Намиб. пустыня жизни моей. глава 2

Лондон был уже далеко позади, когда стюардессы начали разносить всем желающим еду и напитки. Сосед Сида — седой афроамериканец, отказался от ужина, попросил стакан воды, чтобы принять какие-то свои таблетки, и плед с подушкой. Через пол часа он уже крепко спал, так и не обмолвившись с Сидом ни словом. Сид же, изрядно к тому времени проголодавшийся, с удовольствием перекусил курицей с рисом и овощами, выпил стаканчик капучино и уже было собирался уйти в чтение новой книги, как вдруг перед ним появился Эверет.

— Наташа смотрит свои русские сериалы. Я совершенно не понимаю по-русски. А детективы не люблю… Спать совсем не хочется… Вот я и подумал, может мы выпросим у бортпроводницы по стаканчику виски и поболтаем? Если ты не против…

— Не уверен в успехе этой затеи, но почему бы не попытаться? — улыбнулся Сид, а про себя подумал, что идея на сто процентов провальная, потому что в этом рейсе для эконом-класса спиртное не предусматривалось, по крайней мере бесплатно.
Прошли вперед по салону, заглянули в бытовой тамбур, разделяющий места эконом-класса на две, практически, равные части. Стюардессы там не оказалось. Прошли дальше к носу лайнера. На середине пути к бизнес-классу, шторка, отделяющая его, вдруг раздвинулась и в проеме появилась та самая, девушка, так неуклюже проскочившая мимо Сида в очереди на посадку.

Она уверенной походкой направлялась к мужчинам. Тем временем Сид заметил, что, до этого бодро шагающий рядом с ним Эверет, как-то замешкался и отстал.

— Добрый вечер, господа, могу ли чем-то вам помочь?
«Это был ее голос!» — со странным чувством удовлетворения отметил про себя Сид.

Ему ничего не оставалось, как брать роль просителя на себя.

— Добрый вечер, мэм!.. Мисс…  — Сид, проживший несколько лет в Штатах, по настоянию Зены, в Джексоне, штат Миссисипи, где она родилась и до сих пор живут ее родители, все еще, по привычке, употреблял, принятое в Америке, обращение даже к незамужней женщине: — Я пытался поспать, но длительные перелеты не столь привычны для меня, как, по-видимому, для Вас… Вот, я и подумал, что возможно немного виски предоставит мне и моему другу шанс немного вздремнуть… «Витиевато как-то получилось», — мелькнуло в голове.

— По-вашему, я выгляжу сонной? —  с легкой иронией в голосе спросила Эн Смит, имя и фамилию которой Сид уже успел прочитать на бейджике.

— Вовсе нет, мэм!.. Мисс!

«Где этот чертов Эверет?!» — В полном замешательстве спрашивал себя Сид, абсолютно не понимая как выкручиваться из аферы с виски и неожиданного поворота разговора.

Ситуацию спасла Эн:

— Вам, господа, повезло, — улыбнулась она: — В это время года бизнес-класс не так заполнен, как летом. Поэтому два стаканчика виски у нас найдется именно для такого случая.

Благодарности Сида не было границ.

— Большое спасибо, мисс Смит! — Наконец проснулся Эверет.

Сид обернулся на причину его волнений. Мужчина-ребенок, как ни в чем не бывало, улыбался своей детской наивной улыбкой, которую просто невозможно игнорировать взрослому человеку. Глядя на это абсолютно невинное лицо, смущенное неловкостью, понимаешь, что никакой коварной мысли в голове «ребенка» созреть в принципе не может, и его действия, поступки продиктованы лишь упрощенным, наивным пониманием ситуации. Остается принять как факт поведение дитя, простить и двигаться дальше.

— Большое спасибо, мисс Смит! — повторил Сид с искренним чувством благодарности не только за халявное виски, но и за то, что ему так не долго пришлось позориться.

— О’кей! Я принесу вам напитки через три минуты.

