Балкон

БАЛКОН

 Вот ведь неудача, он опять упал. Но это не беда. Когда-нибудь он будет скакать на них как кенгуру. Но пока костыли так и норовили выпасть из рук. Ничего, когда-нибудь станет легче, всё станет легко и просто. И он больше не будет прятать глаза от толпы любопытных лиц, которым так интересно знать, есть ли нога под штаниной. Но это будет потом. А сейчас - домой. Скорее домой, от всех любопытных Варвар, варваров, от сердобольных старушек, стремящихся помочь. От кучки смеющихся мальчишек, от бомжа с бутылкой, от собаки с зубами и хвостом. Домой. Скорее встать. Не так-то просто, с костылями и без ноги встать. Обрубок неприятно дрожал, пошли вы все со своей помощью! Чёрт, только не слёзы, не впадай в истерику!
 Всё, кажется, всё… Он встал и мелкими прыжочками отправился до дома. Когда-нибудь он доскачет до него за пару минут - как раньше, когда просто ходил и не знал, что скоро не сможет… Как, когда он сам с любопытством взирал на инвалидов и, недоумевая, думал, а не лучше ли ездить на коляске. Просто, быстро, удобно. Нет, не лучше. На костылях чувствуешь себя хотя бы человеком, а не каракатицей. Ты ещё можешь, с трудом, но можешь самостоятельно подняться по лестнице на 9-й этаж и зайти домой.
 …И снова упасть, споткнувшись о порог. Это несправедливо. На этот раз он заплакал. Почему все ходят как люди, а он ползает, как червяк? Они даже не знают, как это прекрасно – ходить на ногах. А он знает, но не может. Теперь знает и теперь, когда знает, не может. Почему человек осознаёт, что он потерял, лишь потеряв это? А имея, он даже не думает, что может это потерять. Потерял ли он зрение, слух, руку или ногу. Почему жизнь отбирает то, что даёт? И не только ногу. Она забирает у него саму жизнь. Ведь нет смысла жить, не чувствуя себя живущим и больше не имеющим цели.
 Он добрался до балкона и закурил. Глянул вниз. Ничего хорошего. Всё тоже. Какие-то молодые уроды, вроде тех, что над ним смеялись. Какие-то иномарки, мужчины, женщины. Какой-то старичок, едва-едва стоящий на земле, дрожащей рукой судорожно сжимая трость, он медленно брёл по своим делам. Ещё медленней, чем он. И это при обеих ногах. О, несчастный! Цепляется за свою уходящую жизнь. А смысл? Его миссия на земле завершена, а не успел что, - сам виноват.
 Глубоко затянувшись, он посмотрел наверх - в это синее чистое небо. Наверное, там хорошо… Пролетела птица. Голубь, но сейчас он казался орлом, свободным и гордым. Полететь также, свободно и гордо, хоть раз в жизни. Пусть упасть, но взлететь. Вперёд, свободная птица! Без ноги… Он посмотрел вниз. Высоко. Голова закружилась, когда он представил, как будет нестись вниз. Все будут кричать, и тыкать пальцами, смотреть в окна. И он будет кричать, и пытаться ухватиться за воздух.
 “А если не убьюсь? А лишь разломаю всё, что осталось?”
 Окурок полетел в открытое окно.
 Нет, всё будет быстро и, главное, - головой вниз, чтобы наверняка. Но если не разбиться, будет шанс услышать раскаяние из уст людей, которые должны были бы раскаяться. Надо решаться. Он вновь посмотрел вниз, и взгляд наткнулся на старика с тросточкой. Тот всё так же медленно брёл и не успел уйти далеко. Но он и не спешил: он не хватался за свою жизнь - он просто смирно ждал конца и хотел запомнить эту жизнь не серыми стенами квартиры, а солнечным погожим днём. Он просто шёл и смотрел по сторонам. Этот мир больше никогда не будет таким, каким был прежде. Он улыбался. Он был счастлив. Он плевал на все эти войны (он прошёл Великую Отечественную). Этот мир никогда не был совершенен. Но он прошёл эту жизнь (как Великую Отечественную). Он прошёл – старик улыбался.
 И тогда он понял. Всё ещё имеет смысл. Он пройдёт, он сможет. Как старик, как войну.
 Он ушёл с балкона и отправился смотреть телевизор, усмехаясь, потому что только что думал о суициде. Жизнь продолжалась, он ни разу не упал.

                Сентябрь 2003