Была совсем иная жизнь

Из книги "Земля родная, земля казачья". Очерки о станицах, хуторах и поселках Калининского района Краснодарского края(начиная с 1793 года по 2014-й). Краснодар. ОАО "Печатный двор Кубани". 2014 г.
 Воспоминания ветерана Великой Отечественной войны Г.  М. Холода.
 То была совсем иная жизнь, вовсе не похожая на нынешнюю. Скорее это было выживание, что-то вроде естественного отбора: кто сильнее, сноровистее, изворотливее, сообразительнее, тот и выживал. Уверен, что помогало нам еще и то, что были мы тогда ближе к природе, росли свободные, почти, как птицы вольные. Родители, занятые с утра до ночи добыванием хлеба насущного, особенно не изводили нас нотациями. Рано приучали к труду, уважению старших. А уж прочее ребятня усваивала, впитывая, как губка, происходившее вокруг. Самим, без лишних объяснений приходилось разбираться: «что такое хорошо и что такое плохо». И какие бы тяготы-испытания не выпали на нашу долю, все равно, то были лучшие годы, ведь они наполнены, как ярким солнечным светом, заботой и душевным теплом родителей. Мы знали, что сотни детей-сирот лишены этого блага, а нам выпало счастье познать горячую материнскую и сдержанную отцовскую любовь. Особенно понятно стало: какое это сокровище, в голодный 1933 год.
Мне было восемь лет. Запомнилось, как к нам пришли с обыском. Искали спрятанное зерно. Заглядывали в печи, на чердак, за иконы, в телячьи ясли. Было утро. Я только что проснулся, слез с печи и еще не успел снять длинную рубаху,  надеть портки. Находиться в таком виде перед чужими людьми казалось очень стыдно. Сижу я на топчане (деревянной кровати) согнувшись, уставился в пол, того и гляди разревусь. Широкая рубаха  ниспадала до самого пола, прикрывая босые ноги. Увидев,  как мальчишка испуган, проверяющие не стали подходить ближе, беспокоить. Когда они ушли, я узнал, что под топчаном был мешочек с пятью-шестью килограммами гороха. Выходит, что я спас это зерно и помог семье продержаться еще некоторое время.
Выжить хуторянам помогла речка. Рыбы в ней тогда было видимо- невидимо. Из нее даже лепешки делали. За лакомство  были кабаки, буряки (столовая свекла). Всю еду отец с матерью делили поровну (семья состояла из пяти человек: отец, мать сестра, брат и я). Обычно, одна порция оказывалось такой маленькой, что можно ее  было проглотить за один два глотка. Поэтому приходилось не жевать, а сосать, чтобы дольше растянуть процесс видимости насыщения. Как голодно ни было, но у нас на хуторах не припомню случаев людоедства, да и кошек, собак тоже хуторяне не уничтожали. Такое было, говорили,  в Поповке (Поповичевской). Там собак и кошек всех съели. Потом кое-кто на обед использовал чужих и даже своих детей. Рассказывали это шепотом,  а детям запрещали выходить за околицу.
Нелегким был и 1934 год. Но колхозы постепенно набирали силу. Для всех  работающих готовили на обед борщ, галушки, затирку, каши из ячневой, кукурузной, крупы, пшена. А в следующем году еще больше полегчало, хороший удался урожай. Выдавали зерно на трудодни, но живности на подворьях не осталось, надо было заводить заново. Мне уже исполнилось десять лет,  и я все понимал.  Помню, что наш колхоз назывался Штейнгардт. Кроме хутора Греки, где мы жили, в него входили хутора Барилы, Булаты, Сугаки, Пономаренко, Серафимовичи, Мощенский, Канивцы. В каждом хуторе была своя бригада. Председателем был Иванов Никита Васильевич. Правление колхоза находилось в хате высланного зажиточного крестьянина.
Как главную  тягловую  силу использовали лошадей, быков, волов, другой крупный рогатый скот. Иногда приходилось привлекать для вспашки зяби или другой обработки земли домашних дойных коров. Инвентарь: плуги, бороны, сеялки, грабли -  тоже конфисковали  у кулаков. Организовали мастерские по ремонту сельхозинвентаря. В них имелись: кузница, столярный и другие цеха. В колхозе выращивали зерновые: пшеницу, ячмень, овес. А так же -  технические культуры: клещевину, подсолнух, коноплю, кенаф.  Из  кормовых - свеклу, кабаки-тыкву. Из  овощных - картофель, огурцы, лук, чеснок, помидоры, дыни, арбузы.
В Греках была начальная школа, где  обучение велось только до четвертого класса, включительно. Школа носила имя первого министра народного образования Луначарского. Вокруг ее был большой сад из яблонь, груш, слив, вишни. Там стояла большая пасека. С пятого по седьмой класс дети обучались в Могукоровской школе. Ее директор, Юрий Ефимович Чернов, строгий, требовательный, но справедливый, вызывал большое уважение, беспрекословное подчинение. Все были послушными, не перечили учителям.
