Баррикады. Глава 44

Глава 44. Бумеранг


В военный госпиталь приехала весьма внушительная делегация в составе капитана Кирилла Егорова, начальника силового блока Бориса Решко и нескольких дэгэбистов, которые вели в наручниках дрожащего черноволосого парня, на котором не было лица. Решко сразу направился со своими ребятами к пострадавшим силовикам, чтобы справиться о состоянии их здоровья и провести процедуру опознания радикала. Егоров тем временем пошёл искать Наталью Петровну Бабенко, чтобы договориться с ней о возможности привлечения к опознанию Анастасии Артамоновой, так как она тоже была в числе тех, кто умывал молодчика, напавшего на спецназ, и видела его без «грима» на лице.

На входе в блок «Т» дэгэбиста встретили двое подтянутых парней в военной форме с оружием. После проверки документов и созвона с кем-то, они повели силовика по коридору. В военном госпитале Егоров не был уже давно, чему, впрочем, был рад, так как сюда попадали люди после боевых ранений, полученных в результате вооружённых конфликтов, в том числе и при задержании особо опасных преступников. Егорова эта участь пока что миновала. Суеверным человеком он не был, но и попадать лишний раз в это учреждение не особо стремился. Но теперь, оказавшись в нём по воле случая, обратил внимание, насколько оно преобразилось за последние годы. На окнах и многих дверях не было ручек, каждая дверь открывалась с помощью специальных карт и кодов. В помещениях при этом сохранялась оптимальная температура и было не душно – работала система климат-контроля. Ни проникнуть, ни сбежать отсюда не было никакой возможности – работало несколько уровней защиты.

Егоров отметил, что система безопасности здесь поставлена на довольно высокий уровень, даже сильнее, чем в управлении ДГБ. Впрочем, это было обусловлено не только тем, что сюда попадали люди, участвовавшие в специальных операциях и получившие ранения разной степени тяжести при исполнении служебного долга (их персональные данные, как и данные о состоянии их здоровья, представляли государственную тайну), но и тем, что здесь находился медицинский архив с данными о сотнях людей, которые проходили здесь лечение и реабилитацию, за последние 40 лет. Отдельный сектор этого архива сохранял информацию о препаратах, которые разрабатывались специально для военных, но многие так и не вышли в серийное производство и не прошли полный цикл испытаний, так как страна, которая выступала заказчиком разработок, прекратила своё существование.

Егоров с сопровождавшими его военными дошли до дверей с кодовым замком. Один из парней ввёл комбинацию, и дэгэбиста запустили внутрь, где его встретил Василий – высокий подтянутый парень с жиденькими усиками, одетый в военную форму. Вылитый тебе Шарапов! Он взял дэгэбиста под свою ответственность и проводил его до ординаторской. Лечащий врач Анастасии Артамоновой, Бабенко Наталья Петровна, сидела у компьютера в распахнутом белом халате, по привычке наброшенном на чёрный комбинезон.

За время, пока Егорова вели по коридору, она распорядилась в срочном порядке пустить в бокс, где находилась Калинкова, специальный препарат «Нейросон» – снотворный газ мгновенного действия, содержащий в своём составе дитилин и ещё несколько компонентов, разработанных в НИИ Генетики и экспериментальной медицины. Действие препарата напоминало наркоз, но он был не настолько глубокий, в какой обычно впадают пациенты при хирургических вмешательствах. И от обычного наркоза его отличало то, что он был контролируемый – препарат был многокомпонентный, и один из компонентов, вводимых позже, позволял пробудить человека столь же быстро, сколь быстро он и засыпал. Препарат ещё проходил испытания и применялся лишь в экстренных ситуациях. Сейчас, по мнению Натальи Бабенко, была именно такая.

