Креатура и православное письмо

Религия – это прежде всего мир человека (К. Маркс). Махариши Шримана “Евангелие от Махариши” написал: “Какое имеет значение, воспринимается мир или нет? Наблюдая мир, дхняни везде видит только Самость”. “Мир ирреален. Когда ум, который является причиной всех видов познания и действия, успокоится, мир исчезнет”. Бейтсон называл мир, видимый как разум, креатурой. Это такой мир объяснения, в котором эффекты вызываются идеями, главным образом различиями. В мире разума Ничто может быть причиной. Бытие является актуальностью всякой вещи. Благость и бытие в действительности одно и то же. Но благость выражает идею желанности, которую бытие не выражает.

Действительность шире любой описывающей системы, в том числе православной. Содержание идеи беспорядка больше содержания идеи порядка, содержание возможного больше содержания реальности. Беспорядок – это плохо проанализированный композит. Целое никогда не дано. Оно дано через части, фрагменты. Где же обитает сущность нашего бытия? Пустота - наилучшее место для обитания сущности.

Вера – это не то, во что мне верится, но инвеститура, т.е. вложение психической энергии субъектов в утверждение акта высказывания с убеждением в его истинности. Для верующего человека, строящего свою жизнь в соответствии с Писанием, его смерть – это не конечное состояние. Смерть для него предстаёт как рождение. Став частью текста, он исчерпывает свою энтропию и ощущает умирание как глубоко позитивное информационное явление. Для любого человека смерть и рождение не являются событиями его жизни. Они не встречаются в его личном опыте. Ритуальное сознание верующего является антисобытийным. Событие является формой речевого акта. Свершается что-то лишь тогда, когда кто-то говорит или создает описание происходящего. Событие становится событием только в системе событий, а начало – в цепи начал. Ритуальное действие осознается как процесс переработки природной стихии, области хаоса в мир порядка (определенности), воспроизводя первоначальный акт творения мира, т.е. причину его организации.

Библия – книга, в которой открыт текст об истории спасения человечества. Для христианства характерна деперсонализация знания. Чтобы подтвердить истину учения для него необходимо присутствие нескольких свидетелей, дающих разные описания жизни Христа. Здесь изначально предполагается неполнота информации. Религиозная мифология основана на тождестве.

Образы – телесные состояния сами по себе, следы внешнего тела на нашем теле (стигматы). Это знаки власти. Они указывают на наличие внешнего тела, а не на его сущность. Фома Аквинский “Сумма теологии”: “Посредством образа тела не может быть познана сущность бестелесной вещи. Ибо для познания посредством естественного разума необходимы две вещи: а именно, мысленные образы, полученные из чувственно познаваемого мира, и естественный умозрительный свет, силой которого мы отделяем умозрительные понятия от этих мысленных образов. Всякое творящее начало создает себе подобное, поскольку оно является творцом себе подобное, поскольку оно является творцом.

Писание является знаковой системой. Знак – это сама причина. Нет незнаковой материи и нематериализованных знаков. Знаки отсылают не к началу, а к предначальному, что до и вне всякого рождения, что не имеет чувства прошлого, настоящего и будущего. Знак ставит себя на место самой вещи, вещи присутствующей, рассматриваемой в роли смысла и референта; выступает отсроченным присутствием. Писание как знаковая система – вот то, что вынуждает мыслить, так как оно является сетью симулякров присутствия священного.

Если верующий постигает, что звуки или буквы обладают сакральным значением, тогда он интерпретирует их как императивные знаки. Императивные знаки – это следствия – эффекты откровения; у них нет иного смысла, чем заставлять нас подчиняться. Ангелеус Силезиус считал, что место и слово, это единое целое, и не было бы места, - не было бы и слова. Это не ты находишься в месте, но место в тебе.

