Старуха. Даниил Хармс
Мираж в одном действии по повести Даниила Хармса
Инсценировка Д. Завьялов (danil_96_30rus@mail.ru)
... И между ними происходит
следующий разговор.
К.Гамсун.
Года и дни бегут по кругу.
Летит песок; звенит река.
Супруга в дом идет к супругу.
Седеет бровь, дрожит рука.
И светлый глаз уже слезится,
На все кругом глядя с тоской.
И сердце, жить устав, стремится
Хотя б в земле найти покой.
Старуха, где твой черный волос,
Твой гибкий стан и легкий шаг?
Куда пропал твой звонкий голос,
Кольцо с мечом и твой кушак?
Теперь тебе весь мир несносен,
Противен ход годов и дней.
Беги, старуха, в рощу сосен
И в землю лбом ложись и тлей.
Действующие лица:
Он- возможно автор
Она- она же старуха, Сакердон Михайлович, девушка
Почти всё повествование ведётся от лица «возможно автора».
На дворе стоит старуха и держит в руках стенные часы.
Я прохожу мимо старухи, останавливаюсь и спрашиваю ее:
Я. - "Который час?"
Старуха. - Посмотрите.
Я. - Тут нет стрелок.
(Старуха смотрит на циферблат и говорит)
Старуха. - Сейчас без четверти три.
Я.- Ах так. Большое спасибо.
Старуха кричит мне что-то вслед, но я иду не оглядываясь. Я выхожу на улицу и иду по солнечной стороне. Весеннее солнце очень приятно. Я иду
пешком, щурю глаза и курю трубку. На углу Садовой мне попадается навстречу Сакердон Михайлович.
- Здравствуйте, Сакердон Михайлович
Мы долго разговариваем. Мне надоедает стоять на улице, и я приглашаю
Сакердона Михайловича в подвальчик.
- А не хлопнуть ли нам по рюмашке?
-********
Мы пьем водку, закусываем крутым яйцом с килькой, потом прощаемся.
Я прихожу домой. Буду лежать и постараюсь заснуть.
С улицы слышен противный крик мальчишек.
- А вот, напустить на них столбняк, чтобы они вдруг перестали
двигаться. Представляю: родители растаскивают их по домам. Они лежат в своих кроватках и не могут даже есть, потому что у них не открываются рты. Их питают искусственно. Через неделю столбняк проходит, но дети так слабы, что еще целый месяц должны пролежать в постелях. Потом они начинают постепенно выздоравливать, но я напускаю на них второй столбняк, и они все околевают.
- Теперь мне хочется спать, но я спать не буду. Я все обдумал еще вчера. Это будет рассказ о чудотворце, который живет в наше время и не творит чудес. Он знает, что он чудотворец и может сотворить любое чудо, но он
этого не делает. Его выселяют из квартиры, он знает, что стоит ему только махнуть платком, и квартира останется за ним, но он не делает этого, он покорно съезжает с квартиры и живет за городом в сарае. Он может этот сарай превратить в прекрасный кирпичный дом, но он не делает этого, он продолжает жить в сарае и в конце концов умирает, не сделав за свою жизнь ни одного чуда.
- Сакердон Михайлович лопнет от зависти. Он думает, что я уже
не способен написать гениальную вещь. Скорее, скорее за работу! Долой всякий сон и лень! Я буду писать восемнадцать часов подряд!
-Сейчас только пять часов. Впереди весь день, и вечер, и вся ночь...
-Уже двадцать минут шестого. Надо писать. (хватает перо)
"Чудотворец был высокого роста".
(Больше ничего не написав, долго сидит и начинает чувствовать голод. Идёт к шкафу, но ничего не находит кроме кусочка сахара.
В дверь кто-то стучит.)
- Кто там?
Старуха. - Вот я и пришла. (Входя в комнату)
- Закрой дверь и запри ее на ключ.
- Встань на колени.
(Становится на колени.)
Я. - Послушайте, какое право имеете вы распоряжаться в моей комнате, да еще командовать мной? Я вовсе не хочу стоять на коленях.
Старуха. - И не надо. Теперь ты должен лечь на живот и уткнуться лицом в пол.
(Сразу же лёг)
(Долго лежит, тело начинает затекать и совершенно забыв о старухе, начинает вставать.)
- Послушайте, вы находитесь в моей комнате. Мне надо работать. Я прошу вас уйти.
(Щупает ее лоб. Лоб холодный. Рука тоже.)
Я. - Ну что мне делать?
