Часть 4. Фатальная ошибка

Версия 310523

      Фельвэ широко открыла глаза во тьме своей норки и выгнулась, упираясь в стены до боли в мышцах, издала долгий стон, царапая песок. Она была не в состоянии вспоминать это.
      Она слишком хорошо помнила тот немой визг – от перенапряжения её голос сорвался в бессильное сипение. Она не помнила, как покинула седло, но слишком хорошо помнила то падение на колени в кровавую грязь, в которой опознала мёртвую мать. Мать лежала лицом вниз, ужасным образом втоптанная между камней, в окровавленной, искорёженной броне из хитиновых чешуек с мифриловыми накладками в виде пятиконечных звёзд. Другой такой брони не было ни у кого. Её поножи и наручи с блестящими каймами на тёмно-синем фоне. Родные красивые узоры. И её волосы, когда-то тёплой молочной белизны, теперь в грязи... Это она. И её больше нет.
      Дочь убитой дроу закрыла лицо руками, теряясь среди ошмётков неистовой битвы, кусков доспехов, выроненного оружия, возле мёртвой ящерицы с торчащими обломками рёбер. И эта жуткая смесь запахов остывшей, но ещё не высохшей крови, железа и чего-то ещё...

      Что там случилось – она не могла себе представить по сей час. Не так-то просто одолеть высшую жрицу с лучшим боевым эскортом дома. Разбитое окно ошеломлённого неверия выбросило Фельвэ прочь из всего того, что она знала о мире. А внутри всё так сжалось, будто каменная рука голема сдавила ей грудную клетку, и магия земли глубинных гномов обратила её сердце в камень. Пожалуй, она отдала бы все хорошие воспоминания, чтоб избавиться от этих.

      Она стояла на коленях, низко склонившись, как на молитве – стояла и видела мёртвую мать сквозь нерезкость выступивших слёз, боясь протянуть руку, чтобы проверить, не обманывают ли глаза и обоняние. Боясь что-либо сказать или подумать. Остекленевшая, неспособная решать, что теперь делать. В тёмном углу памяти неподвижно стоял паучий жертвенный камень. Внезапное тепло в ладони заставило тьму вокруг прийти в движение: заклинание на руке ещё не иссякло; кто-то приближался. Могло и показаться. Но тело действовало само. Ибо та дроу, которая не верит тонким чувствам на уровне инстинкта, живет недолго и не оставляет потомства.
      Взметнувшись, как бесшумная тень, на спину своей ездовой ящерице, дроу касаниями велела ей быстро скрыться за грядой камней и юркнуть в ближайшую пещеру, которая от входа развилки не просматривается. Этот ход сужался и уходил вверх, в лабиринты Сухой реки. Достигнув поворота, всадница схоронилась в расщелине за натёками, на которых гребнем топорщились бледные сталагмиты, и заставила животное лечь. Привстала, выглянула. Отсюда был вид на центр залы, место убийства Матери А'Кати. Там появились два всадника на двуногих беговых ящерах – быстроногах. Из кромешной темноты ответвления их было лучше видно: серо-синие доспехи, чёрные плащи: цвета внешней стражи, работающей вне пределов врат дома; луки возле сёдел. Остановились, не спешиваясь, перекинулись парой жестов, как будто не впечатлённые страшной находкой. Затем один показал что-то жестами кому-то позади, за углом. Фельвэ припомнила, что несколько быстрых всадников недавно вернулись домой с патрулирования Холодных копей и Глубинной тропы, по которой проходит граница с Куэ'Ларр.
"Погоня! – вспыхнул в голове красный огонёк. – Сколько наших предало Мать? Где сёстры?»
      Беглая дочь сжала кулаки, глаза её сузились, по телу пробежали импульсы вызванной силы. А на место гибели отряда прибывали новые всадники на быстроногах, вот их уже шестеро, восемь, озираются, у некоторых луки в руках... Пульсация силы в пальцах беглянки перешла в нервную дрожь. Она пригнулась и позволила своей ящерице бежать прочь, по крутому подъёму в резко сужающийся лаз.
      После подъёма узкая пещера сделала резкий изгиб и начался настоящий подземский рельеф. Округлые выступы, поперечные трещины, пол, местами уходящий в узкие, глубокие воронки, в любую из которых не приведи богиня провалиться, сменялись лесами сталагмитов, натёчными каскадами, крутыми стенками, перегибами, острыми, почти как лезвие гигантского ножа. Ящерица ползла, стелилась, изгибалась во всех направлениях, подтягивалась, цепляясь гибкими пальцами, перескакивала трещины, а дроу прижималась к её спине. Это были лабиринты Сухой реки, пещеры, когда-то созданные и ныне покинутые водой. Когда-то безглазые цеплялись здесь за каждую пядь, но дроу извели их терпеливым измором.
      Ремешки седла держали всадницу за бёдра и голени, а ремень с петлями, охватывающий тело животного, позволял взяться обеими руками. В некоторых местах между хаосом выступов пола и потолка было вообще не пролезть, и приходилось поворачивать назад, доверяя выбор пути чуткому четвероногому жителю Подземья.
      Беговые ящеры тут не пройдут. Их сложение и длинные ноги просто исключают это. Хозяин Арагит говорил, что они вообще родом не из Подземья, а были завезены из каких-то каменных лабиринтов там, наверху. Здесь они живут лишь в неволе, в отличие от прирученных дроу исконно местных легколазов. Впрочем, дроу переловили их, и дикими они почти нигде не встречаются.
      Суть перемен в жизни настигала третью дочь постепенно и бессловесно. Образ погони, всеобщая враждебность и отсутствие защитницы меняли всё настолько, что невозможно сразу осознать... Сводило челюсти, глаза застилало горькими слезами, капающими на шершавую чешую животного, но дроу душила всхлипы и пригибалась в седле, стремясь во тьму.
"Ох, мать... Неужели ты провинилась тем, что не заколола меня на паучьем алтаре? Лучше бы ты... сделала это тогда, сразу... Или ты... Чем-то другим вызвала её гнев?..»