В этот момент обездвиженную Калинкову должны были переводить на нижние уровни блока «Т», куда выходил один из секторов бомбоубежища, построенный ещё при Советском Союзе. Там была хорошая вентиляция, резервный генератор для непрерывной подачи электричества, запасы еды, воды и необходимых препаратов.  Попасть туда дэгэбисты вряд ли смогли бы, даже если бы всё здесь перешерстили и допросили весь содержащийся тут персонал. Но Наталья знала: ребята стойкие, выдержат.

В ординаторскую зашёл Василий и доложил, что с ней хочет говорить сотрудник департамента государственной безопасности – капитан Егоров. Бабенко встретила дэгэбиста довольно холодно, продолжая сидеть в своём кресле у монитора.

–  Здравствуйте, Кирилл Александрович. Мне не доложили о цели вашего визита, сообщив о том, что вы будете говорить со мной лично, – начала она.

Сейчас самой главной задачей для Бабенко было потянуть время, чтобы её ребята успели подчистить следы пребывания Калинковой.

– Наталья Петровна, здравствуйте. Мне нужна проходящая у вас лечение Анастасия Артамонова, – начал Егоров.

– Кирилл Александрович, вы же знаете правила. На время прохождения лечения пациентами здесь, любые визиты исключены.

– Наталья Петровна, поймите. Сейчас проходят следственные действия. Нами пойман преступник, вероятно, совершивший ночью нападение на спецназ. Это произошло на Настиных глазах, и она должна его опознать.

– Вы же понимаете, что встреча с преступником станет для Насти новым спусковым крючком и повлечёт за собой серию новых панических атак. Вы уверены, что именно этого хотите для девочки? Простите, для вашей сотрудницы. 

– Я хочу, чтобы она опознала преступника.

– А дальше что? Нам снова выводить её из этого состояния? – говорила Бабенко, направив пристальный взгляд на Егорова. – Вам Настя нужна здоровой? Или вы хотите упрятать её сюда на подольше?

– Наталья Петровна, нам сейчас не до шуток…

– Вы не поверите: мне тоже, – Бабенко была непреклонна. – Своими действиями Насте вы только навредите!

– Наталья Петровна, я редко когда вас о чём-то прошу. Но позвольте мне увидеться с Настей. Хотя бы в порядке исключения, – учтиво, но настойчиво продолжал Егоров.

Женщина-врач замотала рыжей головой.

– Это исключено, Кирилл Александрович. Сегодня утром у неё уже была одна встреча. К ней приходила сестра. Во время её визита у Насти случился нервный срыв. Мы вытаскивали девочку с огромным трудом. Сейчас она проходит восстанавливающие процедуры, после этого у неё назначена беседа с психологом. И я настоятельно попросила никого из сотрудников ДГБ к ней не пускать до полного восстановления.

Мысли о том, что её пациентка, Анастасия Артамонова, доложится своему шефу о пребывании в блоке «Т» Калинковой, не давали Бабенко покоя. Однако внешне она держалась уверенно и отстранённо.

На противодействие сотрудников военного госпиталя Егоров не рассчитывал. Он чувствовал себя уставшим и был очень озадачен. Если к ночи, проведённой без сна, ему было не привыкать (заниматься следственными действиями и проведением обысков и допросов в ночное время было для него и его подчинённых обычным делом), то события последнего вечера и утра его совершенно выбили из колеи.