Стюардесса развернулась и все тем же уверенным шагом, как истинная хозяйка дома, направилась в сторону бизнес-класса.
И действительно, буквально через 3 минуты Сид и Эверет уже наслаждались медовым Jack Daniels, незаметно проскользнув мимо уснувшей Наташи, в самом хвосте лайнера.

***

— Я познакомился с ней в Польше, — без особых вступлений начал Эверет. Я – архитектор. Работаю в Ensoul Ltd. Нашу компанию пригласили разработать дизайн интерьеров для нового отеля в Варшаве, и меня отправили туда в командировку… Ну, знаешь, замеры, материалы… Не важно!

Наташа тогда работала горничной в отеле, где я поселился. Знаешь, я ведь раньше часто мотался по работе… Холостяк… Всегда, когда нужно изучить объект, шеф отправлял меня. А я и не против был. Люблю дорогу, не особо привередлив к еде, комфорту. Зато люблю новые места, новые впечатления…

— Завтра их будет у тебя масса! — усмехнувшись, вставил Сид.

— Я надеюсь на это, — улыбнулся в ответ Эверет. — Я к тому, что горничных за свою жизнь довилось повидать не мало. Обычно ты не обращаешь на них внимания, даже если иногда сталкиваешься с ними. Но в этот раз!.. Наверное, это то, что называется «любовь с первого взгляда».

Знаешь, вот так вот живешь-живешь, все вроде бы ровно, вполне предсказуемо… А вдруг, бац!.. И жизнь переворачивается вверх тормашками…

— Так что же в ней оказалось такого, что ты решил прям жениться? — поспешил перебить «философское» отступление Эверерта Сид.

— Оу! Ты, наверное, удивишься… Секс…, и она прекрасно готовит!

Знаю, возможно для кого-то это покажется глупым основанием для женитьбы, но я и не утверждаю, что очень умен. Мне не так уж много в жизни нужно: просто, чтобы кто-то ждал с работы. А если, к тому же, тебя ждет еще и вкусный обед?.. — Эверет погладил свой, изрядно поджиревшее, брюшко и усмехнулся. — Ну, а прекрасное завершение вечера в виде безумного, страстного секса делает меня практически счастливым человеком.

Сид отхлебнул из стакана. Сейчас, он почему-то вспомнил недолгие отношения с некой Анджелой Бетфорд на заре своей юности. «Действительно. Разве не тоже самое было и у тебя?» — думал Сид: «Разве не страсть определяет выбор, когда ты видишь красивую девушку? Разве не страсть решает все проблемы потом, когда уже выбор сделан? Но решает ли? Или только на время отодвигает их на задний план? А сейчас? Может быть именно страсть толкнула тебя на край света? Страсть, а не любовь…»

— … Иногда, когда она устраивает скандалы… Знаешь, Сид, я не понимаю ее… — голос Эверета вырвал Сида из потока мыслей. — Иногда мне кажется, что мы на столько разные, что просто не можем быть вместе…
Виски начинало действовать. Эверет погрустнел, а речь его становилась все более эмоциональной и несвязной.

— Эйв, все, бывает, ссорятся. Стоит ли так драматизировать? — попытался успокоить его Сид. — Я, например, часто не нахожу общего языка со своей матерью, но это ведь не значит, что мы разные на столько, что не можем быть матерью и сыном?

Эверет сидел, впялившись в свой стакан с виски, и, казалось, не слышал что ему говорят. Вдруг он вскинул голову, и Сид увидел, что в его глазах стоят слезы.

— Эйв, дружище! Да ты перебрал слегка! Вообще ужинал сегодня?

— Нет. — в голосе Эверета чувствовались отрешенность и безысходность. Стакан был пуст.

— Хочешь, я попрошу мисс Смит принести тебе ужин?

— Наверное, да…

— Хорошо. Я сейчас. Дай мне это. — Сид встал, аккуратно извлек стакан из рук Эверета. — Ты как?

— Я в норме.
Нормой там и не пахло. Эверета развезло. То ли от высоты, то ли от того, что он просто не умел пить.

— Я сейчас закажу тебе ужин, а ты постарайся не заснуть. ОК?

