Побег. продолжение

                ГОЛИКОВ

        Когда меня призвали из моего захолустья на службу, да еще после того как выяснилось, что я буду служить под Ленинградом, радости моей не то, чтобы не было предела, но все-таки это было намного лучше, чем Вологодское районное захолустье, в котором кроме чадящего филиала Череповецкого металлургического комбината, окрашивающего небо над моим поселком городского типа в причудливые тона желтоватого цвета своими выхлопами, по сути и не было ничего больше. Если прожить здесь всю свою жизнь, то после десятилетки и местного ПТУ она, жизненная линия, непременно бы уперлась в этот заводишко, на котором трудился весь поселок, чтобы потом в выходные дни, а также по советским праздникам тупо жрать водку, просиживая штаны в местной пивной. Единственный поблизости  большой областной центр Вологда по тем временам, тоже не был особо ничем примечателен, кроме разве что известной песней белорусской группы «Песняры».
        Поэтому и радовался я, когда после многодневного сидения после призыва на срочную в пересыльном пункте той же Вологды в ожидании «куда пошлют», узнал, что еду служить под Ленинград. Первые разочарования меня постигли сразу же по прибытии на место. «Под Ленинградом» оказалось ни много, ни мало около девяноста километров, а то и всех ста. Хотя городок, где располагался гарнизон был молодой, недавно отстроенный, и ни шел ни в какое сравнение с моим захолустьем. Но главное разочарование было даже не в отдаленности бывшей русской столицы, что исключало поход в увольнительные в город Ленина, чтобы самолично увидеть то, что раньше видел только на картинках. Самое неприятное было узнать, что попал я служить в строительные войска. Причем не в инженерно-строительные, как их иногда официально называют, а в самый натуральный стройбат, который относился к тому же к какому-то оборонному министерству. То есть предстоящие два года мне предстояло тупо месить бетон на советских стройках или класть кирпич, если доверят. Говорили, что чуть ли не весь этот городок, в котором и базировалась эта оборонка, был выстроен стройбатом министерства. Да и контингент прибывших со мной для укрепления мощи Советского Союза был еще тот. Больше половины составляли выходцы из республик Средней Азии, Казахстана и Кавказа. Причем городских среди них было очень мало. В основном селяне из кишлаков. Некоторые и по русски-то  знали несколько слов. Причем наше оборонное министерство (не путать с Министерством Обороны) не чуралось призывать в ряды воинов-строителей молодых людей, уже успевших получить судимость на гражданке или с имеющимися условными сроками. Не говоря уже о большом количестве призывников, которых явно не осматривал психиатр в их далеких провинциальных призывных комиссиях. К окончанию так называемой «учебки», где я освоил несколько самых низших рабочих строительных специальностей, я находился в состоянии глубокого уныния. Какую-то надежду давали рассказы сослуживцев об удачных женитьбах служивших здесь ранее. Они смогли осесть в городе и получить хорошую работу на атомных производствах, да еще вблизи от второго самого крупного города СССР.
      Однако ж мне не пришлось, окончивши «курс молодого бойца», погрязнуть в строительстве. Меня как-то вызвали в штаб и, тщательно расспросив об успеваемости в школе ( а она у меня на фоне остальных была очень даже не плохая), а также поинтересовавшись состоянием моего здоровья (тоже еще не отравленным пока родным заводом) сказали, что направляют меня служить в комендантский взвод Военно-строительного управления.
       Последующая служба в комендатуре, учитывая наличие большого количества «дедов», конечно, тоже была не сахар. Но явление это временное, к тому же когда я либо конвоировал зачуханных азиатов или соотечественников на гауптвахту или того хуже в знаменитые питерские «Кресты», поскольку многие как и на воле продолжали  в армии криминалить или просто сбегали со службы в надежде спрятаться в родном кишлаке, я все-таки считал, что на этой службе  вытянул, как говорится, бумажку с крестиком. Как бойцу комендатуры впоследствии мне понемногу начали выдавать увольнительные в город атомщиков. Я ходил в кино, мог себе позволить иногда посидеть в кафе -мороженном, не стесняясь своего вида, поскольку мое обмундирование стрелка комендатуры выгодно отличалось от даже «парадного» вида находящихся в увольнении военных строителей. Когда увольнительные для меня перестали быть приятным исключением и в соответствии с уже отбытым сроком службы приобрели постоянную основу, я начал приглядываться к городу, к его жителям, к их быту и укладу. И все это ведь здорово отличалось от того, что было у меня на Малой Родине. Несмотря на то, что выбор в магазинах здесь должен быть таким же «советским» как и у нас в Вологодской губернии, вещей, которые можно было на себя одеть, и при этом не выглядеть огородным пугалом, было