1966. Потехе время, учёбе час - восьмой класс

     Ещё летом 1965 года мама уговорила меня проведать отца в его новой семье. Отец заходил к ней в магазин и подробно рассказал, как доехать до Базы и найти дом. Познакомился с его новой женой Лидией Николаевной и второй тещей. Встретили они мена радушно, только бабушка нет-нет, да и бросала взгляд то на меня, то на отца, как будто сравнивала. На вопросы я отвечал вяло, встреча всё равно прошла натянуто. 9 февраля 1966 года Лидия Николаевна родила дочь – Елену. У меня появилась официальная причина не ездить к отцу – не хочу, мол, занести инфекцию, пока ребёнок не окреп.

***
     С началом хоккейного бума в 60-х зимой полянка двора превращалась в каток. Клюшки делали из швабр, стволов выброшенных после Нового года елей, из алюминиевых трубок, многослойной фанеры. Шайбы – из старых каблуков, не потому что дорого стоило – просто в магазине этого не было, как в прочем и многого другого. В хоккей играли не менее самозабвенно, чем в баскетбол. Повзрослев, расчищали площадку на льду залива. На стадионе «Динамо» под музыку выпендривались перед девчонками. ТётиВерины коньки служили верой и правдой.

***
     У отчима появился шанс получить квартиру в строящейся пятиэтажке. Возникли проблемы с беспартийностью и разными фамилиями. Мама с отчимом подали заявление в ЗАГС и зарегистрировали свой брак 9 ноября 1966 года. Мама фамилию поменяла, я усыновляться не стал по согласию сторон. Когда комиссия из Рыбзавода пришла обследовать жилищные условия претендентов, меня, хоть и с другой фамилией, записали как сына.

***
     Одноклассникам теперь давал списывать всегда и, если просили, объяснял путь решения. На контрольных мы с Таней Жолобовой соревновались, кто первым решит и сдаст работу. Но чтобы мы не подсказывали остальным, нас сразу выпроваживали из класса. Тогда я поступился личным первенством, решал задания на черновике, перебрасывал его друзьям, делал не спеша чистовик, дожидался «квит» от Женьки с Вовкой, сдавал чистовик – на всё уходило минут 30-35. Одновременно со мной освобождалась и Таня. Она так же выручала девчонок-подруг. Таким образом мы поднимали друзьям средний балл, оба оставаясь чисты перед комиссиями: в подсказках нас уличить было невозможно. Наши преподаватели всё понимали, но официально у них был повод говорить, что, мол, ребята хорошо подготовились к контрольной и многие переплюнули свой обычный троечный уровень. На изложении (сочинении) я до конца делал вид, что тружусь над своей темой (чтоб меня не выпроводили из класса), и в последние 5-7 минут читал и правил, что успевал, в тетрадях друзей, спасая от неудов.
     Особенно приходилось вычитывать Вовку – в изложении про борьбу отрядов Красной Армии под руководством Фрунзе с бандой батьки Махно, несколько раз написал «маЖновцы» и «ФрунЦе», а в конце выдал фразу: «Фрунзе скакал и стрелял задом.» – описывая погоню махновцев за конным отрядом Фрунзе.
     У меня был свой «заскок»: в окончаниях слов мог попутать ов и ом. Исправлял при проверке.
     Всё шло к тому, что и восьмой класс я закончу только на «отлично».

