Ох уж эти дети. Часть 1. Болтун - находка для шпио

Пролог
     «Гюльчатай, личико-то  открой…» Помните?  Или  вот это – «За  державу обидно»? Чудный  фильм «Белое  солнце  пустыни» Владимира Мотыля. Если фразы пошли в народ, значит, фильм стал народным. Совсем  не  удивляюсь,  что  у  наших  космонавтов  есть  ритуал  просматривать  его перед полётом. А лет-то фильму ой-ё-ёй  сколько! Вышел он  на экраны в 1969 году. Мне было в то  время  одиннадцать  лет, семья наша только начала обживать столицу родникового края.
    К чему это я? Есть в  фильме эпизод, который  всё  чаще всплывает в моей памяти. Три седовласых,  высушенных  палящим  солнцем  старца  сидят  на  ящиках  с  динамитом  и  безмолвно  наблюдают  за  тем,  что  творится  кругом. Перестрелки,  вздыбленные  кони. Взрывной  волной  сносит  чалмы  с их голов, а на  лицах  стариков  не  дрогнул  ни один мускул! Такой символ вечности, умудрённости  опытом  прожитой  жизни – в  смысле,  всё  преходяще. Остаётся  только  догадываться,  какие  мысли  проносятся  в  голове самого почтенного из аксакалов, типа:
«Э-э,  слу-уша-ай! Опять что-то делят, кто-то  кого-то  чем-то  обидел. Сколько лет живу, всё одно и то же, по  кругу. Нет, всё-таки  по  спирали:  раньше  на  саблях  бились. Когда-то и я был молодой,  сильный  и  дерзкий, гарцевал,  дрался. Никто мне  был не  указ, разве  что  отец, но  это,  простите,  особенности  нашего  менталитета,  на  другие  народности мало  распространяется.  Всё,  что  надо,  сделано,  всё,  что  надо,  сказано, жизнь  идёт  по  своим  законам!  Подрастают новые  джигиты и  наступают  на  те  же кетмени. Ох уж эти дети…»
    Я медленно (иногда кажется, что  слишком быстро), но  неуклонно приближаюсь к  возрасту аксакалов. Хотя,  судя по  амплитуде моих метаний в поисках смысла жизни на  пенсии,  мне ещё  слишком  далеко  до  безучастного  миросозерцания. У  меня  есть  взрослая  дочь  и  четверо  внуков, возрастом от  восемнадцати лет до пяти месяцев, подпольные клички  Дуся, Яся, Кузнечик и Малыш. Все они заставляют моё  сердце биться, иногда  болеть.  Они  же  и  лечат,  в  прямом и  переносном  смысле,  от  разрушительных  последствий  моих  самокопаний и самоанализа.
    Мораль  сей  басни  такова: чаще  вспоминайте  себя  в  прошлом,  любите  всех, больше улыбайтесь, делайте  что  д;лжно, и будь что будет!
    Давайте  разговаривать!  Начнём с  начала – что  было.  Будем протягивать ниточки из прошлого в  настоящее,  чтобы  лучше узнать друг друга, чтобы было кому сказать:
– Мы с тобой одной крови, ты и я!

1. Болтун – находка для «шпиона»

  Сейчас  уже  мало  кто  знает,  чем  знаменит  Павлик  Морозов. А  в  моём  далёком  детстве  это  была  легендарная  личность. Как же: юный бесстрашный пионер  написал  донос  на своего родного отца, врага Советской  власти! Тот –  кстати, председатель сельского  Совета –  выдавал  справки  с  печатью зажиточным землякам о  том,  что  они  уже  прошли  раскулачивание. В 1930-х  годах,  при  организации  колхозов,  зажиточных  крестьян  называли  «кулаками».  Отбирали  у  них для  общего  пользования  излишки  продуктов,  лошадей,  дома,  а  их  семьи  чаще  всего  ожидала  ссылка  в  Сибирь. Морозова-старшего  арестовали,  судили,  а  Павлик  вскоре  трагически  погиб. (По официальной версии Павлика и его младшего брата Федю убили их родной дед и двоюродный брат.) Для  нас,  детей,  он  был  настоящим  героем,  хотя,  кажется,  это  единственный  известный  случай  такого  рода. Павлик,  как  и  мы,  был  пионером, а пионер – всем ребятам пример.