(Закуривает трубку и садится на кровать)
- Вот сволочь!
- Противная картина.
СОН:
(Старуха встаёт надевает на героя фуфайку с вилкой и ножом вместо рук. Сама старуха надевает шапку ушанку и валенки. Очнувшись)
- Вот, Вот видите, какие у меня руки?
А Сакердон Михайлович сидит молча, и я вижу, что это не настоящий Сакердон Михайлович, а глиняный. (Старуха хлопает и герой снова засыпает, она снимает с него фуфайку, а с себя валенки и ушанку и вновь садиться на кресло)
- Значит, это все был сон.
Но только где же он начался? Входила ли старуха вчера в мою комнату? Может быть, это тоже был сон?
Во всяком случае, как хорошо, что у меня в комнате нет мертвой старухи.
Однако сколько же времени я спал? (посмотрел на часы) половина десятого, должно быть, утра.
- Господи! Чего только не приснится во сне!
-Сволочь! (крикнул и, подбежал к старухе, наклонился и стал рассматривать ее лицо.)
(Вынимает свой бумажник и считает деньги.)
- Одиннадцать рублей. Значит, я могу купить себе ветчины и хлеб и еще останется на табак.
- Надо раньше всего поесть, тогда мысли будут яснее и тогда я предприму что-нибудь с этой падалью.
По дороге в магазин еще приходит в голову: не зайти ли мне к Сакердону Михайловичу и не рассказать ли ему все, может быть, вместе мы скорее придумаем, что делать. Но я тут же отклоняю эту мысль, потому что некоторые вещи надо делать одному, без свидетелей.
В магазине не было ветчинной колбасы, и я купил себе полкило сарделек. Табака тоже не было.
Из магазина я пошел в булочную.
В булочной было много народу, и к кассе стояла длинная очередь. Я сразу нахмурился, но все-таки в очередь встал.
Девушка. - Вы не знаете, что там происходит?
Я. - Простите, не знаю, (как можно суше.)
Девушка. - Вы не могли бы пойти и выяснить, что там происходит?
Я. - Простите, меня это нисколько не интересует, (еще суше.)
Девушка. - Как не интересует? Ведь вы же сами задерживаетесь из-за этого в очереди!
(Ничего не ответил и только слегка поклонился.)
Девушка. - Это, конечно, не мужское дело стоять в очередях за хлебом.
Мне жалко вас, вам приходится тут стоять. Вы, должно быть, холостой?
Я. - Да, холостой, - (несколько сбитый с толку, но по инерции продолжая отвечать довольно сухо и при этом слегка кланяясь.)
Девушка. - Давайте я куплю что вам нужно, а вы подождите меня на улице.
Я. - Благодарю вас. Это очень мило с вашей стороны, но, право, я мог бы и сам.
Девушка. - Нет, нет, ступайте на улицу. Что вы собирались купить?
Я. - Видите ли, я собирался купить полкило черного хлеба, но только формового, того, который дешевле. Я его больше люблю.
Девушка. - Ну вот и хорошо, А теперь идите. Я куплю, а потом рассчитаемся.
- Я вышел из булочной и встал у самой двери. Весеннее солнце светит мне прямо в лицо. Я закуриваю трубку. Какая милая дамочка! Это теперь так редко. Я стою, жмурюсь от солнца, курю трубку и думаю о милой дамочке. Ведь у нее светлые карие глазки. Просто прелесть какая она хорошенькая!
Девушка. - Вы курите трубку?
Я. - О, бесконечно вам благодарен.
Девушка. - А вы курите трубку! Это мне страшно нравится.
И между нами происходит следующий разговор.
ОНА: Вы, значит сами ходите за хлебом?
Я: Не только за хлебом; я себе все сам покупаю.
ОНА: А где же вы обедаете?
Я: Обыкновенно я сам варю себе обед. А иногда ем в пивной.
ОНА: Вы любите пиво?
Я: Нет, я больше люблю водку.
ОНА: Я тоже люблю водку.
Я: Вы любите водку? Как это хорошо! Я хотел бы когда-нибудь с вами вместе выпить.
ОНА: И я тоже хотела бы выпить с вами водки.
Я: Простите, можно вас спросить об одной вещи?
ОНА (сильно покраснев): Конечно спрашивайте.
Я: Хорошо, я спрошу вас. Вы верите в Бога?
ОНА (удивленно): В Бога? Да, конечно.
Я: А что вы скажете, если нам сейчас купить водки и пойти ко мне. Я живу тут рядом.
