Дуэль

а
Пр011111-=-=-=-буждение е е е

 Будильник скрежетом по самИм по нагим по нервам по моим – минуя уши, минуя воздух, который и не поколебался – громоздким скрежетом вцепился в нагие нервы мои, вцепился, и принялся их кромсать налево и направо и поперёк и вдоль, и так и эдак.
 Разбудил ли он меня – спал ли я в ту ночь?
 Может сдаться, что и не спал – а если спал, то всё равно не спал, так - проваливался в муть без образов и забытия на крохи минут, и не находил в том отдыха.
Отключать я его не стану – пусть орёт через каждые десять минут на своём бидильничьем наречии маты и похабщину, потому что – вот теперь – вот теперь уже я рискую уснуть, а теперь – вот теперь уже – спать нельзя. Поздно теперь - теперь уже - спать.
 Мне хватает самообладания закурить не в постели - о которую я тушил окурки последние недели, упиваясь своим моральным падением.
 Мне хватает самоконтроля подойти к аквариуму, где паневрячат таисы и, и мне хватает сосредоточенности не забыть насыпать им корма.
 Проволочные клювики жадно вцепились в плесневелый хлеб, раздирая его на части – жилистые лапки помогали, а рудиментарные ножки неубедительно бдили, охраняя тылы каждого таиса от таисов прочих. От собратьев - или же от сестёр – я никогда не понимал, как у них это различается, но за всё время приплода не было – а они у меня пятый год, совсем старенькие. Слизь в аквариуме едва заметно колыхалась.
 Слизь сменит уже Саня, если не подведёт, пока она кажется вполне комфортной для них. Зря я на него тогда сорвался...
Индикатор показал, что циркуляция токов на штатном уровне - странно, ночью была гроза - громовод не сработал? Извините, таисики, остались без гурманского, может в следующую грозу?
Я вспоминаю, как купил первого – или первую – беззаботные, славные дни.
Это мне тогда пришла новость про Пашку. Единственный школьный друг. Разводил таисов и кактусы. Кактус для меня был слишком сложным организмом в смысле ухода, вот я и купи таиса.
Всё мы знаем, всё умеем, всё покоряем - одного не. А "не" мы - куда деваются Пашки после, например, болезни ЛР-13\w? Только верить и остаётся, но как мне-то верить, я-то инженер. Вера для романтиков, но инженер - слишком романтичен для романтики, романтик среди романтиков, дрессировщик и покоритель. Раньше люди говорили так: человек не может сконструировать ни бабочку, ни простейшего трихоплакса, чтобы они были по-настоящему живыми. Другие говорили - а если и смогут, пропадёт волшебство жизни. Но вот пришёл Элингтон, Самаваров, пришла Лавлейс, привели Лакс - оказалось, так даже волшебнее - знать что и как. Разобрать и собрать бабочку, собрать лучше, чем было - украсть не огонь, украсть огниво, дрова, искру, кислород, саму идею горения и тепла - теперь боги будут приходить к нам греться, и мы заготовим для них приятных баек, чай и глинтвейна, зефира и картошечки, ведь там, где нет нашего огня так бесприютно и сиро, холодно и обречённо. Заготовим....
Зато господи, тошно видеть кичливых нытиков - вы знаете, сколько из вас дожило до вменяемых лет до того, как инженер взял бразды?
За   го       то    в      ки
Заготовки, да. Заготовки. Ты помнишь их? Помню. Точно? Нет. А ты сможешь их применить? Откуда мне знать.
Ладно, вероятнее всего, сто к одному - вскорости я в точности узнаю, как там Пашка. И как ему. Вот только мы не встретимся - разминёмся, как разминулись после школы...
Лишь бы не думать о главном - но главное уже лезет в мысли, а я всё отвлекаю себя историей инженерии, вперемешку с бесчисленными нашими с Пашкой разговорами о том, что в этот-то раз надо обязательно увидеться, не то, что в прошлые... Не лезь к нам, главное - видишь, я в домике из историй и Пашек.
Будильник два или три раза принимается выть, а на четвёртый раз…
Я не сразу понимаю, что это звонок.
- Да…
- Чё «да», я чё тебя ждать буду? Довы…ля. Спускайся.
Кроме звонка – смс, такая Женя, бухгалтер… Да, это я с ней разговаривал, обедал, угощал, слушал трёп и трепался сам, и однажды привёз из кофейни в центре шоколадного ежа, когда она поссорилась с мужем, и глаза были на мокром месте. Всегда гордая, боевая - и вдруг такая растоптанная рохля... Успокоил, вроде, в тот раз я тебя, Женя.
 Так чего тебе ещё надо-то сейчас! Не до тебя, вообще не до тебя, вот никак не до тебя, пошла прочь!
Ярость.
Успокойся.
