ДУША

   Что такое душа? Вы её чувствовали? Мне довелось.
   С Ирой мы женаты двадцать лет, это мой третий мой брак. Знакомые Ириной мамы просят: «Ваша машина на ходу, наша на даче, подкиньте запчасти, заодно и нас со скарбом». Я их считаю хмырями, при каждом удобном случае норовят этим случаем воспользоваться, но с этим ничего не поделаешь. Ехать-то всё равно придётся. Отвратно ещё, что заставят ночевать у себя, выслушивать про неудавшуюся жизнь. Ира собирается, на то, правда, есть другая причина. Дорога к ним уж больно примечательная. На реке, у которой «милое имя, что камышовая тишь», — Оредеж — усадьба Рождествено. В этом месте берег высокий, он удерживает напор времени. Напротив — церковь, колокол не поминает — напоминает, его звон долго ложится в изгиб реки, в то ощущение счастья, которое Набоков здесь оставил.
     — Нужно всего-то — уметь это почувствовать, — говорила Ира.
   И вот не хочу её брать с собой — нанервничается попусту. Знакомые — шебутные, вечно опаздывают, не дадут там, да и нигде, остановиться. За утренним кофе вынужденно огорчаю.
     — Скажут, что места в машине не хватает, и будут нудно пилить: «Придётся ещё раз ехать, а некогда, ремонт никак не закончим».
    Запнулась на полпути Ирина чашка с кофе, глаза стали умоляющими, но я продолжаю убеждать.
     — Захочешь ведь на почтовой станции в Выре посмотреть на бальзамины, посидеть у самовара, представить, как ждал лошадей Пушкин, о ком вспоминал… не получится. Знакомых не сагитируешь, только ругаться будут, сама знаешь. Но это пустяки, а вот потом заявят, что не успели закончить ремонт и зимовать там нельзя. Нужно ведь на кого-то свалить. На нас. Будут жаловаться маме, она обидится на тебя. А вдруг они всё-таки разведутся, то виновата опять будешь ты. Хочешь быть козой отпущения? Один я быстренько обернусь.
    Ира водит носом над ароматным кофе, и я настаиваю.
     — Бросить взгляд, как туристы, на подорожную коллежского секретаря в прошнурованной книге? 
   Глоток крепкого кофе, ещё один, прячет, чтобы я не видел, глаза, признаёт логику и кивает головой:
    — Ладно. Мы не гости музея литературного героя — мы попутчики поэта.
   Доехали, на удивление быстро, без проблем и пробок, заниматься их машиной не пришлось. О ночлеге разговор пресёк — Ира ждёт. 
    Народ возвращается в город, встречных машин нет, попутные оставляю позади. Моя рвётся домой, не удержать. Осенью вечер быстрее приходит и всегда торопит, кажется, что опаздываешь. Смотрю только вперёд. Высокий лес показывает лишь малую часть неба с набросанными кое-где тёмными облаками. Заспешили, запетляли, повороты, выудили из памяти старую бардовскую песню. По случаю я меняю в ней «перекаты» на повороты и напеваю
«Всё повороты, да повороты —
Послать бы их по адресу!
На это место уж нету карты, —
Плыву…» 
     И по машине застучали капли дождя. За крутым виражом объявился злой фокусник, весь в чёрном. Он достал из рукава лейку и поливает дождём. Подсознание ёкнуло: пыльный асфальт, а сверху вода — это всё равно, что лёд, и сделать я ничего уже не смогу, поплыву. Машина перестаёт слушаться руля, тормоза отказываются её удерживать. Понимаю, что делать это нужно было раньше, и понимаешь это тоже всегда, но — потом. Словно при замедленной съёмке, успеваю заметить, как от упавших на асфальт капель начинают подниматься грязные фонтанчики брызг. А как они будут опускаться, увидеть не дают. Машина наклоняется в глубокий кювет «мордой» вниз, упирается в противоположную стенку и встаёт на дыбы. Вместо того, чтобы испугаться, я обрадовался — хорошо, что Иру не взял. В следующее мгновение машина опрокинулась на крышу. И всё исчезло.   
    Резко стало светло, будто проснулся от ужасного сна, который не помню. Лежу, сиденье почему-то откинуто назад, засыпан осколками разбитого стекла, надо мной смятая крыша. Бегут люди с корзинками. Значит быстро очнулся. С трудом открыл дверь, вылез. Потрогал голову, поприседал. Сильной боли, кажется, нет, ходить могу.
     Грибники сажают в свою машину: «Больница недалеко». — «Спасибо, мне бы на почту, позвонить (мобильных телефонов ещё не было)». Необъяснимая тревога — что-то случилось с Ирой. Трубку всегда берёт она, сейчас — назвать «тёща» язык не поворачивается. Все завидуют — надо же, и с ней тебе повезло. Слышу кричит: «Это — Борис». Рассказывает. Ходила Ира, всё вроде ничего, а потом вдруг забеспокоилась: «Почему я не поехала?» — и ей стало плохо. Я вызвала скорую, никогда такого не было. Обошлось. Потом всё спрашивала: «Боря не звонил?.. Зачем ты встала?»
    — Дай я поговорю.
    Второй раз слышу Ирин испуганный голос:
    — С тобой всё нормально?
    — Ты же слышишь.
    — Не обманываешь?.. У меня сердце прихватило. Чувствовала — ты… что случилось?
    — Ирочка, ничего не случилось — в кювет въехал, обычное дело.
    — Откуда звонишь?
    — С почты.
    — Как доехал?.. Что ты молчишь?!   
    — Подбросили.
    — Я за тобой приеду.
     Мама её обрывает: «Куда ты собираешься? Встать не могла!! Иди ложись».
    — Через пару часов буду дома. Не волнуйся, даже давление измерил, — нахожу я чем успокоить, — знал, что ты спросишь, нормальное. Попроси маму закуску приготовить.
     Везут в Петербург мимо почтовой станции меня, попутчика Пушкина, и думаю я, как он, — «Есть в мире сердце, где живу я».