ОНА (задорно): Ну что ж, я согласна!
Я: Тогда идемте. Мы заходим в магазин, и я покупаю пол-литра
водки. И вдруг я вспоминаю, что у меня в комнате, на полу, лежит мертвая старуха.
Я оглядываюсь на мою новую знакомую: она стоит у прилавка и рассматривает банки с вареньем. Я осторожно пробираюсь к двери и выхожу из магазина. Как раз, против магазина, останавливается трамвай.
Я вскакиваю в трамвай, даже не посмотрев на его номер.
На Михайловской улице я вылезаю и иду к Сакердону Михайловичу.
У меня в руках бутылка с водкой, сардельки и хлеб.
С.М. - Очень рад.
Я. - Я не оторвал вас от работы?
С.М - Нет, нет. Я ничего не делал, а просто сидел на полу.
Я. - Видите ли, я к вам пришел с водкой и закуской. Если вы ничего не имеете против, давайте выпьем.
С.М - Очень хорошо. Вы входите.
Я. - Тут у меня сардельки. - Так, как мы их будем, есть: сырыми, или будем варить?
С.М - Мы их поставим варить, а сами будем пить водку под вареное
мясо. Оно из супа, превосходное вареное мясо! Водку пить полезно, (наполняя рюмки.) - Мечников писал, что водка полезнее хлеба, а хлеб - это только солома, которая гниет в наших желудках.
Я. - Ваше здоровье!
С.М - Вкусно.
(Что-то щелкнуло.)
Я. - Что это?
(Сидят молча и прислушиваются. Вдруг щелкнуло еще раз.)
- Что вы делаете?
(Не отвечая С.М. , кинулся к керосинке, схватил фуфайкой кастрюльку и поставил ее на пол.)
С.М - Черт побери! Я забыл в кастрюльку налить воды, а кастрюлька
эмалированная, и теперь эмаль отскочила.
Я. - Все понятно.
С.М - Черт с ними, мы будем есть сардельки сырыми.
Я. - Я страшно есть хочу.
С.М - Кушайте.
Я. - Ведь я последний раз ел вчера, с вами в подвальчике, и с тех пор ничего еще не ел.
С.М - Да, да, да.
Я. - Я все время писал..
С.М - Черт побери! Приятно видеть перед собой гения.
Я. - Еще бы!
С.М - Много поди наваляли?
Я. - Да. Исписал пропасть бумаги.
С.М - За гения наших дней.
(закурил трубку)
Я. - Вы знаете, я ведь к вам пришел, спасаясь от преследования.
С.М - Кто же вас преследовал?
Я. – Дама. Я с ней познакомился в булочной и сразу влюбился.
С.М - Хороша?
Я. - Да, в моем вкусе. Она согласилась идти ко мне и пить водку. Мы зашли в магазин, но из магазина мне пришлось потихоньку удрать.
С.М - Не хватило денег?
Я. - Нет, денег хватило в обрез, но я вспомнил, что не могу пустить ее в свою комнату.
С.М - Что же, у вас в комнате была другая дама?
Я. - Да, если хотите, у меня в комнате находится другая дама. Теперь я
никого в свою комнату не могу пустить.
С.М - Женитесь. Будете приглашать меня к обеду.
Я. - Нет, на этой даме я не женюсь.
С.М - Ну тогда женитесь на той, которая из булочной.
Я. - Да что вы все хотите меня женить?
С.М - А что же? За ваши успехи!
Я. - Как вы относитесь к покойникам?
С.М - Совершенно отрицательно. Я их боюсь.
Я. - Да, я тоже терпеть не могу покойников. Подвернись мне покойник, и не будь он мне родственником, я бы, должно быть, пнул бы его ногой.
С.М - Не надо лягать мертвецов.
Я. - А я бы пнул его сапогом прямо в морду. Терпеть не могу покойников и детей.
С.М - Да, дети - гадость.
Я. - А что, по-вашему, хуже: покойники или дети?
С.М - Дети, пожалуй, хуже, они чаще мешают нам. А покойники все-таки не врываются в нашу жизнь.
Я. - Врываются! (крикнул и сейчас же замолчал.)
С.М - Хотите еще водки?
Я. - Нет. Нет, спасибо, я больше не хочу.
- Я хочу спросить вас….. Вы веруете в Бога?
