Могила Густава Эрикссона. Гл. 14. Страшилки и ужас

ГЛАВА  14.  СТРАШИЛКИ  И  УЖАСТИКИ.

        Домой я возвращался с очень странным ощущением. То ли давно не пил, и полбутылки коньяка подействовали на меня угнетающе, то ли концовка разговора с Сергеем. И вроде бы всё проанализировал, и разложил по полочкам, и даже вердикт вынес: «Сумасшедший». Но наше потаённое «Я» частенько не слушает аргументы разума. Вот и у меня внутри нарастало чувство тревоги и приближающейся беды, и я ничего не мог с этим поделать.
        На Преображенке я зашёл в магазин и взял две бутылки красного сухого. Жена уже вернулась с работы.
        - Ах, какой амбре! – жизнерадостно констатировала она, выходя в прихожую из кухни.
        Коньячным перегаром от меня разило изрядно. Я угрюмо поставил на комод две бутылки вина:
        - Жена, нам нужно серьёзно поговорить.
        Говорить с Лануськой серьёзно сложно. Да и юмор у неё весьма своеобразный.
        - Ты уходишь к другой и оставляешь нам с Тимошкой квартиру? Господи! Неужели дождалась?!
        Я пропустил её слова мимо ушей и, молча, снял куртку.
        - Да что у тебя с лицом? Случилось что-то?
        Я выложил довольно-таки толстую пачку пятитысячных купюр. Лануська уже давненько такого не видела:
        - Ого! Похоже, у нас сегодня праздник. Сколько здесь?
        - 250 тысяч. Только, боюсь, как бы они нам поперёк горла не встали.
        Моя умница поняла, что происходит нечто экстраординарное.
        - Ну что ж, пойдём на кухню, открывай бутылки, поговорим.

Не успели всё разлить, а полжизни за кормою,
И ни с лупой, ни с ружьём не найти её следы.
Самый быстрый самолёт не поспеет за тобою,
А куда деваться мне – я люблю быть там, где ты.
*Борис Гребенщиков, внесён Минюстом РФ в реестр иностранных агентов

        Я разлил вино по фужерам и постарался как можно компактней, но, не упуская основных деталей, описать свой визит в Министерство сельского хозяйства. В основном я старался сократить историческую часть своего повествования. В отличие от моих экскурсантов, Лануська меня слушать не любит, её это не интересует. В охотку посмотреть на какие-нибудь исторические места и памятники архитектуры – это с ней случается. Но слушать о них во всех подробностях… Я давно это понял и стараюсь её не напрягать. А тут она, вдруг, начала задавать кучу уточняющих вопросов о главном герое моей эпопеи. О Густаве Эрикссоне, конечно, а не о начальнике департамента Минсельхоза. И мне пришлось рассказывать о нём практически всё, да ещё совершить целый экскурс в историю алхимии. К моему несказанному удивлению, пришлось растолковать Лануське, что это за источники XVI – XVII веков, повествующие о философском камне и эликсире бессмертия, и насколько им можно доверять.
        Рассказывая о финале разговора с Сергеем, я специально не стал ничего оценивать и делать выводы. Лануська задумалась. Есть у неё такая очаровательная черта – она морщит лоб и трёт свой носик. Любой другой женщине с такой внешностью это всё равно бы не помогло. Но природа, проектируя мою суженную, допустила существенную промашку и перерасход средств. При такой красоте мозги вообще не нужны, - лишнее. А Господь переборщил и поместил в эту прелестную головку мощный аналитический ум, которому любой мужик бы позавидовал.

Вроде глупо так стоять, да не к месту целоваться.
Белым голубем взлететь, только на небе темно.
Остаётся лишь одно – пить вино да любоваться.
Если б не было тебя, я б ушёл давным-давно.
*Борис Гребенщиков, внесён Минюстом РФ в реестр иностранных агентов

