Доклад

 - Павел Кузьмич, голубчик, прошу вас! Умоляю!
 - Оставьте меня в покое с вашим докладом! Не буду я, не уговаривайте.
 - Честь отдела! Кому как не вам? На коленях…
 - Говорю же, перестаньте. Не хочу я! Отпустите мой рукав в самом деле. Почему я? Пусть Синицына.
 - Синицына не сможет, вы же знаете. Только вы!
 - Она руководит головным проектом.
 - Хотите, назначу вас?
 - Не хочу!
 - Всё, договорились. Она сегодня же передаст вам дела.
 - Не хочу я руководить! Оставьте меня в покое.
 - Плюс новый осциллограф…
- Да не буду я выступать!

 Через 20 минут измученный и усталый заведующий отделом радиоэлектроники и коммуникаций Швыдкий Сергей Олегович давал последние наставления  хмурому и раздражённому старшему научному сотруднику отдела Карасёву Павлу Кузьмичу:

 - В первой части доклада отобразите то, что было. Сделайте упор на тяжёлое… нет, бедственное состояние отдела 3 года назад. Вы слушаете?
 - Да.
 - Во второй части отразите наши показатели на текущий момент. Великолепные показатели, не иначе!
 - Да какие они великолепные? – возмутился Карасёв.
 - Найдите! Возьмите у секретаря папку с отчетами. Всенепременно и ваш проект о применении углеродных нано трубок в коммуникации.
 - Да зачем его? Там конь не валялся!
 - Не скромничайте. Очень хороший проект. И обязательно скажите, когда планируется его внедрение.
 - Мы не доживём.
 - А вы завуалируйте.
 - Как?
 - Ну… как… подумайте, как!

Но Карасёв думал о другом:
 - Всё-таки уговорили – ворчал он про себя. – Чуяло моё сердце. Надо было дома отсидеться. Кто ж знал? Подставили-таки…

   Казалось бы, рядовой доклад. Формальный отчет отдела о проделанной работе на таком же рядовом, формальном отчётном собрании этого НИИ. Один из десятка таких же докладов от других отделов. Скучных, пустых, для галочки…

Так нет же! Сам зам министра ни с того ни с сего вдруг возжелал присутствовать. Казалось бы, начало лета, ты – зам министра. Ну и езжай себе куда-нибудь в Пицунду, прости Господи. Отдыхай на здоровье.

 Ан нет, изволит явиться в пыльный НИИ с полутёмными, душными коридорами и затхлыми лабораториями. В НИИ, где на ступеньках входа из трещин радостно вылезла зелёная травка.
 Где забор из сетки-рабицы переливается всеми цветами ржавчины, а огромные облупленные окна приветливо машут на ветру бумажными лоскутами, которыми заклеивали на зиму межрамные, толщиной в палец, щели.
 Где во дворе жутко воняет нитрокраской, хотя никто ничего не красит, а мусорный бак переполнен грязными пробирками, исписанной бумагой и сломанной мебелью.
 
   Приезжает не просто зам министра, а зам министра по финансовым вопросам. Хорошо всем известный Коробка Николай Савельевич. Въедливый и прижимистый. Короче говоря, законченный жмот.

   В командировки демонстративно ездит на поезде. При встрече первым делом сообщает:
 - А я к вам прямиком с поезда.
И лицемерно радуется:
 - Остановился в привокзальной гостинице. И дёшево, и сердито. Замечательно!
От его показухи встречающих тошнит, но они лицемерно восклицают:
 - Как же так, Николай Савельич? Для вас номер люкс в отеле забронирован. Поберегите себя для нас. Как можно?!
И каждый раз взор его вспыхивает калёным железом фанатика своего дела, он вскидывает голову и чеканит:
 - Нет, друзья, не в том положении наша держава, чтобы баловать себя комфортом. Каждая копейка на счету. Где обедаем? В ресторане? Напрасно. Шикуете, хе-хе. Уже заказано? Ну что с вами поделаешь. Едем.

В ресторане он запрашивал у официанта стоимость каждого блюда и при каждом ответе сокрушённо цокал языком: как же можно так тратиться за казённый счёт? Любой разговор сводил к одному: бюджет не бездонный, на счету каждый рубль.
   
 Вот о чём размышлял Карасёв под монотонную трескотню шефа.

