de omnibus dubitandum 96. 249

ЧАСТЬ ДЕВЯНОСТО ШЕСТАЯ (1857-1859)

Глава 96.249. ВНУК ХОЗЯЙКИ, ГЕРТРУД…

    Затем она подошла ко мне и шёпотом спросила:

    – Хорошо было?

    – Сказочно, – промолвила я в ответ, чтобы вызвать в ней зависть, – он это умеет.

    – Да, и что же нам в таком случае прикажете делать, – заметил Кавалли, – если он у Барнабаша больше не стоит?..

    – Придётся тебе показать своё мастерство, – посоветовала ему Джудит, – а я тебя пофотографирую.

    Кавалли сбросил с себя одежду, и я залюбовалась его богатырской грудью, густо поросшей волосами, его могучими руками и исполинским корнеплодом совершенно тёмного цвета, который, покачиваясь, вырастал из-под его живота.

    Он направился, было, ко мне, однако Джудит крикнула:

    – Стоп, так дело не пойдёт… изобрази-ка лучше позу братской любви с Барнабашом, а девицу оставь в покое…

    – Мотивы братской любви у нас уже есть, – сказал он, – было бы жаль тратить на это пластину.

    – Но я не желаю, чтобы ты тут с девицей… – сварливо настаивала она.

    – Не смеши меня, – заявил Кавалли, – если я позволяю тебе обозначать позы с Барнабашом… то почему я не имею права сделать то же самое с Хелей.

    – Нет, – упрямо крикнула Джудит, – ты от неё возбудишься.

    – Ничего подобного, – заявил он, обороняясь, и, видимо, для пущей убедительности присовокупил, – в крайнем случае… в крайнем случае… я оприходую тебя ещё раз.

    Такой вариант её устраивал:

    – Но только обозначить… – распорядилась она.

    Я улеглась на скамейку и вынуждена была очень широко раздвинуть ноги, чтобы он смог поместиться между ними.

    – Э, нет, – сказал Кавалли, – мы это сделаем так!

    И с этими словами он поднял мне ноги высоко вверх, так что мои лодыжки оказались у него на плечах.

    – Сейчас! – крикнул он жене и на глубину больше жёлудя засунул в меня своё гигантское полено.

    – Не так глубоко… – закричала Джудит, – не так глубоко.

    Её запрет был излишним, поскольку и того, что уже во мне находилось, было вполне достаточно, чтобы заполнить меня до отказа.

    Сюда добавлялось ещё и то обстоятельство, что кувалда Кавалли, когда он вводил её, была не до конца упругой. Лишь в моей пещере она снова оправилась от чрезмерного напряжения только что исполненного супружеского ритуала, и я могла испытывать наслаждение по мере того, как она разбухала во мне всё больше и больше. Это с лихвой возместило мне вынужденное воздержание, связанную с «обозначением».

    – Готово, – сообщила госпожа Джудит.

    Он отпустил меня и занялся аранжировкой новой композиции.

    То есть, он уселся на стул, взял меня на колени, но взял так, чтобы я спиной опиралась на его грудь, а лицом была обращена в сторону объектива. Он просунул руки у меня под мышками и крепко обхватил мои титьки, а свой корнеплод посадил в моём огороде.

    Я собралась, было, покачаться на этих качелях, однако он шепнул мне:

    – Не сейчас…

    – Готово, – крикнула от аппарата жена.

    Предстояло составить третью композицию. Но поскольку для неё требовался Барнабаш, а шланг у него абсолютно не поднимался, то мероприятие было отложено до следующего сеанса.

    Кавалли попросил меня прийти через день, вручил пять гульденов и отпустил с миром.

    Я отправилась в город.

    На Грабене я встретила Карину и пошла с ней на Шёнлатерн-гассе, чтобы похвастаться перед ней заработанными деньгами и рассказать историю с фотографом.

    Между тем самой ей никого не удалось подцепить. Моё красочное описание групп и позиций привело её в очевидное возбуждение.

    – Чёрт побери… – воскликнула Карина, бросаясь на диван. – Чёрт побери… во мне от одного разговора разгорается похоть… вот неплохо было бы мне сейчас с кем-нибудь перепихнуться…

    И в этом вопросе я полностью разделяла её точку зрения. Я забралась к ней на диван. Карин лежала вытянувшись, глаза у неё сверкали, а грудь высоко вздымалась. Она вообще казалась мне сегодня иной, чем обычно. Совсем, не такой безвольной и уступчивой как дома.

