Суки 2

Барская усадьба. Спальня. На подоконнике клетка с канарейкой. У стены стоит кровать. На постели сидит, свесив босые ноги, барин - Алтынов, в ночной рубашке и спальном колпаке. Медленно зевает. Смотрит на шагающий маятник застеклённого Le Roi на стене.

- Парамон! Парамон!
- Чаво?
- Парамоша! Pourriez-vous me donner… таз тёплой воды.
- Сию минуту…

Парамон уходит и, практически, тут же возвращается с большим медным  тазом, наполненным слегка парящей мутноватой водой. Ставит таз на пол перед Алтыновым.

- Парамон! Что ты принёс?
- Таз с водой
- Я вижу, бестолковая твоя башка, что таз с водой! Откуда эта вода? Отчего она мутная? Где ты взял тёплую воду так скоро?
- Э-э-э… Так-с… Ну, это…
- Что ты мычишь, Парамон?
- Извиняюсь…
- Ступай, и принеси таз тёплой воды!
- Слушаюсь!

Парамон уходит, и пропадает.

- Парамон! Парамон!
- Иду, барин! Сию минуту!

Парамон заходит с тазом, наполненным водой. Ставит таз на пол перед Алтыновым.

- Парамон! Гога ты и Магога! Вода-то холодная!
- Так-с… не сугрелась…
- Парамон! Я тебя выпорю!
- Извиняюсь…
- Парамон! Иди, и принеси таз тёплой воды!
- Бегу, барин, бегу!

Парамон уходит, и вновь пропадает.

- Парамон! Парамон!
- Иду! Сию минуту!

Парамон заходит с тазом, наполненным водой, от которой обильно отходит пар. Ставит таз на пол перед Алтыновым.

- Парамон… что ты принёс?
- Воду
- Она горячая! Сущий кипяток! Ты меня ошпарить задумал, антихрист?
- Никак нет!
- Парамон! Иди, и принеси таз тёплой воды!
- Слушаюсь… (в слух). Вот, суки! (тихо, сквозь зубы).

***
Операционная. На среднем столе под лампой сгорбились два хирурга. Подле операционная сестра считает разложенные рядами на простыни окровавленные марлевые салфетки и шарики. Анестезиолог сидит в головах стола и читает газету, периодически поднимая взор на монитор. Мерно шумит ИВЛ, периодически тарахтит компрессор отсоса.

- Галя! Галка, Ёпт!
- Да, Николай Иванович!
- Дай мне Дешана левого, и лигатурку заправь в него сантиметров 30.
- Сделаем, Николай Иванович!
- Merci
…
- Так, Женя, Ёпт, не спи! Видишь кровит!
- Я не Женя, Николай Иванович! Я - Джалил Талгатович. И вижу, что кровит, у меня педаль коагулятора заела…
- Держи хотя бы на зажиме! И так уже 4 часа ковыряемся! Кровопотеря большая получается!
- Бехк ма билла…
- Что?
- Извини, говорю
- Это… Женя Талгатович, я тебе рассказывал, как у меня очки в живот упали, и мы их зашили?
- Нет!
- Мы как-то «Гартмана» очень долго делали, и у меня очки упали в брюшную полость, а я не заметил. Зашили уже больного. Я сижу в предоперационной, журнал заполняю, и понимаю, что вижу плохо. Говорю интерну: «Очки принеси из ординаторской», а он мне: «Николай Иванович, вы на операции в очках были!». Ёпт! Закатили «Дугу», - аккурат тогда первая цифровая у нас появилась, сделали снимок, а там болтики в животе!
- Ну, ты даёшь!
- Всякое бывало…
…
- Иваныч, я в сентябре на пенсию собрался, у меня 25 лет стажа накопилось. Ты как оформлял? Куда надо идти?
- В пенсионный надо идти, но тебе, Жень, пенсию не насчитают…
- Почему это?
- У тебя нет 25 лет хирургического стажа.
- Как это нет?
- Так, Ёпт! Ты в районе заведующим отделением работал?
- Работал
- У нас зав.оперблоком работал?
- Работал
- И.о. главного врача в ЦРБ был?
- Был
- На учёбу в Склифа, и в Петрова ездил?
- Я и не только туда ездил: в Новосибирск, в Курган…
- Ну, вот это всё и вычитай из стажа!
- Вот, суки!

***
Кухня. 11 утра. Девушка модельной внешности сидит за столом, держа голову в руках, опирающихся на стол. На столе упаковки таблеток, полупустой стакан с водой, IQOS, пепельница со стиками, Iphone. Импульсно мигает вспышка телефона.

- Да…
- …
- Да, привет! Не такое уж оно и доброе…
- …
- Да так, башка раскалывается, сейчас лопнет! А так всё норм!
- …
- Ну… может и свободна. А чё там?
- …
- Так… А кто они? Откуда?
- …
- Ни ***се!
- …
- Сколько платят?
- …
- Ну, норм! Думаю, можно
- …
- Что там по времени?
- …
- Это когда?
- …
- И что, прям целый день?
- …
- А кто там из наших будет?
- …
- Ок. Одежда их, агентства? В нашем павильоне снимаемся?
- …
- Понял, принял! Слушай… а может, раз они Москвичи, тариф поднимем?
- …
- Ок
…

Через 2 дня. Такси. Девушка модельной внешности сидит на заднем сиденье, смотрит в окно, слушает музыку в наушниках. Импульсно мигает вспышка телефона.