      Когда-то маленькая Фельвэ спросила свою мать:
 – В соборе ты сказала, что всегда знала о нашей победе над безглазыми и Куэ'Ларр. Откуда ты знала?
Мать довольно улыбнулась в ответ:
 – О, тогда, ещё очень давно, мне сказала Богиня.
 – А что у тебя родимся мы с сёстрами, ты знала?
 – Конечно.
 – А что я буду такой? – Фельвэ собрала в руку свои чёрные волосы и показала матери. Та усмехнулась, глядя на дочь свысока:
 – Я не задавала Богине вопросов о таких мелочах. И впредь не стану. Ты – здоровая, полноценная дроу – как и подобает моей дочери. А почему тебя волнует это, дитя моё?
На лице Авиширр отобразилось слегка удивлённое ожидание.
 – Ну, потому, что говорят, что я... – Фельвэ замешкалась, подбирая слова.
 – А-а... – протянула мать, вскидывая  брови, изогнутые на краешках,  – это зависть – есть такое у нас, дроу. Говорят они так – от зависти. Они очень хотят занять твоё место. Но не занимают. Потому, что ты – лучше. Ты – в большей милости у Ллот – и ты получаешь власть над миром. Души тех дроу сжирает злоба, но их разговоры пусты, как падение капель воды, когда ты в милости богини.
 – А что значит – быть в милости?..
 – А то и значит, – гордо улыбнулась Мать Авиширр, – что бы ты ни задумала – ты просто делаешь – и у тебя получается!
Дитя опустило взор, получив ответ. Но собственное стремление доходить до конца заставило снова взглянуть на мать:
 – Но... я пыталась делать многие вещи и... у меня не всё получалось... Значит, я не...
 – Я же тебе говорила, – перебила мать со снисходительной мягкостью, – что у каждой дроу свои взаимоотношения с богиней. Благосклонность надо заслужить или получить в дар – и у каждой это бывает по-своему. Есть те, кто никогда её не заслужит и погибнет зря. А есть те, кто вершит славные дела в ореоле силы. Воля богини также неуловима, как предчувствие будущего. В том и состоит искусство жрицы – как прорицание: уловить веяние воли, формирующей будущее и самой поверить в него. Тогда твоя богиня услышит тебя и сделает так, как ты веришь. Ты будешь учиться этому после того, как достаточно познаешь этот мир и свои способности.