    Если Павлик  Морозов  боролся  за  высокую  идею,  то  современная ювенальная юстиция предлагает ребёнку  отстаивать свои личные интересы. Звонок на горячую  линию – и «предков» призовут к ответу. Мало  ли:  карманных  денег  мама  не  дала,  отец  на  вечеринку  не  отпустил… Оторопь  берёт. Просто прогулка по собственному минному полю.  Как  же ребёнку не поделиться  переполняющими  его  эмоциями?!  Если воспитательница в детском саду начинает вам  загадочно  улыбаться, будьте уверены: она знает много ваших  семейных тайн.         
    …Кузнечику идёт шестой год. По  дороге  из  детского  сада  традиционно  зашли  в  магазин  за  мороженым.  Очередь  у  кассы –  человек  шесть.  Внук скучающим взглядом рассматривает  витрины у прилавка и вдруг довольно громким голосом  заявляет:
– А курить нельзя!
Я делаю  вид,  что  не  слышу.  Он, обиженный таким невниманием,  настойчиво  дёргает меня за сумку:
– А ты, бабушка, куришь!
Понимаю, что мой секрет уже перестал  быть  таковым  для внуков. Наклоняюсь к своему сорванцу, пытаюсь утихомирить:
– Давай поговорим потом. Здесь это никому не  интересно.
Мужской голос сзади:
– Почему вы так думаете? Очень даже интересно.
– Бабушка дома не курит. Она  ходит  на  балкон,  а  то  потом в квартире плохо пахнет, – воодушевляется  внучок.
    Все с любопытством начинают оглядываться  на  меня.  Мужчина сзади не прочь скоротать время в интересной беседе. Наконец мы выходим на улицу.
– Кузнечик,  ты  почему  затеял  этот  разговор  в  магазине? Поставил меня в неудобное положение.
– Но это же правда! Ты сигаретишь, я знаю.
– Да,  это  правда.  Мне  стыдно  за  свою  вредную  привычку. Но зачем рассказывать об этом  чужим  людям? Если я выйду во двор и начну рассказывать, что ты, когда  был маленьким,  писал  в  штанишки,  тебе  будет  приятно? А это тоже правда.
Внук опустил голову:
– Ладно. Я понял.
            Спорно, я понимаю. Немного похоже на шантаж, зато доходчиво. Бывает и хуже. Моя подруга какое-то время работала в столовой  одного из престижных лицеев города. Масса  впечатлений! Один  примерчик. Шумная толпа из младших классов весело рассаживается за столами в предвкушении обеда. Мальчик, по внешнему виду и манерам уже маленький боссик, ставит тарелку одноклассника под стол. Тот, видимо, какой-то льготник с бесплатным питанием. Боссик  с  ухмылкой оборачивается к своей свите:
            – Ща посмотрим, как он хавать будет.
Подруга моя, потрясенная увиденным, подходит к завучу, которая у входа в столовую следила за порядком. Та обреченно вздыхает:
            – Да, личность известная. Не знаю уже, что и делать с ним.
Тем не менее, подходит к означенному  столу, берет мальчика за рукав:
             – Молодой человек, что вы себе позволяете?! Вам придется извиниться.
Маленький босс резво вскакивает, выхватывает из кармана телефон и пронзительно верещит:
                – Отпустите меня! Я щас папе позвоню. Вы еще не знаете, кто мой папа!
Завуч наклоняется к  юному наглецу и зловещим шепотом говорит ему на ухо:
                – Слушай меня! Ты еще не знаешь, кто мой мужж!!