С.М - Есть неприличные поступки. Неприлично спросить у человека пятьдесят рублей в долг, если вы видели, как он только что положил себе в карман двести. Его дело: дать вам деньги или отказать; и самый удобный и приятный способ отказа - это соврать, что денег нет. Вы же видели, что у того человека деньги есть, и тем самым лишили его возможности вам просто и приятно отказать. Вы лишили его права выбора, а это свинство. Это неприличный и бестактный поступок. И спросить человека: "веруете ли в Бога?" - тоже поступок бестактный и неприличный.
Я. - Ну, тут уж нет ничего общего.
С.М - А я и не сравниваю.
Я. - Ну, хорошо, оставим это. Извините только меня, что я задал вам такой неприличный и бестактный вопрос.
С.М – Пожалуйста. Ведь я просто отказался отвечать вам.
Я. - Я бы тоже не ответил, да только по другой причине.
С.М - По какой же?
Я. - Видите ли, - по-моему, нет верующих или неверующих людей. Есть только желающие верить и желающие не верить.
С.М - Значит, те, что желают не верить, уже во что-то верят? А те, что желают верить, уже заранее не верят ни во что?
Я. - Может быть, и так. Не знаю.
С.М - А верят или не верят во что? В Бога? -
Я. - Нет, в бессмертие.
С.М - Тогда почему же вы спросили меня, верую ли я в Бога?
Я. - Да просто потому, что спросить: верите ли вы в бессмертие? - звучит как-то глупо. (встаёт)
С.М - Вы что, уходите?
Я. - Да, мне пора.
С.М - А что же водка? Ведь и осталось-то всего по рюмке.
Я.- Ну, давайте допьем. (Допивают водку) А теперь я должен идти,- сказал я.
С.М - До свидания. Спасибо за угощение.
Я. - Спасибо вам, До свидания.
ЭТЮД СТАРУХИ
Я шел по Невскому, погруженный в свои мысли.
Мне надо сейчас же пройти к управдому и рассказать ему все.
А разделавшись со старухой, я буду целые дни стоять около булочной, пока не встречу ту милую дамочку. Ведь я остался ей должен за хлеб 48
копеек. У меня есть прекрасный предлог ее разыскивать. Выпитая водка продолжала еще действовать, и казалось, что все складывается очень хорошо и просто.
На углу Литейной какой-то пьяный, пошатнувшись, толкнул меня.
- Хорошо, что у меня нет револьвера: я бы убил его тут же на месте.
До самого дома я шел, должно быть, с искаженным от злости лицом. Во всяком случае почти все встречные оборачивались на меня. Я завернул в свою парадную и стал подниматься по лестнице. На втором этаже я остановился; противная мысль пришла мне в голову:
Я. - Ведь старуха должна начать разлагаться. Я не закрыл окна, а говорят, что при открытом окне покойники разлагаются быстрее. Вот ведь глупость какая! Но ведь нужно что то делать… А может быть пойти к булочной и ждать там ту милую дамочку? Я бы стал умолять ее пустить меня к себе на две или три ночи. Но сегодня она уже купила хлеб и, значит, в булочную не придет. Да и вообще из этого ничего бы не вышло.
А вдруг, старуха исчезла. Я войду в комнату, а старухи-то и нет. Боже мой!
Неужели чудес не бывает?!
(Старуха медленно ползёт на встречу)
Я. -Так стоять нельзя. Так стоять нельзя….
- Да, так стоять нельзя! (Продолжая стоять как парализованный.)
Старуха. - Покойники, народ неважный. Их зря называют п о к о й н и к и, они скорее б е с п о к о й н и к и. За ними надо следить и следить. Спросите любого сторожа из мертвецкой. Вы думаете, он для чего
поставлен там?
Я. - Только для одного: следить, чтобы
покойники не расползались.
Старуха. – Бывают, в этом смысле, забавные случаи. Один покойник, пока сторож, по приказанию начальства, мылся в бане, выполз из мертвецкой, заполз в дезинфекционную камеру и съел там кучу белья. Дезинфекторы здорово отлупцевали этого покойника, но за испорченное белье им
пришлось рассчитываться из своих собственных карманов. А другой покойник заполз в палату рожениц и так перепугал их, что одна роженица тут же произвела преждевременный выкидыш, а покойник набросился на выкинутый плод и начал его, чавкая, пожирать. А когда одна храбрая сиделка ударила покойника по спине табуреткой, то он укусил эту сиделку за ногу, и она вскоре умерла от заражения трупным ядом. Да, покойники народ неважный, и с ними надо быть начеку.