- Привет!
- …
- Что?! В смысле не заплатили?! В смысле пропали?!
- …
- Вот, суки!

***
Военно-строительный отряд (Стройбат). Казарма 2 этажа. На кровати лежит сержант и курит сигарету, пускает кольца дыма в потолок. Пол середины казарменного помещения («взлётки») трёт шваброй рядовой с загорелым скуластым лицом.

- Э! Нерусский! Нерусский!
- Да, товарищ сержант!
- Сюда иди!
- Есть!
- Есть на жопе шерсть…
…
- Товарищ сержант, рядовой Мухтамарбеков по вашему приказанию прибыл!
- Мухта… Мухтар… мармелад… беков, бля, язык можно сломать! Будешь Мухтаром!
- Так точно!
- Мухтар, сколько до дембеля дедушке?
- 48 дней, товарищ сержант!
- Не понял! А по-точнее!
- Виноват, товарищ сержант! 47 дней, 18 часов, 31 минуту, 14, отставить(!), 12 секунд!
- Во! Могёшь!
- Так точно!
- Мухтар, а ты до армии кем был? Баранов пас?
- Никак нет, товарищ сержант!
- А че делал?
- Ассистент кафедры прикладной математики
- Понятно… ботан, короче… Вот ты, Мухтар, будешь служить ещё полтора года, а я домой скоро поеду! Мне товарищ полковник обещал, если я ему успею двигатель на Волге перебрать, и задний мост, то 31 апреля уже из части отпустить. Так что, «целуйте бабы рельсы, Я еду домой!».
- Товарищ сержант, но… вы не можете 31 апреля демобилизоваться…
- С ***ле?
- Дело в том, что в апреле, со времён императора Юлия Цезаря, всего 30 дней…
- Как так-то?
- Во времена Гая Юлия Цезаря все чётные месяцы получили 30 дней, а нечетные 31 день. Так что, 31 апреля вы не дембельнётесь, однако.
- Вот, суки!

***
Пионерский лагерь. Лето. Июль. Тихий час. Отряд - длинный зелёный дощатый барак. В палатах, кто прикрывшись одеялом, кто сбросив его, спят дети. Разносится тихое сопение, периодически всхлипывание и испускание газов.

В большое пыльное стекло пробивается настойчивое дневное солнце, оставляя на жёлтоватом линолеуме, имитирующем паркетный пол, длинные причудливые тени. Из палаты к солнцу безответно бьётся крупная блестящая сине-зелёная муха. На подоконнике лежат кверху лапками ещё несколько маленьких и среднеразмерных домашних мух, и с десяток коричневато-серых комаров.

Мальчик, в голубых трусах с коричневой вертикальной полоской сзади, и висящем на шее на бечёвке маленьким стальным ключиком, тихонько встаёт с кровати, и пробирается в коридор. Ему надо незаметно попасть в чемоданную комнату, отомкнуть два замка на своём большом коричневом потёртом картонном чемодане с металлическими углами. Открыть крышку, и достать из заднего правого угла перочинный ножик - подарок отца, который, как говорит мама: «Полярник, находится в экспедиции на Крайнем Севере», а как говорит бабушка: «Козёл, ****ует где-то в Ессентуках».

Мальчик, словно тать, пробирается по бесконечной кишке коридора, проскакивает, на удачу, в этот момент захлопнувшуюся ветром дверь комнаты воспитателей, где сидит тучная белая рыхлая, пахнущая, похожим по запаху на пиво, потом Ватрушка - пионервожатая их отряда, подслеповато щурясь, читающая книгу в мягком переплёте, с иллюстрацией в виде изящной девушки в шляпке на фоне грозового неба, и прикрытой толстыми пальцами названием и автором.

Мальчик, проскочив дверной проём, остановился и, превозмогая страх быть замеченным, с колотящимся сердцем, заглянул, через дверную щель, в комнату, где Ватрушка, смешно шевеля губами, тихонько бормотала:

«… стояли две зажжёные восковые свечи и ещё две - на камине. В тепле и свете ослепительно пылавшего камина растянулся Пилот, а рядом с ним стояла на коленях Адель. На кушетке, слегка откинувшись назад, полулежал мистер Рочестер, его нога покоилась на валике; он смотрел на Адель и на собаку. Пламя ярко освещало всё его лицо. Я сразу же узнала в нём вчерашнего незнакомца, - это были те же чёрные густые брови, тот же массивный угловатый лоб, казавшийся квадратным в рамке тёмных волос, зачёсанных…».

Мальчик оторвался от наблюдения за молочной зрелости Ватрушкой и заскользил по коридору дальше. Дверь в чемоданную комнату была не заперта. Он потянул обитое дермантином полотно за тусклую желтоватую отполированную латунную ручку, и проник в затхлое, пахнущее краской, несвежим бельём и поношенными кедами, помещение.

Отыскал свой чемодан, вытащил его из под навалившейся на него чужой увесистой ярко-синей сумки с надписью “Dzintars. Riga”, отомкнул ключиком один замок (второй, почему то был не заперт), открыл колышущуюся, обклеенную изнутри обоями, крышку, запустил руку в дальний правый угол своего хранилища, и… понял, что ножика у него больше нет…

- Вот, суки!