       Суммируя в голове все сведения, Фельвэ приходила в тупик.
"Как так получилось, Мать, что ты не видела своей смерти?!
И неужели ты теперь станешь такой же гривой? Отвергнутой душой?.. Нет, – убеждала себя Фельвэ, – она отправилась к Ллот. Ллот не отдаст её тем длиннолапым. Мать станет одним из маленьких призрачных паучков, украшающих её бесконечную сеть...
Фельвэ чувствовала себя ничтожной и сейчас, лёжа в песчаном гроте, вырытом наземником. Ладони зажимали глаза, и из-под них струилась нескончаемая влага. Всхлипнув, дроу потянула к себе горлышко бурдюка – пополнить запасы слёз в организме...
"Мать – паучком. Какое неравноценное превращение. Как живая и мёртвая. Матери больше нет. Кончился дом А'Кати. Ларсин не такая, как мать. Ни ей, ни пятой жрице никогда не стать такой же".

      Мысли метались:
"Повернуть назад? Искать сестёр? Но где? Они должны были быть дома или с матерью... Почему они – невесть где? Почему Ларсин не защищала мать? Или она сама решила начать править домом, а пятую жрицу – использовала?
Фельвэ захлебнулась своими мыслями вперемешку со слезами:
"Нет вам веры! Пр-роклятые сёстры!"
К её боли добавилось безнадёжное желание узнать правду.
"Нет, не верится мне... Не верится, что всё так просто!.."
Всхлип. Устав гадать, дроу висела на спине у ящерицы и теряла слёзы, словно кровь, и терпела это существование, не имея иного выбора. Ужас и боль поселились в ней жгучим и давящим чувством пониже груди – где сходятся нижние рёбра, и стали методично плести себе гнездо. А ящерица продолжала идти по пещерам, деловито и умело маневрируя. Всадница, измучившись неудобным положением, подняла мокрое лицо, утирая его ладонью.
"Я – проклятие для дома. Я уйду прочь, я исчезну..."

      Безутешно рыдая, она направила ящерицу в нужный проход и сгруппировалась в седле, готовясь к преодолению почти отвесного склона. Сейчас она просто не думала о том, где станет жить, что есть и тому подобном; она бежала, лишь бы подальше, под страхом перед пятой жрицей и сёстрами. Если пятая сумела погубить сестёр или стакнуться с ними в убийстве Матери – то одна брошенная богиней недоучка для них – не помеха. Теперь воинство А'Кати, как обычно, стремясь заслужить одобрение новой Матери, обшарит всё Подземье, чтобы поймать и приволочь к ней Фельвэ для жертвоприношения. Одинокая дроу, просто не желая умирать, направила свою ящерицу через густой и непролазный лес сталагмитов, сквозь водяной туман и пар, сквозь потоки капель, туда, где отовсюду лило, и казалось, что своды плачут вместе с ней... Но она знала, что сводам нет дела, и не собиралась с ними делиться своей бедой – только своей и ничьей больше. Её промочило до нитки, но она, не обращая внимания, стремилась туда, где искать её будет так же сложно, как рыбёшку в мутной воде.
      Через некоторое время в пути слёзы подсохли; раздражённые щёки щипало, и казалось, что от такого потока на них должны были остаться пещерные натёки. Всадница прошлась по лицу рукой. Натёков не обнаружила.