Я. - Стоп! Вы говорите чушь. Покойники неподвижны.
Старуха. - Хорошо, войди тогда в свою комнату, где находится, как ты говоришь, неподвижный покойник.
Я. (упрямо) - И войду!
Старуха. - Попробуй!
(В бешенстве, схватив крокетный молоток, ворвался в комнату)
Старуха. - Подожди!
- Теперь мы с тобой рассчитаемся.
У меня возник план, к которому обыкновенно прибегают убийцы из уголовных романов и газетных происшествий; я просто хотел запрятать старуху в чемодан, отвезти ее за город и спустить в болото.
Я знал одно такое место.
Да, в комнате определенно пахло трупом.
Я. - Надо действовать скорее, пока эта старуха окончательно не протухла.
Но, во всяком случае, в чемодан ее надо запихивать осторожно, потому что как раз тут-то она и может тяпнуть меня за палец. А потом умирать от трупного заражения - благодарю покорно!
- Эге! А интересуюсь я: чем вы меня укусите? Зубки-то ваши вон где!
Этюд с Челюсь
- Скорее, прочь эту падаль!
"Чудотворец был высокого роста".
- Пора! Пора в путь! Пора отвозить старуху на болото!
Я вышел на улицу. До трамвая я дошел благополучно, неся чемодан то в правой, то в левой руке.
В трамвай я влез с передней площадки прицепного вагона и стал махать кондукторше, чтобы она пришла получить за багаж и билет. Я не хотел передавать единственную тридцатирублевку через весь вагон, и не решался оставить чемодан и сам пройти к кондукторше. Кондукторша пришла ко мне на площадку и заявила, что у нее нет сдачи. На первой же остановке мне пришлось слезть. Я стоял злой и ждал следующего трамвая. У меня болел живот и слегка дрожали ноги. И вдруг я увидел мою милую дамочку: она переходила улицу и не смотрела в мою сторону. Я схватил чемодан и кинулся за ней. Я не знал, как ее зовут, и не мог ее окликнуть. Чемодан
страшно мешал мне: я держал его перед собой двумя руками и подталкивал его коленями и животом. Милая дамочка шла довольно быстро, и я чувствовал, что мне ее не догнать. Я был весь мокрый от пота и выбивался из сил. Милая дамочка повернула в переулок. Когда я добрался до угла - ее нигде не было.
- Проклятая старуха.
На вокзал я приехал без пяти минут семь. Я беру обратный билет до Лисьего Носа и сажусь в поезд.
В вагоне, кроме меня, еще двое.
Я ставлю чемодан между скамейками и сажусь. В животе у меня такие рези, что я сжимаю кулаки, чтобы не застонать от боли.
По платформе два милиционера ведут какого-то гражданина в пикет. Он идет, заложив руки за спину и опустив голову.
Поезд трогается. Я смотрю на часы: десять минут восьмого.
Уходит в клозет
Поезд замедляет ход. Мы подъезжаем к Лахте. Я сижу, боясь пошевелиться, чтобы меня не выгнали на остановке из уборной.
- Скорее бы он трогался! Скорее бы он трогался!
Поезд трогается, и я закрываю глаза от наслаждения. О, эти минуты бывают столь сладки, как мгновения любви!
Все силы мои напряжены, но я знаю, что за этим последует страшный упадок.
Холодный пот выступает у меня на лбу, и легкий холодок порхает
вокруг моего сердца. Я поднимаюсь и некоторое время стою прижавшись головой к стене. Поезд идет, и покачиванье вагона мне очень приятно.
В вагоне нет никого.
Я. - Чемодан украли. Это можно было предвидеть!
- Что же получилось?
Ну кто теперь поверит, что я не убивал старуху?
Меня сегодня же схватят, тут же или в городе на вокзале, как того гражданина, который шел, опустив голову.
Поезд подходит к Лисьему Носу. Ступеньки моего вагона не доходят до земли. Я соскакиваю и иду к станционному павильону. До поезда, идущего в город, еще полчаса.
Я иду в лесок. Вот кустики можжевельника. За ними меня никто не увидит. Я направляюсь туда.
По земле ползет большая зеленая гусеница. Я опускаюсь на колени и трогаю ее пальцем. Она сильно и жилисто складывается несколько раз в одну сторону.
- Во имя Отца и Сына и Святого Духа, ныне присно и во веки веков. Аминь.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
На этом я временно заканчиваю свою рукопись,
считая, что она и так уже достаточно затянулась.
Свидетельство о публикации №223061201102