ПУТЬ. Глава 19. Дела давние, окончание

На берегу полноводной реки, где стояли три ладьи Руссов, было с четырех сторон канатами огорожено большое пространство, там и выстроились в три ряда двадцать человек, отобранных для участия в состязании. Финист был двадцать первым – на этот раз он тоже пожелал пройти испытание. И началось!
Рубили свободно свисающие толстые плетеные веревки – одну, две, три… Кто-то ухитрился разрубить пять! Топорами и мечами кололи пополам огромные чурбаки, под восторженное «А-ах-х» зрителей на трибунах. Метали в деревянную ростовую фигуру копья, ножи и топоры, на заказ поражая ту часть тела манекена, которую заказывали те, кого услышали состязающиеся. А народу было не мало!
Не только свои обступили импровизированные леерные ограждения, но и со всего города сбегались люди, привлеченные захватывающим представлением, устроенным гостями с земель северных. И с каждой минутой их становилось все больше и больше.
Для стрельбы из лука одну сторону ограждений пришлось перенести в три раза дальше. В этом упражнении Финисту равных не было: некоторым, по слабости зрения, мишень вообще не была видна, а русич поразил ее в центр круга, размером с мелкую итальянскую монету. Никто из соревнующихся даже близко к этому не приблизился.
Но, конечно, все – и зачинщики и те, кто просто поглазеть пришли – ждали поединков. К тому моменту девять человек уж отсеялись, как наиболее слабые из сильнейших. Осталось шесть пар.
Мечами, как водится, сражались деревянными, но в полную силу, никаких поддавков. Первая пара билась долго: соперники оказались равными по силам и умению, и ни один, ни другой уступать не хотели. Наконец, тот, что ростом пониже, удачно уклонившись от рубящего кругового удара, проскочил подмышкой у атакующего, и, оказавшись у него за спиной, поразил того в область печени. Проигравший аж крякнул и, слегка кособочась, занял место среди зрителей.
Следующие четыре поединка прошли быстрее, в каждом из них кто-то был явным фаворитом, причем воин, разрубивший пять веревок, выиграл бой, расщепив деревянный меч соперника ударом своего. Долго решали, считать ли это победою, но все же приговорили, что да, считать, – в бою ведь и дамасская сталь, бывало, переламывалась.
Финист, поединщика ему доставшегося, в минуту уложил. Тот и сделать ничего не успел, да, что сделать – понять-то не смог, как оказался условно без руки, ноги и проткнутым в живот. Публика замерла на миг, а потом разразилась такими громкими криками и рукоплесканиями, которые иным властителям городов и стран не раздавались.
Отдохнули немного. Во втором туре три пары остались. И здесь все прошло достаточно скоротечно. В финал соревнований вышли Финист, тот, что канаты хорошо рубил и совсем молодой воин из тех, кого Хёд с собой привел.
И тут произошло совсем уж неожиданное: начальник охраны Бальдра вышел в центр площадки и во всеуслышание заявил, что отказывается от дальнейшего участия в состязаниях на мечах.
Зрители зароптали, но начавшийся бой быстро утихомирил публику.
Царь поманил Финиста к себе, указал ему место подле.
– Зачем от рубки отказался? – Спросил.
– Трое нас осталось, как тут поединки выстраивать. Но не это главное.
– А что же?
– Так мне после похода нашего, после потери стольких товарищей, сечи кровавой, где с тобой плечом к плечу бился, доказывать ничего никому не хочется, да и не надобно. Ни храбрость свою, ни удаль молодецкую, не умение, не готовность жизнь отдать ради идеалов.
– То верно, – вставил Бальдр.
– Так пусть эти воины себя покажут, им то важнее. Я за молоденького болею!
– Тоже хотел за него… Ну, да теперь на другого придется ставить. Давай спорить!
Сошедшиеся в рукопожатии руки разбила Нанна.
Бой был красочный – страшная сила одного против фантастической ловкости другого. Победила молодость. Спор выиграл Финист. Бальдр хлопнул его по плечу, и сказал:
– Ты не только в бою силен, а и прозорлив, солдат!
Потом были постановочные бои, где один воин дрался против двоих, потом нескольких, и даже тактику сражения троих против вшестеро превосходящих сил противника продемонстрировали.
Бальдр, наблюдая представление, разгорячился.
– Дозволь, матушка, – обратился он к царице, – и мне свое искусство показать, реакцию продемонстрировать.
Нахмурилась Нанна, но, вспомнив, как много раз Бальдр это без вреда для себя проделывал, перечить мужу не стала. Улыбнулась ему, кивнула. Только в душе где-то ворохнулось сомнение, знаки недобрые припомнились, да рукой махнула царица на то – в конце такого пути немудрено мнительной стать.
