Шахматы и метемпсихоз

Полное название: ШАХМАТЫ И ИСКУССТВО ВОЙНЫ. МЕТЕМПСИХОЗ
   Метемпсихоз (греч.) – переселение душ

       Шахматы – самая известная и наиболее совершенная игра из числа имитирующих военные действия (компьютерные симуляции не рассматриваем). Как и в реальном сражении, для победы в шахматном поединке требуется глубокое понимание позиции, её главных пунктов, основательное стратегическое чутьё, фундаментальный, на много ходов вперёд, расчёт вариантов, концентрация сил на главных направлениях, “глазомер, быстрота и натиск”, не только строжайшая логика, но и развитая интуиция, принятие мгновенных и единственно правильных решений в кризисных ситуациях (цейтнот) и т.д. Одним словом, всё, чему, надо полагать, учат в военных академиях.

       Можно наблюдать и более частные сближения и сопоставления. Сначала шахматы, восьмой чемпион мира (1960) Михаил Таль. Правда, это звание носил всего лишь год; через год после своего триумфа проиграл М. Ботвиннику матч-реванш, но, как говорится, оставил “яркий, неизгладимый след” в истории шахмат. Прежде всего, благодаря своему “бунтарскому искромётному стилю” с его неуёмным авантюризмом, каким-то запредельным риском и безудержной фантазией, дерзким попранием, а то и глумлением над привычными, от века устоявшимися представлениями о том, как “правильно вести себя” за шахматной доской [* Примечание]. И ещё – или в первую очередь – безусловный акцент на атакующие действия, беспрестанное давление на соперника, жесточайший прессинг, переходящий в террор, бесконечные изматывающие противника эскапады.
       [* Примечание – Забегая вперёд, отметим, что во время Итальянской кампании 1796–1797 гг., когда на полководческом небосводе Европы ослепительно засияла сверхновая звезда, – можно ли выразиться “более витиеватее”? – вне всякого сомнения, однако этот “вызов” превосходит наши скромные возможности – противостоявшие Наполеону австрийские генералы (говорят, не самые плохие) жаловались: “Этот невесть откуда взявшийся мальчишка воюет не по правилам!”. – Нечто подобное в сердцах вырывалось и у соперников М. Таля, раздосадованных его “сверхнетрадиционной” манерой игры.]

       Знаменитая 6-ая партия матча. Вдруг ни с того ни с сего, вроде бы на пустом месте, вопреки всякой логике и трезвому расчёту, пожертвовал коня на f4, повергнув в шок весь зрительный зал (раздались аплодисменты, возгласы изумления и восторга – небывалый случай в истории турниров!) а, главное, своего соперника. Дотоле вполне “традиционная”, “консервативная”, предусмотренная солидным “академическим” дебютом позиция вмиг была взорвана, стала предельно открытой; фигуры чёрных, которыми играл Таль, получили колоссальную свободу перемещения, игра перешла в стадию с высокой степенью неопределённости, непредсказуемости [* Примечание], количество возможных вариантов возросло неимоверно, это требовало необычайно быстрого и, разумеется, “правильного”, интуитивно точного их расчёта, а в этом Талю практически не было равных. Ботвинник был сбит с толку, ошеломлён, ошарашен, как, впрочем, и вся “шахматная общественность”, от удара так и не оправился, партию проиграл. 
       [* Примечание – Тут вновь нелишне вспомнить Наполеона с его “Ввяжемся, а там посмотрим”.]

       Несколько менее прославлена и 17-ая партия с её совершенно алогичным ходом белой пешки и, кстати, снова на f4! Таль собственноручно “вскрыл” пешечное прикрытие короля, но тем самым перевёл игру в привычную для себя “модальность”, в которой чувствовал себя, как рыба в воде, и которая была вполне чужда Ботвиннику с его преимущественно позиционным, суховатым стилем игры.

       И в дальнейшем Таль вплоть до конца карьеры постоянно ввергал в ступор, вызывал восторг и потрясение своими “хулиганскими выходками”.

