Немчиновка 32

Проснулся Денис разбитый. Потянулся к Катерине, вдохнул сладкий аромат её духов, сохранившийся на волосах. Этот запах внезапно показался ему не просто приятным, но таким родным, щемящим, что Денис уже не понимал, как обходился без него все эти годы. Запах помог хоть немного рассеять тяжёлые чувства, порождённые страшным сном и давившие на сердце. Правда, едва улетучился сонный морок, как Денис вспомнил всё виденное вместе с Катей накануне в лесу. Она ещё спала, и Денис вгляделся в её лицо – неспокойное, напряжённое; вслушался в прерывистое дыхание. «Лучше в ближайшее время совсем не оставлять её одну». Денис неловко пошевелился, задел Катино плечо, и она проснулась.  Денис бережно поцеловал её в лоб. Она очень доверчиво прижалась к его груди.


– Доброе утро, – её голос был хриплым со сна. – Ты сегодня поздно вернёшься?
Не дождавшись ответа, добавила:
– Возвращайся пораньше.


Тогда Денис решил взять больничный, даже если за это придётся заплатить мзду. Этого он никогда раньше не делал. После завтрака позвонил в поликлинику и записался на приём во второй половине дня. Потом всё-таки поехал на работу, чтобы доделать важные дела в офисе, забрать документы и пообещать шефу работать дома, если врач сочтёт его действительно больным. В детстве Дениса приучили к тому, что брать больничный можно, лишь находясь почти без сознания, поэтому сейчас он чувствовал себя бессовестным симулянтом – вымогателем выходных дней.


– Плохо засыпаю, вижу кошмары, разбитость какая-то, общая слабость, – бубнил Денис, стыдясь даже смотреть на врача – симпатичную даму средних лет. 
К его удивлению, доктор отнеслась к жалобам с пониманием. Страдающие молодые мужчины вызывали у неё сочувствие. «Это ж такие хрупкие существа» – переживала она, разглядывая и впрямь бледное лицо Дениса. Она никогда бы не дала больничный молодой женщине с такими симптомами.


– Давление немного повышено, – сказала докторша, с удовольствием трогая Дениса за руку. – выпишу вам лёгкие успокоительные и снотворное. Отдохните, не ешьте много солёного, жирного, острого, займитесь чем-нибудь приятным.
– Ага, спасибо вам преогромное, – пробормотал Денис. Ему даже не пришлось платить мзду.


Теперь он имел совершенно законные две недели без работы и мог всегда находиться рядом с Катериной. Но сразу в Немчиновку он не вернулся, а отправился в больницу к Насте.


После ухода Дениса Катя не знала, куда себя пристроить. Накормила Агашу и Джокера. Вымыла посуду, хотела подмести асфальтовую дорожку, однако рука сама потянулась к телефону. Она набрала Аньке, даже не продумав толком, что именно ей сказать. Спохватилась лишь в последнюю секунду: «Что я делаю? Зачем? Что говорить?» Она уже решила нажать «отбой», но тут из аппарата послышался Анькин голос:
– Слушаю.
– Привет, Ань! – сердце Катерины билось ускоренно.
– А, привет! – Анька говорила беззаботно, но Катерине показалось - фальшиво.
– Представляешь, у меня картошка кончилась. И голова с утра болит, не хочу идти на станцию, да ещё тащить оттуда… У тебя не найдётся немного?
– Картошка, картошка, – задумчиво произнесла Анька. –  Тебе сколько нужно?
– Для ужина на троих.
На том конце Анька неприкрыто хмыкнула:
– Денис все ещё у тебя? Спелись с ним?
На этот вопрос Катя не ответила, перебила:
– Так можно к тебе зайти?
– Без проблем.
Катя наскоро подвела глаза, собрала волосы в хвост, крикнула Агате:
– Я к тёте Ане за картошкой!
Агата хмыкнула: «Угу», и Катерина ушла.


Анька сидела на веранде в синем халате и грызла миндальные орехи. Солнце отбрасывало блики на красивое лицо; Анька щурилась, пыталась прикрыть глаза собственными волосами, ленилась вставать и перемещаться куда-то ещё. После вчерашнего приключения она была немного бледна, и эта бледность добавляла ей привлекательности. Катерина вдруг подумала: «В таких как она нельзя не влюбиться. Ну, если не влюбиться, то хотя бы испытывать стойкое влечение. Была б я такой же, Игорь остался бы со мной, несмотря ни на что».


– А где ты хранишь картошку? В погребе?
– Я не покупаю сильно впрок, – высокомерно сказала Анька, – просто на кухне в ящике лежит мешок. Пошли, покажу.
Она встала, запахнула халат. От Катиного взора не укрылись длинные Анькины ноги: не худые, не полные, самые безупречные ноги из виденных Катей.
На Анькиной кухне пахло кофе и чем-то сдобным. В центре стола стоял прозрачный стакан с водой, возле него – упаковка лекарства. Катя скосила глаза: успокоительное в таблетках.
– Помогает? – спросила она.
– Честно говоря, нет.
– Сильно волнуешься из-за чего-то?


Вопрос Аньку раздражил, но она сдержалась.
– Бывает… время такое… нервное, Лёшкина мама сказала, что Владик приболел. – Анька отвела глаза и сделала вид, будто страшно озабочена тем, как бы поудобнее выдвинуть из угла ящик с картошкой.
– Не надо, я так наберу, – сказала Катя.


Анька, пожав плечами, шагнула назад, села на стул, принялась крутить пальцами прядь волос, синий халат при этом распахнулся. Катя старалась не разглядывать больше вызывавшую зависть Анькину фигуру и занялась картошкой. Придирчиво выбирать клубни было невежливо, поэтому она, почти не глядя складывала их в пакет. Как бы между делом спросила:
– Ань, а ты с Игорем когда-нибудь встречалась? Ну, в том смысле…
Находясь к Аньке спиной, Катя не могла видеть, что та ещё сильнее побледнела и перестала накручивать волосы на палец.
– Ты для чего спрашиваешь? Всё забыть его не можешь?
– Не могу, – честно сказала Катерина.
– Ну и зачем тебе знать, с кем он ещё спал?!
– Да так, – Катя выпрямилась с пакетом картофеля в руке, – из мазохизма, наверное...
– А, нравится душу бередить, – Анька старалась выглядеть спокойной, вот только её лицо исказилось помимо воли, а глаза повлажнели от напряжения.
Катерина глупо пояснила:
– Просто я видела, как он к тебе однажды приходил в отсутствие Алексея.
– Мало ли… может, он тоже за картошкой или… ещё за чем-нибудь.
– Конечно, – сказала Катя. Внутри у неё всё сжималось от тупой боли. Она набрала побольше воздуха и выпалила:
– А в день смерти он к тебе не приходил?


Анька опешила.
– Кать, ты чего? Что ты выяснить пытаешься?
– Не приходил?
– Нет.
Они напряжённо замолчали. Потом Анька нервно спросила:
– Ты всё? У меня голова дико разболелась. Хочу лечь. – Она демонстративно достала из навесного шкафчика цитрамон.
– Всё, – пролепетала Катерина.
- Тогда гудбай, – грубо бросила Анька, тесня её к двери.


Катя возвращалась домой, чувствуя себя до ужаса глупой, непонятно чего добивающейся тёткой. Зачем она туда ходила, ну, зачем?  Руки её дрожали, сердце билось учащённо. В воображении рисовались, во-первых, терзающие душу картины близости Игоря и Аньки, а, во-вторых, убийство Игоря, совершённое Лёшкой, Анькой или ими обоими вместе.