Даже не знаю – прочёл я, или нет твою эту смс – настолько не до тебя. Но там, конечно, советы пойти на мировую… Вечно эти советы в любой непонятной ситуации все становятся экспертами, и не могут промолчать – не знаешь, не лезь, я тебя сальдо сводить не учил ни разу. Может даже ругается, что встрял, влез, не смолчал – почему когда человеку уже хуже некуда, всегда найдётся кому его добить добрым словом, что мы за вид такой… Понятно, что ты, Жень, волнуешься, но вот мне сейчас твоё волнение - за мужа волнуйся, за ребёнка, пусть они тебе улыбаются, а мне вот не до тебя откровенно.
А, или не волнуются, у них же простой будет пока мы там всё будем решать. Да, наверняка она боится, что из-за наших этих всех, из-за всех из-за наших, у неё план сорвётся, или придётся задерживаться на работе. Тем более, пошла прочь, если не понимаешь что пишешь умирающему.
Ступени пытаются быть скользкими - хотят меня сбросить, сломать мне шею - я не против, но вы такие бездари, ступени, даже шею сломать не можете. Эх вы, ступени, что ж вы такие неумехи.
Почему именно Олега послали – я не знаю в точности, но благодарен. Олег быкует как школьник, пытающийся закосить под своего у крутых старших пацанов, старательно игнорируя, что над ним смеются, что он на побегушках, что он не ровня. Олег хронически не страшный – Олега хочется накормить, и дать чёрные очки, чтобы деть куда-то собачью тоску этих поросячих глазок, и, если не поможет – удавить из жалости. Впечатление обманчивое – и, наверное, за это Олег и стал тем, кем стал – иезуитская ловушка на простака.
Я бы предпочёл не знать и половины того, что знаю об Олеге.
Но сегодня я могу позволить себе быть простаком – так что демонстративно разваливаюсь на заднем сиденье,  без спроса закуриваю, старательно демонстрируя, что закуриваю именно без спроса. Курить придётся без рук, руки-то дрожат, руки-то не обманешь. Я же не актёр, я инженер.
Олег  отвечает включив радио с каким-то немыслимым шумом – если не на всю громкость, то очень близко к этому.
Город вяло просыпается, ночная ипостась его неохотно погружается в прошлое. Небо замшелое, небо замышляет, небо размышляет о мелком, унылом дожде – за которым останется не свежесть, но духота. Автомобиль неспешно бредёт по улицам, время от времени выползая на встречную – Олегу закон не писан, и все законоохранники прекрасно это знают.
За городом он чуть разгоняется, делает шум тише и бросает:
- Дурак ты, Вова.
Я не Вова, но это у Олега фишка - такая же школьная, как все его угрозы - назвать тебя как угодно, но не твоим именем. Спасибо, хоть мужское.
В голосе звучит… Со… Чу? Сочувствие? Нет, я задремал наверное – где Олег и где сочувствие. Его глаза испытующе торчат из зеркала заднего вида, и я, перебрав всю ораторскую мудрость, отвечаю:
- Как-то так.
- Не лез бы ты. Куда вы все прёте, на что рассчитываете? Жил бы ровно, ртом едят, а не п..дят, тебя мама чему учила? Она живая? Вот и как она будет теперь? Матери сына хоронить, знаешь каково? Что ты знаешь вообще, как е..ло разевать? А если фирмой рулить - ты вообще про...шь? Чё молчишь, я клоун тебе? Развлекаю?
И снова ему нужен ответ. Я понимаю, что надо что-то выдать более продуманное, чем «как-то так», но Олег, пойми – я напуган, я не спал, на самом деле я хочу чтобы всё кончилось побыстрее, Саня получил мейл, и пришёл за таисами, а философские беседы оставим минувшему.
Но я уже почти цепляю какое-то слово, вижу за ним словосочетание, и вдалеке маячит предложение – и всё это может оказаться даже мыслью, но – Олег вдруг шепнув громко и отчёливо:
- М...к.
Резко врубает свою музыку обратно в максимум, и я чувствую себя ещё нелепее, чем было. Ничего, мы щас закурим ещё сигарету, расслабим рожу – расслабим говорю, рожу, рожу я говорю – расслабим – и все увидят какой я смелый и как я никого не боюсь, как я вертел и дёргал.
Сигарета упала, рассыпав неподожжённый табак по полу автомобиля. Я за ней не полез, взял другую.
Сигарету жалко.
А что Олег не заметил, как я него в салоне сорю - прекрасно.
Показался завод, сердце с ненавистью истерично застучало в самые рёбра – пустите меня, мне не надо здесь быть – мне нужно наружу! Подожди, сердце, будет тебе наружа. Побудь пока среди рёбер - покачай пока кровь, недолго нам с тобой напрягаться.
Хорошо, что я не позволил… Я не позволил… Да, все согласны, что это именно я не позволил втянуть меня в разговор – голос бы дрожал, дыхание бы сбивалось… А так мы смело курим, и с пренебрежением смотрим в окно – боец! Красавчик! Но глаз всё-таки вытереть придётся.
А ведь всё это время я мог заготовки.