      Узкий косой ход вывел в залу, подсвеченную вечно сияющими жёлтыми шариками на ножках, облепившими края натёчных выростов. Пол тут был неровный, с наклоном в сторону глубокой расшелины слева, а воздух – влажным и душным. Фельвэ знала от Арагита про пещеры, в которых из толщи камня бьют ядовитые испарения, и знала признаки, как их определить. В таких пещерах обычно бывало темно, и наросты на стенах – другие. А тут была чаша-озерцо с причудливо изгибающимися берегами, из которой вытекал ручеёк и терялся в расщелине. Фельвэ выехала за угол слева и увидела другое озерцо, чуть выше, и дальше – целый каскад перетекающих друг в друга чаш по всей широкой пещере. Причудливо изогнутые натёчные перегородки разделяли эти чаши. Оттенки коричневого, охристого, жёлтого, белого чередовались в породах пещеры, густой рыжий налёт покрывал кромки воды. Дальше была зала, потолок которой подпирала естественная колонна, а за ней раскинулась большая чаша, вода в которой казалась неровной – то ли от падения капель... Это была самая верхняя чаша каскада. Оглядев всю пещеру, усеянную железными желтовиками – так назывались здешние полупрозрачные грибы, дроу не заметила никакой опасности и затаила дыхание, любуясь красотой, подсвеченной жёлтым светом. Свет преломлялся в тихой воде, поблёскивал на мокрой породе, искрились какие-то вкрапления, где-то тихо и мелодично журчало... Расстегнув ремешки, всадница спешилась, погладила верную ящерицу по шее и прошептала:
"Аш-шу. Шшу-ра".
Это значило "жди меня" и "покормись". И сама присела к краю озерца, ощущая на спине неприятно облепляющий мокрый плащ. Сложила лодочкой руки, опустила в приятную тёплую воду. Поднесла к лицу, пробуя минеральную воду на вкус. С удовольствием напилась, умыла лицо, краем глаза заметила, как ящерица срывает пастью желтовики, и их свет гаснет в её глотке. Вспомнила маленьких ящериных детенышей у хозяина Арагита, накормленных споросветом: как они лежат и отдыхают со светящимся брюхом, так как их шкура ещё тонкая и просвечивается.
      Фельвэ на цыпочках прошла по перегородке между чаш, глядя в мутноватую воду. Мельчайшие пузырьки насыщали её, покрывали стенки. В середине большой чаши пузырилось, узоры пузырей разбегались по глади воды. Это было одним из истоков Грибной реки. Дроу развлекала себя хождением по бровкам между чаш и рассматриванием естественных узоров. Здесь было такое приятное место... Но вспомнив, что следы приведут сюда охотников дома, она пробежала по бровке обратно в сторону ящерицы, которая уже оборвала все желтовики с одной из стен, "погасив" её. Дроу издала чмокающий звук, словно громкий поцелуй, призывая животное. То обернулось, но с места не сдвинулось. Дроу насторожилась, угадав направление по положению головы ящерицы, смотрящей одним глазом на неё, вторым – на источник тревоги там, в том конце пещеры, куда убегала вода. Мигом обернув себя магическим коконом "гашения тепла", Фельвэ украдкой двинулась к ящерице, желая скорее уехать прочь. Что-то тихо заскреблось. Дроу и ящерица наблюдали. Что-то небольшое и вытянутое шевельнулось, проползло по стене и скрылось в щели.
"Грибоядная многоножка?
Не сводя глаз с тревожного угла, всадница тихо забралась в седло, соединила пряжки и погладила животное по шее.
 – К-ша.
      И только сейчас, в этом отдалённом подземном оазисе, Фельвэ задалась вопросом: что за сила погубила отряд Гвардии Матери, причинив такие ужасные повреждения? Посмотреть другие тела Фельвэ не удосужилась, но это не оружие бойцов. Магия? Но кто? И чем, каким эффектом? Магией можно сжечь, поломать, ударить о стену, и многие заклинания почти не оставляют следов... А тут – будто обвал, только нет упавших камней. Или какой-то великан, огромный тролль топтался по Матери А'Кати? Ближайшие дома Куэ'Ларр и Тил'инт не держали никого крупнее огра, а он явно мал для такого. Только сейчас Фельвэ осознала, что, кроме погони, где-то во тьме этих пещер рыщет то неведомое чудище. Душа снова упала в пятки. Преследуемая тревогой дроу направила ящерицу в более узкий ход, начинающийся под самым потолком.
"Та тварь должна быть крупной, – решила она, – а тут слишком тесно. Едва ли она сможет преследовать меня – если только это не меняющий форму демон... Мог ли какой-нибудь Принц Бездны напасть на Мать?.. Но тогда, если он ещё в нашем плане, и погоня может напороться на него! Впрочем, это лишь если предательница с ним не заодно..."
В смятенных гаданиях Фельвэ кусала губы, стремясь дальше и дальше, за пределы верховий Сухой реки... Дальше от них, дальше от дома.

      Она знала, куда идти. Она с рождения отлично запоминала картинки и пейзажи, форму натёков, узоры мерцающих мхов и конфигурацию помещений. Путь, по которому она устремилась, она сама в прошлом году разведала. Кроме неё, его знали лишь несколько следопытов дома, и сейчас они, вероятно, погибли с отрядом Матери. Путь долгий, но вполне под силу за один переход – для той, у кого достаточно решимости. Лишь бы нигде не заплутать...
      О том, что она собиралась сделать, не знал никто в Подземье... Ну, может быть, только сама Ллот. Но Ллот стало плевать на А'Кати, столько лет верно служивших ей – из-за одной маленькой дроу с почему-то чёрными волосами, не сделавшей, по сути, ничего особенного?
      Треснувшая реальность, обрушенный мир. Мир народа дроу, злой и вероломный, показавший своё лицо. Мир, который Фельвэ стремилась понять, но, похоже, безуспешно. Мир, в котором нельзя ни ценить, ни радоваться. Мир, который теперь воспринимается иначе. В нём погас последний лучик света. И теперь этот мир не имеет значения – целый мир, которому Фельвэ молчаливо присудила самый высший приговор, какой только может обычный житель вынести миру.
      Отреклась от него.
И Фельвэ А'Кати направила ящерицу вперёд и вверх, туда, где, по слухам, Ллот нет. Чтобы не возвращаться.