 - Не забудьте упомянуть мои 2 статьи в «Научном вестнике». Акцентируйте. Вы слышите?
 - Слышу.
 - В третьей части упор на грандиозный объем работы, который проделал наш отдел, чтобы достичь таких высоких показателей. Поняли?
 - Понял.
 - Не забудьте про папку с отчётами.
 - Да идите уже, Сергей Олегович. Я помню.
 - Ладно, ладно. Удачи. Вы справитесь! Не забудьте про мои статьи…
 - До свидания!
 - До свидания, голубчик. До завтра.

 Швыдкий ушёл. Пришла Синицына.
 - Слышала, вам передали руководство головным проектом. В этой папке все материалы по данной теме.
У Карасёва мелькнул лучик надежды, он прижал руки к груди.
 - Марья Гавриловна, дорогая, возьмите на себя доклад и руководите себе дальше!
 - Вот ещё! Делать мне больше нечего.
 - Марья Гавриловна, он вам и новый осциллограф под это дело… и центрифугу…
 - Нет.
 - Трёхкамерную!
 - До свиданья!
И Синицына ушла, гордо покачивая бёдрами.
Карасёв горько усмехнулся. Вот как. Значит, его ухаживания она принимает с удовольствием, а от просьбы сразу открещивается. Эгоистка!

   Дома Павел Кузьмич сел за стол, открыл чистую тетрадь и написал:
«Уважаемая комиссия. Уважаемые коллеги. Позвольте отчитаться о проделанной работе нашего отдела радиоэлектроники и коммуникаций».
Писалось легко. Слова рождались сами собой.
 
«Ни для кого не секрет, что ещё три года назад наш отдел пребывал в тяжелейших условиях. Отсутствие информационной и материальной базы, бездарное управление предыдущих руководителей. Наконец, устарелые взгляды и методы научного мира. Всё вышеперечисленное губительно влияло на работу нашего отдела. Перечёркивало практически любые начинания, не постесняюсь сказать, государственного масштаба и значения». И так далее в том же духе.
Карасёв улыбнулся. Хорошо! Есть, однако, талант. И хлёстко и возвышающе.

«Однако, коллектив нашего отдела радиоэлектроники и коммуникаций стойко преодолел казалось бы непреодолимые препятствия…»
Тут возникло сомнение. «Стойко» можно стоять или обороняться… и это «преодолел непреодолимые»… А, сойдёт. Главное усилить.

«… и благодаря упорству и творческой самоотдаче на грани самоотречения подошёл к текущему моменту со следующими показателями и достижениями.»
Перо замерло, мысль захлебнулась и потухла. Затык…

Павел Кузьмич вылез из-за стола, сунул руки в карманы и недовольно замычал. Показатели… достижения… У кого?
 У Артюхова семижильный транзистор. Кому он нужен? Сделал, потому что сделал. А для чего? Спроси Артюхова, он и сам не ответит.
 У Синицыной исследование отклонений электромагнитных колебаний в высоковольтных сетях. Название длинное, а толку? Ну, отклонения, и что? Напряжение в сети всегда колеблется в сотых долях. Ветер дунь, и уже отклонение. Кому нужны эти данные? Только Синицыной, больше никому.
 Кобылин с немцами связался. Совместные исследования. Сейчас модно. Они высылают задания, он проводит опыты и отсылает результаты. И прибыльно и не хлопотно. А что за опыты? Какова цель? Кобылин как-то интересовался, оказалось, немцы и сами плохо представляют. Также работают совместно на какой-то грант, и концов не найти.
 У Лунькова бред. У Томилина вообще ничего. Работает на подхвате.

 А у него самого, у Карасёва?
Да, задумки с углеродной нано трубкой хорошие. Дерзкие задумки, масштабные! Да где взять техническое оснащение для опытов? Не то, что в России, в Европе не сыскать. Может в Америке или Японии,… но кто подвяжется? У них своих задач и проектов выше крыши. Небось в очереди стоят.

 Карасёв посмотрел на пухлую папку, взятую у секретаря. Разве что покопаться в старых проектах. А вдруг…

 - Паша иди ужинать!
 - Не хочу.
 - Я уже положила. Остывает!
 - Я же сказал, потом!
В дверях появилась жена.
 - Что-то случилось?
 - Лапуся, я прошу, не мешай, ради Бога!
 Лапуся недовольно фыркнула и ушла. Павел Кузьмич засопел, развязал папку и углубился в отчёты.