В Могукоровскую школу с хуторов ходили каждый день пешком  из Греков – семь километров, а из Гречаной Балки, Реданта было  еще дальше. Поэтому зимой, с первого декабря и до первого марта родители учеников нанимали в Могукоровке для своих чад частные квартиры. Я окончил в Могукоровке семь классов в 1940 году. Потом пошел в восьмой класс первой Поповичевской школы. Жил на квартире, за которую отец платил девять пудов муки, 25 пудов зерна пшеницы (денег тогда на трудодни не давали).
В июне 1941 года мы окончили восьмой класс. Настали летние каникулы. Председателем колхоза Штейнгардт был Егоров Максим Федотович. Как-то его вызвали в райцентр. Вернулся он хмурый, собрал колхозников в правлении и сообщил, что началась война. Началась мобилизация. Провожали в армию каждый день. И из нашей семьи  тоже. Брата Николая призвали в Красную армию еще в апреле 1941 года,  служил в Белоруссии и воевал с первого дня войны. Сестру Нину призвали  в июле 1941 года (была медсестрой). Отца Марка Ивановича забрали  в сентябре, а меня – в июле 1942 года. Остался в живых теперь только я один из нашей большой семьи. Брат погиб уже в 1945 году. Сестра вернулась с войны инвалидом первой группы, умерла в 1984 году. Умерли и отец с матерью.
В колхозе  во время войны остались работать женщины, да подростки. Мужчинам, оставшимся по броне, было 60 и более лет. Я работал в колхозных мастерских до самого призыва – июля 1942 года. Ушел на фронт и председатель колхоза Штейнгардт  М. Ф. Егоров (мой дядя, брат матери). Ушел  и не вернулся, погиб в 1943 году под Сталинградом. Зимой 1941-1942 года к нам подселили (на полное довольствие), семью,  эвакуированную из Ленинграда. Что мы ели сами, то и они.  Все выжили.  В июле 1942 года мне исполнилось 17 лет и три месяца, но немцы подошли к Тимашевску и меня призвали в армию.  Дома осталась одна мама.
С отступающими войсками новобранцы шли из Тимашевки на Краснодар, потом на Горячий Ключ и через горы к Черноморскому побережью – до Адлера. Там прошли обучение и в сентябре того же года попали на фронт под Туапсе. Я и мои однокашники по Поповичевской первой школе: В. П. Попков, И. И. Косюга, А. Г. Заболоцкий, И. П. Албул, И. П. Греков, Ф. Н. Бурлаков, В. В. Мощенский и другие попали в 395-ю стрелковую дивизию.
Бои шли в труднодоступной горной местности. Приходилось тащить на себе пулеметы ПТР, минометы и боевое снаряжение. Враг был силен. Приходилось туго. Однажды в конце октября 1942 года, на рассвете, примерно в пять часов утра, наша рота подползла на расстояние до 50 метров к  вражеским позициям. Застали немцев врасплох. В тяжелом бою одержали победу, захватили высоту. Но удержать ее было нелегко. Нас осталось мало, подкрепления не ждали, ведь находились далеко в горах, а фашисты своим частям подбросили подмогу. Стояли мы насмерть и выстояли. Меня легко ранило, а командира роды – серьезно, в голову. Он был без сознания, когда я выносил его из под огня. Таких встреч  в горах с врагом было много. В одной из них меня ранило во второй раз, но с позиций не уходил. Наши ряды редели, всего двое из взвода осталось. Сражались круглые сутки. В один из ночных боев я из ружья ПТР  уничтожил огневые точки противника. Рядом находились офицеры,  шло все неплохо, но у врага был большой перевес в численности. Тут меня тяжело ранило в голову. Был без сознания и  меня отправили в военный госпиталь 3216. С 29 января по октябрь 1943 года находился на излечении в госпиталях в Сочи, Кутаиси и других.
Демобилизовался в ноябре 1945 года. А награда, орден Славы третьей степени, нашла меня уже после войны. Вызвали в райвоенкомат и вручили. Кроме того, еще вручили и медаль «За оборону Кавказа». После демобилизации медицинская комиссия признала меня инвалидом войны. Потому и  началась моя трудовая деятельность не на производстве.  Был культработником, секретарем и председателем Куйбышевского сельского Совета (с ноября 1945 по октябрь 1965 г.). Потом два года работал в Тимашевском районном финансовом отделе. С 1967 по апрель 1985 года был председателем профкома, инженером по технике безопасности в совхозе «Мирный». В октябре 1942 года вступил в ВЛКСМ. Потом стал кандидатом в члены КПСС, а с марта 1949 года 36 лет был коммунистом.
В 2005 году Георгий Маркович отметил восьмидесятилетие. И в поселке Рогачевском, где он прожил долгие годы, и в Гречаной Балке, куда переехал после смерти супруги, его хорошо знают и уважают. С юбилеем ветерана поздравили представители Куйбышевской сельской администрации, руководства бывшего совхоза «Мирный», а ныне ООО «Земля». У знатного хуторянина есть не только фронтовые правительственные награды, но и трудовые. В том числе и юбилейная медаль «За добросовестный труд в ознаменование 100-летия со дня рождения В. И. Ленина», памятные знаки.