— Спасибо, Сид!..

***

— Извините, мисс Смит, что пришлось вас вновь побеспокоить, но мой друг, кажется, вовремя не пообедал и стаканчик виски превратился для него в пол бутылки как минимум. Могу ли я заказать ужин для него? — Сид старался говорить как можно более беззаботным тоном. В результате, речь получалась вычурной и наигранной. «Почему я так стараюсь… Понравиться ей?» — мелькнуло в голове.

— Мистер Барроу, в это время ужин уже не подают на нашем борту… — голос Эн выражал решительный отказ, но в ее глазах Сид читал… (или ему хотелось читать?) благосклонность.

— Понимаю, мисс Смит… — он уже развернулся, чтобы вернуться к Эверету, когда услышал:

— Подождите, мистер Барроу! Я ведь не сказала «нет».

— Но вы и не сказали «да», — улыбка на его лице появилась невольно.

— Ваш друг поужинает сегодня если вы поможете мне с его ужином… — девушка, не дожидаясь ответа, скрылась за шторкой.

А вот такого поворота Сид никак не мог ожидать. Он был конечно не против, но ситуация представлялась ему крайне необычной. И все же, разве не все в нашей жизни случается когда-нибудь впервые, и, тогда, кажется странным, даже невероятным?

— Деловая поездка? — Эн достала из холодильника порцию в упаковке из фольги и протянула ее Сиду.

Он стоял рядом, упершись обеими руками в маленький разделочный столик, и бесцельно рассматривал предупреждающие наклейки на дверце микроволновой печи, как-то стесняясь желания рассмотреть девушку получше, повнимательнее.

А еще хотелось соврать. Намного легче соврать и избежать откровенных ответов на неудобные вопросы, которые вполне возможны, если ты говоришь правду. Сид хотел, но не стал лгать:

— Нет, мисс Смит. Я лечу в Кейптаун по личным, если так можно выразится, делам.
— он не продолжил, не сказал, что Кейптаун — не конечная точка его путешествия, что оттуда, еще не имея ни малейшего понятия как, ему нужно добраться до парка Крюгера — старейшего из национальных парков ЮАР, к реке Лимпопо… Где-то там (где именно он не знал) сейчас его Мэри.

— Понимаю. — ответила Эн.

Она уже заливала кипяток в чашку с растворимым кофе. Сам его запах уже бодрил и почему-то настраивал на романтический лад.

— Вкусно пахнет. А на вашем борту кофе тоже подают по расписанию?

— Мистер Барроу…

— Просто Сид… Если вы не против, мисс Смит.

— Эн… Просто Эн… Не против…

Как это происходит? Как это вообще работает?! Почему люди вдруг начинают общаться, вдруг начинают чувствовать симпатию друг к другу, вдруг начинают… примерять роли и… перестают быть естественными, перестают быть самими собой, превращаясь в марионетку своих подсознательных желаний? В какой момент некий импульс… Что за импульс?..  … Дает начало совершенно новым взаимоотношениям, близким, а не обычным, какие у нас происходят ежедневно в метро, автобусе, магазине? И почему, для того, чтобы этот импульс сработал, необходим определенный ряд событий?  Почему для того, чтобы почувствовать притяжение, жизнь должна столкнуть людей не в одной ситуации, а в их потоке?

Люди подозрительны и склонны к недоверию. От чего так, только бог знает. В мире, где нет эмоций и чувств, все предельно ясно: ты — особь моей породы, значит ты — свой. И нет необходимости разбираться на сколько свой. Людям же приходится оценивать степень близости. Слишком много критериев оценки, чтобы прийти к банальному стремлению продолжить свой генетический код во времени!

Сиду нравился разрез ее глаз, ее тембр голоса, ее, подчеркнутые узкой, короткой юбкой, бедра, как она смотрит, ее запах, текстура волос… И это «нравиться» было гравитацией. Но то, что называют «сродни» он почему-то не чувствовал.

— Кофе я приношу по требованию, Сид.