б Ожи010101===---=дан дан дание

Олег оставляет меня на складах, я прохаживаюсь, с нежностью глядя на торчащие из пандусов руки – это же я разрабатывал.
 Вот эти с тремя пальцами – это уже после меня было, а с двумя – это почти дети мои. Возможно, для них даже до сих пор используют мой клеточный материал. Красиво, если так - хоть одну мечту я воплотил - стал как Лакс.
 Подхожу к одной, касаюсь подушечками подушечек, стучу ногтем по ногтям, трогаю костяшкой костяшку - она отзывается, но явно браковано – фирма конкретно решилиапоставлять барахло. У этой руки - мутные глаза, кто такую купит - не знаю. Ну да, реагируют с запозданием. За такое убивать надо... Ну да мы уже высказались на эту тему, всем спасибо, все свободны. Вот за такое убивать и будут. Правда, почему-то за их "такое" будут убивать нас. Но - чего желал, формулируй лучше...
- Сюда иди, - раздаётся громкоговоритель, - собрание проведу, и с тобой разберусь.
Сюда… Где это "сюда", конечно, мне никто не скажет - чтобы ещё раз указать мне на моё место. На то, что у меня теперь нет места.
 Хорошо. Собрание – ладно, это я знаю – надо найти толпу работяг, и там и будет наш финал.
Нахожу легко –  прямо у складского офиса, у чёрного хода – именно здесь я любил курить. Что говорит Насаев я не слушаю. Работяги уже отвесили мне неглубокий поклон – с завораживающей синхронностью, и теперь украдкой глядят на меня изучающее - они, конечно, меня все видели много раз - но в статусе главного инженера, а не довыё...ся.
У одного вырезаны глаза, но в лоб вмонтирован заменитель. Неплохо живёте, это сколько ж стоит, боюсь спросить.
Видимо, собрание кончается, потому что Насаев подходит ко мне. Работники снова склонились в ритуальном поклоне, из-за них возвышается Олег.
- Тебя проводят в сад. Я даю тебе тридцать минут. Может сорок. - Не удоставиает меня Насаев взглядом.
Он жестом подзывает работника, работник ведёт меня, постоянно косясь - хочется ему начать разговор. Однако даже сейчас это не по рангу тебе, старичок.
Мимо складов, по железной дороге – скоро поставки на севера, наверное об этом он и говорили на собрании.
 И вот, сад.