     Кто-то шепнул маме, что магазин «Октава» (на Гоголевском) для выполнения квартального плана получил для продажи партию дефицитных товаров, в том числе недорогих магнитофонов. Отчим взял справку в бухгалтерии «Рыбзавода» на покупку товара в кредит и мы в определённый день в конце марта отправились в магазин. Причём я толком не знал, за каким товаром мы идём.
     Небольшой опыт общения с магом «Дзинтарс» у меня был, но что я стану вот-вот обладателем почти импортного латвийского «Айдаса» поверить не мог, пока не вынес из магазина этот 12-килограммовый серо-голубой ящик стоимостью 100 рублей. Мы заплатили первый взнос – 25 рублей и получили беспроцентную рассрочку на шесть месяцев. Из зарплаты отчима три месяца удерживали по 13 рублей и ещё три – по 12 рублей. Это был заранее купленный подарок за отличную учебу к 15-летию. По сегодняшним меркам тот магнитофон – примерно как импортный байк сегодня.
     Но сам маг – это только полдела: магнитная лента – дефицит, хорошие записи – редкость. Фонд танцевальной музыки и песен, которые хотелось слушать, пополнялся очень медленно. У проигрывателей и телевизора не было стандартных разъёмов для подключения ко входу магнитофона. Приходилось писать с эфира через микрофон. Только после того как и у друзей появились магнитофоны, концерт Адамо и Высоцкого, жуткого качества, удалось переписать. Хотелось записать всё, но приходилось отбирать лучшее, редко звучащее в эфире, импортное и чтоб под это можно было танцевать быстрый (твист-шейк) и медленный фокстрот.
***
Настольный катушечный магнитофон "Айдас" (Эльфа-20).
Ламповый магнитофон производился с 1962 по 1966 год. "Айдас" в переводе с литовского означает "Эхо". Двухдорожечная система записи на магнитную ленту типа 2 или 6. Скорость движения ленты 19,05 см/сек. Магнитофон комплектовался кассетами №15 ёмкостью 250 метров ленты, длительность записи на двух дорожках около 45 мин. Диапазон записываемых и воспроизводимых частот 40...12000 Гц при работе с лентой типа 6, на ленте типа 2 – диапазон 50...10000 Гц. Номинальная выходная мощность усилителя магнитофона 1 вт, при коэффициенте искажений на линейном выходе не более 3%, на эквиваленте громкоговорителя 6%. Уровень шума не хуже 40 дб, детонация 0,4%. Размеры магнитофона 400х300х186 мм, вес 12 кг. В 1966 году модернизирован в ''Айдас-9М''. Размер магнитофона позволял использовать катушки ёмкостью 350 метров.

ПЕСНИ-2 И НЕ ТОЛЬКО
     Удивительный голос Имы Сумак, выпевающий странные звуки, исчез из радиопрограмм так же неожиданно, как и появился. Но взамен мы получили гораздо большее наслаждение от песен в исполнении итальянского мальчика Робертино Лоретти. Тут же нашлись и у нас голоса не хуже. Но «в нашей буче, боевой, кипучей» не должно быть мальчиков-звёзд, у нас могут быть только Большие детские хоры. Радость за солнечную Италию ещё не утихла, как вслед за американским буги-вужным рок-н-роллом «на костях» нас накрыла волна европейского «биг-бита», доведённого до совершенства пророками его – группами «Битлз», «Ролинг стоунз» и «Херманс Хермитс», сразу попавшими под суровую партийную критику журнала «Крокодил» и долгий запрет на радио и ТВ.
      «...Но в октябре (1964) его (Хрущёва) маненечко того...», новый «дорогой Ильич» чуток ослабил удавку и, по дипломатическим и другим каналам, в страну хлынула западно-буржуазная культура – Beatles – Love Me Do, A Hard Days Night, She Loves You, Anka Paul – You are my destiny, The Animals – House Of The Rising Sun, Adamo – En Blue Jeans Et Blouson D'Cuir и др. Наш талантливый в подражании народ тут же откликнулся в пределах дозволенного. Небольшие эстрадные оркестры, группы из трёх гитар и ударника творили чудеса. А когда к ним присоединились первые ёники-электроорганы, я просто замирал в восхищении от их насыщенных, тягучих, необычных аккордов (ВИА «Аккорд» – «Ноктюрн»), от звона гитар и многого другого в смысле: длинные патлы, брюки-клеш, цепочки и прочие атрибуты чувих и чуваков.
     И тут «Колобок» отыгрался за все срывы уроков пения, рисования и за разгул демократии вообще. Девчонок отправлял под кран смывать даже намёк на косметику, пацанов – в парикмахерскую, как мы ни приглаживали намоченные на перемене вихрастые чубы и затылки. Прямо с урока снимал, не спрашивая, есть деньги на стрижку или нет. Он не признал моей договорённости с первым директором, я не возвращался в этот день на уроки.