       Теперь Наполеон, чей военный гений не оспаривался, пожалуй, никогда и никем. “Величайший полководец всех времён и народов” – и ведь всё именно так: под его командованием выиграны все сражения, в которых участвовала французская армия, а их были десятки, за исключением сами знаете какого [* Примечание] при двух ничьих – оба раза с русскими. Это сражение при Прейсиш-Эйлау 07–08 февраля 1807 г. (командующий русскими войсками – Л. Л. Беннигсен), хотя фонетически правильнее, вероятно, Пройсиш-Айлау; впрочем, не суть; и Бородино. Оно, конечно, вечный спор “Чья победа?” длится до сих пор. Понятное дело, французская сторона уверяет в своей победе, но есть и серьёзные аргументы в пользу ничьи – несмотря на то, что, судя по источникам, потери русских превышают французские. Собственно, косвенным образом это подтверждает и сам Наполеон: “Из всех данных мною битва при Москве-реке (так у них величается Бородино) – сражение, где была выказана наивысшая доблесть при наименьшем результате” (цитируется по памяти). Критерием побед в те времена считалось “за кем осталось поле боя”. Достигнутое ценой немалых потерь конечное продвижение французской армии к вечеру 26-го августа (07-го сентября) 1812 г. в сравнении с первоначальной расстановкой сил на километр-полтора было нивелировано приказом того же Наполеона отойти к ночи на прежние позиции (предпринято якобы из опасения ночных атак со стороны русской армии). А что касается долговременных нравственных и стратегических последствий сражения, то всё подробно разъяснено у Л. Н. Толстого.
       [* Примечание – Впрочем, при более глубоком изучении “истории вопроса” выясняется, что всё-таки ещё одну битву Наполеон проиграл. Это произошло в мае 1809 года в битве при Асперне и Эсслинге. Австрийскими войсками, противостоявшими французам, командовал эрцгерцог Карл Людвиг Иоганн Габсбург. Победа “австрияков” не имела большого стратегического значения, однако моральный эффект был огромен. Оказывается, “корсиканское чудовище” можно победить! – Стоп, ведь было ещё и поражение в так называемой “Битве народов” под Лейпцигом в октябре 1813 года, в значительной степени по той причине, что в разгар сражения саксонские части, выступавшие под знамёнами Наполеона, взяли и перешли на сторону противника. – Так что “им выиграны все сражения, а их были десятки” – это публицистическое заострение.]

       Всё сказанное выше о М. Тале и его манере игры в какой-то степени может быть применимо и к “корсиканскому выскочке”, за исключением, наверное, “чувства и общего понимания позиции”. В этом отношении Таль, утверждается, уступал его более прагматичным и далеко не столь “романтически” настроенным оппонентам, а Наполеон превосходил всех своих визави вместе взятых. И аналитиком, к слову, также был превосходным. 

       Тема бесконечная, поэтому только один эпизод, но знаковый, культовый – Аустерлиц. План Наполеона одновременно был и прост, и хитроумен. Центром позиции являлись так называемые Праценские высоты. Накануне сражения по приказу Наполеона они были покинуты французами – поспешно и демонстративно, на виду у неприятельской стороны. Союзники, русские и австрийцы, уверовали, что французы продолжают отступление; во всяком случае, атаковать не намерены. А между тем это была классическая и в то же время парадоксальная, нарушающая все прежние каноны жертва – не фигуры, но позиции с тем, чтобы, заманив противника в ловушку, нанести ему разящий, уничтожающий удар в самый неожиданный момент. [* Примечание] Тоже своего рода жертва на f4.
       [* Примечание – Справедливости ради следует сказать, что существует и иная версия Аустерлицкого сражения, в соответствии с которой никакой удар на Праценские высоты предварительным планом Наполеона не предусматривался; это было “гениальное озарение”, посетившее императора уже в ходе битвы.]

       Для союзников, русских и австрияков, диспозицию сражения составлял некий генерал-квартирмейстер Вейротер в духе пресловутых “Die erste Kolonne marschiert …”, то есть сугубо догматически, умозрительно, без учёта важнейших реалий и контрдействий противника. Характерно, что когда Вейротера спросили, каковы будут действия союзных войск, если французы станут атаковать Праценские высоты, то последовал лаконичный ответ: “Этот случай не предвидится”.

       Вполне возможно, подобные мысли посещали и соперников М. Таля, выбитых из колеи его экстравагантными поступками за шахматной доской. Скорее всего, даже в самых фантастических сценариях его “сумасшедшие выходки” ими в расчёт не принимались.   

       Ход и исход сражения хорошо известны. Союзники всё более вовлекались в баталию на левом фланге, постоянно стягивая туда всё новые подразделения, в том числе и те, что занимали высоты. (Вроде бы в тот момент, когда союзники начали перебрасывать свои части с высот на более важные, с их точки зрения, участки, родился очередной блестящий наполеоновский афоризм: “Если ваш противник совершает ошибку, то не препятствуйте ему в этом: это невежливо”). Вскоре последовал совершенно неожиданный и ошеломляющий удар французов по центральной позиции неприятеля, в направлении оставленных высот. Единая линия союзников была прорвана. Русско-австрийские боевые порядки оказались разрезаны надвое, расстроились, смешались и стали отступать. Отчаянные усилия выправить положение ни к чему не привели. Союзники продолжали отступать – где панически, где организованно. К вечеру сражение затихло, и картина ужасающего разгрома предстала во всей её полноте.

       И интересно, что было бы, что будет, если поменять наших героев местами? Результат был бы сопоставим? Таль выигрывал бы одно за другим сражения в своём блестящем самозабвенно-атакующем стиле, а “маленький капрал” сокрушал бы противников, в каком-то смысле, столь же азартно, бесшабашно и авантюрно, что и восьмой чемпион мира, “рижский кудесник”?