Камень на камень, кирпич на кирпич

Каждый раз, когда умирал очередной генеральный секретарь КПСС нам, воинам противовоздушной обороны, врубали боевую готовность. «Запомните, барбосы, — рычал начальник штаба нашей бригады, — враг силен и злобен! А у вас, как я погляжу, подворотнички несвежие. Как вы собираетесь одолеть НАТО?»

По словам же замполита, враг тогда только и ждал, когда в СССР помрет генсек КПСС. Ведь в трагический момент, когда страна вдруг сиротеет, она становится уязвима.

В ночь на 11 ноября 1982-го, когда замполит собрал личный состав на политинформацию, мы, помнится, промолчали на это его мыслеизъявление. Да и что тут скажешь, когда у страны такое горе? И спать хочется так, что дальше некуда.

— А что нам поведает рядовой Огородников? — добродушно поинтересовался замполит. Высокий и спортивный, он был почему-то похож на маленькую собачку, пытающуюся тявкать басом. И, по мнению рядовых и сержантов нашей войсковой части, был, говоря современным языком, из тех, кто более прочих подвержен опасности заражения обезьяньей оспой. В плохом смысле этого слова.

Лейтенант Бортников был к нам назначен только осенью того года и еще не знал, кому можно задавать деликатные вопросы, а кого лучше не трогать. Мне он нравился: капитан Лобан как-то обмолвился, что этот новый замполит ни одной статьи Ленина не читал; говорит, мол, что скучно — ни одной картинки в книгах Владимира Ильича нет! Такой вот нам попался оригинал.

Мой ляпший сябр, дизелист Петруха Огородников, всегда ошарашивавший меня рассказами о том, чему и как учили его в родной деревенской школе, встал, скорчил скорбное лицо и вдруг выдал в несколько измененном виде классическое четверостишие:

— Камень на камень, кирпич на кирпич,
Умер наш Брежнев… э-э… Леонид Ильич.
Жалко рабочему, жалко и мне:
Доброе сердце зарыто в земле…

Лейтенант поперхнулся, тут же закрыл тему и мы перешли к более привычному обсуждению того, почему страны Варшавского договора — хорошие, а страны НАТО — наоборот. Причем Огородников категорически отстаивал точку зрения, что Польская Народная Республика чисто по недоразумению включена в список друзей, так-то она в нем играет роль предателя в партизанском отряде.

«Если есть отряд, — утверждал Петруха, — то обязательно где-то там крутится и предатель!»

Замполит в мягкой форме пытался его опровергнуть: «Да ну на…!»

Но у рядового Огородникова, потомственного тракториста из Мстиславского района Гомельской области, оказался на Польшу и поляков свой взгляд. Историческая память, так это называется.

«У нас и так бывало, — горячился Огородников, — что с виду — партизанский отряд, а на самом деле одни предатели!» После чего лейтенант на цыпочках прокрался к двери, проверил, не подслушивает ли нас кто, и распустил личный состав назад к мониторам и планшетам.

В общем, смерть Брежнева на неделю посадила личный состав на боевое дежурство. И то же самое повторилось 9 февраля 84-го, когда умер Андропов. Повторилось вплоть до мелочей. То есть дней пять мы сидели по боевым расчетам, только ночью прерываясь на политинформацию. Правда, к этому времени мы с Петрухой Огородниковым были «дедами» и сами иногда задавали вопросы старшему лейтенанту Бортникову. И когда он повторил тезис об уязвимости страны после смерти генсека, Петруха спросил:

— Почему?

— Что — почему? — не понял замполит.

— Ну это… уязвима, — с деревенской основательностью повторил ефрейтор Огородников. Замполит был человек городской и потому, по мнению Петрухи, несколько туповат. Такие не всегда улавливают суть с первого раза. — В смысле — страна.

— Не нукай мне, — построжал старлей. — Дураку понятно, что когда умирает мозг страны, то она в опасности. В смысле – страна.

Петруха задумался с таким лицом, видя которое немедленно настораживался даже командир нашей части полковник Батеньков. И выдал:

— Так ведь год назад такое уже было. Ну, когда мозг умер вместе с Брежневым. У нас что, их несколько, мозгов этих? Или голов? Не, бывает, конечно, и так. Батя мне рассказывал, что перед войной в нашей деревне проклюнулся двухголовый куренок. Одна башка у него была нормальная, а вторая болталась рядом. Ох и жизнь у него была! Куры от этого урода разбегались, псы прятались. Хотя даже из райцентра приезжали люди на него посмотреть…

Замполит срочно закрыл дискуссию.

С той поры прошло сорок лет. Но почему-то мне все чаще вспоминается двухголовый куренок, о котором некогда рассказал мой друг Петруха. И, хоть строй другой, и страна другая — все больше вижу я вокруг бодрых и бравых замполитов с нездоровым блеском в глазах.