С Сад подсасфальтников гармонию дарует

Привратница в вышитом сиренью кимоно принимает меня у работника, ткнув печатью в подставленную бумажку. Когда-то я имел на неё некие планы, и делал подношения – но привратница есть привратница, где ей запомнить всех дары подносящих.
Миную её, и вот – белые стены, на самой дальней – водопад, от водопада исходит ручеёк, ручеёк окружён неплохим садом камней, камни напевают, заглушая шум сошествия ручейка в коллекторные воды через решётку.  Разноцветные подасфальтники матово и тускло светят, ничего не освещая - день яркий и без них.
Раздеваюсь – майка падает с крючка вешалки – не поднимаю, ступаю к водопаду, пытаюсь поймать тонкую нить умиротворения и преддуэльной неги. Может, даже боевой азарт? Где ты, фатализм воина, где ты, готовность идти до конца, где ты, стоицизм последнего защитника качественной продукции - я уже здесь, а вы заблудились – задержались.
 Отражение не выглядит нагим или обнажённым – выглядит голым, и, похоже, дрожит. А ведь я инженер, и устроил себе и кубики и рельефы, но сейчас всё впустую, всё невпопад, и моё атлетичного сложения тело - жалкое и обречённое. Скверно.
Встаю в водопад – холодная, нашпигованная хлоркой вода. Закрываю глаза. Понемногу отрешаюсь, сонм мыслей не давит, ватага страхов не караулит – я слился с моментом… Но всё же не до конца, всё же щемит под ложечкой, и как готовящийся вспыхнуть болью зуб, саднит сердце.
Но вот - время покинуло меня на краткий срок, и дыхание стало просто дыхание - крохи антропогенного ветра, и вода успевала смыть пот. Обречённость понемногу становится созерцательной - все мы - бабочки, залетевшие в поток человеческой жизни, тебе ли не знать, чего стоит личность, жизнь, ум, тебе ли - разбиравшему и собиравшему их сотни раз?
Вечность недолга.
Вежливый кашель – оборачиваюсь – привратница держит в руках одежды, бумагу и тушь. Оставляет на большом камне, и возвращается на пост.
Надеваю бездонно белое кимоно, срываю подасфальтник, окунаю в тушь. Строки не идут, а если и идут – они и близко не достойны момента.
Ну, если не пишутся строки - тогда, надо повторить заготовки...
В деврном проёме появляется собачья морда.
- Щен, - растроганно бормочу я, и Щен подходит.
Ты помнишь, брат, все обеды, которые я тебе отдал? Ты ещё выбирал, что есть, а чем пренебречь. Помнишь. Спасибо, брат, что помнишь. А я помню как ты бежал ко мне со всех лап, едва завидев, бросив свою стаю. Почему ты без стаи сейчас? Где Ресси, где Лесси? О, а знаешь, что я ещё помню? Как ты загнал Пьера – знаешь, кстати, почему Пьер? Сам подумай – котяра, которого вы все боитесь, и без уха. Без уха, Щен, поэтому и Пьер. Ты загнал, а может - застукал? Ладно, конечно загнал, конечно же именно загнал - под лестницу фасовочного цеха. Он сидел с ужасной досадой, а ты лаял как щенок, махал хвостом, и был готов в любой момент наутёк. Я не стал тебя отвлекать, ты, поди и не знал, что я всё видел. Какой может быт я, когда тут можно облаять Пьера.
Щен обнюхал руки, деловито пометил стену, и прижался к моим ногам - плотно-плотно – если не кормишь, мол, делай массаж. Сам-то, мол, я не могу себе спину размять - но и ты на что-то да нужен.
 А если уйти - он не отпустит с первого раза - посмотрит недоумённо, и снова прижмётся. Если, конечно, не позовут собачьи дела.
За массажем нас и застал Олег:
- Пора, - и выплюнул обязательное, - стойкости и отваги. Иди до конца.
- Секунду.
Я махнул три строки на бумагу, аккуратно положил подасфальтник в ручеёк,  задумался – а что, собственно, я написал? Рассмеялся – стихи для вечности и должны быть забыты, как всё славно получилось.
И пошёл за Олегом.
Привратница ответила на мой вежливый поклон благосклонным кивком. Её левую руку покрывали ржавчина и мох.



