Гл. 15. Шок

                Выдержите и останьтесь сильными для будущих времен.
                Публий Вергилий Марон   
                ___________________________

          Следующие два дня после отъезда Дмитрия прошли словно в тумане. Анна выгребала из квартиры пыль накопившуюся за время её долгого отсутствия, закупала продукты. В спешке и волнении, они забыли захватить с собой заботливо собранный старым шахтером Алексеичем «тормозок»* с едой. И все это время на сердце у неё ворочалась тяжелая тоска, всё не ладилось, всё валилось из рук. На третий день, собравшись с силами и захватив стопку нотных листков исписанных Дмитрием, Анна отправилась в консерваторию.
 
     – Аня! Неужели ты? Вот так чудо! Сколько лет, сколько зим! – обрадовался её бывший однокурсник, а ныне уважаемый преподаватель и без пяти минут профессор, Игнат.

     – Я по делу, Игнат. Вот, посмотри, – протянула она ему ноты.

     Сыграв первую часть концерта, Игнат с изумлением уставился на Анну. – Где ты нарыла это сокровище? И вообще, куда ты пропала? Так кто это написал? Откуда взяла? – без передышки сыпал он вопросами.

     – Ничуть не изменился, всё такой же говорун, – внутренне усмехнулась Анна. – Ты вряд ли его помнишь. Дмитрий Котов, пианист. Он в нескольких конкурсах побеждал, правда, давно это было.

     – Как же! Вундеркинд? Помню, конечно. Какие надежды подавал! Все сожалели, когда он внезапно исчез.
Слушай, на композиторском есть очень талантливый студент, отлично может сделать оркестровку. Конфетка будет! Он в этом году выпускается. На фортепианной кафедре также есть отличный выпускник. Так что этот концерт ты сможешь услышать на ГОСе**. Короче, как говорится, – беру не глядя. Оставляешь? Я же теперь проректор по учебной работе – своя рука владыка!

     – Ого! Обюрократился, однако! – рассмеялась Анна. Сам-то еще играешь?

     – А как же! И преотлично! Вот подумаю, может быть, студенту и не отдам, сам этот концерт буду играть. Хорош он, техничен, пианисту есть где себя показать.

     – Ну да, ты всегда любил себя показать! – не преминула подколоть его Анна.

     – Ну так артист на то и артист, чтобы себя показывать! – с хохотом ответил Игнат на её подколку.

     – Я как раз тебя попросить хотела, чтобы именно ты играл. Опередил меня, артист!

     – Ань, ты хотя бы расскажи, куда подевался этот вундеркинд и откуда его знаешь? У меня сейчас время есть свободное, – взглянул он на часы, – пойдем по старой памяти в нашу студенческую столовку, юность вспомним, посидим, поговорим. Анька, я так рад тебя видеть! Так рад!

     Домой Анна возвратилась совсем с другим настроением, на каком-то даже подъеме, быстро и с энтузиазмом доделала всю рутинную домашнюю работу и впервые после отъезда Дмитрия, едва коснувшись подушки, провалилась в сон.


И  снилось ей, что разбудил её доносившийся с улицы непонятный металлический лязг. Звук нарастал, и вскоре сделался нестерпимым настолько, что заныли барабанные перепонки.

Сглотнув образовавшийся в горле ком, Анна подбежала к окну. По улице, залитой неправдоподобно ослепительным лунным светом, лязгая гусеницами, двигались… танки.

К лязгу и грохоту примешивался еще какой-то звук, отдававшийся в ушах легким постукиванием и звоном. Анна поискала глазами его источник – привлеченное светом, в оконное стекло монотонно билось насекомое.

Приглядевшись, Анна увидела странное создание с прозрачными бледно-зелеными крылышками, отчаянно пытавшееся пробиться сквозь стекло наружу, к манящему свету.

Она приоткрыла окно, и в него тотчас ворвалось морозное дуновение северного ветра, а вместе с ним, потоком, хлынул… солнечный свет!

– Этого не может быть, ведь сейчас ночь, – пробормотала Анна.

Перестав удивляться происходящему, она поглядела за окно и наткнулась на внимательный взгляд черных бусинок-глаз. Создание теперь сидело на ветке березы, напротив окна.

–  Я ошиблась, – прошептала Анна, – ты птица?..

Потоптавшись на ветке, странная гостья призывно замигала блестящими  бусинами глаз и, расправив крылья, нетерпеливо тряхнула ими, словно приглашая Анну присоединиться к ней. Бледно-зеленое оперение блеснуло в ярком свете и Анна, повинуясь непонятному порыву, шагнула на подоконник.

Внизу, шаркая вращающимися щетинистыми валами, одна за другой двигались снегоуборочные машины.

–  Танки… – подумала она, – так значит танки мне только привиделись?..

Птица, расправив крылья, вдруг резко оттолкнулась от ветки и закружилась в странном танце, то взмывая к небу, то приближаясь к окну.

