Дневник беженца. Ишь, стерва!

Клубничная луна в окне. Здоровенная. Сочная. Немного в дымке, но иногда и та рассеивается и все вокруг от этой луны тоже становится клубничным. Чашки на подоконнике, два яблока, игрушечная машинка…

Вот такая огромная луна. Которая навеки зависла выше всего этого. Выше взрывов, выше ракет ПВО, выше горящих домов и чада на горизонте. Висит и ничего ей не сделается. Она и миллион лет назад так висела, и через миллион лет будет так висеть. У нее и путь исхоженный, и дом она никогда не сменит, и плакать у нее нет повода. Вот и висит, по-июльски красная. Круглая.

Однажды я читала, как Ольга Леонардовна писала об умирающем Чехове: колола лед в жаркой ночи, послала студентов за доктором, а Антон Павлович, когда доктор наконец пришел, вдруг сел и как-то значительно, громко сказал: «Ich sterbe...» И с удовольствием, до дна выпил свой последний бокал шампанского.

У меня теперь на языке это «Ich sterbe», только как-то на свой лад, по-злому, с нажимом и отчаяньем – «Ишь, стерва!»

И показываю кулак луне. Прорвемся, мол. Не дождешься.

Я не хочу больше бежать. Я упираюсь, отмахиваюсь, четвертую ночь спорю сама с собой. С луной. С Чеховым. Со всеми бесами бессонных ночей.

Я не хочу. Мне было так уютно в этой маленькой квартирке, где, наконец-то, приняли, как дальних, но все равно – близких. Где понимали, где, кажется, даже стенами лечили. А на стенах-то ковры, как у бабушки в деревне. И, вот, уже лето. И перья зеленого лука на подоконнике…

Куда теперь? Как?

Домой бы. И все забыть. Как затянувшийся ночной кошмар.

Когда-то давно, еще до всего этого, мне долго снился повторяющийся сон – что, по какой-то странной прихоти министерства образования, все выпускники школ моего года должны снова вернуться в свои школы и доучиться еще один год. Месяц, хотя бы. Хотя бы несколько недель. Но – нужно, иначе не будет считаться, что ты окончил школу. А кому нужен тот, кто даже школу не окончил? Замуж не возьмут и в дворники – тоже.

При этом во сне иногда всплывают интересные поправки – мол, можно посещать только те дисциплины, которые не по профилю твоего высшего образования. Или, например, просто написать несколько контрольных за этот условный 12-й класс. Получить и сдать учебники. Что-то заполнить в тетрадях. Просидеть сколько-то там академических часов в давно забытых кабинетах за старыми партами, о которых, к слову, вообще как-то и не думал скучать все эти годы.

Я, конечно, во сне в душах возмущаюсь – как так-то? Дипломированный специалист, с опытом работы! Какая школа?! Кто мне и что сделает, если я не пойду, не стану? Даже начинаю прогуливать в гаражах, как когда-то, в моем далеком одиннадцатом… И точно так же бояться директора и завуча старших классов, что строго караулят в коридоре на переменах. Смешно. Но вот и джинсы во сне у меня прежние, блуза с люрексовой искрой, куртка-косуха. Даже голос прежний. И тетради я теряю, как раньше, и расписание все время путаю…

И вот снится мне, что я опять в кабинете физики, а наша Ирина Леопольдовна, которая все время вела себя так, как будто у нее вчера был очень бурный вечер, потому сегодня и горло пересохло и голова болит так, что ее нужно все время держать двумя оттопыренными пальчиками, диктует условие задачи:

– Дано три клея: хороший, нормальный и совсем поганющий. Записали? По-га-ню-щий! Вопрос: что с ними будет в условиях невесомости?

И весь класс наклоняется над листочками в клетку (контрольный срез, что ли? И что это вообще значит – срез?) и начинает строчить какие-то формулы.

А я сижу, рисую на полях зайчиков-космонавтов и думаю, что в космосе, должно быть, все местами меняется. Во сне я абсолютно в этом уверенна и как будто это даже слышала на каком-то уроке физики. И вот, стало быть, плохой клей станет хорошим, а хороший – плохим и клеить им ничего нельзя. Все просто и понятно, но как это доказать? В особенности если из всех формул я помню только то, что энергия равняется массе, умноженной на скорость света в квадрате. И это, без сомнения, какое-то отношение к делу имеет, это же точно из физики, но как и куда это прикладывать…

И я что-то черчу и малюю на листе до тех пор, пока звонок с урока или звонок будильника не останавливает мои мучения над непокоренной физикой.

Вот такие сны. Преследующие годами. Как какой-то вечный триггер с той школой, не самой радостной порой, которую уж точно не хотелось бы повторять.

А за последние полтора года, странное дело, уже не снилось. Не пугало, не напоминало. Нашлось же что-то, что затмило страх перед срезами (продолжаю удивляться, как можно было что-то в школе назвать таким диким, кровожадным словом?). И кто бы знал, что этот новый страшный этап будет так кошмарно не сравним со школой? Знала бы, выбрала бы срезы до конца жизни. Если бы было можно выбирать…

Школа уже не снится. Дипломирование не снится. Страх перед родами, вот так самая непонятная паника – да как же из живого человека может появиться еще один человек? Орущий, плохо спящий и все время желающий быть на ручках.

Ничего из этого не снится. Как будто пропало.

Теперь снится дом. А еще какие-то коридоры, ободранные полы чужих квартир и, почему-то, беззащитно голые окна, которые пугают этой голой пустотой. Или прятаться от них, или закрыть, завесить, заклеить чем-то все время хочется.

И вместо Ирины Леопольдовны, придерживающей голову двумя пальчиками – миграционный инспектор. Строгая, в форме, спина в струнку:

– Где ваша регистрация? Где миграционный учет? Где анкета? Где справка о том, что вы не болеете СПИДом?

И, как в той истории про шутника-анестезиолога, который у уже засыпающего пациента уточняет: «А раньше СПИДом не болели?»

И сын, который уже утомившись от очередей, автобусов и кабинетов, вдруг становится посреди миграционной службы и громко, с вызовом сообщает:

– Мама, я хочу какать!

А потом еще луна эта… Клубничная.

Интересно, как долго это будет еще сниться?

Нет, не будет. Буду забывать. Каждой клеточкой себя. Буду делать миллион дел сразу, строить, растить, писать, вязать, в конце концов. Я даже физику выучу! И, так уж и быть, даже… не могу даже произнести без содрогания… химию!

Лишь бы все закончилось.

А пока… Пока живу двумя измерениями. Здесь и сейчас, без планов: не знаю, что будет завтра и будет ли. Что толку загадывать? Вещи собраны, идти некуда, но подумаю об этом, когда нужно будет идти.

Или бежать.

А второе измерение – мечты. Какие-то фантастически далекие, хотя, казалось бы, обычные, человеческие, не сказочные: как я куплю кровать сыну. И поставлю ее в большую светлую комнату, с большими окнами. И они не будут смотреть на меня и пугать. И они не будут заклеены или заколочены. Обычные окна, обычного дома. И в них будет голубое ясное небо.

Всегда.

 

А пока очередная бессонная ночь. И луна.

И я, в каком-то бессонном безумии грожу ей кулаком.

Ишь, стерва!

Ишь…

И никакого «Ich sterbe». Потому, что немцу – смерть, то нам так… Нервы, страхи и хлопоты. Но мы переживем!

Переживем.


Поддержать автора
2202 2023 3930 9985