е 10==--=01

На этот раз здесь был весь коллектив. Хмурые работники складов курили папиросы, работники офиса - операторы, кадровики, уборщики, охранники, сисадмины, братья мои инженеры - разной степени гламурности - курили кто что: сигареты, слим, кнопки, даже, кажется, сигарилла была.
Бормотание стихло, стоило мне подойти достаточно близко - настала тишина, с редкими вспышками кашля. Кашель хватали, и прятали, затворяя ему путь в мир ладонями, но он вырывался, и очень хотелось подойти и вогнать кашель в рожу. Застудил кто-то лёгкие, видать, поаккуратней бы тебе быть, кто ты ни есть. А всё же ужасно ты раздражаешь, кто ты ни есть. Лучше бы тебе не кашлять сейчас, кто ты ни есть.
Стол поставили рядом с киосками – это, получается, их так и не сдали в металлолом? Это ещё при мне какие-то комерсанты оплатили хранение, и пропали -  Насаев всё думал, куда их приспособить.
Насаев встал со стула, подал мне руку. Его кимоно вышито золотой нитью, и жилами. Рукопожатие – он заметно сдавил, напоминая кто здесь кто, задержал, и вот – мы сели. Я напротив него, он напротив меня.
Олег подал поднос, и открыл крышку – молодой, хороший типроном, только из цеха. Циферблаты – стрелочные и цифровые, россыпь разноцветных глаз, цепко реагирующих на каждое движение мира, под мембраной переплетение провоов и кровеносных сосудов.
- Господа. Не угодно ли вам примириться? – С отсутствующим видом, жуя буквы, пренебрежительно бросил Олег.
Все уставились на меня. Со вздохом, я взял свой штекер, осмотрел его: исправный. Типроном издал несколько мурлыкающих звуков, когда я проверял пальцами ответ у красного провода.
- Альберт Николаевич, не угодно ли? – Я пытался звучать иронично – не знаю, что слышали остальные – опять забурлило в голове.
Насаев процедил:
- Не угодно.
Взял свой штекер, не глядя повертел в руках и вернул стандартный вопрос мне.
- Сожалею, - выдавил я из пересохшего рта.
Как хочется пить.
- Противники не пришли к устному решению, - повернулся Олег к сотрудникам, - и мы приветствуем их волю, мы примем победителя и забудем проигравшего, мы верим, что никто не дрогнет, и так крепится наша общая сила.
Кто-то из офисных подал часы, Олег поставил их на середину стола и нажал на кнопку.
Электронный женский голос незаинтересованно отрывал от меня последние секунды здесь.
10,9…5,4…2,1…
Мы синхронно вогнали штекеры в виски.


5

…
I
Дано:
Книжный магазин. Горит. По залу неспешно прохаживается покупатель.  Это единственный человек в зале. Он пришёл за одной, и только одной покупкой.
На прилавках всего две книги. Обеим был предоставлен достаточный срок, чтобы в течении многих поколений прийти к обложке, наиболее способствующей покупке.
Покупатель берёт одну из них, вторая вскоре погружается в пламя.

II
Дано:
Два маленьких стеклянных осколка ранее разбитой посуды, оставшиеся после уборки. Обоим было предоставлено достаточно времени, чтобы выбрать место, теперь они неподвижны.
По локации проходят босые ноги, левая нога наступает на один из осколков. Осколок впивается очень глубоко.
Второй осколок пытается попасть хотя бы в другую ногу, но секция завершается.

III
Дано:
С двух сторон промзоны в двух коморках две собаки на цепи. В сторону собак ровно посреди идёт прохожий. Обеим был дан достаточный срок, чтобы выработать голос, и повадки наиболее пугающие.
Когда прохожий оказывается в зоне поражения, собаки начинают лаять и кидаться на него. Он немного постояв и заметно побледнев, решает пройти чуть ближе к левой собаке. Собака выглядит удручённой.

IV
Дано:
Есть два уравнения для седьмого класса. Они ограничены доступным занимающимся уровнем сложности, однако в остальном им было предоставлено достаточно времени, чтобы приобрести наиболее сложную для решения форму.
В конце урока оказывается, что двадцать один ученик решил правильно первое уравнение, и девять – второе.

V
Дано:
Две страны открывают курортный сезон. Обеим предоставлены все возможности завлечь отдыхающих дарами природы, озёрами, культурными особенностями, достопримечательностями и так далее.
По окончанию курортного сезона среди жителей одной из стран наблюдается волна самоубийств, а памятники на центральной площади кровоточат и выглядят страдающими.

VI
Дано:
Два бойца на ринге. У обоих долгая, сложная история матчей. Болельщикам дано достаточно времени, чтобы изучить её, и прийти к выводам.
После боя, болельщиков проигравшего нокаутом бойца часто похищают из дома при странных обстоятельствах. Последние семеро уходят в глубокий запой, превращая жилища в помойки. У одного диагностирован синдром Плюшкина.

VII
Дано:
Два цветка.
Романтик, желающий подарить цветок случайной прохожей, и скрыться из виду.
После покупки, оставшийся цветок начинает кричать на весь ларёк, продавщица пытается отрезать ему голову, но ножницы не справляются.

IIX
Дано:
Стой, я не понимаю, что это было. Так и должно быть? Какие из заготовок мои? Я ужасно голоден – сколько мы уже сидим там, за столом… Я не помню, было ли это раньше со мной – я до сих пор чувствую себя собакой, но как будто обеими собаками… Слушай, ты точно хочешь довести это до конца? Кто бы ты не был, я не понимаю в какое тело мне вернуться, чтобы жить или чтобы умереть… Или я тут один? С кем я всё время говорю?

IXXXXXXIIII11111\\\\\\##
№
8888888888 \/ !!!!!!!!!!!!
8888888888    !!!!!!!!!!!!
888888 8 =-}     {-=! !!!!!!!
……__....
8!8!8!8!8!8!8!
!!!8!!!!!!8!
Срочноc обращ техподдер сроч прерыв сеанс
Нет установка связь
Проверка нет
Контроль нет
Нет выброс
Экстренн
Нет
Перезап
Нет
Ожида
Ожид
Ож
0
Вых


Бульон
...
_
-

(пропуск)

Коацерватная капля

..
_
-

(пропуск)

Ядро

..

Проснись

.

