2005 год. Начало бесед с III поколением социологов

В моем электронном дневнике есть две отметки о начале и завершении интервью с Леонидом Евсеевичем Кесельманом (1944-2013): «Написал концепцию интервью с Кесельманом. Отправил ему» (25 декабря 2004 г.) и «Звонил Кесельману. Он обещал все сделать» (7 августа 2005 г.). И сделал, ранней осенью того же года текст интервью, озаглавленный «Случайно у меня оказался “блокнот  клеточку”», был опубликован в журнале «Телескоп» Это было первое интервью с социологом III поколения, хотя самой концепции поколенческого строения российского социологического сообщества еще не была. Она была создана и опубликована через два года.


Соответственно, не могло быть задумки начать беседы с этой когортой социологов, которая объединяет тех, кто родился в интервале 1936-1945 гг.  Просто после двух первых интервью с Б. М. Фирсовым и Я. И. Гилинским третьим оказался Кесельман.
Тогда и критериев отбора респондентов не было, просил об интервью давних друзей. Вместе с тем, обращаясь к Фирсову и Гилинскому, я понимал, что в будущем, если (или когда) появятся критерии для отбора респондентов, эти два социолога в любом случае будут им удовлетворять. Фирсов – создатель и первый ректор Европейского Университета в СПб, Гилинский – возглавлял кафедры в нескольких университетах, оба – доктора наук, авторы многих книг и статей, изданных в разных странах. Кесельман не имел научной степени, никогда не руководил коллективом более нескольких человек, имел 2-3 небольшие книжки, и в тот момент жил в Германии и нигде не работал.
Но при этом я знал и понимал, что Кесельман был социологом от Бога, был широко известен в профессиональных кругах и вполне оправдано беседовать с ним в рамках начинавшегося (задумывавшегося) социолого-биографического исследования. Отсюда вытекало, что будущие квалиметрические критерии не должны были содержать требований о наличии степеней, званий и определенного уровня должности. Так оно и получилось.


Публикацию интервью предваряло мое краткое введение, показывающее и наши с Кесельманом отношения, и мое понимание сделанное им. Приведу его полностью:
«На рубеже 80-х – 90-х Леонид Евсеевич Кесельман с его крохотной группой единомышленников сделал невозможное. С помощью простой технологии уличных опросов они выявили и зафиксировали отношение населения Ленинграда/Петербурга к важнейшим политическим событиям тех лет. Это была феерическая продуктивность. Бывало, утром я покупал газеты с результатами опроса Кесельмана, проведенного буквально накануне, днем слышал его комментарии по радио, а вечером видел его на экране телевизора. Поскольку внешне мы были слегка похожи, то в метро у меня спрашивали: “Вы Кесельман?” Я честно отвечал: “нет” и с гордостью добавлял: “но я его знаю”.


Я начал работать с Леонидом в «лабазах» за Гостиным двором, где в начале 70-х располагались Ленинградские сектора Института социологических исследований АН СССР. И на протяжении двух десятилетий мы были очевидцами истории смены названий нашего института, его переездов и многих других событий в жизни ленинградской/петербургской академической социологии. Уезжая в Америку в 1994 году, я вез с собою лишь один российский электронный адрес – адрес Кесельмана; и по прошествии нескольких лет именно через него я начал восстанавливать мои контакты с друзьями и коллегами.


Наше интервью длилось более полугода. Было трудно начать и сложно завершить. Журнальная публикация способна выдержать интервью в два печатных листа, но Кесельман, отвечая по электронной почте на мои вопросы, написал почти пять. Здесь – лишь фрагменты нашей беседы. Каждый человек уникален. И все же рассказ Леонида – это не только о нем самом. В сказанном просматриваются жизненные коллизии, которых не было у российских социологов первого поколения, но которые испытали шедшие за ними».


Сегодня интервью с Кесельманом – без малого 20 лет, это уже документ истории, хранящий в себе его рассказ о прожитом и о его профессиональной активности. Он прожил трудную жизнь, но в памяти тех, кто его знал, работал с ним, дружил, он остался победителем.
В более поздние времена, когда он уже жил в Германии, я бесчисленное число раз просил Кесельмана обобщить сделанное. Он понимал необходимость этого, но откладывал на «потом». Понимаю, при его темпераменте и стремлении быть в гуще текущих дел ему было скучно вспоминать и анализировать прошлое.