    Я прилегла рядом с ней и какой-то период времени мы играли титьками друг дружки. Я уже хотела, было, забраться на неё, но она с возгласом: «Ах… это всё не то…» оттолкнула меня и прокричала в сторону кухни:

    – Скажите, пожалуйста, госпожа Бёк… Гертруда нет здесь?

    Старуха приоткрыла дверь:

    – Да, Гертруд здесь… а что вы от него хотите?

    – Позовите его, пожалуйста, к нам… – сказала Карина.

    – Так что же вы хотите? – упорствовала в своём любопытстве старуха.

    – Не задавайте вопросов, пожалуйста, – произнесла Карина таким повелительным тоном, какого прежде я от неё никогда не слышала. Я вообще обнаружила в её характере новые стороны.

    – Не задавайте вопросов, пожалуйста, – повторила она, – а позовите его!

    Старуха исчезла.

    – Кто такой этот Гертруд? – спросила я.

    – Да внук хозяйки, – объяснила мне Карина, освобождаясь меж тем от одежды и снова укладываясь на диван.

    – И чего тебе надобно от него?

    – Хочу посношаться с ним… – с горячностью произнесла Карина.

    Дверь отворилась, и в кабинет вошёл молодой человек лет шестнадцати-семнадцати. Он был очень симпатичным, с тонкими чертами лица, несколько, правда, утрированными и заострёнными худобой его, да и в целом парень выглядел опустившимся.

    Он курил сигарету, ухмыльнулся, завидев нас, и я не могла не подумать о разбитной компании, которая всегда с громким шумом расхаживает по улице.

    – Сервус, Гертруд… – сказала Карина, – вот тебе гульден… отчеши-ка меня разок.

    Гертруд вразвалку подошёл к дивану, взял гульден, со всех сторон оглядел его, спрятал в карман и принялся небрежно поигрывать грудью Карины. При этом он испытующе разглядывал меня.

    – Ну что ты так долго раздумываешь, – воскликнула Карина.

    Он расстегнул брюки, и Карина толкнула меня:

    – Ты только полюбуйся на морковку, которая у парня между ног, ничего подобно больше в природе не существует…

    Гертруд ухмыльнулся мне, и я привстала, чтобы хорошенько рассмотреть его чудотворца.

    И, о господи, поддержи меня, ничего подобного я действительно никогда в жизни не видела. Эта станина доставала ему до пупа и гораздо выше, и была такой толщины, что внушала серьёзные опасения. Одна головка его была больше, чем у иных весь штемпель.

    – Ну, – заметила Карина, – стоит такой одного гульдена?

    Гертруд отложил сигарету в сторону и улёгся на Карину.

    – С богом… – сказал он, – поехали…

    Карина нетерпеливо заворочалась под ним и попросила:

    – Так начинай же… входи!

    – Воткни его сама, – грубо проворчал он.

    Карин протянула вниз руки и сразу после этого разразилась пронзительными сладострастными криками:

    – Ах… ах, трахай же меня… не так сильно… ах… на меня накатывает… ах… мой дорогой Гертруд … с какой радостью я принимаю тебя… я хотела бы остаться с тобой… ты лучший из лучших…

    – Плевать мне на тебя, – прошипел он, продолжая методично двигать взад и вперёд своей крупнокалиберной пушкой.

    Карина взвилась под ним на дыбы:

    – Тогда зачем ты трахаешь меня? – с трудом переводя дыхание, спросила она.

    Он нанёс очередной удар и ответил:

    – Потому что ты дала гульден… если мне даст гульден бабушка, я и её отдеру за милую душу.

    Карина трудилась с напряжением всех сил и средств, и Гертруд долбил её с ожесточением, словно чувствовал себя уязвлённым.

    Происходящее настолько возбудило меня, что я стала подумывать, не заплатить ли и мне гульден.

    Однако Гертруд положил этим размышлениям конец, тотчас же распрощавшись по выполнении задания.

    – Побудь ещё, – попросила его Карина.

    – Оставь меня в покое, – грубо бросил он.

    – Ну почему ты не хочешь ещё немножко побыть со мной?

    – Потому что ты у меня уже в печёнках сидишь, – ответил он.

    – Сервус, – и он удалился.

    Карина схватила со стола бокал и швырнула ему вдогонку:

    – Сутенёр… мерзавец… – прокричала она. Ударившись о створку двери, бокал разлетелся вдребезги.

    Карина заплакала.