 Через два часа он отодвинул бумаги и откинулся на спинку стула. Мусор. Барахло! Какие достижения? Даже намёка нет на какие-то новые горизонты, новое направление. Одни цифры. Бледные, несодержательные.

 Нет, попадались, конечно, несколько очень интересных проектов давних предшественников. Например, Коклюев Ю.А. «Исследование гравитационных полей в разрезе падения высоты рельефа». Или Дудяев А.В. «Беспроводная портативная радиосвязь».
Эх, дорогой Дудяев А.В., если бы твоему проекту в своё время дали бы ход, Россия стала бы первой страной-производителем мобильных телефонов.
Но время ушло, проекты безнадёжно устарели. Где вы теперь, Коклюев Ю.А. и Дудяев А.В.? Сидите себе на пенсии, глядите стеклянными глазами в телевизор и шамкаете беззубым ртом.

 Павел Кузьмич встряхнулся. Долой лирические отступления. Не сдаваться!
А что если попробовать соединить несколько проектов в один? Объединить в некий симбиоз. Ведь соединили когда-то стекло с полиэтиленом и получили стекловолокно. Ну-с, посмотрим. Так…
 Например, проект по кобальту и проект по алмазному напылению… Фигня! Ну, хорошо, а если гидролокацию и экранирование радиоактивных компонентов… не то… или например, кобальт и… почему кобальт? Что они зациклились на этом кобальте?.. или вот, стиральную машинку и… какая стиральная машинка? При чём тут машинка? Это вообще инструкция. Случайно на столе валялась. К чёрту инструкцию!.. Может, отклонения Синицыной и автоэмиссию?.. Чушь. Чушь! Чушь!!!

Павел Кузьмич зажмурился и сжал ладонями виски.

 Господи, за что? За что мне этот доклад?! Живу спокойно, размерено. Никого не трогаю. Кропаю потихоньку докторскую, смотрю себе нанотрубки в микроскоп.
 Через 12 дней отпуск. Дача! Зелень! Речка! Плетеное кресло под сенью вишен, ароматный утренний кофе, трубка с душистым вкусным табаком, графин с наливкой, яблоки в плетёнке, панама сеткой, просторные шорты, ноги босиком и сборник классиков на коленях. Рай! Мне больше ничего не надо. За что доклад?! Он мне не нужен.
 Так… стоп, Карасёв. Последнее усилие!
 Павел Кузьмич открыл глаза, вздохнул и мужественно пододвинул к себе папку.

   Ещё через три часа он сдался. Вернее выдохся. Голова отупела, цифры слились в один безобразный клубок, во рту неприятно кислило. Потянулся за сигаретами. В пачке три штуки. А ведь была почти полной. Когда успел?
Ладно, пойду спать. Может за ночь чего-то и родится.

 Утром он встал, прислушался к себе. Ничего. Ни одной идеи, ни одной новой мысли.
Ну и пусть. Напишу как есть. Просто перечислю проекты и данные. Уволят – и хорошо. Поеду сразу на дачу. Плевать на всё и всех.
 И зашаркал в ванную.

   В НИИ он зашёл уже полностью смирившимся, готовым к любым ударам судьбы.
 Коридоры блестели чистотой. Пахло свежестью и хлоркой. Вкрутили лампочки, начистили окна. Карасёв криво ухмыльнулся. Подготовились. А что, раньше нельзя было это сделать? Только в честь Коробки Н.С.?

 Зайдя в актовый зал, где проводили собрания, он удивился ещё больше. Стены и окна покрашены дорогой матовой вододисперсионной краской, на окнах новые бежевые шторы, стол комиссии покрыт бархатной зеленой скатертью.
 Карасев посмотрел на усы директора НИИ. Обычно пышные и торчащие, они безвольно висели, как будто сдохли.
 Понятно. Купил на собственные деньги. И краску и маляров. Настоящий интеллигент старой закалки. Жалко его подводить. А я что сделаю, если достижений нет? Не-ту!
 В центре комиссии рядом с директором сам Коробка. Щуплый остроносый человечек с хищным лицом и властным взглядом. Что с человеком делает должность! Ему бы самое место архивариусом в пыльных подвалах захолустной библиотеки. Так нет же, властитель научной казны и бюджетов!
 Сцена зашторена. Справа группа приговорённых – докладчики. Слева место пытки – трибуна. В центре массовка: сдвинули стулья и нагнали человек тридцать изображать интерес к происходящему.
 