Он совершенно не понимал, как журналистка Вероника Калинкова, находящаяся у них в разработке по делу о краже научной разработки из Адмиральского кораблестроительного университета, смогла бесследно исчезнуть из больницы, утерев тем самым нос всему их отделу. Не понимал, как удалось сбежать молодчику из больницы, который так просто вырубил электрошокером двух обученных бойцов их спецназа и вылез через окно больничного сортира. И на его поиски сейчас были направлены все силы ДГБ. Они бы давно уже вышли на его след, и Егоров лично, с особым пристрастием (а может, и без него, учитывая бессонную ночь и отсутствие сил) допрашивал бы зарвавшегося молодчика. Но поиски стали невозможны из-за одной глупой и банальной детали – ни на одной из камер Адмиральска не осталось записей, на которых был бы зафиксирован этот отморозок или хотя бы направление, в котором он покидает территорию больницы. Доступ к камерам, помимо полиции, имеет начальник управления земельных ресурсов Адмиральской мэрии Иван Стешкин, который ранее возглавлял отдел автоматизации. Однако длительный допрос, который был проведён с ним рано утром, результатов не дал. Стешкин упорно утверждал, что к удалению записей с больничных камер он отношения не имеет. Егоров догадывался, что чиновник лукавит и многого недоговаривает, ибо на записях содержался не только побег молодчика. Они могли пролить свет и на детали таинственного исчезновения Калинковой, в том числе и дать выяснить направление, в котором она скрылась. Но Стешкин был крайне осторожен в своих словах, на вопросы Егорова давал чёткие лаконичные ответы и не реагировал на угрозы.

Ничего не дала и беседа с отцом Калинковой, который, как оказалось, был абсолютно не в курсе дел своей дочери и даже проверка на детекторе лжи это подтвердила. Также мужчина отказался подписывать бумаги, которые бы дали дэгэбистам основание объявить Стешкина подозреваемым в деле о похищении прибора. И даже аргумент о том, что эти бумаги позволят установить впоследствии круг причастных к возможному нападению на его дочь, на Николая Калинкова не подействовал. Он указывал на то, что в документе он видит только фамилию Стешкина, и у него нет никаких оснований считать, что к нападению на Веронику причастен именно он. И даже когда ему были продемонстрированы уже не скриншоты, а вся запись личного досмотра Вероники в специальном помещении охраны Адмиральской мэрии, на эмоции он не поддался и на уступки не пошёл. Как и в своей квартире, куда дэгэбисты нагрянули с обыском, отец фигурантки продолжал твердить, что не в курсе, где и при каких обстоятельствах были сделаны эти снимки и эта запись, а о том, что его дочь является соучастницей эпизода с похищением какого-то прибора, которое организовано чиновником высокого ранга, он знает только со слов дэгэбиста.

Потом был допрос радикала и его жертвы, на который, по мнению Егорова, они потратили очень много времени. Последней же каплей для капитана ДГБ стал его разговор с фотокором Дорогиным, который напрочь отказался передавать дальнейшие сведения и заявил, что рассказал о вербовке своему начальнику. И вот теперь здесь, какая-то врачиха, которой он имел неосторожность позвонить ночью и попросить о помощи, так как был напуган состоянием Насти и присутствием в больнице лишних глаз и ушей, которые видели и слышали её в таком состоянии, запрещает ему встретиться с его сотрудницей – той самой, которая нарисовала фоторобот преступника и наверняка сможет его опознать.

– Наталья Петровна… – Егоров практически испепелял её взглядом. – Если вы не хотите по-хорошему, я ведь и заставить могу. Вы сейчас препятствуете следственным действиям. Это не останется без внимания нашего и вашего руководства. Хотите проблем на работе?

– Ты забываешься, Егоров. С какого момента ты такую власть почувствовал? – резко оборвала его спич Бабенко, стукнув кулаком по столу. – Забыл, как ночью сам мне звонил и просил приехать в Первую городскую больницу, чтобы помочь вашей Настеньке выйти из шока? Чего ты сейчас добиваешься? Чтобы она снова пережила подобный срыв? Может, тебе и всё равно, Егоров, а мне – нет. И сейчас ты пойдёшь отсюда вон.

Бабенко нажала кнопку.

– Подследственных своих будешь запугивать. Со мной такие штучки не пройдут.

Спустя несколько секунд в дверях появился тот же военный, который сопровождал дэгэбиста в ординаторскую.

– Василий, проводите капитана Егорова обратно к выходу, – произнесла Бабенко уверенным голосом, хотя внутри у неё всё кипело.

– Значит, хотите проблем? – сквозь зубы процедил Егоров. – Ну что ж, госпожа Бабенко, сама напросилась!