И Сид опомнился. Вдруг эта короткая фраза, остудила, вернула в реальность: она — стюардесса, он — пассажир. Утром он выйдет из самолета, а мисс Смит стандартным, заученным «Спасибо, что воспользовались услугами нашей авиакомпании!» проведет его у трапа. И улыбнется. Тоже самое она скажет, точно так же улыбнется толстухе с ребенком, и Эверету…

«Эверет? Ах, да! Эверет! Он же ждет ужин!», — спохватился Сид.
— Пока не остыло, я занесу это Эверету, и мы, если ты не будешь занята… — он взял поднос, впервые в упор посмотрел Эн в глаза, секунду поколебался, развернулся и, как будто приняв окончательное решение, вышел из отсека, разделявшего бизнес-класс от эконома.

— Ты заботишься о нем как о собственном ребенке… — услышал Сид за спиной.
Эверет спал в том же кресле, где минут десять назад его оставил Сид. Спал, как ребенок, здоровым, глубоким сном, который так не свойственен людям, обремененным мыслями и чувствами прошедшего дня.

«Как я ему завидую!», — подумал Сид, глядя на застывшее в умиротворении лицо Эверета. Нет ничего более спасительного для человека, чем крепкий сон. И, наверное, нет ничего более беспощадного, чем блуждание разума в своих сновидениях…

На часах было почти половина первого ночи. Время полета – около двух с половиной часов. Сейчас самолет летел над Средиземным морем, оставив за бортом Марсель. Сид попросил стюардессу (кажется на бейджике у нее значилось Карла Сантани) принести Эверету подушку и укрыть пледом, а сам уже направлялся в сторону бизнес-класса как вдруг раздался пронзительный женский визг и прямо перед ним все та же необъятная дама, скандалившая на посадке, вскочила с кресла и начала производить телодвижения, чем-то отдаленно напоминающими танец или скорее движения возбужденного орангутанга.

Пассажиры с соседних мест повскакивали с кресел, кто-то спросонья крикнул: «На помощь!», а Сид стоял как в копаный, пораженный происходящим.
Тут же рядом оказались Карла и еще одна стюардесса. Женщина в ласинах, не обращая ни на кого внимание, закрыв глаза и закинув руки над головой, продолжала подпрыгивать и кружиться. Казалось она была пьяна. Обе стюардессы и интеллигентного вида мужчина, похожего на профессора какого-нибудь солидного университета, попытались остановить это, пугающее своей отвратительностью, сотрясание жиров. Но жиры прекращать не желали. Более того, дама кинулась обнимать удерживающих ее и только повторяла:

— Пятьсот тысяч! Пятьсот тысяч! Я выиграла!

При этом, она обхватила «профессора» за талию, подняла так, что его ноги беспомощно заболтались в воздухе, и поцеловала в засос. Обслюнявленный «профессор» брыкался и выворачивался как мог, пытаясь освободиться, но, после поцелуя, дама туту же забыла о нем, опустила и, резко развернувшись, попыталась совершить тоже самое и с Сидом, который оказался в полуметре от нее.
Всеми своими двумястами фунтами она ринулась к нему. Сид отскочил назад и двести фунтов радостного тела рухнули прямо перед ним, как подкошенный выстрелом охотника, буйвол падает, по инерции продолжая свое движение вперед. Все, что мог сделать Сид в этой ситуации, это расставить ноги, чтобы голова «буйвола» не уперлась в них.

Падение вернуло даму в реальность. Ей помогли подняться, усадили в кресло и убедительно попросили более не так бурно выражать свои эмоции. Но восторг от лотерейного выигрыша, да еще и на такую сумму, усмирить было не так просто. Еще минут пятнадцать женщина что-то объясняла соседям, тыкала им в лицо свой телефон и рассказывала как абсолютно случайно взяла на сдачу лотерейный билет на заправке.