– Будь повнимательней, дорогой, – только и сказала она.
Бальтазар поцеловал ее в лоб.
Финист сам объявил выступление царя Балтов. Многие воины уже видели чудеса его прямо таки звериной реакции, некоторые, что помоложе были, только слышали о ней, люд же местный заморский ничего про то не ведал. А потому, как только оголившийся до пояса Бальдр встал в центр площадки для соревнований, а метрах в пятнадцати выстроились неровной шеренгой с десяток воинов, раздался удивленный ропот, а потом все внезапно стихло.
Кувыркаясь в воздухе, полетел острый нож – для своих показательных выступлений Бальтазар всегда приказывал использовать только боевое оружие. Царь сделал шаг в сторону, и лезвие с глухим стуком воткнулось в деревянный защитный экран позади него. И тут же трибуны ожили, заголосили и засвистели. Все были в полном восторге.
А Бальдр уворачивался и уклонялся от летящих в него копий, топоров, дамасских клинков и, даже, камней. Ни один из предметов не только не причинил ему вреда, но даже не коснулся тела.
Локи, духовный побратим царя и его брата, сломил чахлый куст омелы, и одну лозу обстругал от веток. Затем накрепко примотал к нему наконечник от стрелы и, подойдя к Хёду, вложил ему игрушечное копье в руку.
– Позабавь публику, брат мой, – сказал Локи, подводя Хёда к площадке для состязаний, но с другой стороны от метавших предметы воинов, к бревенчатому вертикальному заслону.
– Но я ничего не вижу! – Удивлялся тот, – я же слеп от рождения. Куда я могу попасть?
– Я направлю твою руку, тебе останется только кинуть копье.
– Глупо, – пожал плечами Хёд, но привыкший доверять своему другу, возражать не стал.
– Вот так, – корректировал направление Локи, – а теперь просто бросай!
Тем временем представление подошло к концу. Бальдр, разведя руки в стороны, раскланивался перед ревущей от восторга публикой.
– Да здравствует царь Балтов! – Неслось ото всюду, – самый храбрый, ловкий и мудрый царь на свете!!
И вдруг серебряной струйкой в воздухе пронеслось что-то тоненькое, блеснул на металле отраженный лучик солнца…
– Бальдр!!! – Закричала вскочившая с места царица.
Но было поздно.
Он только успел повернуть голову назад, как острая сталь ударила в поясницу и пробила почку. Артериальное давление мгновенно упало до нуля, и царь Балтов, пронзенный насквозь, упал замертво.
В легендах, появившихся много позже, говорили, что Локи подстроил все специально. Якобы ему было гораздо удобнее влиять на события в царстве при безвольном и мягкотелом царе Хёде, к чему он привык за последний год, чем при жестком и властолюбивом Балдре. Но, сдается, что не так это. Уж слишком уязвимым был такой план: так удачно попасть слепой, при любой помощи, мог только случайно.
Царица сбежала с помоста и, приподняв голову мужа, уставилась невидящим взглядом в его бледное лицо.
– Сама, – прошептала она, прижав голову Бальдра к своей груди, – сама благословила… На смерть… После всего, что вынесли.
Она поднялась на ноги, повернулась и пошла в сторону гостиницы.
Три дня и три ночи не выходила из своих комнат Нанна. Только служанка и Финист могли заходить к ней, но и с ними словом не обмолвилась. Ничего не ела, пила только колодезную воду. Осунулась, черты лица заострились, чем-то на лисенка похожа стала.
– Эка нехорошо все выходит! – Заговорил со служанкой начальник охраны, – хоронить царя надо, а царица занемгла.
– Помрет она, – заплакала служанка, – как есть помрет.
– Тьфу ты, типун тебе на язык, – заругался Финист, – чего мелешь, Таис, чего каркаешь!
– А вот увидишь, служивый. Чует и она это, потому и выходить не торопится – вместе чету славную и похороним.
– Дура! – Финист вышел во двор, громко хлопнув дверью.
А к вечеру, как Таис и пророчила, нашел он Нанну мертвой. Не вынесла она горя великого, очень уж мужа любила. Так от тоски и преставилась, разорвалось сердце любящее.
Хоронили обоих по варяжскому обычаю. На ладью положили, от берега толкнули, а как на середину реки выплыла, стрелами горящими подожгли.
Говорят, видели на похоронах тех человека в плащ с ног до головы закутанного и с капюшоном на голове, лицо скрывающим. Ладью помогал от берега отталкивать, да будто случайно обронил в нее что-то. Потом сказывали, что кольцо драгоценное волшебное Драупнир , только зачем оно мертвому?
