Мне нужна Пасха!

                Мне нужна Пасха.



   Мне нужна Пасха, потому что моя Юля уже почти год, как умерла, а как же я один?.. Без нее?.. - У меня же по сути больше и нет никого: я сирота.

   Надо мне только успеть памятник на ее могилку поставить, чтобы было все так, как надо, как и полагается, как и нужно, как должно быть - чтобы все было, как у людей... И Пасху надо отметить: много лет назад нас водили в церковь на службу сестры милосердия - я еще и сейчас как-то не воспринимаю все, что связано с Богом без них… Мне надо приехать туда к ним, в сестричество: дожить! Может, переночевать где-то в церковном домике, пусть даже и в подвале, если мне разрешат… Иконки потом мне, наверное, совсем простенькие, картонные подарят, а я их своим соседям, скорее всего, потом почти все за короткое время передарю - мне не жалко, пускай тоже купаются в благодати Божьей, по-своему спасаются, воцерковляются – пускай будет все у них в жизни светло и хорошо… Поставлю свечки, колечко новое, наверное, красиво блестящее только что отлитым, совсем свежим еще серебром я потом еще в церковной лавке при этом храме куплю…

   Христос воскресе!.. Все радостные стоят, от избытка охвативших их чувств обнимаются, поздравляют друг друга! А у меня еще даже памятника, хотя бы самого простенького нет у моей самой родной мне второй половинки!.. - Не могу я так больше, чувствую, что давно уже сам не свой… тяжело, очень тяжело - может, не дойти мне уже до Светлого Христова воскресения эти несколько длинных или коротких недель, ставших неожиданно какими-то словно обледеневшими для меня, скользкими, по непрестанно ускользающе несущейся куда-то вдаль дороге дней… Как будто бы горе обступило со всех сторон и бесповоротно сдавило грудь - и нет от него спасения! Словно совсем один теперь я, как будто бы безвозвратно уже потерялся на этой земле!.. Только вот верю еще, что Бог есть Любовь, и каждый день словно бы чувствую это…

  И снится мне ночью однажды, что мое сиротское сердце уже разорвалось… потому что не выдержать мне, не дотянуть до той, земной, какой-то совсем далекой, ставшей что ли нереальной для меня теперь Пасхи, потому что ждет меня моя любимая уже не здесь, уже совсем вовсе и не на земле. – А как же я теперь без нее?..

   Во сне как будто бы Бог дал мне тогда увидеть всех моих старых знакомых, даже из детского дома, живущих сейчас на земле, и улетая уже совсем, как будто бы навсегда на Небо, я сверху всех их даже перекрестил…






                Божья Мать.

   - Подпиши, что квартирку свою нам продаешь, - говорит он. – И бандитский нотариус тут рядом стоит… Опаивали они до этого меня долго. А тут, наверно, еще что-то особое подлили…

   Ну вот, ты уже наверху… Зачем там через дверь выходить? С девятого этажа спрыгни, - ты же теперь все можешь, как от батута от козырька оттолкнешься. Не медли, и не плошай!

   А я еще, когда только выпустился из детского дома… дал зарок, что другим, более слабым всем моим друзьям помогу. Как только более-менее что и как там в самостоятельной жизни пойму. Только обоснуюсь тут и приду за вами, ребята…

   Открывает этот дядя быстро окно, помогает залезть:

  - Не медли, не медли, давай поскорей!

   И тут я понимаю, что дьявол он. И меня обманул. Лечу и знаю уже, что разобьюсь. И все насмарку. Никому я уже не помогу. А так хотелось:

   - Матерь Божья, помоги всем нам: всем, кому я хотел помочь, и мне, если можно! – успеваю прошептать или крикнуть перед самым страшным приближающимся козырьком. – Только Ты – Мать всех сирот и Заступница тех, у кого нет родителей… Только в Твои Самые Пречистые руки все вручаю.
               
                Аминь.


                Жена.

   Он работал в полиции. Приходил всегда с работы уставший. Строгий. А любящая жена окружала его заботой, вниманием… Для детей всегда важно правильное воспитание! И оно у них было, потому что жена все всегда держала в доме под своим чутким и неусыпным контролем. Как опытный и идеальный кормчий их корабль в каком-то правильном направлении верно всегда вела…
И вот ее не стало… - Но этого не может быть! И для него она все оставшиеся годы так рядом, словно как-то что ли незримо его охраняя, жила! Присутствовала в его жизни. Под каждым кустиком, посаженным ее заботливой доброй рукой на даче... Словно глядела на него и пребывала с ним во всем неожиданно расширившимся до каких-то необъятных размеров пространстве...

   Он потом уже как-то медленно, словно в каком-то смутно мучившем его забытье босой и даже, наверное, давно уже и не мывшийся, потому что некому было за ним доглядеть, ходил по дачному поселку и что-то про себя постоянно еще бормотал на понятном уже только ему одному странном и неразборчивом для всех жалевших его окружающих языке… Но жена была – он всегда в это незыблемо верил - рядом с ним! Даже смерть не могла их разлучить!.. - И это было для него всегда самое главное!


                Цветы.


   Утонул он потом. Утонул. Нюхал клей. И потом утонул!

   Как-то там пытался по-своему жить. Где-то в компании там, в подвале. Они потом все бросили нюхать. После того уже, как он утонул... За небольшие деньги сажали они в больнице цветы. Грядки копали. Помогали. Одно время, не имея дома, жили при строящемся храме... Деревянные кресты, еще помню, которые на купола потом подняли, красили золотой краской...

    Нет его уже у нас на земле, нет. А цветы там, где тогда они работали, уже много лет растут самые необычайно красивые. Высокие. Почему бы это? Не знаю...

   А зовут его, если мне не изменяет память, Сашей... Может кто-нибудь в своих молитвах помянет... И помоги всем нам Господь жить в этой жизни по совести: так, чтобы другим людям от этого было светлее и легче...


                Аминь!