Мальчик тут же втягивает голову  в плечи, а телефон засовывает  обратно в  карман.

                ***
    Переехав в город,  мы  ещё  довольно  часто  навещали  свой   посёлок. Какое-то  время  там  оставалась  пасека  отца,  которой он подыскивал подходящее место недалеко от города.
    До  сих  пор  помню  каждый  уголок  нашего  дома: домотканые половики, диван с пружинами,  радиолу  с  кучей  пластинок,  маленький  чёрно-белый  телевизор  на  высоком  комоде и  этажерку, уставленную  книгами. Одна часть  двора  была  крытой.  Там  отец  сделал  для  нас веревочные качели  с  длинной  доской. Мы  с  девчонками  раскачивались  на  ней  до  самого  потолка и  звонко  распевали  про  Женьку,  которая «высокие  травы косила, была в ней весёлая сила…» На открытой  части стояла баня. Зимой с её крыши мы гурьбой прыгали в снежные сугробы. Как-то летом играли всей улицей  в войну. Брат с мальчишками взяли меня в  «плен»  и  привели  в нашу баню. Угрожая поленом, они требовали, чтобы  я  выдала самую главную военную тайну (непонятно, какую),  а  я гордо отвечала: «Нет!» Мальчишки закрыли меня в бане и  убежали,  и  вскоре  совсем  забыли  про пленницу.  Вечером, всю зарёванную, меня освободили из «плена» родители.
    …Однажды  мы  приехали  в  посёлок на  новоселье  к  своим бывшим соседям. Это была многодетная семья.  Пятеро детей, старшей из них Оле, как и мне, десять лет.               
    Раньше, живя по  соседству,  мы  были  очень  дружны.  Бегали  купаться  на  речку,  которая  протекала  почти  прямо  за  нашими  огородами,  лазали  по  огромным  развесистым  черёмухам, набивая чернильными  руками  полные рты этих сладких ягод.
    Оля – рыжеватая  худышка  с  тонкими  косичками,  по  бледному лицу  рассыпаны  разнокалиберные  веснушки. Она  любила  кошек,  которых  в  их  доме  жило  несколько штук.  Кошки  с  завидным  постоянством  рожали,  Оля  героически  спасала потомство от бабушки, не знавшей пощады к  лишним ртам. Подруга моя рано поняла, что в  деле  спасения  надо  работать  на  опережение:  утопленных  в  ведре  котят  оживить уже нельзя, а вот  надёжно  спрятать  будущую  мать  можно. Оля научилась делать схроны почище, чем  партизаны во вражеском  тылу,  и  никакие  угрозы  не  могли  заставить её проговориться. Блаженная улыбка появлялась  на  её губах, когда из подвала или из-под какой-нибудь  коряги  в  дальнем углу огорода выползали пушистые котята, уже  крепко стоящие на ногах. В эти дни крики  из   их  дома  были  слышны на всю улицу:
– Олька, да не дурища ли ты?! Что  теперь  делать-то  с  имями?! Чем кормить-то их будешь – свой кусок отдашь?!
    Многое удивляло меня в доме соседей. Например,  однажды я поточила у них цветные карандаши  так,  как  учил  меня мой папа, остренько-остренько, а  Ольке  за  это  попало. Оказывается, если грифель на карандаше оставлять тупым, то он прослужит дольше.
    …На новоселье собралось много гостей. Детей  быстро  покормили за общим столом, накрытым разными  угощениями, и  отправили  гулять. Мне  больше  всего  понравился  хрустящий  хворост.  Время  от  времени  мы  подбегали  к  столу  и  выхватывали  из  вазы  по  сладкой  загогулине, пока сладости не закончились.
– Ой, а у вас ещё есть  хворост?  – спросила  я  хозяйку тётю Милю.
– Нет, весь закончился, – ответила она с улыбкой  сожаления на лице.