      Пещеры стали суше, холоднее и темнее. Мокрая дроу зябко ёжилась в седле. Ящерица устала и ползла медленно, неохотно одолевая подъёмы. Никакой живности по пути не встречалось. Впрочем, здесь, в ходах, слишком отдалённых и не примечательных для того, чтобы дать им название, никто не жил. Вода покинула их много тысяч лет назад. Тут тихо веяло парами и запахами Подземья, обычными для носа Фельвэ. Но она чувствовала здешний сухой, необитаемый холод. Слабенькие пятнышки подземских мхов робко сияли на неровностях потолка, питаясь, наверное, парами из воздуха. Ящеры не любили такие места, и Фельвэ приходилось "упрашивать" животное настойчивыми прикосновениями. Ехать пришлось долго, много было подъёмов, много поворотов. Стало совсем темно, глаза дроу различали лишь монотонные неровные стены. Справа обнаружились древние гномьи выработки: характерная тёсаная прямоугольность. Неприятно пахло копотью. Гномы сжигали здесь что-то для обогрева, дым уходил выше по ходам. Тонкий нюх дроу раздражал этот резкий чужеродный запах. Уже близко.
      Усталая ящерица едва переставляла ноги. Усталая дроу сотворила тусклый шарик белого света и послала перед собой, сгорбилась в седле, глядя на пол пещеры, пока не заметила налёт желтовато-белой пыли. Тогда она задрала голову кверху, высматривая нужную форму потолка. Затем увидела воронковидное устье хода вертикально вверх. Слезла с ящерицы, призвала силу магии и вознеслась под потолок. Подсветила: стрелка вверх, нацарапанная её рукой на сталактите. Радость затрепетала в душе, но быстро угасла, сменившись печалью; световой шарик рассеялся. Фельвэ спустилась к ящерице, погладила её по шее и прильнула к питомцу Арагита, крепко обнимая животное. Пусть едва ли оно поймёт и оценит...
– Я никогда вас не забуду... Мой родной мир... Мой дом... Дом моей... Матери...
Дроу громко всхлипнула и разрыдалась. Мокрой рукой погладив животное, прошептала команду:
"Шу-ру-зу-ш-ши..."
"Возвращайся в гнездо". И, решительно прерывая мучение прощания, воспарила над полом и понеслась вверх – в неровную каменную воронку, длинный узкий ход. Набегающим воздухом заложило уши, захолодило, смахнуло слёзы, затрепыхало волосами. Стенка неслась перед самым носом – коснись рукой и получишь ссадину. Зацепиться тут не за что, в случае чего... Дроу летела вверх, на магию одну надеясь. В затылке появилось ломящее ощущение – магическая усталость. Стали подрагивать пальцы, "поток" колебаться, но это вопрос жизни... Сил должно хватить с запасом – Фельвэ проверяла тогда, когда нашла этот ход. Держась силой воли, она старалась выровнять своё дыхание, расслабить нервно напряжённые мышцы и удерживать зазор до стенок. Проход медленно сузился, потом стал плавно расширяться. Сердце стучалось, стало покалывать пальцы, щекотать всё тело, словно под платье насыпали песка... Противное чувство.
"Да что ж он всё не кончается? Я поднимаюсь настолько медленнее?"
Она помнила бодрую эйфорию своего первого взлёта и гордость тем, что из А'Кати она – лучшая по умению парить в Подземье. Лица сопровождающих стражей из Гвардии Матери тогда были полны беспокойства, и они так обрадовались возвращению Лларн'Квэссан, и с таким интересом слушали её рассказ об этом ходе, а она себя чувствовала так прекрасно, по-геройски... Наконец, ход расширился, раздался, забугрился неровностями, склонился в одну сторону и заставил отклониться от вертикали. Ощущение "отдачи" – соответствие напряжения воли и скорости полёта изменилось – скорость стала снижаться. Предчувствуя опасность внезапного падения, Фельвэ отклонилась сильнее и приземлилась на четвереньки в щелеподобное каменное русло древнего водотока, наклонное под изрядным углом. Слишком резко: больно ободрала себе ладони и коленки, зацепилась за край трещины, чтоб не заскользить вниз. Припала к холодному камню всем подрагивающим телом, сжала зубы, закрыла глаза, полежала так некоторое время, успокаиваясь. Открыла глаза.
"Как тут круто. Помнится, тогда здесь уже был виден свет от Жгучего Стража Наземья... Но сейчас темно."
Поймала пальцами амулет на своей груди, меняющий цвет с ходом времени: в конце цикла с лилового на синий, в начале с золотого на алый – равномерно по кругу: различила красновато-золотистый. Темнота была не полной.
"Там сейчас ночь, – сообразила дроу, – время, когда оно спит; а у нас сейчас начало нового цикла. Как удачно!
Она помнила, что говорила мать:
 – "Это страж враждебных богов, захвативших Наземье, поставленный, чтобы убивать любого из илитиири, кто рискнёт выбраться. Так считается у нас. Но каждому стражу бывает нужно спать".
Произнося эти тезисы, мать смотрела на неё искоса с какой-то неоднозначностью, и, улавливая эти блики смысла, Фельвэ кивала, и мать улыбалась ей уголком губ.
"Мир гораздо больше, чем то, о чём мы знаем," – посылала ей мать между строк.
      Дроу поднялась и стала карабкаться вверх по тесной щели, цепляясь за рёбра, вставляя мыски сапог в малейшие трещины. Последняя надежда ждала её впереди, и другой мир, о котором она кое-что знала.