          Дорога жизни одна,
          всех к смерти приводит она.
          Кто любит, кто курит, кто пьёт, –
          тот выпьет и снова нальёт.
     Рудкин Юрка неожиданно вышел во двор с семиструнной гитарой, показал «три аккорда» и бой «восьмерку», изобразил пару блатных песен. Я начал просить родителей купить и мне гитару.
     Маме через какие-то знакомства привезли из Ростова красивую, небольшую, тёмного лака гитару с узким грифом (дамскую?) и мы дуэтом, на лавочке под нашим сараем, терзали струны и пели дурными голосами, подражая магнитофонным и радиохулиганским записям:
     Май бэби, бэби бала-бала, из леса вышли три амбала…
Или:
     А сидит лошадь на заборе. е-е-е-е
     И курит вяленый сапог, е-е-е-е
     И кому какое дело, е-е-е-е
     Откуда брызги полетят.
А за углом есть «Гастроном»,
Всё что хочешь купишь в нём,
Но где достать нам рубль-семь,
Чтоб забалдеть нам насовсем!

Или из «Битлов» – From Me To You:
     Я иду в этот ранний час, я иду и тебе пою.
     На свете нет лучше тебя, лучше тебя одной!

     А как мы гнусавили «Караван Шапер Али»…
     Месяца три я ходил в ДК «Кожевников» в кружок игры на 7-ми струнной гитаре. Выучил «Бьётся в тесной печурке огонь…» и понял: играть я смогу только по нотам и через ежедневный упорный труд. А хотелось лёгкого изображения популярных мелодий на слух. Пришло и для нас время городского романса: «А в нашем классе есть мальчишка», «Иволга», «Девушка из Нагасаки»…

     Юрка познакомил и с абсолютно запретным фольклором: переделкой басни дедушки Крылова, где «гулящая» лиса, ведомая ментом в кутузку за беспорядочную половую жизнь, «развела» глупую ворону. Та «каркнула, раскрыв своё, мягко говоря, хлебало – сыр выпал, и лиса его сожрала».
     Вторая история – антиклерикальная притча о причине изгнания Адама и Евы из рая. Короче, когда Адам, здоровый мужик с пацанячьими мозгами, начал приставать к Богу, «создал Бог Адаму Еву, целомудренную деву, и сказал: – Живите дружно только плохо вести себя не нужно». Но дети не послушались и «в телевизор смотрит Бог – что за чудо-осьминог появился в Райском саде, кругло спереди и сзади, видит Бог, но не поймёт, кто кого в кустах…», и всё закончилось как в каноническом тексте.

***
     С учителями я старался не конфликтовать, но если в школе случалась большая буза, в зачинщиках почему-то искали меня, и почти всегда необоснованно. В расписании уроки русского и литературы стояли рядом и часто эти два часа без перерыва отводились под написание сочинения, что сильно напрягало многих одноклассников. В тёплый весенний день кто-то на перемене перед такой спаркой начал митинговать, мол, сколько можно, натерпелись, долой сочинения, замучила «Пухтя», короче, уходим из школы всем классом на эти два часа. Мои друзья (Вовка и Женька) поддержали инициативную группу и напряженно воззрились на меня. Мне этот прогул был совершенно не нужен, но я молча начал запихивать тетрадь и учебник в папку на молнии, и народ с радостными воплями повалил из класса. Ушли все, даже староста.
     Прогуливали сочинение у памятника Петру Первому на солнышке и зелёной травке. Мы с Таней не уединялись, но и не бегали по дорожкам как пятиклассники.
     Единственно, что мне удалось, это вернуть класс в школу на оставшиеся уроки. К удивлению, разборок не было, но позже до меня дошли слухи, что меж учителями обсуждалась тема прогула и виновными в ней были мы с Татьяной, которые таким образом якобы завуалировали своё свидание…

     Однажды во дворе я услышал, как один из друзей Толика Борисова назвал Ларису Панину (которую – редкий случай – им удалось вытащить из-под опеки мамы и старшей сестры в свою компанию) странным именем – Ларин. И на ближайшем школьном вечере, в неформальной обстановке, приглашая на танец, я так и обратился к Лариске Семёновой. Она решила, что ослышалась и даже переспросила. Медленно повторила: – Ла-ри-н. Ей понравилось. Попыталась выяснить, откуда я это взял. Пришлось наплести о Франции и что-то там ещё тра-ля-ля-ля. В общем, это стало нашей «фишкой». Никто больше так её не называл.
     Когда в классе стали шушукаться, я демонстративно, с несением её портфеля, проводил Лариску из школы домой, благо жила она неподалёку на Некрасовском, в покосившемся саманном домике. Свой секрет мы не раскрывали, Лариса мне подыгрывала, хотя знала, что большую симпатию я испытываю к Ирине, и обе хорошо относились ко всей нашей троице. Образовалось новое временное три плюс два.
     Объективно, Лариса и Ира среди пяти-шести наиболее симпатичных одноклассниц выделялись не только внешней привлекательностью, но и незаносчивостью повзросления.