        Помолчав минуты две и допив свой фужер, моя Богиня Мудрости спросила:
        - Сам-то ты как считаешь, что более вероятно – мотивы, связанные с алхимией, или древнее мистическое общество, члены которого владеют тайными знаниями?
        - Ланка, ты смеёшься что ли? – я разлил вино по фужерам. – Алхимия ещё как-то допустима, на пределе тонкой грани реальности. Что касается всех этих колдунов, тебе это не напоминает дешёвый сценарий для проходного сериала по второму каналу?
        - Более чем напоминает. Но ты же сказал, что он был абсолютно откровенен и правдив, и у тебя даже мысли о блефе не возникло.
        - Поэтому я и сделал однозначный вывод – он сумасшедший. Очень преуспевающий, очень располагающий к себе, очень образованный и умный. Но сумасшедший.
        - А чего же ты, муж, так испугался? Деньги прекрасные, просто подарок судьбы. А тебя что-то реально напугало. Давай попробуем разобраться.
        - Хорошо, Ланка. Слушай. Я был бы абсолютно спокоен и сделал бы однозначные выводы, если бы мой жизненный опыт не говорил о существовании вещей, выходящих за границы общепринятых представлений о реальности.
        - Ха! А я, Юрка, думала, что твои страшилки про инфернальное – сказки, которые ты специально придумывал для нас с Тимошкой.
        - Были и сказки, - я включил на кухне вытяжку и закурил. – Но две ситуации действительно имели место быть.
        - Первая – это, наверное, когда ты занимался экзорцизмом при помощи автомата «Кедр» в 1995-м?
        - Точно.
        Всё-таки она необыкновенная умница. Рассказчик я неплохой. С фантазией у меня тоже всё в порядке. Иногда, чтобы поразвлечь мою кошку с котёнком, я придумывал всякие страшилки и ужастики, щедро перемешивая фантастический сюжет с реальными жизненными событиями. Получалось красиво, Ланке с Тимошкой мои сказки безумно нравились, пугались они до поросячьего визга. А вот, поди ж ты, Ланка сумела точно выбрать из всех моих опусов то, что случилось на самом деле.

……….