      Юная Фельвэ с любопытством изучала всё, что могла, и однажды увидела, как с охоты в Ночи Наверху везут добычу и рабов-наземников. Она прямо-таки доняла сопровождающих вопросами, и после этого заявилась в темницу. Долго разглядывала десяток невольников, приставая с расспросами к надсмотрщикам. Тут и узнала, что самыми полезными являются гномы, в виду их жизнестойкости. После некоторой выдержки их учат расхожим словам языка дроу и хозяева раскупают их отсюда.
"А в хозяйстве Ша'Лассры не было таких рабов, – подметила Фельвэ.
      Все эти люди, полурослики и гномы были лишёнными всего своего и отчаявшимися. Они не понимали языка дроу, сжимаясь в ужасе перед ней, и разговаривать с ними не получалось. Один наглухо молчал, другой невнятно бормотал, наверное, молитвы своим богам, женщина непрерывно плакала... Фельвэ чувствовала, что они здесь не такие, как на своей родине, вопреки представлениям дроу. Порой тюремщики дроу просто мучали свежепойманных потехи ради, слушая, как они стонут и кричат, и сравнивали эти звуки, несмотря на приказ Матери Авиширр "не портить добычу". Запытанные, они не годились уже ни на что. Дроу поговаривали, что у этих короткоживущих существ "не столь высокие чувства, сколь у дроу", они проще переносят страдание; однако, эти "примитивные" существа оказались хрупки, они быстро становились нетрудоспособны, заболевали и умирали, и требовалось ловить новых.
      Гораздо интереснее и толковее оказалось изучать их вещи. Попадались письма и рисунки, которые везли кому-то наземные путешественники. Изучая каждый трофейный подсумок, вещицу или безделицу, Фельвэ показывала их пленникам и порой добивалась от них пары слов. Заинтригованные надсмотрщики угрозами и поощрением помогали склонить их к общению. Рабы-наземники казались Фельвэ упрощёнными, куцыми пародиями на дроу.
      Третья дочь действовала по своему: разговаривала мирно, даже пару раз снимала с пленных цепи, чтобы снизить их враждебность и расположить к диалогу, но как-то раз раб бросился на неё и свернул бы ей шею, если бы не погиб на месте от мечей стражи; напуганную Лларн'Квэссан выпроводили из темницы. Вытянув несколько скудных фраз, Фельвэ снова садилась за трофейные письма, книги и карты, сопоставляя услышанное с увиденным. Она показывала тексты рабам, уже служившим у хозяев, за награду, и требовала читать, и таким образом запоминала наземничий язык, составляя собственный словарь. В последние годы она говорила с ними довольно уверенно, и некоторые рабы пытались узнать о своей участи, торговаться и даже запугивать, но что она могла им ответить? Мать, увидев это, дала ей задание вызнавать как можно больше про Наземье. Опять же, не портя рабочую силу. И охотники получили приказ нести вниз книги, картины и всё тому подобное.