Православие является религией Писания, поэтому Священное Писание признается как написанное Духом Божиим. Книги, содержащие божественное Откровение, признаются священными, сакральными. Состав священных книг определяется только богословами. Эти книги называются каноническими. Они образуют самую важную часть конфессиональных текстов. Библия признается неприкосновенной. Успех религиозной практики ставится в прямую зависимость от правильности сакрального текста. Нарушение подлинности кощунственно для верующего. Христианин верит в сверхестественность священного текста, почитает его как икону или мощи. В православном письме часто используются повторы слов и формул. Этим создается атмосфера особой, пристрастной чуткости к письменному слову. В “Евангелии от Иоанна” Слово означает второе лицо Троицы – Христа (Сына Божия). Оно считалось подобным Христу, “двухгубо” – духовно и телесно, и духовная сущность его непостижима, как непостижимо рождение Христа. Буквенные знаки так же священны. В церковнославянских текстах имеется запрет имени Бога. С ним связана древнейшая практика идеограмм, как сокращенных написаний святых слов под титлом. Титлы создают вертикаль “Бог (небо) – человек (земля)”. Титлы – это повторяющиеся элементы святости в буквенных знаках. В современном русском языке они исчезли. Иконографические знаки так же имели повторяющиеся элементы сакральности – изображение нимба, тернового венка и т.д. Каждая буква имела свое художественное изображение, звучала (пелась) и имела свой символический знак (цифру).

В средние века в русской культуре существовала диглоссия. На церковнославянском языке писали, но не говорили. Это был книжный, кодифицированный (имеющий особые правила) язык. Простой разговорный язык использовался повсеместно и письменно, но для говорения (оглашения). Параллельные тексты на церковнославянском и русском разговорном отсутствовали. Средневековые книжники стремились сохранить и воспроизвести “святую старину”, поэтому боялись любых, даже чисто формальных, вариаций в выражении сакральных смыслов, требовали особой точности при воспроизведении священного текста. Они не нуждались в специально подготовленных учителях, не учились в школе. Верующего учили читать священники, которые не были учителями в современном понимании. Учителями для всех русских книжников стали признанные христианской верой отцы Церкви, оставившие свои книжные “поучения”. Система образования сложилась только в XVI-XVII вв.

В Церкви используется язык Писания – церковнославянский. Раньше он использовался в книжно-письменной культуре. Этот язык является развитием древнеболгарского языка. Ему учились только из книг. Он был основой Церкви, основой православной образованности. Православная литература состоит из жанров: I. конфессиональная (1. литургическая: служебники, требники, часословы, минеи; 2. Каноническая: Священное Писание); II. конфессионально-светская (1. церковно-ораторская; 2. полемическая); III. светская.

Православный верит, что “от слова – станется”, что только по правильным книгам можно спастись. Христианская философия языка утверждает могучую созидающую силу слова: согласно Библии мир возник через Слово. Бог произнёс Слово, и это стало актом творения. Библия исходит из предопределённости смешения языков, и вместе с тем стремится преодолеть языковые барьеры: 1) первоначально существовал единый и совершенный Язык Адама; 2) потом произошло смешение и рассеяние языков в наказание за людское тщеславие во время творения Вавилонской башни; 3) “искупление языков” через чудесное “говорение языками”. Потребность в новых переводах и толкованиях Писания обычно является проявлением и фактором различных еретических и схизматических движений в Христианской Церкви (леферовцы в католицизме, старообрядцы в России и т.д.). Например, в старообрядческом символе веры звучало: “во имя Отца и Сына и Святого Духа”, а в “Никонианской праве”: “во имя Отца, Сына и Святого Духа”. Долгое время неприкосновенность богослужебных книг охранялась законом. Стоглав (Свод законов 1551 г. из 100 глав) обязывал сверять каждую новую книжку с исправным оригиналом и конфисковывать неисправные книги.

Только в 1858 году Синод РПЦ разрешил начать работу над переводом Писания на русский язык. В 1876 году была издана полная Библия на русском языке.

В православии высшим подвигом является подвиг любви, подвиг святости как пребывания в Боге. К идеалу обожения (теозиса) в условиях земного пространства и времени наиболее подходят святые (Василий Великий: “Бог вочеловечился, чтобы человек обожился”). “Святой, - пишет Ж. Лакан, - не творит милости, не делает ничего на потребу. Скорее он становится сам отребьем, он непотребствует. Лишь святой остаётся ни с чем, с пустыми руками”. Жития святых были широко известны русскому народу. Они входили в состав “Четьих-Миней”, в которых предлагались живые примеры из русской жизни, близкой и понятной каждому. В житии нам предстаёт обретение и раскрытие вечного, биография же – описание временного. Житие есть икона, мощи, императивный (священный) знак.

