Отшельник с Подкаменной Тунгуски. Книга 2. Глава 5

Глава 5. Палыч.
               
             Начинался второй месяц от тех событий, что случились вдруг на такой родной мне реке. Некоторые подробности первых дней после высадки уже стали стираться из памяти, и лишь в редкие минуты, просиживая у костра, рисовал себе вероятные картины последующих бы далее начинаний. Оставаться одному, да еще на неблизком удалении от селений, было бы слишком авантюрно для моего неокрепшего еще организма. И вряд ли при таком раскладе  новое пристанище обратилось бы в место с постоянной пропиской. Та невероятная и случайная встреча изменила и все мои планы, и будущий уклад несостоявшегося отшельника.
        Лысуха оказалась покладистой и непритязательной лошадкой, как будто бы создатель уготовил ее лишь для одного избранного – для меня. За те, ушедшие уже в прошлое, дни мы стали с нею единым организмом и, вспоминая былые свои походы, сожалел, что не было рядом еще и такого товарища. Жеребенку первым делом сколотил загон, не хотелось таскать малого следом, еще надломит ненароком ногу о камни. Да он и не стремился особо, лес ему виделся чуждым, и при первом встречном, звере или птице, шарахался в испуге по сторонам. Вот и сейчас, оставив его дома, мы приближались к редкой пристани на большой реке.
      Я уже проделывал этот путь десять дней назад, изучив по карте вероятные поселения на реке. Самое близкое оказалось удаленным на одну дневку, состоящим из двадцати дворов охотников и рыбаков, да магазином от заготконторы, работающим раз в неделю. Ждать тогда три дня не решился, и вот сегодня как раз поспевал к его открытию.    
               
                На пристани было многолюдно. У причала в глаза бросилась большая и крытая моторная лодка,  на корме которой красовались целых два мотора. Такую не приходилось еще наблюдать. Рядом с магазином гора из коробок и дощатых ящиков. Я не спешил, еще в первый свой приход ознакомился с вывеской на магазине: «Работаем до последнего клиента!», но так и не уловил ее смысла. Расседлал Лысуху и свел к воде. На меня, в отличие от прошлого раза, уже никто не обращал внимания, лишь несколько встречных махнули головой, а большей массе я был неинтересен, видимо такой сложился здесь жизненный уклад. Первыми необходимыми вещами определил для себя пару килограммов гвоздей, ножовку, тафель прочного стекла, да подковы для Лысухи – уж больно было наблюдать за ее осторожной поступью по камням. Где-то через час народ рассосался, и я ступил за порог магазина. Прилавка как такового не наблюдалось, а за широким и длинным столом восседал солидный мужик в зеленой и пятнистой одежде. В свете единственного небольшого окна мне показалось что-то знакомое в его чертах, и я поздоровался. Ответ последовал сразу, и я издал из себя еще одно, редкое за последние дни, звучание:
       - Палыч?
  Мужчина надел блестящие очки, и решился повнимательнее ко мне присмотреться:
      - Ну допустим, а ты кто такой будешь? 
      - Егор я, из пятого отряда, - выдал первое, что пришло на ум.
          Палыч привстал и вышел из-за стола. Затем, ухватив меня за руку, резко потащил наружу. Он был на голову выше, и теперь в солнечном свете внимательно таращился на меня сверху вниз:
       - Жульверн какой – то, — это была его излюбленная присказка, которую он изрекал в тех случаях, когда какой - нибудь новый зек доносил ему свою версию пришествия в зону.

                Мы проговорили почти час, удалившись от магазина и переместившись поближе к берегу. Я рассказал ему свою повесть жизненных лет, а он поведал, что в том же году, спустя некоторое время после моего освобождения, приходил запрос о подтверждении моего пребывания в заключении. А еще, со слов начальника колонии, выходило, что в том же году меня порешили залетные люди. И тут вдруг такое воскрешение!  После смены руководства Палыч уволился, и теперь заведует торговым кооперативом по берегам Енисея. В магазине я закупился гвоздями, да стеклом, а подковать Лысуху Палыч за бутылку водки свел нас к местному умельцу. На том и расстались. Пообещал в следующий приезд доставить буржуйку, да пару рулонов рубероида, а если пожелаю, то и составить договор на промысел.
       Проводив старого знакомого, вскоре выдвинулся в обратный путь. Лысуха стучала новенькими подковами по камням, и мне такая ее поступь представлялась мелодией о блуждающем по тайге одиноком страннике. Когда еще с кем заговорю? Лишь через две недели условились о встрече, и то, если Палыч сам будет, чаще всего товары развозит его единственный помощник. Звал меня в свою артель, да какой из меня торговец. Но заказы на пушнину и лекарственные сборы от Палыча все же случились, и я пообещал их исполнить к концу месяца. 

               Мое новое пристанище представлялось совершенно невероятным. В первые дни пребывания в нем так и не смог осознать всю задумку и умысел, которые вложили в него неведомые мне мастера. Теперь же, спустя ушедшее время, и находясь от него в дне пути, я чувствовал необъяснимое влечение, не до конца еще осознанное своим немного окрепшим телом. Кроме каменной комнаты внутри горы, в стороны уходили два ответвления. Одно заканчивалось на вершине горы смотровой площадкой, обложенной крупными валунами. Второе, видимо, когда – то служило жилищем. Через пару отверстий в стене пробивался солнечный свет, а в углу сохранились остатки каменной печи. Если все обустроить, то спокойно можно и зимовать.  Для Лысухи с жеребенком срубил сарай, в котором пребывал пока и сам.
        Лето в этих краях скоротечно, и много сил уйдет на заготовку сена для своих друзей, чем и занимался последнюю неделю. Смастерил волокушу и, то, что успевало подсохнуть, складировал в копешки под густыми елями. Однажды, на свежескошенной траве обнаружился подсыхающий помет – прошел медведь, хорошо бы с выводком, а то один. От одинокого зверя в тайге можно ждать неприятностей, особенно для лошадей. Поэтому сегодня приступил к кладке камня вокруг сарая, хотя бы в свой рост. Если загрызет жеребенка – не беда, а вот если Лысуху, то придется позабыть о походах на пристань.

              В листовке, которую выдал мне Палыч, были перечислены все животные, шкуры которых принимал его кооператив. На некоторых из них я даже и не охотился. Самыми ценными были медведь и соболь, остальные были не дороже бутылки спирта. Вот сегодня впервые собрался пешим ходом прогуляться на север от своего жилища, в те края, из которых впервые и попал сюда. Если случится удачная погода, то пробуду даже с ночёвкой.  Лысуху с жеребенком запер в сарае, оставил корма да питья, а дверь обмотал проволокой и обложил камнями. Вокруг же накидал свежей золы – не нравится хищникам ее запах.
         Первого своего зверя уже довелось повстречать, но в тот раз не осмелился нарушать покой в своих теперь владениях, хотя кабан случился так близко от меня. И какой с него прок, подожду до первых заморозков.  Следов было предостаточно, особенно вдоль частых на пути ручьев. Первого тетерева определил по звуку его перелета с места отсидки на дерево, и глухой выстрел оборвал его пребывание в этом несправедливом мире. Так мне казалось, и хватит пока одного на все ближайшее время! Внезапно расступившийся лес на пути, и сухие макушки сосен указывали на открывшееся большое болото. Значит, здесь предостаточно и дичи, и другого зверя. Ветер потягивал с севера, и я двинулся вокруг прогалины, стараясь находиться на подветренной стороне.