Бессмертный Кэбури

– …в конце концов, превратится в красный гигант и еще через миллиард лет взорвется, уничтожив все планеты системы.

Кэбури поморщился.

За стенами лекционной залы шел дождь, вода барабанила по натяжным потолкам и просачивалась сквозь расползающиеся швы в углах, сбегая ручейками по деревянной обшивке. Все здесь было сделано с прицелом на эко-стиль, подчеркнуто небрежно и просто, хотя, догадывался Кэбури, протекающая крыша не входила в начальный замысел.

По нынешним стандартам, зал был старый. Когда-то он его обнаружил после путешествия по Австралии. За полгода в парке построили лекторий-кинозал, дюжину киосков в подобном стиле и сеть дощатых дорожек поверх газонов. Все вместе символизировало единение города с природой.

В киосках продавали еду и сувениры. Через пару лет их куда-то дели. Еду стали продавать в других, словно в пику прежним, похожих на автомобильные прицепы, отделанные нержавейкой и кричаще-ярким пластиком. Впрочем, вульгарный пластик скоро выцвел, и киоски выглядели уныло и неприветливо. Еду в них все равно покупали, но уже, казалось, с меньшей охотой.

– Однако же, всего через миллиард лет Солнце станет ярче на 11 процентов и вся жизнь на поверхности Земли в привычном виде исчезнет. Выживут только обитатели морей и немногие, кто спасется в прилегающих к полюсам районах. Конечно, еще бактерии и микроскопические грибы как наиболее адаптивные формы, приспособленные к жизни в экстремальных условиях. Но, кстати… кстати, если человечество научится строить города-бункеры, защищенные от внешней среды, то и мы сможем поучаствовать в этой гонке. Или путем генной инженерии выведет новую разновидность homo sapiens, способную противостоять изменившимся условиям. Разум – это такой же фактор выживания, как, скажем, клыки или плавники, не будем об этом забывать.

Лектор был в ударе и преподносил свой материал с такой энергией, словно давал советы по выживанию, от которых зависит судьба людей. Маленький лысоватый мужчина лет пятидесяти в серой шерстяной паре и растоптанных летних туфлях.

Эти туфли портили впечатление. Кэбури все время возвращался к ним взглядом и не мог с собой ничего поделать. Он даже пожалел, что не занял место в дальнем ряду, избежав таким образом болезненного соблазна разглядывания трещин и потертостей ветхой кожи. К тому же лектор часто задерживал на нем внимание, словно ожидая подтверждения своих слов. Приходилось заинтересовано кивать, чувствуя как это выделяет его из аудитории, превращая из безликого слушателя в соучастника.

Кэбури вспомнил многолюдные собрания, проходившие в пору оную в центре Мюнхена. Он жил там на Нойхаузерштрассе, в двухэтажном доме, в котором занимал меблированную комнату с эркером и отдельной лестницей. В окна эркера любили заглядывать прохожие. Там располагался письменный стол, и он помнил, как часто встречался взглядом – иной раз с целым семейством, гулявшим в воскресный день по старинным улицам. До сих пор у него хранился паспорт Ганса Хомме 1892 года рождения. И другой, на дурной бумаге, почти распавшийся, Николя Кювье, его ровесника, выданный Виши.

Он всегда предпочитал короткие имена, такие как Платон, Эстафан, Саид, и теперь был вполне доволен, представляясь односложно и расписываясь небрежным завитком, напоминающим разомлевшую букву «гамма».

– Масса Солнца недостаточна для превращения в черную дыру – родственницу той, например, что находится в центре Млечного пути и заглатывает ежесекундно миллиарды тонн межзвездной материи, а иной раз и сами звезды.

Лектор явно решил впечатлить аудиторию всеми известными современной астрономии ужасами. Из-за толстых линз его глаза казались большими как у совы, и весь облик приобретал трогательно-жалкий вид, совершенно не вязавшийся с темой космоса.

Кэбури подумал, что, в сущности, самый совершенный из людей в расцвете молодых сил – не более чем мешок с костями. Самодовольный и самовлюбленный мешок, чужой и незначительный в обществе горячих гигантов, газовых туманностей и вращающихся каменных шаров. Солнце, будь оно разумно, до сих пор бы и знать не знало, что на прилепившемся к нему кругляше кто-то строит киоски в парках, чтобы продавать сладкие оладьи.

В отличие от других, собравшихся в лектории по своим причинам, от скуки, от дождя или из-за любви к науке, интерес Кэбури к теме космоса был вполне практическим. Будучи бессмертным в прямом смысле слова, он раздумывал, как действовать в перспективе. Очень долго он будет жить, проводя время более-менее привычно. Потом несколько миллиардов лет жары, всякие обломки планет и потоки плазмы, а после только холод и темнота. И все это «после» ему придется провести в абсолютном одиночестве, пока что-то не изменится во Вселенной. Знать бы что и как.