– Неправда! – громко  сказала  Оля. – Я  знаю,  в  кладовке ещё есть целый кулёк.
– Дочь, там больше нет хвороста! – отчётливо  разделяя слова, проговорила тётя Миля.
– Мама, ты врёшь! Ты сама сказала, что надо  подальше убрать, – настаивала Оля.
    За  столом на  мгновение  повисла  неловкая  пауза. Подружка  схватила  меня  за  руку  и  потащила  в  кладовку.  Её  мама  последовала  за  нами. Оля  открыла  дверь  и  с  торжествующим  видом  извлекла  из-за  какого-то  мешка  большой  кулёк  из  тёмной обёрточной  бумаги,  полный  хвороста. Я начала отнекиваться, что ничего уже не  хочу,  но Олина мама насыпала полную тарелку и вручила мне.
    Как  мне  было  стыдно,  что  затеяла  такую  кутерьму, будто забрала у детей последнее!  Поставив  тарелку  на  стол,  я боялась взглянуть маме в глаза. Тётя Миля что-то  говорила  весёлым  голосом  о  плохой  памяти,  все  поддакивали ей. К хворосту никто не притронулся.

                ***
    Раннее утро ранней весны. Зябко выходить  из  хорошо  протопленного дома. Дорожки во дворе старательно  расчищены мужем. Закрываем гараж, ворота во двор,  садимся в уже  прогретую  машину.  Ехать  далеко,  на другой  конец города – кому на  работу,  кому  в  детский  сад. Между  нашими креслами возникает лицо семилетней дочери:
– Мама, а мы летом поедем на море?
– Что  это  вдруг  пришло  тебе  в  голову? – Кошусь  на  мужа. – Всё не так просто, это надо всем вместе решать.
Муж бросает на меня недоумённый взгляд:
– Что-то я впервые слышу про море.
– Я тоже, – успокаиваю я.
Дочь  откидывается  снова  на  заднее  сиденье  и  беспечно машет рукой:
– А-а. Всё равно будет так, как мама скажет.
Доехали  молча,  выручило  включенное  радио.  Иду  провожать дочь до группы, а сама подыскиваю нужные  слова:
– Зря ты сегодня про море вспомнила. Может, я  что-то  и решаю, но, понимаешь, нельзя мужчине это  говорить. Даже  если это так! Это обидно слышать. Мы же с  тобой  женщины,  надо уметь осторожненько его уговорить. Понимаешь?
    Дочь состроила рожицу и пожала плечиками.
    На море в том году мы не ездили. Не из-за чьих-то  обид. Страну лихорадило,  это  был 1991  год. Таяли  и  рубль,  и  сбережения  в  банках, зарплату  задерживали  месяцами. В  августе  случилась  попытка  государственного  переворота (ГКЧП). Вот это была заваруха! Представляете, когда в  газетах и по телевизору всё время только позитивные  новости, и вдруг государственный переворот. Никто не  понимал, как к этому относиться: кто был «за», кто  «против».  Лично  мне  понравился  один  пункт  в  программе  ГКЧП: в три дня пересчитать всё,  чем  владеет  страна. Очень уж хотелось порядка и стабильности.
    В декабре 1991 года развалилась могущественная  держава  –  Союз  Советских  Социалистических  Республик (СССР).  Хотя  я  не  помню  ни  одного  человека,  кто  бы  на  референдуме  голосовал  за  это.  Под  рюмочку  коньяка  в  Беловежской пуще за всех решили трое: Ельцин – за  Россию, Кравчук –  за  Украину,  Шушкевич –  за  Белоруссию. Народ успокоили тем, что, в сущности, ничего не изменится. Просто СССР станет именоваться  СНГ – Союзом Независимых Государств. Самый чудовищный обман стада больших, непуганых и наивных детей.

                ***
     К нам пришли гости, родственники моего зятя – молодая пара с дочкой Лерой. Молодёжь вскоре отбыла  «где-то на часок по делам», дети остались со мной. Лере  пять  лет,  очень энергичная  разговорчивая  девочка,  нашей  Дусе – около трёх.
