Цезарь. Записки о Галльской войне

ПРОБЛЕМА ИСТОЧНИКОВ

Собственно говоря, название книги "Комментарии к галльской войне". Комментариями у латинян называлось то, что мы именуем сегодня записными книжками, то есть куда вносятся записки для памяти. Только делались они в др. Риме на вощеных табличках, специально обработанных так, чтобы воск быстро твердел, а табличка могла долго храниться (была целая технология изготовления таких комментариев).

Соответственно названию, книга Цезаря -- это сухой свод изложения событий войны в Галлии (Франции, Бельгии, Англии, которую сам Цезарь обозвал негостеприимной и не представляющей никакой ценности для покорения) в сер I в до н. э. и действий автора в качестве полководца и правителя.

Какова была цель этих записок, историки до сих пор спорят. Ибо с одной стороны есть прямое указание раба Хиртиуса, секретаря Цезаря, что эти записки представляют собой лишь материал для истории, которую Цезарь собирался написать procul negotiis (отойдя от дел). С другой стороны, "Записки" отличает такая плотность материла и композиционная стройность, что невольно рождает представление о законченности и даже с изыском сделанности литературного произведения.

Если так, то возникает обычная у литературоведов проблема прототипов и литературных предшественников: они жить не могут без того, чтобы не показать, что любое литературное произведение -- это подражание неким образцам, которые либо есть, либо пока не найдены. В этом смысле труд Цезаря -- послуживший сам прототипом и образцом для подражания многочисленным мемуаристам и биографам -- не имеет никаких прототипов и аналогов, то есть Цезарь создал, возможно, сам того не подозревая, целый литературный жанр, и этот жанр родился не методом проб и ошибок, а сразу в законченной, классически совершенной форме.

Конечно, в чем-то он использовал опыт греческих военных писателей Ксенофонта и Фукидида, но все-таки его труд -- это нечто совершенно иное.

Как ни странно, но современники сразу же по достоинству оценили сочинение Цезаря. Хватало, конечно, прихлебателей и льстецов, но ведь "Записки" похваливал и Цицерон -- как "голые, простые, элегантные, ощипанные от всех риторических красот (дословно ornaments -- "одежд") -- мягко говоря, исповедовавший совсем другие литературные принципы.

"Записки" сразу же стали образцом высокой латинской прозы. "Вознамерившись снабдить материалом, откуда бы черпали те, кто собрался писать историю, Цезарь отбросил желание писать (так прямо и сказано 'писать'), поскольку нет ничего более приятного в истории, чем краткость, чистая и светящаяся" (тот же Цицерон).

ЦЕЗАРЬ В ВЕКАХ

С тех пор слава Цезаря никогда не утихала и, похоже, не утихнет, лишь время от времени то несколько увеличиваясь, то уменьшаясь. Ибо "Записки" давно и прочно вошли в круг школьных сочинений, по которым изучается сам латинский язык. Можно сказать даже больше: именно Цезарь на пару с Цицероном, сформировал то, что называется сегодня латинским языком и который преподается в школах и вузах и именно на который опирались все неолатинские авторы, начиная с Беды, продолжая Декартом и Ньютоном (и даже Кантом, чей труд лишь тогда был признан мировым сообществом, когда при деятельном участии самого Канта был переведен на латинский) и кончая современным Римом, который продолжает упорно вести всю свою канцелярию на латинском.

Хотя, конечно, почему язык Цицерона и Цезаря -- есть норма латинского языка, а язык Сенеки, Августина, Иеронима -- некоторое отклонение от нее, остается под большим вопросом.

Читал Цезаря и Наполеон, причем дважды очень внимательно: в юности, когда еще только бредил величием, и на о. Св. Елены, где так сказать самосопоставляясь с римлянином, пытался извлечь для себя ставшие к тому времени бесполезными уроки, почему у того получилось в Галлии, а у него нет -- в России.

Проявлял недюжинный интерес к Цезарю и главный критик Наполеона гр. Л. Толстой. Правда, имеющиеся сведения о чтении "Записок" Толстым весьма скудны, но это было особенностью графа -- не очень-то выпячивать основные источники своих мыслей, направляя внимание критиков и исследователей на фигуры малозначимые и переходные. Однако убедительное сопоставление текста "Записок" и особенно "Войны и мира" недвусмысленно изобличают нашего классика в преемственности.

Здесь хотелось бы обратить внимание на один любопытный штришок. Поразительно совпадают описания действия полководца в битвах у римлянина и нашего классика. Л. Толстой не видит в сражениях ничего, кроме хаоса и безумия. И хотя большинство сражений в "Записках" описаны как четко спланированные и проведенные на манер шахматных партий, этот момент анархии также не ускользает от Цезаря: "легионы бились с врагом в разных местах, каждый поодиночке: очень густые плетни, находившиеся между воинами и неприятелями, закрывали от наших горизонт, невозможно было ни расположить в определенных местах необходимые резервы, ни сообразить, что где нужно".

И даже в возможностях полководца Л. Толстой и Цезарь идентичны. "Не Наполеон распоряжался ходом сраженья, потому что из диспозиции его ничего не было исполнено и во время сражения он не знал про то, что происходило впереди его," -- пишет Л. Толстой. "Нельзя было единолично распоряжаться всеми операциями," -- соглашается с ним Цезарь.

А вот конечные выводы классиков прямо противоположны. Для Толстого в войне (как, впрочем, и в мире) воплощены действия стихийных, неконтролируемых единой волей сил, для Цезаря же все наоборот. "В этом трудном положении выручали знание и опытность самих солдат: опыт прежних сражений приучил их самих разбираться в том, что надо делать.. Ввиду близости врага и той быстроты, с которой он действовал, они уже не дожидались приказов Цезаря, но сами принимали соответствующие меры".

Другими словами, деятельность полководца сказывается не только во время сражения, но и как он сумел подготовить и настроить войска еще до сражения. При всем уважении к нашему классику, все же Цезарь, нам кажется, более прав. По крайней мере, во всех войнах побеждает тот, кто лучше организован и чьи полководцы при прочих равных деятельнее и прозорливее.