1. Усталость

Неимоверно странные и неожиданные перемены ворвались в жизнь 47-летней Ирины внезапно, когда она решает умереть. Сегодня подобная ситуация стала банальной для эзотерической атмосферы. Слишком много фактов из жизни разных людей, которые на пороге своего неотвратимого суицида обретали «второе» дыхание, свежие взгляды на мир и себя. Но тогда, в 2002 (как и всегда до этого), я была далека в своих мыслях не только от эзотерических знаний, но и научных, религиозных, и вообще любых знаний, которые в принципе не коснулись ни разу матери, растившей в многообразных заботах четверых детей. Когда брак стал расклеиваться, особо остро встала забота семейного материального достатка, приходилось трудиться не покладая рук. Работала по месту учёбы детей, что позволяло всегда быть в курсе их дел, но заработок был слишком мал, чтобы отказываться от различных подработок.  Никогда не задумывалась, люблю ли я свою жизнь. Была ею наполнена. При этом обстоятельства жизни складывались так, будто я проходила испытания (сдавала экзамены) на прочность и сообразительность (выносливость, терпение, предприимчивость и т.д.). Вся жизнь – испытания. Усталость с годами накатывала всё чаще. Пока детки росли, о себе вообще думать было некогда. Но вот они выросли. В один прекрасный день осени рокового для меня года  отчётливо поняла: дети вошли в ту меру самостоятельности, на которую я никак не могла, да уже и не хотела влиять. Материальной поддержки, необходимой молодым людям на их старте в большую жизнь дать не могла. Выйти из усталости перспективы не ощущала, настолько она меня тогда поглотила. Достали все испытания и долги.  Выкручивалась из них всегда с мыслями о детях, а тут не понимала, для чего это теперь? Выскользнуть из переплетения сложных для меня ситуаций можно было только в небытие. «Что это такое, - рассуждала я, - никто не знает, но точно никто и ничто меня уже не коснётся». Логика суицида была проста: то, чем жила 47 лет, ушло безвозвратно, жить для себя не умела, а бороться с трудностями – устала. Нет сил, нести более груз ответственности, а я ответственно относилась к жизни и детей и окружающих меня людей. Признание самой себе, что я просто как бы закончилась, не вызвало во мне никакого ажиотажа: это было как некое откровение, и во мне воцарилось тотальное спокойствие необратимости намерений. Не было страстного желания смерти. Возникла потребность войти  в меру полной свободы, а с ней ассоциировалась смерть (самоликвидация без каких либо остатков сожаления). Я с таким вкусом входила в её ожидание, что мне уже дышалось той лёгкостью, которой могла дышать представляемая мной свобода. Дело оставалось за малым: относительно освободить свою совесть и моих детей от тяжести долгов. Чуть заработать и раздать мелкие долги получилось чудесным образом. Весомые сумела так распределить, чтобы частные лица не пострадали и не желали предъявить иски детям. Выруливала моя совесть, у которой были тогда собственные представления и мерки. Где-то пару недель двигалась в лёгком настрое полётного состояния, в предвкушении свободы.  Понимание, что жизнь прекрасна, но моя уже завершена, не оставляло меня. В день реализации решения, наполнение светлой радостью дополнилось ощутимым ликованием: ничто меня более не связывает ни с кем, невыносимые ситуации останутся позади  вместе с жизнью. К месту реализации решения шла воодушевлённой и, вдруг, состояние лёгкости стало нарастать, а текущая мысль «ничего никому не должна» -  расти в объёме (буквально каждое его слово и каждая его буква становились бесплотными, газообразными) и потерялась, растворилась в невесомых волнах ликования, которыми я вдруг стала…  Сказать, что я ощутила себя вибрирующим бестелесным морем ликования = не передать ту ситуацию. Сколько длился этот опыт, не знаю (предполагаю, не более минуты), т.к. время в нём отсутствовало. Вопрос, из ниоткуда: «Что это???!» прервал выход из тела. «Ниоткуда» оказалось моим собственным мозгом. Ответа не последовало. Потрясение было более, чем велико. Тут мозг даёт ответ: «Искра божья». Я молчу, а он, как в сказке, задал себе вопрос и, помолчав, сам на него ответил.  И я вдруг ощущаю свою отдельность от него. Он вещает, а я к этому отношения не имею, но разве только то, что он вещает из моего тела. Но опять же, этого тела пару минут назад вообще не было – растворилось. И тут опять вопрос: а кто тогда я, которая была только что ликующими невесомыми волнами, а потом вновь слилась с телом? Вопрос опять вышел из головы, но к тому моменту мы с ней были уже заодно, что вновь удивило. Переживание случившегося со мной чуда не передать, но, что свершилось великое чудо было фактом. Сейчас могла бы описать эту сцену, как новорождённое существо пытается сориентироваться в себе, в окружающей его внешней среде, соотнести их. Иных слов для описания и нет, как «второе рождение».