      И вот, теперь у Фельвэ впереди – целый наземничий мир, полный местных жителей и диковинных созданий в их естественной обстановке. В котором есть вполне комфортное время под названием ночь, разные вкусные штуки, и, говорят, он бескрайне огромен... Ясное дело, Фельвэ будет по-дровийски осторожна, да и магия ей в помощь...

      Карабкаясь по узкой пещерной пропасти наверх, Фельвэ поняла, что устала. Повисла на одной из каменных плит, держась за её угол скреплёнными в "замок"руками и положив на них подбородок. Что-то тонкое, ветвистое перед носом привлекло её внимание, заставило приглядеться. Дроу засветила свою ладошку. Нечто нежно-зелёное, бледное, похожее на искусно витую проволочку, колебалось в незаметном потоке воздуха перед её взглядом. Целый кустик.
"Какие странные лишайники"... Дроу высвободила руку и потрогала тоненькие, едва лишь осязаемые листочки. Понюхала. Ничего. Подняла глаза кверху. И полезла дальше. Интуитивное решение подсказало ей поставить ногу рядом, не наступая на маленький кустик.
      Снова призвала магию, напрягая волю, но сейчас смогла едва лишь оторваться от скалы. Стиснув до скрипа зубы, пропарила шагов десять, перелетев, однако, через неприятный отвесный выступ, и снова опустилась в каменное русло.
"Да что со мной, демоны побери? – дроу от досады стукнула по скале кулаком. Решив, что это от переутомления, немного полежала на холодной скале и продолжила своё терпеливое восхождение.
      Становилось положе, потолок опускался ближе. Тонкие кустики травы попадались чаще. Белый песок устилал впадины. Песок был холодным и влажным. Дроу быстрее двинулась к цели, невзирая на разодранные коленки.
"Вот-вот..."
Сузилось так, что пришлось ползти на животе, не жалея одеяния Лларн'Квэссан. Впрочем, дроу старались конструировать одежду так, чтобы она не стесняла движений. Фельвэ аккуратно и упорно пробиралась по узкой наклонной щели, и, поднимая взгляд вперёд, видела слабый таинственный свет. Светящиеся точечки на тихо сияющем тёмно-фиолетовом фоне. Наконец, руки схватились за край.
      Дроу замерла в щели, чувствуя этот свет, почти осязая, как он падает ей на голову, будто бы просвечивая волосы. Душа её затрепетала.
"Охотники дома, мужчины, выходят под этот свет, и ничего... И жрицы, сопровождающие группу. Я уж точно не хуже!"
И волевым рывком выбралась из расщелины в скале, спрыгнув на каменистую осыпь, и сбежала по ней вниз, оправляя на себе дровийский плащ. Внутренняя его сторона была серой, а внешняя – цвета нездешней тьмы. Камни и песок под ногами было отлично видно, лучше, чем в пещерах с мерцающей растительностью. Было свежо и прохладно. Подняла голову, охватывая взором картину ясного ночного небосвода над собой.