Егоров демонстративно достал мобильный и стал набирать номер.

Последнюю его фразу Наталья подчёркнуто проигнорировала. Она перевела взгляд на монитор, просматривая карты амбулаторных больных.

Выйдя в коридор, Егоров набрал номер главного врача военного госпиталя Ярослава Гордеева и пожаловался, что одна из его подчинённых, Бабенко Наталья Петровна, препятствует следственным действиям, не давая доступа к его же подчинённой, которая нужна для опознания преступника. Выслушав дэгэбиста, главврач предложил продолжить беседу у себя в кабинете.


* * *


Тем временем, Громов вернулся в редакцию с мрачным лицом. Ему не давало покоя всё, начиная об информации о наличии на айфоне Дорогина какой-то шпионской программы, название которой главреду ни о чём не говорило, и о которой он знал только со слов Николы, заканчивая номером, который помощник Караваева оставил ему как временный номер родителей Калинковых. Непонятная ситуация оказалась и с бланками, которые Никиным родителям необходимо было подписать. Никола признался, что подпись отца он искусно подделал, но вот что, если он также подделал и подпись матери? А был ли он в принципе дома у Калинковых? Кто вообще этот парень, разъезжающий на ректорском авто и представившийся помощником-консультантом Семёна Караваева? Он довёл Дорогина до беспомощного состояния и как-то чересчур уверенно разговаривал с силовиком от имени фотокора. Парень сам действовал методами, больше характерными для спецслужб. Является ли он тем, за кого себя выдаёт? Не стал ли Громов и вся его редакция пешками в некой шпионской игре? Громов отдавал себе отчёт в том, что его посещают параноидальные мысли, и сейчас ему нужна была проверка, чтобы их опровергнуть или подтвердить.

С документами в руках главред подошёл к Анжеле Байковой – блондинке, которая сидела в офисном кресле, закинув ногу на ногу, и просматривала фотографии в соцсетях. Она потягивала кофе из своей чашечки с изображением героини анимэ среди цветущих сакур. Увидев начальника, она быстро переключилась на страницу сайта и постаралась принять рабочий вид.

– Александр Васильевич, а я тут кофеёчек из нашей кофе-машинки пробую. Ничё так. Вкусненько. Хорошо сделал этот ремонтник, – похвалила она. – А с виду такое невесть что: Никину резинку спёр, свою отвёртку зачем-то оставил.

– Это «невесть что» – помощник ректора АКУ Караваева, – машинально ответил Громов, даже не заметив, как при этих словах у Байковой поменялось лицо.

– Александр Васильевич, так, может, вы мне его телефончик дадите. Я ему отвёрточку забытую верну.

– Не заморачивайся, Анжел, – Громов положил ей руку на плечо. – Понадобится – сам приедет и заберёт.

Сейчас ему абсолютно не было дела до оставленных кем-то вещей. Он даже удивился, как девушки могут обращать внимание на такие, казалось бы, мелочи. Да и в принципе Громову нужно было найти ответы на вопросы, которые он перед собой ставил. Он понимал, что даже Стешкину он не готов передать документы, не будучи уверенным в их подлинности.

– Анжел, ты же была у Ники дома, общалась с её родителями. Сможешь узнать их по голосу?

– Думаю, да, – блондинка поправила волосы и отпила из чашки крупный глоток.

– Я сейчас один номер наберу. Если ответят отец или мать Ники – передашь мне трубку, если голос покажется тебе незнакомым – скажешь, что ошиблась номером.

С этими словами Громов достал листик, набрал записанный на нём номер и передал смартфон Байковой. В динамике послышались долгие и протяжные гудки.

– Слушаю, – наконец ответил сдавленный женский голос.

– Здравствуйте. Я, наверное, ошиблась номером, – начала щебетать Байкова.

