Экзот

   фото автора
 

   Он был маленьким и хрупким, совсем юным, незначительные неприятности и новизна были для него испытанием, которое надо было преодолеть, побеждая опасливость и иногда вызывали дрожь. Он боялся всех новых впечатлений и холода переносил с трудом. Ко всему относился с недоверием, проверяя и перепроверяя очевидное для других , оставался неуверенным даже в самом себе.

   Он был открыт миру, хотел лёгкости и радости для себя, но оставаясь недоверчивым ко всему и всем, постепенно вгонял себя в изоляцию, одиночество. Другие чувствовали в нём эту недоверчивость и она порождала в них настороженность к нему. Он всегда был в окружении, рядом с разными и, по-своему , интересными и привлекательными, но чувствовал в них осторожность и предубеждённость , которые внешне не слишком проявлялись, но и не давали того особенного тепла и раскованности, которыми отличается откровенность и доверие. Доверие, которое так желанно и необходимо всему живому. Ему хотелось чувствовать в других расположение и доверие к себе, но сам на открытость и доверие был не способен.

   Он быстро взрослел и с внутренним восторгом понимал, что становится выше и сильнее других, - стройный , высокий и крепкий, жилистый , но мощный, возвышался над теми, кто стоял рядом и невольно начинал поглядывать на всех свысока, - сначала в силу высокого роста, а позже, и убеждая себя в своём превосходстве в объяснении всех загадок , которые ставит перед всяким жизнь. Он был уверен, что правильные ответы знает только он. Эта самонадеянность и ограничивала и давила непомерной тяжестью. Она мешала радоваться простому и превращала то, что для других было праздником , в обязательность показушного для себя самого веселья. Поэтому он стал ненавидеть шумные и беззаботные развлечения, неспособный на лёгкость и искренность, с большей готовностью участвовал в ураганных куражах.

   Он не знал наверняка чем обязан своей статности и высокому росту - было ли это наследственное или под его корнями оказались самые лучшие условия и подпитка, обеспеченные самой природой, но то, что выделяло его в среде других он постепенно стал считать собственной заслугой, результатом строгой организованности и самоуглубления. Постепенно поверил в исключительность и высокое предназначение  принадлежностью к высокому и знатному роду. И чем крепче он убеждал себя в этом, тем значительнее удалялся, отрывался от всего, что было принято другими как естественное течение жизни, меняющейся во всех и во всём, но в целом , по основным аспектам бытия , остающейся такой, какой она была и тысячу лет до них. Ему казалось, что свою жизнь он делает сам и преуспевает в саморазвитии, забывая, что ограничиваясь внутренним "Я" он ограничивает и саморазвитие: парусник на вечном причале, не ведающий безграничности пространства и жестокости бурь, преодоление которых - восхитительное торжество победы над собой.

   По настоящему, у него не было друзей, а тех, кого он считал друзьями, всё равно понимали, что ему нужны друзья для него самого, но сам он другом быть не способен. Он мог предать внезапно и по одному ему ведомым причинам, не вдаваясь в объяснения, - настолько его самоуверенность погубила в нём то живое, тонкое и трепетное, что делает дружбу чувством сильным и, беспрекословно, самым надёжным и бескорыстным, вплоть до самопожертвования. На самопожертвование он не был способен. Это было для него слишком при любых обстоятельствах.

   Его раздражало и выводило из себя любое, что противоречило его взглядам и установкам, которые он выковывал в своём самопогружении и удивлялся недальновидности , а то и неспособности других беспрекословно соглашаться с ним - ведь только он мог так самозабвенно погружаться в исследования мироустройства, что все его доводы непозволительно не только подвергать сомнению, но и оспоривать. Кто бы посмел, когда вокруг недоростки, слабаки и недоумки. Он был уверен в своём особом происхождении и избранности не только жить, но знать всё.

   Внутренне он страдал, понимая эту свою особенность, в нём была тонкость восприятия и способность на душевные движения, редкая чувствительность, доброта  и тёпло,, цену которым знал , потому что сам в них нуждался,  но он сознательно,  усиленно подавлял их в себе, принимая за слабость, которая разбивала бы его представления о себе, как о самом-самом. Ему было важно , чтобы никто и помыслить не мог о существовании в нём таких черт, чтобы оставаться самим с собой - всегда уверенным и довольным тем превосходством, которым он себя сам обозначил. Не важно, как видят его со стороны - он важен сам для себя. Он боялся потерять это чувство самодостаточности и ни под каким видом не решился бы пожертвовать ни малейшей частицей , на самом деле лучшего в себе с кем бы то ни было, и внутренне гордился собой, своим сохранённым "Я".

   Если он расслаблялся, восхищаясь красотами природы, умиляясь крошечным её представителям и разглядывал сорванный бурей листок как невинную жертву, то это были мимолётные слабости, которые он скрывал тщательно и сохраняя в памяти, никогда не осмелился бы откровенничать о них. Самолюбие становилось блезненным и ранило его самого больше, чем окружающих. Но он не был отшельником - ему необходимо было окружение, которое , к его сожалению и не по его воле, менялось стремительно, как только наступало прозрение и осознание с кем они имеют дело. Простое соседство и общение тонкая вещь, - никто не станет себя насиловать и терпеть то, что не только не приносит радостти, но и угнетает. У всех жизнь коротка, и закономерно, коротка непредсказуемо, потому каждый день и час дорогого стоит.

   Всё живое стремится дышать и упиваться светом и солнцем, птичьим пением и журчанием чистого ручья - тем, что греет духовно изнутри и даёт посыл к росту и расцвету. Он был плдовит и там, где его пригревало солнце , овевал тихий ветерок и освежал тёплый , ласковый дождик, плоды были особенные и их вид и вкус неожиданно выдавали то потаённое, которое было лучшим в нём и которое он так тщательно и, как оказалось, тщетно скрывал. Всё тайное становится явным. Но, к сожалению, как скуп он был на проявления дружбы и внимательности, сочувствия и сострадания, также патологически скареден к тем, кто хотел прикоснуться и вкусить его плодов. Он был банально жаден.

   Природа не терпит пустоты, но и не любит всего, из ряда вон выходящего. Физическая высота и сила, выделявшие его на общем фоне, со временем стали внушать опасения, - случающиеся бури и шквальные ветры могли сломить его и в падении он мог погубить многих , стоящих в близком окружении , не менее достойных и значимых, независимо от роста и возраста. Но он не смел надеяться на их поддержку, как и они знали определённо, что в случае опасности он озаботится только собой.

   Так суровы неписанные законы и обычаи жизни. И не важно, что он был мощным и на вид породистым древом в густых таёжных лесах, - его участь , судьба была обусловлена им самим построенной  жизнью, без малейшего чувства долга перед кем либо, в ограниченном пространстве строгой духовной клети.


Рецензии