Теология алкоголизма Венедикта Ерофеева

Так как алкоголики управляются высшими, абстрактными принципами, то они – философы. Таким философом является и Венедикт Васильевич Ерофеев. Он родился в 1938 году на Кольском полуострове в г. Кировске Мурманской области. Это известный прозаик, драматург и эссеист. Ерофеев учился в МГУ (1956 – 1957), откуда был отчислен за непосещение занятий по военной подготовке, затем – в Орехово - Зуевском, Коломенском и Владимирском пединститутах. Жил без документов, по идейным соображениям уклонялся от службы в армии. Он много читал, зарабатывал на жизнь тяжелым физическим трудом.

 Список произведений В. Ерофеев: “Благовествование” (1962), “Москва – Петушки” (1969), “Дм. Шостакович” (1972), “Василий Розанов глазами эксцентрика” (1973), “Саша Черный и другие” (1982), “Моя маленькая лениниана” (1988), “Вальпургиева ночь, или шаги командора”.

 
Писатель обращается к гибридно-цитатному языку – полиглоту в форме пастиша (самоиронии). Вторичная коннотация, активная деконструктивистская работа (переделка) привели к появлению бесчисленных “следов”, отсылающих к пространству культуры – высокой и низкой. Сергей Чупринин считает, что поэма “Москва – Петушки” является исповедью алкоголика и восходит к традиции так называемой низовой культуры, устного народного творчества. Владимир Муравьев называет ее противоироническим произведением (“черным юмором”), иронией перекошенной на российский абсурд. Для Андрея Зорина алкоголь в поэме является заменителем карнавала и силой противостоящей тоталитаризму. Интересна и трактовка А. Кавадаева. Он считает, что это произведение является по жанру “житием”. Углубляет эту тематику Н. Верховцева – Друбек, которая указывает, что венечкины состояния пародируют страсти Господни. Петр Вайль пишет, что Ерофеев создал мир, в котором трезвость – аномалия, пьянство – закон, а Венечка – пророк его. Ближе всего к шизоаналитическому видению подошел В. Курицын, который отметил, что в поэме даны все элементы загробного путешествия, соответствующие православному канону: возвращение – мытарства – рай – ад – обретение места. Теперь я хочу дать свою интерпретацию поэмы в соответствии с практикой шизоанализа. Этот метод помогает по-новому взглянуть на проблему алкоголизма нашего общества.

Шизоанализ – разновидность деконструктивистского анализа, в основе которого лежит: 1) отказ от асоциальных образов индивидуализма; 2) создание теории маргинальных групп; 3) отказ от трансгрессии, признание ее частью самой социальной стратегии и замена ее желанием, как синонимом революции; 5) окончательный отказ от языка, как уникальной среды (Ф. Гваттари, Ж. Делез). Шизоаналитик использует особые шизофренические слова – слова-желания, слова-страсти. Шизофреническое бессознательное – бессознательное, которое утверждает фрагментированные, раздробленные множественности. Существует и особое понимание шизофрении. Шизофрения: 1) болезнь, когда чистый поток экзистенции подвергается воздействию структур, кодов, систем и аксиом, приостанавливающих его свободное излагание; 2) процесс становления, обозначающий микропорождение желания, порождения парциальных объектов.

Перед каждым человеком всегда стоят особые проблемы эпистемиологии – это проблемы того, как каким образом мы что-либо знаем, или, более точно, каким образом мы узнаем, каков этот мир, и что мы за существа, которые вообще могут знать нечто о данном предмете. Шизоанализ предлагает изменить мировоззрение алкоголика, который страдает в этом больном шизофренией обществе. Порочное окружение вынуждает алкоголика пить алкогольные напитки все больше и больше. Средство лечения – вызов состояния шизофрении как процесса изменения сознания.

Существуют схизматические коды, которые предполагают состязание, соревнование. Это такие установки как: доминирование / подчинение, демонстрация / рассматривание, оберегание / зависимость. На этом построена вся западная культура. Ерофеев предлагает комплиментарные коды, предполагающие усиление взаимоуважения, взаимопомощи и любви. Западный путь – это схизмогенез, который сопровождается нарастающими изменениями; прогрессирующей дифференциацией.

Венечка – алкоголик с высокой духовностью, представитель комплиментарной культуры, добровольно подчиняется алкоголю (“Ну, раз желанно, Венечка, так и пей… Господь молчал”). Это тип высшей алкогольной культуры – анонимный алкоголик. У него есть особые отличия. Ерофеев отмечает особые “русские” глаза: “Они постоянно на выкате … но зато какая мощь! Эти глаза не продадут, ничего не продадут и ничего не купят. Что бы ни случилось с моей страной”. Главный персонаж “Москва – Петушки” говорит: “Мое завтра светло. Да. Наше светлее, чем наше вчера и наше сегодня”. “Жизнь прекрасна” – таково мое мнение”. Венечка философствует: “Мне как феномену присущ самовозрастающий Логос… Так слушай. То будет день, “избраннейший всех дней”… И сольются в поцелуе мучитель и жертва; и злоба, и расчет покинут сердца”.