    По праву гостьи Лера выбирает игру «во дома» (удивляюсь, как детский сленг  передаётся  через  поколения),  она же раздаёт роли. Дуся назначена быть «мужем» – и  сразу  отправляется за «покупками в магазин». Ей диктуется  список  необходимых  продуктов,  Дуся  покорно  кивает. Судя  по  количеству  кукол,  усаженных  в  ряд  на  диване,  их  семья  изрядно многодетная.
    Беру в руки камеру, начинаю снимать это  захватывающее действо. Вот  «дети»  накормлены, вереницей  уложены спать на  полу, парочка  в  обнимку  ложится  на  диван, рассуждают  о  доходах  семьи,  причём  цифры  звучат  астрономические. Дуся  сваливается  прямо  на  кукол,  зачем-то распинывает их ногами. Ей явно  поднадоела  игра,  но  тут  разгорается конфликт. Лера вскакивает с дивана  и  бегает  по  комнате, драматично заламывая руки:
– Что ты  наделал?! Муж  называется. Господи,  вчера  только женилась и уже нервничаю. Из-за тебя нервничаю! Ты  мне не помогаешь, в доме бардак! – она раздражённо  перекладывает на кресле  недоглаженные  мною  полотенца. – Я всё делаю одна!
Дуся  с  испуганными  глазами  вжимается  в  стену,  пытается спрятаться за штору, но Лера неумолима. Она  резко отдёргивает это ненадёжное укрытие:
– Нет,  ты  просто  так  от  меня  не  уйдё-ёшь! Или  ты  сейчас же делаешь уборку, или, –  яростно сжимает  кулаки, – или… я сама всё сделаю!
Я чуть камеру не выронила от  такой  женской  логики. Пришлось утихомиривать обеих и переходить на  нейтральные прятки.

                ***
       Дусе четыре года. Играем перед сном в  Белоснежку  и  принца  Ричарда – очередной  хит,  поразивший  воображение  внучки. Из многочисленной коллекции пластмассовых  Барби  и Кенов она выбрала себе принцессу в пышном наряде, а  мне  вручила её негнущегося друга. Я уже изрядно устала  подавать реплики за Ричарда, и Дуся обходится  собственными силами:
–  Вот мы и дома (растягивает слова тоненьким  голоском, как обычно разговаривают мамы с малышами).  Дорогой, правда, хорошая была прогулка?
– Да, дорогая (басом, насколько это  возможно),  очень хорошая!
– Та-а-к. Ричард ложится  отдыхать, а  принцесса  идёт на кухню готовить ужин…
Я смеюсь:
  – Ох, Дуся, какая до боли знакомая  картина.  Вот  она,  женская доля! Всё, уже поздно, убирай на место свою королевскую чету, пора спать.
Внучка бежит на кухню, засовывает голову в  приоткрытую дверь:
– Мама, папа, я спать хочу. Без вас не засыпается!
Отец строго отвечает:
– Мы ещё немного поговорим и придём. Ложись.
– О-о-о! – раздаётся громкий  возглас  Дуси. – Как  мне  надоели ваши капризы! Ребёнка укладывать  пора,  а  они всё разговаривают!

                ***
    Вы будете смеяться, но эта история произошла с  обеими моими внучками (в разное время,  конечно), когда  им  было лет по шесть. Надо  учитывать, что  разница  в  возрасте между ними почти восемь лет.
    Так  получилось, что  за  вынашивание   дочери  я  поплатилась своими  зубами. И  кормила-то  грудью  недолго,  через  полгода  молоко  пропало, а  корни  зубов  обнажились, вытянулись. Ни горячее, ни холодное, ни пить, ни есть не  могла без боли. Дантисты  разной степени  мастерства  довели  мою голливудскую улыбку до того, что я стеснялась  открыть  рот. В конце концов был вынесен вердикт: только  протезирование. Опуская подробности этой кровавой  истории, скажу,  что  с  боков  зубы  у  меня  в  металлических  коронках с лёгкой позолотой. На фото они выглядят  чёрными дырами,  а  в  жизни  заманчиво  поблёскивают,  чем  вызывают живой интерес внуков.