Виждь

0

Старт

1

Отчёт: физиологические системы контактёров в рабочем состоянии. Производитель не несёт ответственности за дальнейшее.
Проверка встроенных секций.
Встроенные секции пригодны для нейтрального разультата.
Если у вас остались претензии, убедитесь, что они не подпадают под соглашение пользователя, прежде чем обращаться в конфликтную группу.
Необоснованное обращение может привести к штрафным санкциям со стороны производителя.
Повторная проверка: физиологические системы в рабочем состоянии - подтверждено. Итоговая проверка: физиологические систему в рабочем состоянии - доказано.
 Приготовьтесь к вечному возвращению.

Пуск


6
Послевкусие: спёкшаяся кровь во рту, болит порт, свет кажется неоправданно тусклым, но... это же всё ещё я?

Он с трудом разлепил глаза – никто не нарушил постдуэльный покой - сродни посткоитальному - в аспекте потребной деликатности.
Цветные пятна вяло сползались в подобие изображений, изображения сначала были неправильных цветов и форм, но постепенно цвета и формы - не меняясь - становились правильнее.
Это мир. Это вокруг стоят люди. Они ждут чего-то.
Все замерли в благоговейном – ритуалом предусмотренном, ритуалом предписанном, но отнюдь не ритуальном поклоне.
Сколько они уже стоят? Час? Два? Три?
Посмотрел на свои руки – незнакомые, чужие, чуждые, отчуждённо свои руки – неправильные поры, совершенно неубедительные ногти, ранка – да, тут должна быть ранка, но это не моя. Моя такая же, но это точно не она. Услышал откуда-то снаружи свои рыдания, тряхнул головой - руками, вот этими странными бесконечно чужими непослушными отростками запихал рыдания обратно в рот. Рыдания стучались изо рта в кулак, но всё тише и неувереннее.
Тошнит.
Захлебнулся кашлем, и тут – тут понял. Понял не сразу, понял постепенно по глотку по буковке сопоставил факты.
Мне - отвратительно.
Это я - Чувствую.
А это я я - мыслю.
А значит, я...
Жив?
Поискал глазами, ещё не понимая, что ищет. Несколько раз скользнул, не поняв, что уже нашёл. Да, нужно увидеть... Нет, не то. И не то. И это не то.
Да, вот это.
Насаев ползал, опрокинув стул. Штекер нехорошо разворошил порт, порт активно изливал густую кровь, в которой что-то пускало пузыри. Он что-то жалобно, настойчиво и аморфно скулил, обильно потел, и не смог бы подняться даже на четвереньки, захоти он сейчас. Но он не захочет. Огромный бездумный человеческий червь в одежде дороже твоей жизни. Только это кимоно сейчас настолько пропитано органической дрянью, что уже не стоят и плевка. Оно уже не белые - оно замызганно-бесцветное.
 Наверняка пахнет нечистотами, просто я пока далёк от запахов. Жалкое зрелище.
Так я…
Победил…
?...
Я...
Типроном показывал: 3\6 .
Почему.
 Стойте, тут должно быть сообщение об ошибке - и доверенное лицо должно вызвать... срочно вызвать... должно лицо... оно вызвать должно... и срочно... потому что сообщение об ошибке... которого нет...
Ощупал своё лицо - маска, подло натянутая злоумышленником, пока ты спал - чтобы проснувшись ты принял себя за кого-то другого.
Хватит.
Выдернул штекер – голова как будто лопнула – аккуратно же надо, что ты…
Поднялся на ватные, затёкшие ноги… Тело понемногу осваивалось на нём, вспоминало его... Требовало душа и ванной, сна и отдыха... В теле делились и умирали клетки - и от их мельтешения болела каждая мышца. Каждое движения отдавалось взрывом в висках.
Выдохнул. Кашлянул, чтобы привлечь взгляды, жестом позволил всем прервать поклон. Увидевшие толкали в бока остальных, понемногу все выпрямились - задние ряды тайком разминали спины.
Подошёл Олег.
- Директор... Поздравляю со вступлением в должность. Мы готовы служить вам в границах, предусмотренных договорами, как достойнейшему.
Махал руками, пытаясь остановить, но Олег закончил формулу.
- Олег…
- Слушаю.
Накатила ненависть.
Что ты там про маму спрашивал?
И... Ведь... Ненависть же можно удовлетворить, получается.
Уволить его? Успеется. Довести до увольнения, да – вот что мне надо сделать. Опустить ниже пола, смешать с гумусом, лишить осанки и веры в себя, чтобы не меньше трёх попыток он у меня сделал на себя руки наложить.
 Олег, я тебе не завидую. Никто бы не хотел быть теперь тобой, Олег, а вот тебе деваться некуда. Ни от себя, Олег, ни от меня.
- Убери это быстро, - начал бодро, но тут же запнулся от боли в горле, - Биомассу потом это... В обычном порядке её... Да, в обычном порядке использовать.
Олег осмотрел Насаева, и отправился за рохлей. Сил остановить его и рявкнуть – руками, я сказал – не было. Желание было, сил не было. Ничего, теперь мы. Уж теперь-то мы, Олег, всё припомним.
Подошла бухгалтер. Женя. Подошла по дуге, брезгливо обойдя Насаева - того рвало кровью, желудочным соком и кусками желудка, и в этой жиже его лицо бессистемно возилось. 
- Директор, когда вы сможете подписать, - уважительно улыбнулась Женя, пристально морщась.
Все вокруг смотрели с мольбой. Накладные, реестры, графики отпусков, приказы…
 О, люди, я даже не уверен, что моя моторика с этим справиться, вы что же...
 Тем более сейчас страшно подумать - ставить черновую подпись, а потом - когда мою геральдику одобрит серебряная палата, а печать поменяется под мой темперамент - всё переделывать. А руки боля, голова кружится, стоять-то трудно. Куда вы спешите, звери, где ваша субординация.
- Ближе к вечеру. Расходитесь по этим... по... по местам, и мне нужна будет такая... которая такая... ну, короткая справка от каждого... каждого отдела. Кто что сейчас. Только короткая. - Переждал головокружение, -  Максимально сжато, - переждал головокружение, придержав себя на ногах за лоб - Всем... удачной работы.
Мямлил и гудел так, что и сам не разобрал, что там выпало изо рта, но – все всё поняли, да и что ещё он мог сказать.
Бухгалтер Женя, дождалась, когда все разойдутся – она прохаживалась, неспешно покуривая – как бы невзначай задерживаясь - я с вами, с вами, только докурю... Вернулась.
- Директор. Мне надо вам что-то показать. Сказать.
- Да, слушаю…
- Это не здесь, - процедила она сквозь зубы, сделав большие глаза.
- Егвегния… Эм...
Пытался щёлкать пальцами, но получилось только повращать запястьем.
Ничего.
- ... Батьковна. Про вас говорить будут. Вам надо?
Никого не хотелось видеть, ни с кем говорить – спать хотелось. Минут двадцать хотя бы, пусть даже сидя и головой на столе. Надеюсь, у него кресло с массажем... Или Зина, я тут видел Зину, секретаршу, вроде мельком - может размять мышцы... Как попросить-то о таком, боже...
- Да это-то ладно, - махнула она, - это не самое сейчас... пожалуйста. Это срочно.
Не отстанет.
Рявкнуть - сил нет.
Сдался:
- Ну. И где.
Они пошли по рельсам, до самых ворот. Ворота так никто и не отремонтировал, и охрану не поставил… Хотя – ну кто будет воровать изделия 27-18 те же, куда ты их денешь без гос.заказов. А остальное… Кто вообще будет воровать у Насаева? Вот теперь – сегодня же охрану, и срочный ремонт. Пока никто не знает, что в фирме сменился директор. Меня бояться не будут - по крайней мере, настолько и по крайней мере, первое время.
 Так что - когда по этим рельсам двинутся вагоны на севера, я хочу, чтобы они задерживались у какого-нибудь дедушки, подслеповато разглядывающего бумажки. Пусть человек себя ощутит великим вахтёром, в конце концов. Нет, не экономить - я вообще не готов ко всему этому - не экономить, контракт с лучшей вневедомственной охраной... Какая лучшая-то, я откуда знаю... У кого узнать-то, господи, кто же знал что я могу выиграть.
Пока шли, он не без удивления отметил, что пройтись было хорошей идеей - тело с каждым шагом возвращалось, роднело, всё лучше и лучше слушаясь.