– Анжелочка. Ты, что ли? – голос чуть оживился. – А я смотрю, вроде номер Александра Васильевича. Но я тебя сразу узнала. Как ты, детка? Про Нику никаких вестей?

Блондинка внимательно прислушалась и, прикрыв рукой микрофон, вернула смартфон Громову.

– Это тётя Лида, мама Ники, – шёпотом произнесла Байкова. – Но ощущение, что она перенервничала или долго плакала. Я вначале даже не узнала её по голосу.

Главред забрал смартфон и, ещё раз похлопав Анжелу по плечу, направился в свой кабинет. Блондинка выдохнула, и, как ни в чём не бывало, продолжила попивать кофеёк, снова развернув на редакционном мониторе вкладку с соцсетями.

Войдя в свой кабинет, Громов захлопнул дверь. В его руках был файл с документами, который он пока не стремился вернуть Стешкину. 

– Что там, Саш? – подала голос Ланина.

Главред жестом остановил её, продолжая телефонный разговор.

– Здравствуйте, Лидия. Это Громов, – начал он.

– Ой, Александр Васильевич, а я уже собиралась вам сама звонить, – заметно приободрившись, произнесла женщина. – Вот муж только что вернулся, привёз обратно наши мобильные. Так что телефон, который нам оставил ваш парень, за что ему огромное спасибо, мы можем уже вернуть.

– Наш парень? – с удивлением переспросил Громов, невольно дёрнувшись от того, что помощник Караваева так странно представился матери Калинковой.

– Ну, тёмненький такой, длинноволосый… – в голосе Лидии послышалась тревога. – У него ещё имя такое иностранное... – Она сделала паузу.

– Я понял, о ком вы говорите. Его зовут Никола, – уточнил Громов, но сразу же осёкся. – Только он не наш, а из АКУ.

– Ах, ну да, он же говорил, что из университета. Я запамятовала, – оправдывалась женщина.

– Всё нормально, – успокоил Громов. – Я его прислал к вам с документами.

Громов решил не нагружать маму Ники, у которой и так вся ночь и всё утро прошли в переживаниях, подробностями, как так вышло, что он посылал к ним Дорогина, а по факту бланки привёз помощник Караваева, который просто должен был подвезти фотокора к их дому.

– Да, мы всё подписали. В смысле подписала я, а муж…

– Ни слова больше, – перебил главред. – Так вы говорите, телефоны вам вернули… Знаете что, Лидия, вы пока по ним никому не звоните и ничего не говорите. Оставьте ещё на какое-то время телефон нашего парня при себе, а эти пусть ваш муж привезёт в редакцию. Нам надо будет кое-что посмотреть. Он сможет?

В трубке послышались разговоры. Два голоса, женский и мужской.

– Да, Александр Васильевич, Коля сейчас подъедет, – проговорила мать Калинковой. – А по Нике что-нибудь известно?

– Пусть он подъедет – я ему всё расскажу. И передайте ему, на всякий случай, чтобы он не брал такси, а приехал сюда на общественном транспорте. За время пусть не переживает, я подожду.

– Хорошо, он уже выезжает, – ответила Лидия и начала торопить мужа.

Громов закончил разговор и положил файл с документами перед Стешкиным, который по-прежнему сидел на стуле и вопросительно глядел на товарища. Чиновник вытер пот со лба, достал из файла подписанные бланки и начал возбуждённо перелистывать.

– Отлично. То, что нужно, – с облегчением выдохнул Стешкин.

Громов хотел было ему озвучить некоторые подробности поездки его фотокора и этого загадочного помощника ректора к родителям Калинковой, но не успел.

Дверь открылась, и в кабинет Громова вошёл худенький парень в очках – сисадмин Никита Железнов.

– Александр Васильевич, вы последние письма в нашей почте видели?

– Нет. Что ещё за письма? – Громов нахмурил лоб.

– Посмотрите, там интересно.