Кто он был – никому не ведомо. Может, четвертый волхв Артабан пришел проводить в последний путь брата и сестру своих по вере?
____________________________________________________            
   
А что же с Верховным жрецом Рамове Криве Кривайтисом?
После того, как у него не получилось укрыться у своих гребцов в Царьграде, он сушей направился в Рамове. Отдыхал на постоялых дворах, а когда и в поле или в лесу, спал часа по три – четыре, потом вновь седлал коня, и мчался вперед. Перекусывал на ходу запасами, покуда оставались, что прихватил из Вифлеема. После двух недель сумасшедшей скачки пал один из коней; пересел на другого, но уже старался не гнать с такой скоростью – загонит эту лошадь, и ему не на чем будет продолжать путь: с деньгами у него было еще хуже, чем предполагал Бальдр, едва хватало на то, чтобы пополнять запасы провизии.
Преследователи в количестве пятидесяти пяти воинов гнались за ним по пятам, но поскольку кони у людей царя Ирода были не все так хороши, как у Савела (и уж точно не таковы, как у Верховного жреца), а дробить силы они не хотели, то когда жрец, наконец, достиг капища, получилось, что опередил их почти на два дня.
Криве был так вымотан, что вывалился из седла прямо на руки встречавших его вайделотов, и тут же заснул, едва сумев пробормотать, что спать долго ему нельзя.
Однако разбудить его смогли только через шестнадцать часов. Но отдохнувшим он не выглядел – бледный, сильно похудевший, осунувшийся и нервный, он напоминал узника подземной тюрьмы, впервые выпушенного на дневной свет через несколько лет заключения.
Его сытно и вкусно накормили, после чего Криве задал первый по делу вопрос:
– Где моя сумка?
Перед ним положили переметную суму, жрец развязал тесемки, и убедился, что четыре янтарных камня в сохранности.
– Кто-нибудь видел, что здесь?
– Нет, мы не осмелились открывать без вашего ведома.
– Хорошо, – удовлетворенно произнес Криве, и задал следующий вопрос:
– Сколько людей в капище?
– Сейчас около тридцати, – ответил вайделот, – основные силы готовятся к походу против тевтонцев.
Институт прусского жречества, также как собственно и язычества, считался одним из самых развитых  в дохристианской Европе. Рамове была не только религиозным, но также культурным и политическим центром. Но, не смотря на то, что Криве был настолько уважаемым человеком, что послы его получали любую помощь на землях балтов и принимались с почетом, сейчас это мало что значило. Счет шел на часы.
– Они умеют обращаться с оружием?
– Относительно, раньше этого не требовалось.
– О Боги!
Криве погрузился в нерадостные думы.
– Остались корабли на Балтике?
– Ваша личная ладья, господин.
– Лошадей хватит на всех оставшихся в Рамове?
– С этим проблем не будет.
– Сколько надо времени, чтобы выступить к морю?
– Сутки.
– У вас есть десять часов, потом можно не спешить – погибнут все. Так что, лучше поторопиться.
– Мы пойдем морем?
Криве кивнул.
– Могу я узнать конечную цель этого путешествия?
– Мы направляемся в Англию, король Арториус, с которым я познакомился еще в бытность его принцем, совсем мальчишкой, давно приглашал меня на службу. В его родовом замке Камелоте, мы найдем и пищу, и кров, и защиту.
– Но я не могу оставить святыни, и кто-то должен поддерживать огонь в святилище!
– Пусть те, кто пожелает остаться сам, сделают это. Но предупреди людей, что это может плохо для них закончиться. Как бы там ни было, но корабль должен насчитывать не менее двадцати гребцов.
Служитель поклонился и вышел.
Криве остался один. Некоторое время он сидел крепко задумавшись. Потом, видимо приняв окончательное решение, поднялся, сгреб правой рукой мешок с янтарными камнями и прошел в дальнюю часть навесов, натянутых под кроной вечнозеленого дуба. Здесь, глубоко под землей, в сплетении могучих корней дерева, выдолбленный в дереве, находился его личный тайник.
– Alea jasta est , – пробормотал он, откинув искусно замаскированную крышку входа, и спускаясь по ступенькам вниз.
Через четверть часа он поднялся на поверхность. Мешка при нем не было.
«Если меня и схватят люди Ирода, – думал он, – то больше им ничего не достанется. Про этот схрон знаю я один, и уж точно никому не проговорюсь, чтобы со мной не делали».
А ровно через десять часов, Криве, главный вайделот, пятеро вайдилис и еще двадцать человек с ними, на конях выехали из Рамове и направились к берегу Балтийского моря.