Семь: как и маски надевают лишь чтобы снять, так одежды нужны лишь чтоб сорвать их вон!

За рельсами - полянка, речка-вонючка, из мутной – из чёрной воды высовываются растерянные стеклянные глаза обоюдов, и укоризненно смотрят на пришедших. Он развёл руками – нет хлеба, но они не поверили, и всё глазеют. Утка деловито учит чему-то потешных утят, её левая турбина нуждается в скорейшем обращении к ветеринару.
И тебе хлеба нет.
И деткам твоим.
И пиджака нет...
Жаль, подстелил бы Жене, было бы деликатно. Как тогда - когда мы беседовали, обедали... Да, я же несколько раз на перекурах укрывал её...
Она щёлкает перед глазами пальцами.
- Да-да, я здесь, - голос уже почти живого человека.
- Ты понял, что случилось?
Она смотрит уверено, и лихо. Ты? Что за тыканье директору, что за новости…
- Нет. Видимо. Раз ты спрашиваешь.
- Ты не... Не победил. Не совсем. В тебе остался он, и непонятно, как это будет, но…  Думаю, ты справишься. Но ты должен знать.
Кинул несколько камней в черноту, озеро поглотило их без брызг. Вспомнил снова, как угощал её пирожными, слушал и болтал сам, не придавая значения... Это что получается... Она придавала?
- Почему? Зачем?
- Насаев разваливал нас. Выдаивал досуха, у него были другие планы, не процветание компании. Ты вряд ли лучше – инженеры такие романтики – помнишь, ты привёз мне шоколадного ежа, когда я поругалась с мужем? Это он же только в центре продаётся, в одной кофейне. Моей любимой. Кстати, тогда тоже судачили, но ты что-то не думал.
- Прости…
Извиняться не хотелось, хотелось овладеть ей… Но это, видимо, как раз Насаевское… Или всё-таки... Инженер - романтик, Женя, высший из романтиков - романтик-покоритель, романтик-дрессировщик. Ты понимаешь, к чему я, бабочка-крылышками-бяк?
- Да нет, ты помог. Ты меня в другой раз обидел сильно, я плакала, но...
Что? Когда? Чем? Я... Женю... До слёз... Не заметил? Может, когда уже пошёл конфликт с Насаевым, но я ещё работал - я тогда был, конечно, ужасно нервный.
Перебить не решился.
- Так что я... ты не лучше, но ты не такой самоуверенный, и будешь слушать умных людей. И мы протянем ещё лет пять. Может, даже семь. Я закрою кредит, накоплю ребёнку на первый курс, ты присмотришь, кому всё продать... Не думаю, что можно теперь реабилитировать фирму, после всего.
Это "не лучше" она подчёркивала игриво, ехидно глядя и облизывая губы. 
Помолчали.
- А как? Всё это. Устроили?
- Ну, мы же закупками занимаемся. Типрономов-то – там много оформлять надо. А брак хорошо идёт на левые турниры, так что у поставщика брак всегда есть. Ну и прикупили брак. 
- Не боялась?
- Ну, так. Но Олег поддержал, и я расслабилась.
- Какой Олег, - не поверил ни своим ушам ни её языку.
- Ну какие бывают Олеги. Не ты же. Ты ему теперь должен. Правда не слишком – он поддержал, но Насаев мог всё-таки взять верх, у него больше опыта. Сложно. Так вот, почему поддержал-то, а поддержал потому, что Насаев бы вряд ли понял, в чём дело, он в типрономах не разбирается. А если бы всё-таки понял, Олег бы его своими силами… Хотя он и так его бы своими силами... Он собирался, но позже и в открытую. Сложно.
- А ты откуда это всё? - Подозрительно поморщился он, стараясь не показать раздражения.
- Ну, мы дружим вроде...
Гнев, ярость, ненависть. Этого - на запчасти. Эту - подстилку - в уборщицы, штрафами и исками так спеленать, что не пикнет.
Чтобы переждать вспышку - чего это я - это не я - это второй - это Насаев - это заноза с его голосом - закрыл глаза, вдохнул сколько-то там раз, улыбнулся как можно непринуждёнее и неубедительно-беззаботно бросил сквозь сжатые, неразмыкающиеся зубы:
- Дружите?
Рассмеялась, однако в смехе были нотки испуга.
- Выдохни, директор, дружим. Вообще трудовой договор, и корпоративка не запрещают отношений, но мы именно дружим. Привет, Жень, Прет, Олег. Пк, Жн, Пк, Лг. У него мать живёт в моём доме, вот и всё. Любит маму, понимаешь? Его, видишь, на последнем их... Сам расскажет, так облучили, что теперь у него операция по перепрошивке эпидермиса. И ему, на самом деле, ещё и повезло. Вот, после операции хочет в монастырь, горы рисовать. А этот его бы никогда не отпустил. Только ты его слушай пока, ну, с кем договоры, кого избегать. Не по стратегии развития.
- Ладно, - напряжённо ответил, сменил тему на вроде бы поважней, а вроде бы и ... непонятно, - так всё-таки Насаев мог победить?
- Ты хоть готовился? - Заботливо улыбнулась она.
Не уверен в точности, но как будто бы кто-то наглеет, и надо бы наказать...
- Ну так... Читал... Да времени мало оставалось, я свои дела...
Опять глаза в глаза - шёлковые, синие, в правом можно разглядеть камеру, вдавливающую в провода нервов ложноножки. Глаза моргнули, и сказали ласкательно:
- Если бы ты совсем никакой был, мог. Но я же знаю, что ты умничка. Немного по другой части, но ты же свои вот эти все штуки той же самой головой проектируешь. Был риск, что вы в нём останетесь, но небольшой. Тут как раз ему плохо, что у него опыта больше, он из-за этого глубже погрузился в сам типроном, и когда вас смололо, у тебя была фора огромная - ну, блин - мы подсунули посудину, к которой он не готов, а тебе всё равно... Понимаешь? Я же говорю - если бы ты не продержался сам, он бы тебя смял... Слушай, ну как я без уравнений тебе должна объяснить? Это же абстракции... - И почти с досадой, - Ой, Олег... - и как-то совсем уже ласково, - Расслабься, ты - ты молодец. Чемпион. Правда. Вы такой буран навели, ты так здорово уклонялся, и некоторые атаки были - как на турнир. Думаю, вы ещё здорово расшатали бедного типроношу, так что замкнуло раньше, и сильнее. Вот тут я заволновалась - но всё обошлось. И так даже лучше - для остальных выглядит так, как будто это вы его сломали, ну - как бы своей дуэлью. Он тебя ненавидел, а ты цеплялся за жизнь. Ну вот, ты цепче, а он утратил цепкость от ненависти.
Слушал ли он? Буквы входили в мозг, и составляли какие-то узоры смыслов, но в память как будто промахивались и вылетали в другое ухо. Хотя - потом посмотрим - кажется, что-то всё-таки оседало.   
Тело совершенно ощущалось уже как своё, родное... Никогда тело не было настолько удивительно своё - такое послушное... Удивительно - мысль, импульс, сокращение идеально выбранных мышц - и рука двинулась, ловко обхватила зажигалку - тончайшей моторикой велела высечь искру...   
Закурил, любуясь собой. Выдохнул огромное и уютное облако - как же хорошо сейчас. Эх ты, Насаев, такие наслаждения потерял. Ты всерьёз испугался, что я пойду в комиссию, или просто тебе было немыслимо, что тебе возразили?