   Карасёв негромко кинул общее «Здрасьте!» и присоединился к докладчикам. По выражению их лиц было понятно, что остальные девять докладов на том же уровне, что и у Карасёва.
 Исключением, пожалуй, была Широкая Лидия Васильевна из отдела биохимии и биотехнологий. Её проектная разработка, новое гуминовое удобрение, успешно проходило испытания на опытных станциях, подтверждая действительно очень высокие показатели от применения.
 Несмотря на подавленное состояние, Карасёву хватило душевных сил искренне порадоваться за эту добрую женщину с милым лицом.
 Её вызвали первой. Замысел понятен: начать с успешного доклада и тем самым создать общий позитивный фон для остальных выступающих.

 Лидия Васильевна бодро зашла за трибуну и, уверенно улыбаясь, начала свой отчёт.

 Как и у Карасёва, в первой части доклада она сообщила в каком бедственном положении находился её отдел биохимии и биотехнологий, упомянула недобрым словом прежнее руководство, намекнула на застой в мировой науке, восхитилась работой своего коллектива, который «несмотря на» выдал о-го-го и перешла непосредственно к своему проекту. Рассказала в общих чертах его суть, цели и задачи. Настала очередь показателей.
 
 - В результате применения нашего удобрения мы вышли на следующие показатели прироста урожайности – радостно чирикала Широкая. – Корнеплоды: в среднем до 45%! Из них, морковь – 30%! Сахарная свекла – 60%! Картофель – 18%! Лук репчатый – 40%! Зерновые: в среднем до 20%! Из них, овес – 30%!, Рожь – 21%! Пшеница – 13%! Бобовые…

 Всё это время, пока Лидия Васильевна рапортовала, зам министра сохранял на лице благодушную улыбку и даже поощрительно кивал головой. Директор тихо торжествовал: есть задел!
 - Таким образом – чеканила Широкая – показатели экономического эффекта от применения следующие…

 - Простите, что прерываю – вдруг подал голос зам министра – В магазинах линейка гуминовых удобрений представлена довольно широко. Уж разъясните старику, в чем собственно ваше новшество?
- Ну, я уже сказала ранее, что дополнительным воздействием на фульвокислоты мы добились уменьшения их размера, что позволяет им проникать через листовые устьица.
 - Фульвокислоты? Вы говорили о гуматах.
Широкая немного растерялась:
 - Ну да. Это общее название. Гуматы – это и есть гумины и фульвокислоты…

  - Тебе ещё и разжуй – тихонько проворчал Карасёв – Инквизитор!
У него в голове медленно и лениво закопошилась какая-то неясная мысль.

- Ага, понятно. Продолжайте.
 Лидия Васильевна сглотнула и продолжила:
 - Итак, экономические показатели от применения удобрения…
 - Извините, ещё раз перебью. – опять встрял зам министра. – Вы говорили, что механизм действия удобрения заключается в так сказать подстёгивании аппетита у растений, при котором они начинают более интенсивно потреблять органику и минералку.
 - Да, именно так.
 - А вы учитывали в экономических показателях затраты на внесение дополнительных объёмов удобрений, которые дополнительно потребляют культуры в результате применения вашего препарата?
 Широкая растеряно заморгала:
 - Так ведь не надо ничего вносить дополнительно. Растения потребляют ту часть удобрений, которая в обычных условиях просто вымывается в нижние слои почвы, недоступные для растений. Это до 30% от общего объёма внесённых удобрений.
 - А вы почём знаете? Вы проводили исследования, лично вы, что при внесении гуматов, растения потребляют именно ту часть удобрений, которая вымывается?
 - Ну…
 - Да или нет?!
 - Нет!
 - Значит пока ваши экономические показатели – филькина грамота.
 - Почему филькина? Прирост урожайности…
 - Дорогая моя – ледяным тоном веско произнёс зам министра – Если вы знакомы с реалиями сельхозпроизводителей…
 Лидия Васильевна вспыхнула.
 - … то должны знать, что основная их проблема не увеличение урожая, а где его хранить и кому сбывать. Единственные из перечисленных вами культур, в повышении урожайности которых заинтересованы сельхозпроизводители, - это картофель и пшеница. А у вас как раз эти показатели не слишком впечатляют.Тем более, как мы выяснили, не известно ещё какие дополнительные затраты потребуются. У меня всё. Продолжайте.
 Произошло очевидное. Лидия Васильевна попыталась что-то сказать,но на глаза навернулись слезы, она зарыдала и выбежала из зала.
 