Опасения Верховного жреца оказались напрасными – он и его сопровождающие уже садились на корабль, когда конники Ирода VIII только вступили в пределы главного святилища Балтов. Они не тронули ни одного из оставшихся там жрецов, может быть потому, что те с абсолютно чистой совестью (никто им не запрещал), рассказали, что Криве Кривайтис  в сопровождении двух с небольшим десятков жрецов и жриц рангом пониже, отбыл почти двадцать часов назад в направлении Балтики.
Когда воины Иудейского царя достигли берега моря, ни кораблей, ни людей там уже не было. Вода не оставляет следов, а потому в каком направлении отправились преследуемые язычники, можно было только догадываться. А это дело не благодарное.
Савел повернул свой отряд назад, доехал до вечнозеленого дуба, и приказал всадникам тщательно обыскать капище поморов. Может, им и удалось бы найти то, зачем держали столь долгий путь, будь они абсолютно уверены, что искомые предметы точно здесь. Но поскольку уверенности в том не было, да и что именно за артефакты они разыскивают, никто не ведал, то и результат получился нулевой. И на этот раз конники не тронули никого из оставшихся в Рамове священников.
Оставалось возвращаться с докладом в Иерусалим. Что ждало Савела и его людей – не знал никто. И не знает… История не посчитала нужным оставить след их судеб в своих анналах.
А Верховный жрец прусского святилища благополучно преодолел морские просторы, отделяющие берег Балтийского моря и Туманного Альбиона, ступил на Английские земли и вместе с товарищами разыскал Камелот, резиденцию его старинного друга, а ныне короля Арториуса или, как его называли любящие подданные, Артура.
Под именем Мерлина Криве был принят на службу в качестве придворного мага и прорицателя.
Те, кто посчитал нужным вернуться в Рамове, вернулись, но большинство из прибывших присягнули на верность Мерлину, как до этого были верны Криве.
Сам же он не оставлял надежд, что когда-нибудь снова отправится в далекий путь, найдет Иисуса, конечно, повзрослевшего, и сможет уже ему самому растолковать руны на оставшихся нераскрытыми янтарных камнях, и направить по пути Золотого развития души, объяснив его наполнение. Но пускаться в такой путь одному, а больше он никому не доверял, было чистой воды безумием: ему повезло вернуться из Иудеи в святилище Рамове, и это было чудо! Ожидать его повторения, означало тешить себя напрасными иллюзиями.
Мерлин рассчитывал на Бальдра и его жену, и через год даже послал в Аркону гонца, но тот привез совсем уж удручающие известия – царь с царицей погибли в Милане; подробностей он не сообщил. Теперь на острове Руяне официально правил Хёд, но поговаривали, что он всецело находится под влиянием Локи. И это было очень похоже на правду.
– Что ж, – вздохнул маг, – значит так угодно Богам.
И навсегда оставил попытки вернуться в Вифлием. Да и слухи пришли издалече: маленький Иисус покинул Иудею и отправился толи в Египет, толи в Индию. Впрочем, это было не важно – искать его на просторах огромного континента, даже двух, было еще большим безумием, чем новое путешествие в Иудею.
Священный дуб в Рамове срубили в четырнадцатом веке, когда уже давным-давно был распят Христос, умер король Артур и смиренно почил в бозе ставший знаменитым маг и чародей Мерлин. Несколько позже на месте капища был поставлен монастырь Святой Троицы, позднее так же разрушенный, толи людьми, толи временем. И лишь янтарь, испещренный магическими рунами, пролежал в тайнике Криве Кривайтиса, само имя которого было забыто вскоре, после того, как дуб капища поморов был срублен главным маршалом Хёнингом Шиндкопфом по приказу магистра ордена Винриха фон Книпроде, о чём его, в свою очередь, попросил епископ вармийский Вито.
Все эти долгие века тайник надежно скрывал от алчных людских взоров священные реликвии, а возникшее Христианство вобрало в себя и превратило в адептов своей веры чуть ли не треть населения земли, хотя для людей посвященных, представляло лишь побочную ветвь, некий проект, разработанный в Иудаизме и распространенный через Ватикан.
И может, по прошествии такого огромного отрезка времени, ничего опасного для Святой церкви камни те не представляли, но Ватикан тщательно продолжал следить за местом, где предположительно могли быть спрятаны тайные знания, не дошедшие до Иисуса.
Так и получилось, что, когда Дмитрий Велинов и Алексей Сотников нашли янтарь, расписанный древними рунами, на берегу моря близ Калининграда, об этом сразу стало известно в Риме. И ведь чем черт не шутит – явится на свет новый Мессиия и попади к нему в руки эти древние реликвии, порушит он веру в единого Бога? Потому и началась охота за кладоискателями.