de omnibus dubitandum 96. 251

ЧАСТЬ ДЕВЯНОСТО ШЕСТАЯ (1857-1859)

Глава 96.251. ТАКОГО Я ЕЩЁ НИ РАЗУ НЕ ДЕЛАЛА…

    Никогда раньше я ее такой не видела.

    – Это единственный… он единственный… к кому я питаю искреннее расположение… к этому босяку… к этому… – рыдания мешали ей говорить, – а он даже отсношать меня просто так не желает… за что же мне такое?

    В крайнем изумлении я спросила:

    – А Ребаз?

    – Ах, да что Ребаз? – пожала она плечами.

    Я:

    – Но ты же так к Ребазу привязана… ты исполняешь всё, что он хочет.

    Карина отмахнулась:

    – С Ребазом дело совсем другое… он может быть мне отцом… но я, не влюблена в него.

    Я:

    – Да, но… ты же ему постоянно твердишь, что на тебя, только с ним накатывает… что он это делает наилучшим образом.

    Карин:

    – Чего только не наговоришь, когда тебя на сук нанизывают, я ведь и от тебя тоже слышала, как ты своему отцу рассказываешь, когда он лежит на тебе, что на тебя вот-вот накатит.

    Я:

    – Было бы, разумеется, глупо отрицать это.

    Карина:

    – Умоляю тебя, с Ребазом я уже восемь лет вместе…

    Я:

    – Что? Да ведь тебе всего-то пятнадцать лет.

    Карина:

    – Конечно, но какое это имеет значение. Моя мать была любовницей Ребаза, а когда она умерла, я осталась одна-одинёшенька, и Ребаз взял меня к себе.

    Я:

    – В качестве любовницы?

    Карина:

    – Нет, вначале я спала на земляном полу в его комнате и была ещё рада этому, потому что очень боялась оказаться в сиротском приюте.

    Я:

    – Почему же?

    Карина:

    – Откуда мне знать? Моя мать всё время плакала, когда находилась в больнице, и говорила: «Когда я умру, бедный ребёнок попадёт в сиротский приют».

    Я:

    – А где ж ты сама была, пока мать находилась в больнице?

    Карина:

    – У Ребаза. Мать ведь тоже раньше была у него. Она ведь жила с ним.

    Я:

    – А твой отец?

    Карина:

    – О нём я почти ничего не помню, он умер, когда мне было всего два годика.

    Я:

    – Ну, а что было дальше?

    Мы всё ещё голые сидели рядышком на диване, поглаживая друг дружке груди. Карина чуточку успокоилась, и возможность, откровенно и доверительно излить мне душу, была ей, очевидно, приятна. Она продолжала:

    – Тогда Ребаз пообещал матери, что заберёт меня к себе и что я смогу у него оставаться, всегда. После этого матери было умирать легче.

    Я:

    – Мне это понятно.

    Карина:

    – Ну, так вот я пару месяцев проспала, стало быть, на земле, а Ребаз спал в кровати.

    Я:

    – А потом началось это, да?

    Карина:

    – Не сразу. Сперва он позвал меня в постель, не стоит-де мне лежать на земле, сказал он.

    Я:

    – Сначала он не трогал тебя?

    Карина:

    – Куда там. Едва я легла к нему, как он тут же поднял мне рубашку, вложил мне в щелку палец и стал меня гладить повсюду…

    Я:

    – И что ты при этом думала?

    Карина:

    – Ничего.

    Я:

    – Тебе было приятно?

    Карина:

    – О да… знаешь… его руки лишь слегка касаясь… так исключительно деликатно поглаживали меня… уже от одного этого хорошо становилось.

    Я:

    – Но ты не понимала, к чему дело клонится, да?

    Карина:

    – Отчего же не понимала? Я очень даже хорошо знала, что это означает, поскольку не однажды по ночам слышала всё, что происходило, когда Ребаз был на матери.

    Я:

    – Так? А что же он сделал потом?

    Карина:

    – Потом он дал мне в руку свой хобот.

    Я:

    – А ты?

    Карина:

    – Ребаз мне в ту пору прямо сказал: «Карин, – сказал он, – теперь ты моя любовница. Ты не должна никому ничего рассказывать, и тогда увидишь, что тебе от этого будет только польза».

    Я:

    – Обещания подтвердились?

    Карина:

    – О да! Всё оказалось правдой, а потом я даже гордилась тем, что у меня уже есть такой любовник. И потом я радовалась, что у меня всё сложится хорошо, поскольку ребёнком мне довольно часто просто нечего было есть.

    Я:

    – Тогда понятно, что такое положение тебя устраивало.