Ланина тут же зашла на почту с мобильного и поменялась в лице. С ящика Артура Дорогина было отправлено ряд каких-то писем. Открыв первое попавшееся, Ланина увидела арабскую вязь. В следующем – вообще какие-то китайские иероглифы.

– Это какой-то спам? – спросила она с недоумением. – Его почту взломали?

– Да нет, вполне сознательные письма. Причём от имени Артура, – уточнил сисадмин. – Вы листайте дальше, там и на русском есть.

Сказав последнюю фразу, Никита поспешил удалиться. Всегда немногословный, общающийся с коллегами и начальством только по делу, он никогда никого не отвлекал какими-то мелочами. И если уже он что-то говорил, то, несомненно, это было тем, на что стоит обратить внимание.

Громов не любил смотреть почту с мобильного и сразу же сел за компьютер. В редакционной почте оказалось более трёх десятков писем от Артура Дорогина. Они отличались только тем, что были написаны на разных языках и отправлены разным адресатам. Письма сопровождались пометкой “forward” – это значило, что на почту «Баррикад» они были просто перенаправлены.

Вложения в письмах тоже отличались, Громов открыл их в разных вкладках. Это были то ли обращения, то ли заявления, причём отправителем в шапке был указан Артур Дорогин, корреспондент интернет-издания Баррикады, г. Адмиральск, Причерномория. Письмо на французском языке было отправлено в Париж, в офис организации «Репортёры без границ», на английском языке – в Лиссабон, где находится Международная организация журналистов. Совет по правам человека ООН, Amnesty International, ряд других международных организаций. Лондон, Париж, Брюссель, Стамбул, Хельсинки… Некоторые письма были сразу на нескольких языках, а те, что отправлены в ООН, на всех официальных языках ООН, даже на китайском и арабском.

Некоторые вкладки содержали письма и на русском языке. Они были отправлены в штаб Уполномоченной по правам человека Причерномории и в Правозащитную Лигу Причерномории, и содержали следующий текст:

«17 сентября текущего года я, Артур Дорогин, фотокорреспондент интернет-издания «Баррикады» (ссылка), со своей коллегой Вероникой Калинковой, корреспондентом того же издания, исполняя свой журналистский долг и обязанности, проник на территорию Первого судостроительного завода (адрес). Перед нами стояла задача проверить, действительно ли Строительная корпорация «Сити-Индастриал», зарегистрированная в Болгарии (адрес), которая обещала провести модернизацию завода, на самом деле разрушает его цеха и выводит из строя его мощности. О таком положении вещей нам ранее рассказывали судостроители, работники этого завода, это не раз звучало и на митингах, которые они проводили перед мэрией Адмиральска (ссылки на публикации). Эти разрушения нам удалось зафиксировать: первый цех оказался практически полностью уничтожен, на территорию завода завезено оборудование, которое используется для сноса объектов.

Наше проникновение на завод было незаконным, однако ставило целью добыть информацию, представляющую общественный интерес и имеющую большое значение для дальнейшего расследования фактов разрушения завода и посягательств на его территорию. Действовать в законном русле было бы невозможно, так как, зная о наших намерениях, никто бы не оформил нам официальный пропуск и уж тем более не позволил бы нам фиксировать нарушения, связанные с умышленным уничтожением инфраструктуры завода. Задачи фотографировать какие-то секретные объекты перед нами не стояло. Всё, что мы пытались сделать – это заснять разрушения, к которым привели действия фирмы «Сити-Индастриал», что и стало содержанием фоторепортажа, вышедшем на сайте «Баррикады» в тот же день (ссылка).

Спустя две недели после выхода репортажа моя коллега Вероника Калинкова подверглась жестокому нападению группой неизвестных (ссылки на публикации). В Первой городской больнице (адрес) ей было отказано в госпитализации (ссылка), причём сделано это было по требованию первого вице-мэра Владимира Крючкова (ссылка на «Баррикады», где был опубликован телефонный разговор первого вице-мэра с начмедом больницы).