Бог остановит стрелки часов,
Все проходят, и мы пройдём,
Эту черту – границу миров.
Никто не знает слышат ли там,
Отсюда идущий зов.

    Иры не стало в 4 часа 55 минут.
    Время идёт и не идёт. Мне ничего не снится… я просто не сплю. И вдруг, через 18 дней сон.
    В коридоре неяркий свет. Ира, не разобрал во что одета, проходит мимо меня в мамину комнату и закрывает дверь. Я приоткрываю её, там ещё темнее, слышен голос, её мама или телевизор – не поймёшь, тихий говор. Нет, точно – мама. Слов не разобрать, да я и не прислушивался никогда, неудобно, будто подслушиваю.
– Зачем ты закрыла?
– Я закрыла, чтобы мы тебе не мешали.
    Очень чёткий и ясный Ирин голос. Успел обидеться, причём сильно.
– Когда это ты мне мешала? И не можешь помешать!
    Вздрогнул и проснулся. Без пяти пять. Пытаюсь заставить себя заснуть, узнать, что будет дальше. Разве уснёшь? Сердце стучит в голове. «Чтобы тебе не мешать» – такое не могло родиться само. Что это? Мама умерла раньше, теперь Ира, и она продолжает заботиться – приходит во сне сказать, что не хочет мешать мне жить дальше. 
 
     Почему решил написать ещё несколько слов?  Что заставило?  То, что не мог даже представить. Считал, что
«Никто не знает слышат ли там,
Отсюда идущий зов».
       Но и в этом ошибся. Теперь знаю я. А когда спрашивают какое число, не знаю. Время для меня не играет никакой роли. Всё также хожу к Ире, теперь она грустно смотрит на меня с могильной плиты — выгравировали портрет. Рядом добавили нашу фамилию с моими инициалами и датой рождения. Хоста разрослась в окружении роз, гвоздик, незабудок. День рождения Иры отмечаем у неё на работе, в пенсионном фонде. Свою работу я не бросаю. Был на вебинарах «Как писать художественный текст», доработал свой, потому что не нравился. Живу один. Со знакомыми женщинами по какому-нибудь поводу захожу в кафе выпить рюмку вина, но о близких отношениях даже думать не хочу. Вспомнил Павла Чичагова, о котором пишет Акунин, тот после смерти жены прожил 40 лет — один. У меня прошло пять, рекорд долголетия устанавливать не собираюсь. У одной из таких знакомых сижу как-то вечером на балконе, смотрим закат на Неве, пьём кофе с коньяком, что мне, конечно же, не рекомендовано. Потом я говорю «спасибо», целую в щёчку и уезжаю домой.
      Ночь, не спится, лежу и впервые за эти годы засомневался — почему бы нам с ней не жить вместе? Подсознание обиделось, успокаиваю — я к этому вовсе не стремлюсь.
      Утром иду к зубному врачу. Звонит телефон, Лена никогда мне не звонила сама, мотивируя тем, что "неудобно женщине звонить мужчине", поэтому всегда звонил я. Это её первый звонок:
     — Сегодня мне приснилась Ира. Подчёркнуто нарядно одета, красивая, много говорила. Она вообще никогда мне не снилась! Я даже проснулась, но вот что она говорила, прости, не помню.
     Сижу в стоматологическом кресле, врач констатирует:
     — Зуб мудрости откололся. Удалять?
     — Это всё, что осталось от моей мудрости. Хотите лишить? — стучит по зубу.
     — Больно?
     — Когда бьют по сердцу, да, по зубу — нет.
      Коротко звонит телефон. Следом приходит сообщение. Заглядываю, Люда: «Извините, что отвлекаю. Не срочно. Потом расскажу».
      Она продолжает работать в Питере по уходу за больными. Когда приезжает сюда с родины, где живут родители и дочка, то вещи оставляет у нас. Бывает, что помогает мне по хозяйству. Вечером, прямо с порога, Люда выкладывает:
    — Мне Ира приснилась. Это впервые! Очень красиво одета, сама — загляденье, что-то говорила. Но что — не запомнила.
      У Лены с Ирой были доверительные отношения, и собирались мы вместе то у них, то у нас, несопоставимо чаще, чем с другими. Лена с Людой между собой не общались и не общаются. А я с ними разговариваю намного чаще, чем с другими. Могут ли случайно совпасть два одинаковых сна, приснившиеся в одно и тоже время людям, ничем не связанным? Не могут!
«Никто не знает слышат ли там,
Отсюда идущий зов»?
    — Я знаю!! Там слышат. И отвечают. Ира продолжает заботиться обо мне, хочет сказать, что с той, на кого обратил внимание, мне будет легче. Вот только я не хочу жить с другой.


    Из повести «Признание в любви».