 Коробка повернулся к директору:
 - Лев Игоревич, а почему у вашей подчинённой такая реакция на здоровую критику? Если я что-то не так сказал, поправьте меня, пожалуйста.
 Директор покраснел.
 - Всё так… это у неё от волнения.
 - Давайте следующего.
 - Юрий Сергеевич, прошу на трибуну.
 
 Институтские скисли. Оправдалось самое худшее предположение.Старый выжига приехал не для галочки. А с конкретной целью: урезать финансирование НИИ. Как урезать тоже понятно. Сократить персонал, а по возможности и целые отделы.

   Второй докладчик, он же приговорённый, понуро поплёлся на жертвенный алтарь – трибуну. Залепетал про тяжелые былые времена, посетовал на прежнее руководство, на застой в науке, неубедительно проблеял про грандиозную работу, проделанную-таки отделом, и перешёл к показателям.
 Зам министра опять попросил разъяснений. Тот подробно ему объяснил. Затем зам министра снова взял слово и не оставил камня на камне от доклада.

   На трибуну вышел третий. После него должен выступать Карасёв. Пока сценарий повторялся, мысль ранее мелькнувшая в голове Карасёва ширилась как грозовая туча собирая вокруг себя информацию.

 - Да, этот выжига тёртый калач – размышлял Карасёв – Да, за время своей долгой службы… может 15, а может и все 30 лет… он побывал на сотнях научных мероприятиях. Разумеется, поднаторел в различных науках. Но… Но! Он не учёный. Он не учёный и не может им быть. Всё равно он номенклатурщик и просит разъяснять ему тонкости.
 Грянул гром, и молнией сверкнуло озарение, чёткое, ясное:
 - Надо громить сенсационными показателями, которые никто не сможет опровергнуть.
Придумывать любые, на ходу, устроить фантасмагорию, фурор!
 Но вот, третий докладчик принесён в жертву, и директор произнёс:
 - Павел Кузьмич, прошу вас.

 Карасёв бодро вошёл на трибуну и заявил:
 - Уважаемые комиссия и коллеги, не буду останавливаться на тяжёлом прошлом нашего НИИ, как говориться, кто старое помянет…
 В зале раздались нервные смешки.
 - А в качестве примера грандиозности работы нашего отдела, позвольте презентовать свой проект, который является прорывом в нано технологиях и открывает новую эпоху научно-технического прогресса! И это без преувеличения.

 Он сделал паузу и оглядел притихший, напряжённый зал. Наживка брошена, наживка проглочена.
 
 Описав суть проекта, Карасёв не дожидаясь первым обратился к зам министру:
 - Прежде чем перейти к показателям, хочу спросить у глубокоуважаемого Николая Савельевича, нет ли вопросов по изложенной теме?
 Немного ошарашенный зам министра кашлянул и поспешно проговорил:
 - Да, есть. Вы сказали об углеродных нано трубках как о новшестве. Между тем они уже сравнительно давно используются в массовом производстве.
 Карасёв благосклонно улыбнулся:
 - Совершенно верно, Николай Савельевич. Только, многослойные нано трубки. Многослойные. Речь же идёт об однослойных углеродных нано трубках. Именно они в потенциале могут исполнить мечту человечества и стать сверхпроводниками.
 Но проблема в том, что этому мешают примеси. В однослойной углеродной нано трубке 30% примесей, от которых до сих пор никому не удалось избавиться.
 
 Он опять сделал паузу и выдал сенсацию:
 - Мне это удалось.

 Поражённый зал замер в ожидании продолжения.
 Не менее поражённый зам министра сиплым голосом произнёс:
 - Каким образом?
 