В тот же вечер, когда я снимал место нападения на мою коллегу, я был задержан сотрудником Департамента государственной безопасности, капитаном Кириллом Егоровым, который доставил меня в управление ДГБ в г. Адмиральске (адрес). Произошло это без вручения повестки и без предъявления обвинения, что является нарушением норм Уголовно-процессуального кодекса Причерномории. Кроме того, была прервана моя работа на месте происшествия как журналиста, что имеет признаки нарушения статьи 275 Уголовного кодекса Причерномории («Препятствование законной профессиональной деятельности журналистов») и статьи 126 Закона Причерномории «О средствах массовой информации» («Гарантии в осуществлении законной профессиональной деятельности журналиста»).

Егоров потребовал у меня передать в распоряжение ДГБ абсолютно все фото- и видеоматериалы, сделанные мной на заводе. Я счёл это требование правомерным, поскольку на режимный объект я действительно проник несанкционированно, и показать сотрудникам ДГБ, что никакой деятельностью, связанной со шпионажем, на заводе я не занимался, было в моих интересах и в интересах моего издания. К тому же я надеялся, что это как-то поможет в расследовании дела о нападении на мою коллегу.

Однако дальнейшее общение со мной капитана Егорова приобрело форму психологического давления. Нарушая нормы этики и превышая свои должностные полномочия, он начал шантажировать меня фактом моего незаконного проникновения на завод, угрожая открытием уголовного дела и ответственностью, которую понесу я, моя коллега Вероника Калинкова, пострадавшая в результате нападения, и наш главный редактор Александр Громов. Даже после того, как я передал капитану Егорову все материалы, отснятые мной на заводе, он потребовал у меня докладывать ему обо всём, что происходит в нашей редакции и что не имеет отношения ни к делу о проникновении на завод, ни к делу о нападении на Веронику Калинкову. В частности, потребовал информировать его о том, с кем общается наш главный редактор и какие задания он даёт нашим корреспондентам. В случае моего отказа от подобного сотрудничества или неполного предоставления информации, грозился пустить в ход дело о проникновении на объект военно-промышленного комплекса и осуществлении на его территории незаконной фото- и видеосъёмки с последующей их публикацией.

Во время допроса у меня был изъят мой мобильный телефон, и на следующий день я обнаружил в нём подозрительную программу (информация во вложении), которую, по всей вероятности, мне установили во время моего нахождения в управлении ДГБ. Удалить её обычным способом я не смог, и мне пришлось обращаться за помощью к специалистам, которые и сообщили, что данное приложение является шпионской программой и даёт возможность вести прослушивание с микрофона на моём устройстве и скачивать с него любые данные.

Таким образом, департамент государственной безопасности применил ко мне незаконные методы слежки. Это нарушает статью 37 Конституции Причерномории, которая гарантирует гражданам право на конфиденциальность личной переписки, и могло бы привести к утечке данных, используемых в том числе и в моей профессиональной журналистской деятельности (статья 147 Закона «О средствах массовой информации», дающая право на неразглашение источников информации).

Моя жизнь, свобода и профессиональная репутация сейчас под угрозой. Прошу применить меры воздействия к сотрудникам Адмиральского городского управления ДГБ, которые превысили свои должностные полномочия, и защитить меня, как независимого журналиста, от подобного вмешательства и шантажа».

Письмо оканчивалось именем и фамилией фотокора и сегодняшней датой.

В кабинете снова воцарилось молчание. Ланина ещё раз пробежалась глазами по тексту.

– Никто не против, если я закурю? – подала голос она, взглянув на Стешкина. Тот развёл руками и кивнул.

Ланина открыла ящик стола, достала оттуда пачку тоненьких сигарет. Вытянув одну, она ловким движением раздавила капсулу и чиркнула зажигалкой. По кабинету разнёсся лёгкий запах вишни.