«Звездным часом» Кесельмана был 1989 год – выборы Народных депутатов СССР. Его первый зондаж электоральных намерений произошел случайно, в очереди у пивного ларька, когда он обнаружил, что окружавшие его мужчины были готовы голосовать не за Первого секретаря Ленинградского горкома КПСС Герасимова, а за мало известного молодого инженера с «черными усиками». Это был будущий победитель выборов Юрий Болдырев. Опросив за два часа 100 человек, он вечером дома подвел итог: за Болдырева – 57 человек, за кандидата от КПСС -13, 12 – не определились и остальные отказались отвечать.
На следующий день Кесельману начали помогать недавняя выпускница школы Маша Мацкевич и недавно окончивший Политех Володя Гельман. Сейчас Мария Мацкевич – признанный специалист в области изучения общественного мнения, а Владимир Гельман – профессор-политолог.
Благодаря невиданной ранее активности в масс-коммуникационном пространстве Ленинграда, вскоре от добровольцев поработать «на Кесельмана» не было отбоя.


Можно с уверенность сказать, что Кесельман в то время был властителем умов политически активной части населения Ленинграда. Кроме того, к нему начали приезжать за опытом молодые исследователи из многих город Союза.
Кесельману верили, а с ним – верили социологии. Он показал, что в крутые исторические моменты простой социолог, без какой-либо институциональной поддержки, без финансового, кадрового, организационного обеспечения может активизировать население столь огромного и сложного населенческого образования, как Ленинград. До него подобного не было... не знаю, случалось ли после него.


Теперь приведу несколько фрагментов из некролога, написанного мною сразу после получения информации о смерти Леонида Кесельмана. В такие моменты пишется максимально искренне.


Леонид Кесельман давно болел, возвращался к жизни после нескольких клинических смертей, последние месяцы (возможно, годы) был готов к смерти... и вот это произошло... помолчим... но он заслужил много добрых слов...


Леня явно был не как все, и уж точно – не как многие... он десятилетиями проработал в академической социологии, но его сознание не могло, не хотело ограничиться лишь познанием окружающего социума, он все время пытался сделать мир таким, каким он виделся ему... он болезненно чувствовал сопротивление среды, но не хотел этого принять... его человеческий и социальный темперамент протестовали против покоя, «он с детства угол рисовал...». Вот слова Леонида, сказанные им в начале 2000-х о себе 25-летнем: «... отвергая довлевшую над нами реальность, я пытался понять, как и каким образом эта реальность может быть преобразована в более “правильную” и “справедливую”». Таким он оставался до конца...


Я знал Леню сорок лет, с начала 1970-х, и могу с уверенностью разделить его жизнь на три этапа: до перестройки, годы перестройки и постперестроечный период. Можно и иначе: «поздний шестидесятник», «пророк перестройки», «человек, оставшийся в конце 80-х – начале 90-х».
В годы перестройки я говорил: «Кесельман это не человек, это социальное явление». Спонтанно, на волне горбачевской гласности, он открыл для себя опрос ленинградцев на улице, и в буквальном смысле привлек к ним внимание Ленинграда и страны. Опросы по самым обсуждаемым обществом темам проводились практически ежедневно. Перестроечная пресса города и страны: от «Смены» до «Московских новостей» и «Огонька» регулярно публиковала его оперативные отчеты, ленинградское радио и телевидение – «Пятое колесо» – представляли ему лучшее время для выступлений, интервьюерам, представлявшимся на улицах города словами: «Мы от Кесельмана», не составляло труда выявить мнения людей. Леонид совершил чудо: он сохранил для истории дух, атмосферу, Ленинграда-Петербурга перестроечных лет. В 1989 году он постоянно фиксировал недоверие ленинградцев к партийной элите города и предсказал поражение ее представителей на выборах на горбачевский Съезд народных депутатов СССР в 1989 году. До референдума 1991 года он показал, что преобладающая часть жителей города приветствовала возвращение ему его исконного имени – Санкт-Петербург.


Леонид родился зимой 1944 года в Казахстане, неподалеку от станции Талды-Курган в бараке эвакуированных из Одессы, детство и юность провел в Черновцах. В нем всегда сохранялось нечто южное, яркое, бурное, вулканическое. Но в первую очередь он был ленинградцем/петербуржцем, даже после вынужденного переезда с семьей в Германию.
Он сделал многое, будем помнить его.

Подробнее о Л.Е. Кесельмане см.: «Леонид Кесельман. Человек и явление» http://proza.ru/2021/12/11/1946