гораздо больше. А люди, которые попадались мне навстречу во время моих прогулок в увольнительных и вовсе в основном ходили в «фирме». «Фирменные» вещи здесь часто «выбрасывали» в магазинах, да и Питер был, как оказалось, не так уж далеко, всего то меньше двух часов на электричке. А это город портовый с полагающейся «толкучкой», где можно купить все от штанов до самых последних дисков. Да и продуктовые магазины радовали глаз в отличие от наших на вологодчине. А уж машин в этом городе было просто наверное как на каком–нибудь Западе, на котором я ,конечно, никогда не был и даже не мечтал. Как-то в праздник 9 Мая я был в почетном карауле на местном мемориале. Здесь оказывается недалеко от города проходила ранее линия фронта по время Великой Отечественной.  Так, когда нас везли на грузовых машинах к месту по случаю праздника от легковых самых различных моделей рябило в глазах. Люди выходили из этих разноцветных сверкающих автомобилей, покупали шашлыки, пиво, развлекались. В то время как у меня на родине, чтобы отоварить талоны на курицу и масло, надо было занимать очередь в магазин чуть ли не с пяти утра. Понемногу я стал чувствовать, что я ненавижу живущих здесь людей за их вот такую кажущуюся мне со стороны беспечную, сытую и обеспеченную жизнь. Это при том, что в этой стране все у нас равны и прочее, прочее. Я понимал, что все эти байки, выслушанные мною в «учебке» об удачных женитьбах на местных, не больше чем красивая сказка. Ну, похожу я на танцы в здешний ДК. Ну, познакомлюсь с девчонкой местной, вряд  ли она будет дочкой местного состоятельного человека. А если и окажется таковой, вряд ли ее родители согласятся выдать ее замуж за такого как я. А если ( обязательное условие после окончания службы – это направиться по месту призыва) я каким-либо чудом зацеплюсь, отслужив, в этом городе или где-нибудь поблизости, то сколько же понадобится мне времени со моими, так и несформировавшимися строительными навыками, чтобы скопить на вот такие «Жигули» или «Москвич». Не говоря уже о возможности, поселится в своей квартире. Как-то незаметно я все больше и больше стал впадать в уныние. А тут еще у нас в казарме, да и не только у нас, в виде эксперимента установили цветные телевизоры, по которым в будние дни мы коллективно просматривали в обязательном порядке программу «Время» по Первому каналу. А по воскресеньям нам ставили для просмотра западные боевики, ведь телевизоры были подключены к видеомагнитофону, стоящему в штабе. Не знаю, чья это была идея, но чтобы такое было в других частях не слышал. Так что два часа в воскресенье перед отбоем мы окунались в мир более привлекательный, нежели я видел в своих увольнительных. Там царили крутые парни со стволами и крепкими кулаками, которые ездили на еще более крутых тачках, нежели эти советские «Жигули», которые по сравнению с ними были просто неуклюжими тракторами. После каждого фильма, правда, выходил заместитель по политчасти и подробно рассказывал, что все, что мы просмотрели, есть не что иное, как яркая обертка жуткого мира капитала. Что на такие вот обертки клюют несозревшие души и губят себя. По мере того как служба моя шла, я узнавал все больше и больше. Оказалось, что здесь рядом по морю проходит государственная граница, есть граница и по суше. И в нескольких десятках километров от меня находится этот мир чистогана и крутых парней. Напротив нас через дорогу находился отряд пограничников. Как то случайно на стрельбах я познакомился с двумя земляками –пограничниками. Мы стали ходить вместе в увольнения в город, хотя на тех же танцульках они в своей форме с зелеными погонами и фуражками имели больший успех у женского пола. Я же, несмотря на принадлежность свою к комендатуре, обладал погонами черными и черным ободком фуражки, что ничем не отличалось от обычного военного строителя. Знакомство с земляками оказалось для меня очень полезным. Поскольку я находился у себя на хорошем счету, то мне разрешили проходить у них в погранотряде курсы по вождению УАЗика. Наконец-то я почувствовал, что такое управлять машиной! Пусть военной, неуклюжей. Но это все же была машина, и она подчинялась моей волей. Парни, с которыми  свел дружбу, рассказывали иногда, как они несут свою службу по охране земного и морского участка границ. По их словам выходило, что при желании «за бугор» можно было свалить достаточно легко. Особенно если воспользоваться лодкой с мотором. По прямой тут будет несколько десятков километров, а учитывая традиционный нейтралитет соседней Финляндии, охрана границы по морю весьма условная. Мол, сколько раз уже ловили рыбаков, которые блудили в погранзоне в поисках рыбы. Так понемногу я стал все больше и больше задумываться о том, что не зря судьба забросила меня именно сюда из далекого глубинного русского поселка. Потом мои раздумья стали вырисовываться понемногу в четкий план действий…

                Продолжение следует