    Карина:

    – А, кроме того, после смерти матери мне было страшно ночами лежать одной, а когда я была в постели Ребаза, я уже ничего не боялась. Впрочем, я и без того выполняла бы всё, чего он от меня хотел.

    Я:

    – Даже если бы это было тебе неприятно?

    Карина:

    – Ну, конечно. Потому что была уверена в том, что он вышвырнет меня на улицу, если я его не послушаюсь.

    Я:

    – Он тебе угрожал этим?

    Карина:

    – О да. Он постоянно говорил, что если я о чём-нибудь проболтаюсь, он выгонит меня из дому. Тогда меня загребёт полиция, потом меня отправят в сиротский приют, где детей целый день только колотят, ставят на горох коленями и заставляют беспрерывно молиться.

    Я:

    – В таком случае, конечно, лучше лежать в тёплой постели и получать тёплый помазок в руку.

    Карина:

    – Или под брюхо… ха-ха-ха.

    Я:

    – Ну, под брюхо-то тебе, наверно, не сразу досталось.

    Карина:

    – Да, не сразу. Ребаз свою шарманку сперва, только в руку давал. «Видишь, – говорил он мне, – вот эту штуку. Мужчина засовывает её в женщину».

    «В какое место засовывает?» – спрашивала я.

    «Вот сюда», – отвечал он и пальцем показывал мне туда, где небесный плотник просверлил мне дырочку.

    Я:

    – Значит, у тебя был хороший учитель.

    Карина:

    – О, да! Ребаз, бесспорно, был хорошим учителем. «Вот это – яйца», – объяснял он, давая мне в руку свой мешочек. «А отсюда выбрызгивается сперма, которая попадает в чрево женщины, и от этого она впоследствии рожает ребёночка».

    Я даже позавидовала ей:

    – Таких подробностей я поначалу не знала. До всего этого дошла гораздо позже.

    Карина:

    – Он мне описал всё.

    Я:

    – А больше вы ничего не делали?

    Карина:

    – О, всё делали.

    Я:

    – Что значит… всё?

    Карина замялась:

    – Ну, он мне показывал. Объясняя мне, к примеру, суть полового сношения, он лёг на меня и отточил.

    Я:

    – Ведь это неправда, быть такого не может.

    Карина:

    – Ну, конечно… он потёр им только снаружи. Он объяснил, что сейчас хобот в меня ещё не войдёт, что это произойдёт лишь позднее, когда я стану постарше. Но он только хочет-де показать мне, как это делается.

    Я:

    – А сам, небось, брызгал при этом.

    Карина:

    – О нет… так он не брызгал, всегда только, когда делал мне это сзади.

    Я:

    – В попу… я знаю.

    Карина:

    – В попу? Такого не случалось.

    Я удивилась:

    – Что ты говоришь? Такого не случалось? А меня уже три года тому назад двоюродный брат Евангелино оттрахал в попу и брызнул туда, потому что спереди в ту пору ещё не входило, во всяком случае, у меня.

    Карина:

    – Это что-то для меня новенькое. Такого я ещё ни разу не делала. И как, хорошо это?

    Я:

    – О, очень даже хорошо, сразу накатывает.

    Карина засомневалась:

    – Да, а разве не ужасно больно при этом?

    Я:

    – Только сначала… но если хобот достаточно влажный, то дальше совершенно не больно.

    Карина:

    – Надо б и мне однажды попробовать.

    Я:

    – Теперь в этом нет больше никакой необходимости, у тебя ведь и спереди замечательно входит.

    Карина:

    – Да, а в ту пору Ребаз только просовывал мне хобот со стороны спины.

    Я:

    – Мне это знакомо. Сжимаешь ноги покрепче, и он трётся хоботом между ляжками, так?

    Карина:

    – Да… совершенно верно.

    Я:

    – И он брызгал?

    Карина:

    – Да… или ещё когда я брала его в рот.

    Я:

    – Что? Вы это и в рот делали?

    Карина:

    – Иногда… впрочем, всегда приходилось немножко сглатывать.

    Я:

    – А он… он, ничего, такого не делал?

    Карина:

    – Ну, разумеется, делал. Он мог часами лежать лицом на моей плюшке, вылизывая её и посасывая мне клитор, потому что однажды сказал: «Подожди, я сделаю так, чтобы и ты, кое-что от этого получила».

    Я:

    – Ну… и ты действительно кое-что от этого получала?

    Карина:

    – Было так здорово… при умелом исполнении это, пронимает достаточно глубоко.

    Я:

    – Да… мне это знакомо, это сладостно… я бы совершенно не возражала, чтобы сейчас здесь оказался кто-нибудь, кто организовал бы нам это.

    Карина:

    – Да… и мне бы хотелось того же.