Кающийся алкоголик может выбрать только “трезвость, а не пьянство”, а не просто “трезвость”. Венечка говорит: “Я болен душой, но не подаю вида”. Его вселенная всегда остается поляризованной и всегда несет в себе обе альтернативы. “Одномерности” в жизни не существует.

Трезвая жизнь алкоголика заставляет его пить, подталкивает его к интоксикации. Любая процедура, укрепляющая стиль его жизни в трезвом состоянии, не сможет взять под контроль его тягу к алкоголю. Интоксикация призвана обеспечить некоторую субъективную коррекцию патологии, создаваемой трезвым образом жизни. Трезвость ошибочна, а опьянение истинно. По сравнению со здоровым, нормальным человеком алкоголик более уязвим или более чувствителен к тому факту, что безумные постулаты заводят его в тупик. Алкоголь часто используется как анестезия от обычного горя или физической боли.

После самой первой рюмки мотивация к трезвости обращается в ноль. “Вы уже по 50 грамм выпили – я могу налить еще по 50 грамм”. Будучи “капитаном своей души”, алкоголик не может открыто желать или приказывать себе быть пьяным. “Капитан” может приказывать только быть трезвым, однако все его приказы не выполняются.

Алкоголик должен пережить поражение от алкоголя, чтобы убедиться в необходимости перемен. Надо быть побежденным бутылкой и осознать это. Таков первый духовный опыт. Миф о власти над собой разрушается демонстрацией превосходящей силы. Это есть первый шаг к созданию новой эпистемиологии. “Вечером – бесстрашие, даже если и есть причина бояться, бесстрашие и недооценка всех ценностей. Утром – переоценка всех этих ценностей, переоценка, переходящая в страх, совершенно беспричинный”.

Акцент теологии алкоголика ложится не на “Я преуспел”, а на “Я могу”. Это навязчивое желание принять вызов, отрицание утверждения “Я могу”. После того как алкоголик начал страдать от алкоголизма, сделался мишенью для упреков, этот принцип гордости мобилизуется на поддержку утверждения “Я могу оставаться трезвым”. Однако, характерно, что успех этого начинанья разрушает “вызов”. Недопустимо, чтобы произошло изменение контекстуальной структуры алкоголика. “Единожды алкоголик – навсегда алкоголик”. Надо заставить его поместить свой алкоголизм внутрь себя.

Компонент вызова алкоголической гордости связан с принятием риска. Как только появляется вероятность успеха, алкоголик чувствует вызов рискнуть выпить. Элемент “невезения” или “вероятности неудачи” помещает неудачу вне границ самого себя. Этот принцип “рискуй и гордись” равносилен самоубийству. Так называемая гордость алкоголика всегда предполагает реального или фиктивного другого.

Алкоголики могут казаться упрямыми, но они не тупы. Гордость алкоголика – это ирония, целенаправленное усилие к испытанию “самоконтроля” со скрытой, но недвусмысленной целью доказать, что “самоконтроль” неэффективен и абсурден: “Это не работает”. Финальным выражением ее служит действие – выпивка. Алкоголик терпит дискомфорт трезвости до пороговой точки, за которой эпистемологию “самоконтроля” ждет банкротство. Героическая борьба с бутылкой, этим фиктивным “другим”, заканчивается “поцелуем примирения”. Человек привык постоянно проверять неприятное. Это отличает его от животного. Многократные эксперименты с выпивкой приводят его к мысли о существовании системы, большей, чем он сам.

Борьба алкоголика с искушением – это состояние крайне неприятное и явно нереалистичное. Единственная альтернатива этому – напиться. Как пишет Ерофеев в “Записках психопата”: “Единственное, что у тебя остается, - водка, а ты пьешь ее осторожно, крадучись, исподтишка … И все это – ради высших целей!”. Выпивка – это средство единения людей. Причащение вином в ритуалах всегда означало социальную агрегацию либо в религиозной “соборности”, либо в секулярном товариществе. Алкоголь заставляет индивида видеть себя и действовать как часть группы, т.е. обеспечивает комплиментарность отношений с окружающими.

В “Записках психопата” Ерофеев утверждает: “Алкоголь – спасение!”. Спасти можно только алкоголика “достигшего дна”. “Дно” – это приступ паники, предоставляющий благоприятный момент для изменений, но не гарантирующий этих изменений. Ерофеев в “Записках” указывает, что “быть ниже – по свидетельству физических законов – гораздо более устойчиво!”. Алкоголик никогда не согласиться пить под контролем. Эта паника происходит от обнаружения того, что эта система больше, чем он сам. Опека и помощь сохраняют его неустойчивое равновесие.