Аскетическая литература посвящена Безмолвию, умной (Иисусовой) молитве, идее ухода от мира, самоотречения и удаления от житейских забот. Именно Безмолвие является границей любой религии. Знаки Безмолвия есть обозначение сакрального. Говорится то, что не запрещено Безмолвием.

В России традиция исихазма была возрождена святителем Тихоном Задонским (1724 – 1782) и старцем – подвижником Паисием Величковским (1722 – 1782). По текстам, озвученным святыми отцами, всякое внешнее доброделание есть только цвет, плод же есть внутреннее духовное делание молитвы Иисусовой. Исихасты ввели киновиальный монастырский устав, который запрещает иметь что-либо свое, кроме нескольких икон и книг. Исихаст должен быть погружен в Безмолвие, которое и есть бесстрастность, кротость, любовь и сострадание, т.е. неземное, священное, чем стоит дорожить.

Св. Григорий Палама считал, что человеку дана возможность творить нечто, а Страшный Суд будет судить именно о том, как и насколько человек осуществил в земной жизни своё творческое предназначение. Согласно Паламе, творчество – это совместное с Богом действие человеческого духа, богодействие, а Слово – это символическое отображение Боговоплощения. Симеон Новый Богослов писал о внутреннем богообщении и богопознании, о том, что Фаворский Свет – это онтологическое свойство Бога. Этот неизреченный Свет видится только умными очами. Симеон обосновал этапы умного делания (духовного развития). Он отметил, что первый образ молитвы – это когда молящийся соединяет с молитвословием воображение; второй – заключается в рассуждении, в отвлечении от всего чувственного. Высшим образом молитвы Симеон Новый Богослов считал умную молитву, когда ум держится в сердце и оттуда совершает молитву. Аскет должен соблюдать следующие принципы: подчинение истинному духовному отцу, чистота совести, беспечность о вещах, совершенное беспристрастие (распятие в миру), безмолвие, уеденненость (в келье или исихийятрионе). О Фаворском Преображении Господнем писал Леонтий Карпович. По его мнению, преображение человеческой души происходит “по образу и подобию” Божия Преображения. Оно осуществляется в две стадии: 1) нравственное перерождение человека; 2) мысленное преображение души. Карпович ввел в богословие понятия: “крестное яблоко” (подвиг земной жизни как единственный способ стяжать жизнь на небесной Родине) и “поднять смерть” (умертвление в себе ветхого человека и тем самым участие в собственном спасении). Литовский богослов Константин Философ ввел принцип архаизации языка (обожения букв). Он считал, что каждая буква в слове имеет особый смысл, и изменение или ошибка в написании может изменить смысл всего речения. Для него познание было не что иное, как называние. Понять вещь означает назвать ее, то есть угадать ее истинное имя. Читать текст значит войти в сферу влияния самой материи, разница между субъектом и объектом восприятия отменяется. Константин Богослов был предшественником современной семиотики. Он с помощью метафизики смог узнать о существовании “виртуальной”, божественной реальности. Бог-Слово есть эквивалент современного термина “гипертекст”. Мир есть текст (Слово). Мир есть Иисус. Приобщаясь с помощью священных книг к сакральному гипертексту, осуществляя умную молитву, ведя праведный образ жизни, человек проходит Преображение Фаворским Светом и возвращается на небесную Родину.

Православный дискурс представляет реальность как знаковую систему. Реальность такова, какой ее описывает ее язык. Говоря о Природе, православные христиане скорее рассуждают о небытии. Ничего нет, потому что нет ничего для того, чтобы быть. Никакие мыслимые предикаты ни применимы к сущему. Это Божественный Мрак. Он достигает неподвижности в тождестве, заключенном в вечное настоящем. Только оставив за своими пределами время и становление, он существует. Здесь присутствует момент наивысшего принуждения – сотворение этого мира и отказ от него. Чтобы понять Божественный Мрак, надо высказать все “нет”, которые возникают в различении. Мы не можем знать, является ли путь, на который мы вступили, путем “хорошего”, “должного”, “необходимого” или же только путем “невозможного”, “запрещенного” и “плохого”. Только будучи объектом мысли человек существует. Ложь, выдумка, обман, стоит их произнести вслух, становятся равными истине. Социальная жизнь христианина ирреальна, потому что создана симулякрами. Слово же Божье создает объекты (референты): чувства, мнения, веру, - саму реальность.