     В последней четверти, понимая, что скоро мы можем разлететься кто куда, предложил всем классом после уроков сфотографироваться в школьном дворе и в небольшой прогулке по местам «боевой славы» нашего района.
     Откликнулись не все, но мы с Вовкой целую ночь потом печатали и полдня глянцевали, чтобы каждый получил 2-3 фото на память.

     Прозвенел последний звонок. Мы вручили подарки «своим первоклассникам», получили веточки незабудки в полной уверенности, что после экзаменов, нам придётся переходить в 4-ю школу.
      «Колобок» (директор) хотел максимально сократить балласт, и до последнего не сообщал, что школу вновь сделали десятилетней. И только после сдачи четырёх экзаменов по русскому языку и математике (письменный и устный) мы узнали, что можем остаться в родной школе, но за это у нас не будет выпускного бала. Состоялись обычные собрания по классам, где всем выдали дипломы, и желающие тут же написали заявление о приеме в девятый класс и отдали их в канцелярию с только что полученными дипломами.

НЕ МОЖЕШЬ ПИЛИТЬ - НЕ СТРОГАЙ
     После перехода на восьмилетку с уклоном в профессиональное обучение, отмены НВП и автодела, во время каникул в глубине школьного двора появилась одноэтажная пристройка, в которой разместились столярная и слесарная мастерская для обучения мальчиков главным ремёслам. В дальнем правом крыле школы, на первом этаже у парадной лестницы, в большой комнате девочки изучали основы домоводства. В соседней комнате проходили уроки пения и репетиции хора (конец 1962 – начало 1966 годов).
     Про девчонок знаю одно: они что-то готовили из принесённых продуктов и шили на ручных швейных машинках. Нас почему-то с визгом выгоняли за дверь при попытках проникнуть в их мастерскую.

     Мальчишки осваивали киянку, долото, стамески, рубанок, ножовку продольную и поперечную, ручную дрель, чтобы изготовить небольшую указку для учителя, урну для бумажного мусора, скворечник и дипломную работу – табурет. Тут я потерпел фиаско.
     И инструменты мне были все знакомы с детства по верстаку в сарае, и старался я совершенно искренне, но пила заваливалась, то в одну, то в другую сторону от проведенной линии. Рубанок забивался и застревал в сучках. Я терял время на подравнивание и шлифовку напильником и шкуркой, не понимая, почему у Женьки получился красивый магазинный табурет, а у меня колченогий шершавый урод. Всё из-за слабых и быстрой утомляемости больных суставов.
     В слесарной мастерской были те же проблемы: рубил зубилом медленнее всех, а набивал водянки ручкой напильника и ножовкой по металлу быстрее всех. Лучше всего мне удавалось нарезать внутреннюю и внешнюю резьбу малого диаметра. Но все навыки пригодились в жизни.

     Так и мучился до окончания восьмилетки. Ну, хреновый из меня выходил пролетарий. Михаил Иванович (трудовик) ставил мне четыре с минусом за кривую деталь, а Иван Михайлович (директор), вздыхая, выводил итоговую годовую пятёрку. По всем, как говорилось, жизненным показаниям, идти бы мне после восьмого в техникум. Но после техникума – на производство. С моими-то суставами?
     Вот ещё и поэтому пошел я со своими пятёрками в девятый класс. Кто ж тогда понимал, что и после техникума можно придуриваться за кульманом или за лабораторным столом.

***
     …Кто-то из дворни сказал мне, что за воротами меня ждёт отец Владимир. Я вышел. Отец был выпивши, не сильно, но у меня сразу пропало желание общаться. Он что-то спросил, я ответил. Помолчали. Он поздравил меня с прошедшим днём рождения, успешным окончанием 8-го класса. Я поблагодарил, и после тягостной паузы, мы расстались.