Непреодолимая сила повлекла Анну, и немного постояв на краю, она шагнула в открытое окно.
Легкий туман, оседая микроскопическими каплями на коже, облачил ее тело в сверкающие под солнцем одежды. Воздушные струи мягко обтекали ее, солнечные лучи окутывали мягким теплом.

Она летела, ощущая себя внутри невидимой волшебной спирали, сотканной из весенних ароматов и ветров. И спираль эта, раскручиваясь, стирала снежный покров с земли и возносила Анну все выше и выше, туда, где полыхало слепящими лучами солнце.

Впереди показалась чаша некогда плескавшегося здесь древнего моря. На дне этой чаши, словно в колыбели, мирно спал городок, по самые маковки церквей утонувший в тумане. Со всех сторон его окружали меловые холмы, поросшие негустым лесом, а у самого подножия белых холмов, тихо шепча струями, серебрилась узенькая, но глубокая, наполненная родниковыми водами речушка.

Сердце Анны забилось вдруг от неясного предвкушения чего-то необыкновенного и вместе с тем так давно ожидаемого.

Птица, державшаяся впереди, вдруг издала призывный клекот и, сверкнув  черными бусинами глаз, повела Анну вглубь тихих безлюдных улиц.

Вот и знакомый пустырь, знакомый тополь, заросшая деревьями заброшенная узкоколейка, по которой Анна когда-то ходила в школу. А вот и улица, родная улица, которая так часто виделась ей во сне, и на которую она уже не чаяла возвратиться.

Сквозь серые штакетины  забора, тянула к ней свои душистые ветви сирень, словно хотела обнять после долгой разлуки.

– Как же так? Ведь сейчас зима, – вспомнила Анна. Разве может сейчас цвести сирень?

Птица, издав напоследок тонкий мелодичный свист, и сделав круг над садом, растаяла меж перистых облаков.

Анна увидела, что стоит у знакомой с детства, отделанной затейливой резьбой калитки.
Ощущая под босыми ногами шероховатую прохладу тропинки, она медленно пошла к родному дому меж свисающими с обеих сторон ветвями яблонь и груш, обильно покрытых  сочными плодами. Ее ноздри ловили ни с чем не сравнимый аромат родного сада, пальцы осязали гладкость и теплоту согретых солнцем плодов.

В саду, за дощатым столом, на сколоченной из гладко оструганных досок скамейке, сидел, улыбаясь в усы ее дед. Чуть поодаль, с ситом, наполненным алыми вишнями, стояла и улыбалась бабушка.

– Не может быть… – прошептала задыхаясь Анна. Ведь этого всего нет…

– Этого всего  б о л ь ш е   н е т,  – повторило эхо.

В то же мгновение, картина резко поменялась – деревья согнулись, словно под яростным дуновением урагана, стали распадаться и сворачиваться, как сворачивается бумага от огня, превращаясь в серый пепел. Анна с ужасом смотрела, как с воем и грохотом летели стекла и рушились стены родного дома.

Почва разломилась, и под ногами у Анны вдруг разверзлась пропасть. Она росла, ширилась, с оглушительным ревом втягивая в себя обломки ветвей, стекол, и стен.


     Анна внезапно проснулась, не вполне еще понимая, слышит ли она этот рёв во сне или наяву. Из-за окна, словно продолжение её сна, доносились отдававшиеся под ногами гулкие удары разрывов, треск автоматных очередей и лязг передвигающейся техники.

     Она выбежала не балкон, ей казалось, что она всё еще спит и видит ночной кошмар, но холод февральской ночи отрезвил её.
Всё было наяву – там, где проходила окружная дорога, шел яростный бой, били пушки, стрекотали автоматы, яркие вспышки разрывов озаряли ночное небо.

     Анна стремглав бросилась в прихожую. Услыхав движение за дверью, распахнула её и увидела, что из соседней квартиры, одеваясь на ходу и впопыхах задергивая замки на сумках, выбегают соседи.

     – Война! – завидев её, крикнул сосед, рванувшись к лестнице, – бегите отсюда! Скорее! Вниз!

     Анна заскочила в квартиру, начала поспешно собирать вещи в сумку и... остановилась. – Бежать? Куда?!

      Она стала судорожно набирать номер Андрея и вспомнила – он же с Борисом и Валерией на фронте! Телефон деда тоже молчал. Связь отсутствовала. Мигнул и погас свет.

     Оставив сумку и разбросанные вещи посреди комнаты, она села не пол в прихожей – там хотя бы не было окон. Сидела сжавшись в комок и без конца повторяла одно и то же: «Господи, спаси, сохрани, защити и помилуй! Защити и помилуй, Господи»...

Бежать ей было некуда.
___________________
Продолжение http://proza.ru/2023/06/19/872
* «Тормозок» — от слова «тормозить», делать перерыв в работе для еды. Является важной составляющей подземного шахтерского быта. Слово зародилось на Донбассе.
** Гос - государственный экзамен