Желудочный синдром. Гл 5, закл. Все точки над И

         Выслушивать хвалебные осаны посвящённые сидящему рядом мужчине, было мукой для Шматковского. Он сжимал под столом свои тугие, как кочаны капусты, кулаки, поскрипывал зубами и вращал глазными яблоками, словно перископами, пытаясь совладеть с нахлынувшей завистью, но не смог. Вскочил с места и торжественно изрёк:

- Друзья, в понедельник я поеду в клинику и попрошу укоротить мне желудок. Вот так!


Сидящие за столом, выражая восторг только что услышанному заявлению, возбуждённо загалдели.


- Извините, мне необходимо отлучиться по нужде, - громко, чтобы  перекрыть женский гомон, произнёс Ребров.

- Будьте добры, - проводите меня, - обратился он к Шматковскому.


Тот не сразу сообразил, что от него хотят. Но увидев, как зашатался Ребров, поднявшись на свои тонкие, словно спички, ноги, - взял его под руку и бережно повёл в туалет.


          Перед тем как зайти в нужник, муж Риты многозначительно посмотрел в глаза Шматковскому и тихо сказал:

- Постойте здесь, не уходите, - и скрылся за дверью.


        Ошарашенный и сбитый с толку Шматковский послушно прислонился спиной к прохладной стене коридора и замер. Из туалета донеслись звуки напоминающие капание воды из плохо завёрнутого крана, и тут же прекратились. Последовало урчание спускаемого унитаза; дверь туалета приоткрылась и из неё высунулась голова Реброва.


- Артём, идите сюда! - нетерпеливо замахал он рукой.


        Сконфуженный, не знающий что и думать, Шматковский зашёл в туалет.
Ребров быстро прикрыл дверь и взволнованно, как обычно каются искренние грешники исповедуясь священнослужителю, зашептал ему на ухо:


- Артём, вас обманывают, а я - такой подлец,  согласился подыграть в этом гнусном спектакле, - о чём глубоко раскаиваюсь.  На самом деле я себя чувствую ужасно: нет ни энергии, ни желаний, ни радости. С потерей большей части желудка, я стал сдавать позиции во всех сферах моей жизни. Я чувствую, как постепенно усыхаю, превращаясь в ходячую мумию. Простите, что не сказал вам всё это сразу, при всех. Я очень боюсь Риту. Не выдавайте меня, пожалуйста!


        Шматковский не выдал Реброва. Он понимал, что это чревато негативными последствиями и для него самого. Ни жена, ни друзья так никогда и не узнали то, что ему поведал в туалете несчастный Анатолий...


        Яна же была уверена, что после тотальной промывки мозгов на вечеринке у Степаниды, её Артём галопом поскачет в клинику сокращать желудок. Однако тот бездействовал, и...  пребывал в какой-то мрачной задумчивости.


- Артём, чего ты медлишь: почему не идёшь на операцию? Или ты меня совсем не любишь? - не вытерпев, Яна наехала на мужа.

- А может это ты меня не любишь? - ощетинился тот в ответ.

- Что ты такое мелешь! Если бы не любила, то ушла бы от тебя, а я - живу!

- И я с тобой, Яна, живу. Значит вопрос: "любишь" не "любишь" снимаем с повестки дня.

- Хорошо! А что тебе доктор сказал, когда мы были у него на приёме? Забыл?

- Я не забыл, но мне недавно во сне явился ангел-хранитель и строго- настрого запретил увечить пищеварительный аппарат. Сказал, что не я его создавал и не мне его уродовать. Так кого я по-твоему должен слушаться: ангела небесного или какого-то хитро-мудрого докторишку?

 
- Артём, признайся, что ты всё это выдумал, лишь бы только мне наперекор сделать?

- Не наперекор, а из чувства самосохранения. Вот скажи мне Яна: если завтра наш семейный врач будет настойчиво советовать тебе укоротить хирургическим путём язык, что наверняка продлит твою жизнь, сохранит мою нервную систему, а вдобавок, как бонус - ещё и расходы в семейном бюджете снизит. И что, - ты тут же помчишься делать обрезание своему языку? Молчишь? То-то же! Как сказал мудрый кот Леопольд в одном мультфильме: "Ребята, давайте жить дружно!"
 

        ... Яна подулась на мужа пару дней и успокоилась. Она поняла, что перегнула палку. А Артём Шматковский ещё раз убедился: верить на слово никому нельзя, а тем более поддаваться эмоциям.