 Небрежно, как и положено гению, Карасёв объяснил:
 - Я использовал ультразвук.
 - Да, но ультразвук имеет разрушающее воздействие.
 - Совершенно верно. Известно, что углеродная связь имеет частоту колебаний от 1645 до 1615 сантиметров в минус первой степени. Я исключил этот диапазон из ультразвукового излучения, оградив тем самым углеродные связи от разрушающего воздействия ультразвука. (и попробуй, докажи, старый гриб, что это не так, если такого ещё никто не делал, в том числе и я)

 - Более того – разошёлся Карасёв – я создал вокруг нано трубки магнитное поле для более мягкого отрыва атомов и молекул примеси от углеродного слоя (ну-ка, опровергни непроверяемое, Коробка… молчишь?.. то-то!)

 - Вы, конечно, скажете,  - плескал он фантазиями – что при этом образуются пустоты, разрывы в цепочке атомов углерода. И будете правы – да, образуются! Поэтому я дополнительно поместил нано трубку ещё и в среду углекислого газа.

 - Ультразвук, господа – Карасёв уже почти кричал – отрывает от углерода атомы кислорода, и свободный, активный, господа, углерод встраивается! В однослойную нано трубку! Заполняя! Пустоты! И тем самым! Ликвидируя! Разрывы!

 Зал взорвался аплодисментами.

 - Таким образом – вещал Карасёв – была получена сверхпроводимая углеродная нано трубка.
 Внедрение моего проекта в производство – это миллиарды, триллионы долларов в год. Рынок сбыта – весь мир, так как аналогов нет. Запрос на сверхпроводники безграничен и постоянен. Сверхпроводная углеродная нано трубка – это ещё и новые патенты, новые, совершенно другого уровня приборы, оборудование. Это, наконец, утверждение России как всемирного лидера научно-производственных технологий!
 Снова бурные аплодисменты зала.

 Карасёв значительно посмотрел на поверженного зам министра.
 - Чтобы удовлетворить первоначальный спрос – веско сказал он – для внедрения проекта в производство необходимы сравнительно небольшие капиталовложения. 297 миллионов рублей. Не долларов. И 2,3 гектаров производственных площадей, включая складские помещения.
 - Я попытаюсь – замямлил тот – не обещаю, конечно,… сами понимаете…
 И замолчал.
 Понимаем, понимаем, товарищ Коробка. Хочет око, да зуб неймёт?

 - У вас всё, Павел Кузьмич? – робко поинтересовался директор.
 - Нет. Хочу ещё сделать акцент на двух публикациях нашего уважаемого Сергея Олеговича в «Научном вестнике»  - Карасёв поклонился сконфуженному донельзя заведующему отделом. – Вот теперь – всё!
 И под гром оваций Карасёв не спеша вышел из зала.
 Да, он победил. Победил в заведомо проигрышной партии. Не кого-нибудь. А прожжённого, трижды тёртого, обладающего всеми козырями власти и полномочий заместителя министра по финансовым вопросам!

   Он приехал домой на такси с огромным букетом и бутылкой самого дорогого коньяка. Вручил изумленной жене цветы и сказал:
 - Лапуся, поздравляю тебя с нашей победой!
Зашел в комнату, налил рюмку коньяка:
 - Ну, за победителя.
 Хотел уже выпить. Но тут наитие закончилось. Что произошло?
 Он поставил рюмку на стол и нахмурился.
 
 За победителя. В чём победил? В очковтирательстве? В бессовестном вранье?! … Да. Ты лгун. Ты беспринципный, бессовестный прохвост. Ты не учёный. Ты мошенник, жулик.
 Карасёв сжал ладонями виски. 
Как я мог так поступить! Что с собой сделал? В кого превратился...
 
 Самое правильное, самое достойное решение - это решение принятое утром: честно и прямо перечислить проекты и их показатели. Открыто признать, что да, мы не изобрели ничего принципиально нового, но нашими данными смогут воспользоваться другие учёные, у которых будет и идея, и возможность её реализовать.
 
 Научное открытие – это не открытие одного учёного, а есть совокупный результат исследований всех его предшественников. И это общепризнано. 
 Да, мы не хватаем с неба звёзд, но мы честно и добросовестно трудимся, формируя основу для взлёта нашим приемникам.
 Именно так и надо было выступить.
А теперь… Теперь есть только один выход реабилитировать себя перед собой.
Карасёв вылил коньяк из рюмки в стакан, долил его до половины и залпом выпил.
 Только один…

   На следующее утро Карасёв написал заявление на увольнение по собственному желанию. Больше в НИИ он не появился.