Сид даже не заметил, что в правом по ходу движения лайнера проходе между рядами за всей этой сценой наблюдала Эн. В это время она успокаивала других пассажиров и пыталась заговорить дочь, устроившей переполох, дамы. И хотя на протяжении всей сцены с «танцами», поцелуем и падением матери она даже не пыталась встать со своего места, лицо ее выражало крайнюю степень удивления и замешательства. Сказать, что ребенок только что перенес эмоциональный шок — значит не сказать ничего.

Эн гладила девочку по руке и, явно преодолевая собственное волнение, говорила с ней.

В каждой женщине живет потенциальная мать. Совершенно не понятно когда и как она в ней оживает, но, у кого-то раньше, у кого-то позже, неизбежно, дух материнства просыпается, и тогда, именно тогда, девушка превращается в женщину. Забота о ребенке (не важно чьем) вдруг проявляется, реализуется в конкретной ситуации, при определенных обстоятельствах… И удивительно в этом не то, что она проявляется, а то, что девушка интуитивно ведет себя как мать. Не осознавая своих мотивов, она принимает на себя роль ответственной за состояние и саму жизнь существа, которое она, почему-то, опять же, по не понятным причинам, воспринимает как собственного ребенка.

То, что увидел Сид в этот момент потрясло, поразило его. В девушке, которая до этого интересовала его только как противоположный пол, он вдруг увидел нечто большее — ту, которая способна и готова сохранить наследие…
Нет ничего более важного для мужчины чем наследие. У кого-то это —  состояние, деньги, недвижимость, капитал, власть… У кого-то это —  дети и внуки… У кого-то —  собственные мысли, чувства и переживания… Но мужчина неизбежно будет опустошен, разбит и уничтожен если только не увидит собственного наследия. Цель его жизни — продолжение, наследие.

При этом, он, на каком-то бессознательном уровне, ощущает, что породить его он может, но уберечь, сохранить — нет. Для этого нужна женщина. Не девушка! Именно женщина готовая, внутренне, подчиняясь своей природе, взять ответственность за сохранность произведенного мужчиной.
Глядя на присевшую перед девочкой, Эн, Сид, неожиданно для себя, открыл «новую» Эн. И эта «новая Эн» перевесила то ощущение «не единения», которое он испытывал при общении с ней до этого.

***

— Что ты сказала ей?

Они стояли все в том же бытовом отсеке, отделяющим бизнес-класс от эконом-класса.

— Честно говоря, я и не помню. Слова появляются сами по себе, когда не знаешь что сказать, а говорить нужно… Но главное, ведь то, что она сейчас спит?

— Да…

Сид словил себя на мысли, что слишком часто не знает что сказать Эн в ответ. «Либо она очень умна, либо очень далека от меня, что, по сути, одно и тоже», — подумал он. Какой-то сверх идеальной она сейчас ему показалась. Идеальной на столько, что рядом с ней невозможно было быть.

В этот момент борт трусануло. Затем — еще раз.

— Все нормально. Это просто зона турбулентности. — успокоила Эн. — Тебе стоит вернуться на свое место.

Заскрипело что-то. Тряска усилилась. Кое-как Сид добрался до своего места. Лайнер шатало из стороны в сторону, и паника непроизвольно заполняла сознание… «Это просто турбулентность», — повторял себе Сид. Но тряска не прекращалась. Он пристигнул ремень и открыл шторку иллюминатора.

Абсолютная темнота. Ни облаков, ни молний, ни всего того, что любят изображать в фильмах-катастрофах «гении» Голливуда. Но предчувствие чего-то нехорошего как-то неожиданно и основательно засело в сознании.

Вдруг резкое падение, казалось, в пропасть… Все внутри упало. Лайнер падал, а вместе с ним — и более двухсот пятидесяти человек…

— Дамы и господа! Экипаж просит вас соблюдать спокойствие. Наш борт вошел в зону турбулентности. Через несколько минут мы покинем ее. Пожалуйста, оставайтесь на своих местах и пристегните ремни безопасности! — прозвучал в динамиках уже знакомый Сиду голос.

Самолет трясло все сильнее. Он видел как правое крыло лайнера накренилось вниз, потом выровнялось и снова резко упало куда-то в темноту ночи. Самолет падал.