Сердце аристократа. Часть 25

- Мамочка, расскажи ещё про чудесный сад и волшебных птиц.
- Хорошо, моя милая. Этот сад очень большой и очень красивый, и в нем найдется место для каждого. Там растут деревья с золотыми ветвями, розовыми листьями и душистыми белоснежными цветами. А на ветвях сидят прекрасные птицы. Их перья сверкают и переливаются всеми цветами радуги. А ещё у каждой птицы вместо птичьей головки - лицо красивой девушки.
 - Эти птицы... они большие, да?
- Да, моя детка. Они размером с человека. И все они разные. Есть птица, которая предсказывает будущее. И та, которая навевает сказочные сновидения. И птица, которая защитит, утешит и согреет когда тебе страшно, одиноко и холодно. Есть птица, которая врачует. И птица, которая спасает жизнь.
- А птица, которая убивает и казнит - она тоже есть?
- Нет, милая. Такой птицы там нет. Там никто никого не убивает. Там все живы и счастливы... очень счастливы.
- Мамочка... как хорошо!

Мамин голос смолк, а руки, нежно обнимавшие Ламбертину вдруг превратились в огромные птичьи крылья, окутав безграничным теплом и покоем.

"Как хорошо... - повторила она, уткнувшись в них лицом. - Мне так тепло. И совсем не страшно. Я в безопасности"
Она провела щекой по мягким птичьим перьям... и вдруг почувствовала, что её лицо нежно гладит чья-то рука. Рука мужчины.

- Любимая... - услышала она чуть хрипловатый, такой знакомый голос и чуть не задохнулась от радости:
- Дик, я так соскучилась. Где ты был?
Повернула голову и увидела лицо мужа. Он был живой и рядом с ней. Так близко.

- Ты все сделала правильно, Ламбер. Моя девочка, ты всё сделала правильно...
Его голос смолк. Ламбертина потянулась к мужу, но ее руки обняли пустоту. Рядом уже никого не было...

Она лежала совершенно одна, жалкая, маленькая и беспомощная, как брошенный новорожденный младенец посреди огромной безлюдной площади. Булыжники мостовой впивались в спину, причиняя тупую ноющую боль. Вдали, в темноте горели факелы, развевались трехцветные флаги и слышались ожесточенные крики людей. Прислушавшись, она услышала грязную брань и угрозы. Толпа с ревом приближалась к ней...

- Диксон?! - закричала она с неистово бьющимся сердцем... и проснулась.

Сердце колотилось где-то в горле, спина болела от грубого жесткого ложа. Впрочем, это всё-таки была кровать, а не просто брошенный на пол грязный матрац, как во многих других камерах тюрьмы Ла Форс. Здесь у нее была даже подушка и тонкое шерстяное одеяло. Одиночная камера Ламбертины имела еще относительные удобства. Здесь находился даже небольшой столик, вплотную придвинутый к противоположной стене. Рядом с ним стояла хромоногая деревянная табуретка. Этими удобствами она была обязана гражданину Станиславу Маяйру, о чём он не преминул сообщить ей во время своего визита.

- Видишь, Ламбер, я все-таки забочусь о тебе, - улыбнулся он молодой женщине. - Отдельная камера куда лучше, чем торчать в комнате без окна, переполненной другими заключенными и спать на грязном матрасе, набитом клопами.

- Я вижу, как ты заботлив, Станис, - усмехнулась Ламбертина, когда он в очередной раз посетил её после перевода в Ла Форс.
- Теперь всё зависит только от тебя, Ламбер. Твоя жизнь только в твоих нежных ручках.
- Правда? - вскинула голову Ламбертина. - Я полагала, она в руках трибунала.
- Ты не веришь в справедливость революционного трибунала?

Майяр встал из-за столика, за которым сидел и прошелся по камере. Она была еще довольно просторной - шесть больших шагов от двери до противоположной стены с маленьким зарешеченным окошком. Ламбертина как-то отрешенно считала его шаги.  Майяр вернулся к кровати и сел рядом с ней.
- Так что же, Ламбер? Ты не веришь в законность, справедливость и милосердие республики? Если ты действительно не виновна, тебя оправдают.

Ламбертина по-прежнему молчала.

Майяр, начиная раздражаться, грубо сжал её исхудавшую руку:
- Убеди присяжных в своей невиновности и преданности революции и республике, и тебя сразу же отпустят. Мне ты до сих пор не хочешь говорить, кто этот Фернель и откуда ты его знала. Хотя, торчишь здесь уже почти три недели. Хорошо. Тогда расскажи это присяжным, моя крошка. Убеди их, что ты невинна перед республикой, как агнец божий,  - он схватил её за подбородок и грубо развернул к себе, сжав другой рукой ее грудь и целуя в шею.
- Не трогай меня! - Ламбертина судорожно дернулась в сторону.
- Какая недотрога! А когда-то тебе это очень нравилось, - захохотал Майяр. - И я не был тебе столь противен. Вспомни, как ты сама лезла ко мне, как похотливая кошка.
-  Станис, уйди...
- Хорошо, я уйду, - Майяр поднялся, отряхивая камзол. - Больше я не приду и не буду тебя уговаривать, Ламбер. Хочу лишь напомнить... возможно, ты запамятовала это, сидя здесь... что по новому закону, учрежденному министром юстиции Дантоном, революционный трибунал отныне выносит обвиняемому только одно из двух решений - либо признает невиновным, либо отправляет на гильотину. Подумай об этом. И до встречи в трибунале.

Продолжение: http://proza.ru/2023/06/16/1548