Он летел, кружась, вальсируя

Он летел, кружась, вальсируя и радуясь тому, что он ещё жив. Жив, вопреки всему- оторванности от дома, мнимой свободе, от обязательств, ответственности и чуждой идеологической подоплеки.

Мне ничего не нужно! Только ощутить эту несравнимую жажду невесомости, парения!
Края тела его уже коснулась желтизна, но прожилки оставались ярко-зелеными, сохраняя былую красоту и стать.

Я- лечу!
Я- живу!

Как часто, казалось бы намертво прикрепленный к ветке, он завидовал птицам, которые, поймав встречный ветер, успевали лавировать в воздушном потоке! И вот он, оторванный ураганом, тоже летел. То поднимаясь, то кружась, опускаясь, и снова взмывая почти до самой верхушки стоящего на набережной тополя.

-Раз-два- три! Раз...-...! Раз-два-три! Раз-...-...!

Вальс жизни!
Я- живу!

Он взмыл над скамейкой, пролетел мусорную урну, металлических аистов, денно и нощно стоящих на парапете, и опустился на асфальтированную дорогу.

"Как далеко я залетел!"- подумал оторвавшийся листок и чуть приподнялся, выглядывая из-за небольшой пыльной кучи, стараясь увидеть родной дом, в котором он родился и прожил всю свою недолгую жизнь, всего от силы полтора месяца. Это по меркам листьев была недолгая жизнь. Долгожители проживали шести месячную спокойную размеренную жизнь. А потом отправлялись под слякотным дождем в последнее путешествие, ворча, шурша и потирая искалеченные листочки...

А я- живу!
На какое-то мгновение он подумал о том, что некому будет рассказать о своем путешествии, похвастаться.

Сильный порыв ветра подхватил и его, и пыльную кучу, и разный мусор, поднял высоко высоко, протащил ещё несколько метров, швырнул на землю, ему вторили бушующие, разозленные кем-то воздушные стихии. Все смешалось- и трава, и пыль, и листья, и дерево, столько лет стоявшее на набережной неожиданно показало свои корни, и рухнуло набок.