Hans Zimmer - Time

      У смотрящей вверх дроу закружилась голова, её повело, она мелкими шажками ступала вперёд по рассыпчатому, мягкому песку и едва не падала. Ощущение неконтролируемого движения куда-то в сторону – мерцающая бездна манила и тянула, сбивая с толку. Фельвэ смотрела в неё, задрав голову, во все глаза. Неподвижные точечки света на тёмном фоне, разбросанные хаотически, были разного размера, разной яркости, некоторые как будто бы мерцали, завораживая чувствительную к свету дроу. Они даже имели разный цвет... Большинство были одиночными, но попадались и россыпи, скопления – совсем маленьких, едва заметных звёздочек. Внизу встречались пещеры, свод которых был так высок, что мерцающие лишайники на нём пестрели подобными пятнышками, порой слагая живописные узоры. Но этот свод выглядел иначе: прозрачным и невообразимо далёким, наполненным каким-то нездешним светом, как будто всё это только мерещится.
"Может, отсюда видно другой план?"
      Говорили, такие ощущения захлёстывали и других дроу, когда они выбирались в Ночь Наверху, и им приходилось некоторое время привыкать. Именно поэтому на охоту брали только самых невозмутимых и смелых.
      Фельвэ остановилась, расставила ноги попрочнее, пытаясь оценить свои необычные чувства. Её всё ещё тянуло, чудная иллюзия падения была не сильной, но совсем не уходила.
"Вот откуда миф о том, что вышедший на поверхность будет бесконечно падать в бездну, ту, что наверху"...
Воздух был холодным, дышалось необычайно легко, и это дурманило. Пещерная эльфийка забралась на горку, на косую грань валуна, и устремила взгляд на горизонт. Белая равнина плавными волнами уходила вдаль и соприкасалась с небом. Глазам было так непривычно: в Подземье не увидишь такой дали. Не было даже легенд про это... Что будет, если дойти туда? Немного постояв, понимая, что не может уразуметь эти вещи сразу, она пошла вперёд. Ей всё равно было, в какую сторону. Но точно: надо идти прямо, в одном направлении. Чтобы найти наземников раньше, чем погоня найдёт её, и успеть затеряться здесь, наверху.
      Некоторое время она шла, сопротивляясь странным ощущениям, но вскоре это ослабло и сошло на нет. Она отдалилась от трещины под скальным пластом, откуда выползла, настолько, что полуразрушенная скала, торчащая из песка, казалась теперь небольшим холмом, теряющимся в волнистом пейзаже. Запомнив направление, Фельвэ пошла дальше. Ступать было мягко, ноги вязли в песке. Немного пробирало холодом. Посмотрела на амулет времени: красный с лиловым оттенком.
"Посмотрим, что будет, когда взойдёт этот огненный шар, который наземники именуют Солнцем... Наземники, из плоти и крови, живут под ним. Они носят одежду и головные уборы, не такие, как у нас, но из похожих материалов", – думала Фельвэ, снимая пивафви. Своим острым кинжалом она отрезала от низа полосу, которой она рассчитывала защитить свои глаза. Волосы Фельвэ, достаточно пышные, закрывали её макушку, шею и плечи, да и плащ тут поможет. Переодев его серой стороной наружу, тёмная эльфийка деловито зашагала дальше.
      Она помнила по рассказам охотников, что, если отойти от пещер, можно найти наземничью дорогу – натоптанную полосу земли, которая соединяет их поселения. Далеко ли поселения – она не знала, но наземники-то добираются. Она собиралась найти наземников, их воду и пищу, предложить в обмен свои самоцветы и магию, и принять новые правила жизни, с которыми она знакомилась по их письмам и книгам. Какая-то шальная вера в свой способ придавала ей уверенности...
      Дроу замечала, как постепенно становится светлее. Краем глаза видела, что небо позади начинает таинственно разгораться, синеть, светлеть, переходя в розовый над неровной поверхностью края земли. Остановилась, глядя туда. Ничего, кажется, не меняется.
"Вот как, Огненный Страж Наземья? Со спины заходишь?"
Дроу пошла дальше, подбодрив себя дерзкой насмешкой и ощутив мелкую дрожь, промчавшуюся по мышцам. Как ни хорохорься, а сила, скрывающаяся там, за краем земли, была очевидна; и все дроу знают, что нет положения хуже, чем когда ты во власти противника. Фельвэ намотала ткань на голову и надвинула капюшон так, чтобы видеть только горизонт. Одним наклоном головы она сможет скрыть глаза от яркого света.Обернулась, выпрямила спину, сжала кулаки:
"Ну же, – сказала вслух, – давай, выходи! Я не боюсь! Я готова встретиться с тобой!"
Заметила, как собственный голос дрогнул... Некоторое время понаблюдала за горящим краем неба над чёрным краем земли; вспомнила по рассказам, с какой стороны вставало солнце, и в какие стороны уходят дороги наземников. Пошла дальше, оставив зарево позади справа. На ходу вытянула руку, чтобы создать вокруг себя шар тьмы – и получила какую-то эфемерную тень, которая тут же рассеялась. Вторая попытка также. Озадаченная дроу напрягла волю и попыталась воспарить, и совсем ничего не произошло. Даже песчинки от её усилий не двигались. В лёгкой панике Фельвэ остановилась, приходя к выводу, что даже природная сила, доступная всем дроу, здесь не властна.
"Магия Стража рассеивает нашу, я слышала..."
Постояла недолго, прикрывая глаза рукой, с немалой тревогой осознавая новую действительность.
"Но я знаю: Страж уйдёт, как тычячи раз уходил, наступит новая ночь. И тогда посмотрим".