– Саша, Света… – взволнованно, но осторожно вклинился чиновник во вновь воцарившееся молчание. – Почему вы так изменились в лице? То, что вы только что прочитали, имеет отношение… к Нике?

– Мне кажется, оно имеет отношение ко всем нам, – обречённо вздохнул Громов, снова пересматривая вкладки с обращениями. – Отчасти и к вам, Иван Митрофанович.

Громов встал со своего места, пригласив чиновника сесть за монитор, а сам подошёл к окну – то ли рассуждая обо всём происходящем, то ли высматривая, нет ли там лишних глаз.

Стешкин тем временем замер у монитора. Его глаза расширились, слова застыли где-то в горле.

– Саш, ты был в курсе? – спросила Светлана, поднося к губам дымящуюся сигарету.

– Да, – кивнул главред. – Эта рассылка ушла с моего ведома.

– Помощник Караваева постарался? – высказала догадку Ланина. Осуждения в её глазах не было, но и одобрения тоже.

– Он самый… – протянул Громов и вздохнул.

– А ты вообще ему сильно доверяешь? Этому парню? – недоверчиво вздёрнула брови Светлана.

– Не сказал бы, что прямо доверяю, – задумчиво произнёс главред. – Но то, что в этой истории с ДГБ теперь вертимся не только мы, меня немного успокаивает. Не знаю пока его истинных мотивов, но в данной ситуации этот парень сделал то, чего не догадался сделать я: обеспечил родителей Калинковой связью. И я пока не понял, действует он по своей инициативе или помочь нам его попросил Караваев.

– Но это совсем не метод Караваева, – подал голос Стешкин у монитора. – Он не писал писем в международные инстанции, даже когда радикалы захватывали судостроительный завод и покалечили рабочих. Хотя мог бы и должен был. Но мне ещё более странно предположить, что эту комбинацию придумал парень, которому по виду не дашь и тридцати лет. И я не верю, что этот текст написал один человек. Такое ощущение, что здесь поработала целая команда. Статьи из законов, перевод на разные языки, адреса международных инстанций... Всё идеально! Всё грамотно! – размышлял Стешкин.

– Хороший бумеранг. И, главное, быстрый, – произнесла Светлана, выдохнув густую струйку сигаретного дыма.

Вспомнив про время, Стешкин встрепенулся, схватил со стола документы и, сунув их в свой кожаный портфель, начал быстро собираться. Однако Громов остановил его.

– Иван Митрофанович, я бы вам не советовал ехать за Никой на своей машине. – И, поймав вопросительный взгляд Стешкина, продолжил: – Помощник Караваева говорит, что нашёл у ректора под авто GPS-маячок, который, как он предполагает, был установлен вчера при досмотре наших машин сотрудниками «конторы». Насчёт своей машины я тоже не уверен, так что тоже на ней сейчас никуда не поеду.

Стешкин потёр лоб и задумался. Ситуацию надо было решать быстро, а поиски подходящего «чистого» транспорта требовали времени. Времени, которого у чиновника не было. Впрочем, он сам отдавал себе отчёт в том, что после волокиты с департаментом госбезопасности, он сразу примчался сюда и не успел проверить свою «Волгу» на наличие в ней посторонних приспособлений. 

Телефонный звонок вывел его из раздумий. Звонил человек из военного госпиталя, который приезжал к нему в мэрию под видом бизнесмена, заинтересованного в решении земельного вопроса.

– Иван Митрофанович, вы задерживаетесь, я волнуюсь, – уклончиво начал говорящий. – Вы подписали документы по поводу выделения участка, или у вас возникли определённые трудности?

– Документы подписаны, – так же уклончиво продолжил Стешкин. – Но у меня возникли проблемы с автомобилем. Никак не могу их к вам подвезти.

– Так какие проблемы, Иван Митрофанович? – оживился голос на том конце связи. – Гоните машину в наш автосервис. Ребята всё посмотрят, починят, сделают всё в лучшем виде и абсолютно бесплатно. Так что подъезжайте. Жду.