо изысканнее мужчин, которых мне до сих пор приходилось видеть в своём окружении. В руке он держал красивую трость с серебряной рукояткой, а шею его обвивала тонкой работы золотая цепочка с часами.