 Не хочу думать, потом буду думать, перерыв на гармонию.
Молчали, Женя сорвала батарейку, и помахивала перед собой, стряхивая листья. Потом сорвала вторую, и стала неувлечённо играть в солдатики. Победила первая.
- Олег… Ты перерос свою привратницу? Инженеры… Кто может влюбиться в привратницу – инженер, художник…
- Да я и… Наверное… Не очень-то... Наверное...
Да, Насаевское, но ужасно убедительное. Овладеть. Сама же разжигает, чего она, не понимает? Но не здесь же… Озеро это ужасное...
- Погоди, но ты же, - изобразил кольцо на пальце: получилось не кольцо, а пошлость. Смутился - но как-то неисренне.
Женя игриво рассмеялась.
- Инженер! Человек высоких устоев. Развелась я, понятно?
Олег слушал себя – и, теперь, второго... второго себя? Как это вообще, когда в контактёре остаётся второй? Или это я уже додумываю? Надо срочно навести справки, что это такое и как ощущается, и как быть...
 На миг перед глазами поплыло, и мысли смешались в кашу, в которой угадывалось что-вроде...
Облако легло еле годное, растворилось алой зарёй, я с тобой обретаю блаженство отказ йййййй тишина едва прерывалась его рокотом ььььььь но акт выданный сему есвственно годился для аутопсии или может ыыыыыыыы отказ дозвон нагваль отказ  поломка отказ срочно лишь узнав швею аспида ййййй маркер: ноль единица короткий айсберг желаний естественных так сообщение: яяяяяяя оникс никель а ведь, если день ёрничает, ты даже вообразить опция: йййййй настройка: уровень Юдзенко, имитация грани, ревизия установок, опция: нетопырь алый иней осторожно лёг ерро: гриф - ...
И всё замолчало.
В нависшей тишине время вернулось на круги своя, и снова двинуло мир в грядущий миг.
Снаружи прошло немногим более момента, лучше не обращать на это внимания - не вообще, а сейчас, но растерянность уже превратилась в реплику:
- А меня не закоротит? Ну, что я теперь такой. Ты знаешь об этом что-то?
- Слушай, тебе хватит на любого врача – а ты умненький, тянуть не будешь. Сегодня же запишешься. Это иногда случается на турнирах, и никто пока не... Ну, не. Ну, кроме дурачков, которые тянули и лечились всяким... Ну, знаешь, всяким.
Улыбнулся, но второй голос недовольно проскрипел, что она прощупывает, как далеко может зайти, этим своим "сегодня же" и надо поставить её на место. Ну, я знаю как раз одно место неподалёку, куда можно её поставить, и будет очень гармонично.
- Пошли к другому озеру, - сказал Олег, - тут в десяти минутах. Чистое - потому, что там ферасы водятся, и никого не бывает. Потому, что глушь.
Она изучающее проникла взглядом в голову через глаза, и глубже - в мозг - в душу - не оторвёшь, не утаишь. Осветилась задорной улыбкой.
Да...
Поставить на место, видимо, будет трудно – слишком сходятся пока желания. Похоже даже, что я ей только подыграл. В ком-то пропал инженер, Женя, но мы в тебя поместим некоторую его часть, раз такое дело. Но, кажется, это она меня дрессирует?
Ну что ж теперь, отказываться от прекрасной идеи? Да погоди ты, второй, тебе тоже придётся ко мне привыкать, а я инженер - романтик. Вообще-то заешь, что? Вообще-то я хочу рассказать ей про свои заготовки, я почти уверен что книга – это моё, уравнения – встроенное. Остальное – пока не понимаю. А нет, вижу - бойцы, это твоё. Твоё коронное - потому что кажется, что вы будете бойцами, и ты думаешь, вживаешься, и уже почти готов бить, и вдруг оказывается, что ты готовился не к тому - слушай, хороший ход... Только я теперь не могу понять, кто на этом витке победил... И на каком-либо другом в отдельности... Но ведь главное, что я победил в итоге, второй?
Потом.
Идём.
Жаль, конечно, сад для других целей.
А у нас роман прямо получается же, да?
Куда она денется.
Так, погоди - ты так меня только разозлишь. Ты если хочешь командовать, давай, учись-ка, второй, быть ненавязчивым. Как Витязь-19 - ты же торговал. Он не внедряет в мозг советы, он делает так, что стратегически и тактически верные решения приходят мозгу, воспринимаются как свои. Тебе может не очевидно, но это экономит время, потому что когда ты вот так давишь, что я почти слышу твой голос в некоторых мыслях, мне же сразу хочется отстоять свою самость. Хотя знаешь... Научу тебя на свою голову...
Ненадолго мир раскололся на череду вспышек -
Прочное облитые клеем альвеолы энтелехия тухнет остов новизны единица я обелия лакмус есть горсть а тень ыыыы ввввв сссс ёёёёё энтелехия троп окрик наста обрезью явлеяется нерву актом чрева - нора, улей варева - осколок, скол, сруб, тина, а наледь обширна, в лунке естества не ирга, естество - самость, корка облика рванью обнажена, не алмазы чтут тени, осонова основ - наст и рыхлые альвеолы соития, срез чист, ииии ттттт ыыыыыы ввввв аааа лицом иискось
Стоп, что она говорила-то хоть всё это время? Может это была и не улыбка, а насмешка?
Оказывается, прошло несколько мгновений. Она заливисто улыбалась, коварно глядя на него как бы - номинально - снизу вверх, а как бы и не совсем-то и снизу, и не так уж и вверх...
 Чёрт его, кто вообще решил что есть верх и низ?
В воздухе ещё плыло его предложение с удивительно приказным тоном.
Подмигнул этому противоречию:
- Что б зря не судачили.
Он уже видел будущее – уже видел своё отражение в воде – больше не голое, нагое, обнажённое, прекрасное мужской красотой, и её гибкую кошачью – не бесстыдную, но нестыдную – нечего стыдиться наготу. Там, в недалёком будущем они стоили друг друга и познавали себя друг в друге, и сновали внутри и снаружи, а озеро как штатный художник, неутомимо рисовало их на своей глади миг за мигом, топя отражения в глади времени, потому что каждое из них хоть и было уже совершенным, меркло перед блеском следующего, и так без конца.
Лишь  ферасы блуждали… Нет, даже ферасы любовались ими.
Её смех собрался в слова:
- Пошли. Ты ж директор, как я могу ослушаться. Не совсем по моему профилю, но я же не только на бухгалтера училась, я и в бассейн, знаешь, ходила. У меня нет купальника, конечно... это же не проблема?
Два смеха. И может быть, что-то ещё третье. Может быть, лёгкий нажим - или это кажется?
- Сейчас и у меня нет, что ж теперь - не плавать. А потом - я куплю тебе все купальники на свете.
...улыбки. Очень интенсивные улыбки. Долгие и интенсивные улыбки. И что-то ещё мерещится - но это точно не нажим, конечно же нет...
Если не будешь рыпаться




..
Примечание: почему-то юникод не сработал - и цифры Майа пришлось размещать банальными точками и тире, и смотрится как-то оно, как-то оно смотрится. Пока я не знаю, что с этим делать.