    Когда они в первый  раз  заметили  у  меня  во  рту  эти  залежи драгметаллов, то были в  таком  восторге,  что  просто  руками  разжимали  мои  челюсти,  чтобы  рассмотреть  всё  внимательно. Дальше сыпались вопросы: что это, как  это,  а  как бы и им бы сотворить бы такое же бы.
    Чисто из педагогических соображений  пришлось  себя  оболгать. Объясняю, что когда я была маленькой, то  ленилась и не чистила зубы, вот они у меня  и  выпали,  потом  врачи поставили мне железные зубы, а это очень больно.
    Финал историй был таким. Мы возвращаемся  домой  с  прогулки, заходим в лифт, за нами заходит ещё одна  женщина,  по  виду  чуть  старше  меня.  Мы  не  знакомы,  но  вежливо  здороваемся, и  тут  в  свете  неоновых  ламп  что-то  блеснуло. Дуся,  задрав  голову,  заворожённо  смотрит  в  рот  женщины:
– А у вас зуб золотой.   
– Я знаю, – улыбается та, явно довольная  произведённым эффектом.
В случае с Ясей золотым был весь верхний  ряд  зубов.  По-детски, не придавая большого значения ценности  металла, она  сказала: «У  вас  зубы  жёлтые»,  что  добавило сложившейся ситуации определённую  пикантность. А  вот следующая фраза у обеих прозвучала одинаково:
– А вы тоже зубы не чистите?
Конфуз. Ох  уж  эти  дети!  Пытаюсь  приструнить  ребёнка, пояснить слова,  и  с  пылающим  лицом  выхожу  на своём четырнадцатом этаже.
    Сейчас  пишу  эти  строки,  и  меня  пронзает  мысль. Наверняка  это  была  одна  и  та  же  женщина,  с  годами  увеличившая  вклад  в  красоту  своей  улыбки!  Остаётся  надеяться, что младший Кузнечик не внесёт свою лепту в  эту систематическую травлю простой российской гражданки.
 
                ***
    Яся  стоит  возле  меня,  водит  пальчиком  по  столу и  подозрительно  долго  молчит. Спрашиваю,  что  случилось.  Мнётся, не решаясь что-то рассказать.
– Бабушка-а… а щука… это рыба?
– Да, рыба. А в чём дело?
– Ни в чём. Просто папа… ну, он наступил на  Нюшкину  лужу  в  коридоре  и  закричал:  «щщука,  щщука». Он сказал, что щука – это рыба. Правда?
– Да, я же  сказала,  щука –  это  рыба.  У  неё  зубастая  большая  пасть, она  даже маленьких  рыбок  проглатывает. Неприятная такая хищница, но вкусная.
– М-м, – мычит Яся  сквозь  сжатые  губки.  Видно, что её сомнения  не  до  конца  развеяны.  Приходится  включать  красноречие:
– Вообще, это вредная привычка – без конца  повторять всякие слова. Я, когда была молодая, как твой  папа, говорила слово «собака». Собака, собака! Потом  перестала,  а  у  тебя,  между  прочим,  через  каждое  слово «блин»! Надо с этим бороться. С сегодняшнего дня за  каждый «блин» тебе щелчок по лбу.
– А ты  говоришь  «блинклинтон»,  тебе  тоже  щелчок, – смеётся Яся.
– Точно! Согласна. Пойдём  читать  ужасно  интересную книжку и станем ужасно умными.
    Иду  и думаю:  ох  уж  эти  дети!..  Интересно,  какие  омонимы зять придумает на другие свои слова?