        Была поздняя осень 1995-го года, заканчивался первый год моей службы оперуполномоченным в конторе с романтичным названием «Ховрино». Мне было двадцать пять, родился я, вырос и получил высшее образование в Советском Союзе и, соответственно, как и подавляющее большинство моих сверстников был атеистом и материалистом. В тот день у меня было обычное суточное дежурство. В конце упиравшейся в лес улицы Дыбенко в своей квартире от передоза умер двадцатилетний парень. На обычные трупы ездили участковые, но передоз приравнивался к криминалу, и на ту квартиру с группой немедленного реагирования поехал я. Со сменой мне в тот день повезло. Старшим дежурным был старый майор Витька Кочерёжкин, человек не глупый и не любивший доставать дежурных оперов всякой фигнёй. А в ГНР был основным такой же не молодой татарин, Ренат Алимов. Я всегда дежурил с Ренатом без напрягов. Доехали мы до этого адреса. Делов то! Осмотреть труп, убедиться, что это всего лишь передоз, изъять всё имеющее отношение к инъекции, посмотреть, не осталось ли героина, составить протокол осмотра трупа и всё. Ренат пошёл со мной на квартиру, помогать если что. Нам открыла дверь мать представившегося, женщина лет сорока пяти, с почерневшим от горя лицом. Сына она потеряла уже давно, два года назад, когда он плотно подсел на иглу и стал выносить из дома всё, что можно было продать. А сегодня эта потеря просто получила своё документальное оформление.
        Мы вошли в девятиметровую комнату, где на диване лежал труп. Смерть наступила часов пять назад. А надо тебе сказать, дорогой читатель, что воздействие героина на организм волшебно. В частности, после смерти наркоман начинает разлагаться не как обычный человек, а уже часа через три. Картина маслом была так себе… И удовольствие всё это изымать и протоколировать тоже ниже среднего. Поэтому я сделал своё дело максимально быстро, Ренат от своей работы не отлынивал и всячески мне помогал. Уже через сорок минут, бросив матери дежурное «соболезнуем», мы двинулись обратно в отдел.
        Я за первый год работы ещё не обзавёлся всем необходимым для моей должности запасом бесчувственности и цинизма. Поэтому сказал очереди из человек двадцати, стоявшей в мой кабинет с заявами: «Граждане! Перерыв тридцать минут, а лучше идите на хер!» и решил продышаться и выпить кофе с коньяком или коньяку без кофе. Но не успел я сделать ни того, ни другого, как позвонила дежурка, и Витька Кочерёжкин попросил спуститься к нему. Я, как порядочный, оторвался от своего сибаритства и пошёл на первый этаж. Там в аквариуме дежурки уже был Ренат Алимов. Майор был чем-то слегка обескуражен:
        - Так, ребята. Вам нужно ещё раз съездить на адрес на Дыбенко, 29.
        - А что мы там забыли, Вить? – спросил я раздражённо. – Белого там нет, инъекцию изъяли, труп описали.
        - Давай не будем обсуждать. Я даю указание – вы едете, - и, обращаясь к Ренату, - В квартиру заходишь первым, Юрка за тобой. Двух алкоголиков, - Витька имел в виду доблестный личный состав ГНР, - с собой не берёшь от греха подальше.
        - Да что случилось то, Вить? - Ренат тоже был недоволен. – Там что, на этом адресе, инопланетяне приземлились или там дочь Рушайло изнасиловали?
        - Базарь поменьше. Езжайте.
        Делать нечего, поехали. У подъезда дома нас встретила мать передознувшегося. В первый раз она показалась нам женщиной сдержанной, замкнутой и немногословной. Сейчас её невозможно было узнать. Вся косметика была размазана и растеклась по всему лицу, она орала, как умалишённая, и побежала к нам, размахивая руками. Из её обрывочных бредовых фраз мы поняли только: «Ребята, милые, помогите!»
        Мы с Ренатом переглянулись. Он передёрнул затвор ПМ, я снял с предохранителя пистолет-пулемёт «Кедр», которым нас снабжали на дежурство. И мы стали подниматься по лестнице, благо квартира была не высоко, на третьем этаже. Дверь была открыта нараспашку. В квартире было тихо, как в могиле, и темно. Ренат включил свет в коридоре, и мы вошли в комнату, где лежал труп. Вонь ещё усилилась со времени нашего первого визита. Но почему мать в таком состоянии, и почему так озадачен наш старший оперативный дежурный – совершенно непонятно. Труп парня мирно разлагался на диване в том же положении, в котором мы его оставили. 
        И вдруг труп зашевелился и встал на диване на четвереньки. То есть нет, не на четвереньки. Он стал похож на огромного варана, те же сгибы в конечностях. Голова закинулась далеко назад, как будто шея была сломана. На нас смотрели нечеловеческие и злые жёлтые глаза, а из пасти торчало что-то, напоминающее змеиное жало. Чудовище завыло, негромко, но угрожающе. Мы, не сговариваясь, открыли огонь. Ренат всадил в эту нежить целую обойму, я дал две хороших очереди. Результат был нулевой. Нас в одну секунду вынесло из квартиры. Опомнились мы только у подъезда, судорожно закуривая. Несчастная мать всё приставала к нам, но мы её не слышали и не понимали.
        Первым в себя пришёл Ренат, который был старше меня лет на пятнадцать.
        - Вот что я скажу Вам, женщина, - ели выдавил из себя татарин, - Вы нам больше не звоните. Не вздумайте. Садитесь на автобус и езжайте в Знаменскую церковь. Знаете, где она находится?
        - Да, знаю, - похоже, женщина осознавала, что Ренат говорит дело.
        - Церковь ещё должна быть открыта. Ищите батюшку, и пусть он разбирается. Это не наш профиль.
        После этого Ренат кое-как запихнул меня в машину, и мы вернулись в отдел. В дежурке Ренат долго что-то шептал Кочерёжкину на ухо. Тот отобрал у меня автомат и даже не заставил писать рапорт о расходе боеприпасов. Зато позвонил Оруджалли Азиевичу Гумматову, зам по опер нашего отдела и моему учителю.
        - Иди, Юрка, к Гумматову, - сочувственно направил меня майор.
        А надо сказать тебе, дорогой мой читатель, у нашего Оруджалли Азиевича была одна забавная особенность. Когда он был в лёгком расположении духа или придуривался, то говорил со страшным азербайджанским акцентом, который мы, его опера, за спиной копировали и передразнивали. Зато в серьёзных ситуациях говорил он по-русски чисто, очень правильно и с совершенно московским выговором. Вот и сейчас вместо «Эй, оолам, чыто сылучылосы?» я услышал:
        - Юр, я понимаю, что ты сейчас не в себе. И всё-таки попытайся мне объяснить, что произошло.
        Я взял себя в руки и довольно связно обрисовал начальнику ситуацию.
        - А ты в первый раз с чем-то подобным сталкиваешься?
        Вот тут меня и прорвало. По-настоящему. Это была истерика.
        Оруджалли меня не прерывал, подождал, пока я сам успокоюсь. Налил мне сто грамм коньяку и сказал:
        - С дежурства я тебя снимаю. Надеюсь, все материалы в дежурке. А если нет, ничего, потом разберёмся. Андрюха Васильев сейчас тебя добросит до станции «Ховрино». Садишься на электричку и – домой. Чтоб никаких похождений. Два выходных тебе. Приходи в себя. Через два дня – на работе как штык. Вопросы есть?
        Вопросов у меня не было. Первый день я пил в одну харю, второй день отсыпался, хотя снились мне кошмары. После этого случая я уже не был ни атеистом, ни материалистом.

……….

        - А вторая правдивая история? – спросила Ланка. – Когда вы с Васькой Константиновым во время раскопок попали в «ведьмин дом», или когда ты в лесу под Микулино забрёл к колдунье?
        - «Ведьмин дом», детка, - обычный фольклор чёрных копателей. А вот микулинская история действительно имела место. Причём, всё было именно так, как я рассказывал. Не прибавить, не убавить.
        Когда в 2016-м я немножко пришёл в себя после своего жуткого дембеля и вдоволь набродился по Москве, я стал потихоньку выбираться из города, для начала в пределах Подмосковья. Мне давно хотелось взглянуть на древнерусский город Микулин, столицу Микулинского княжества. Вернее, на то, что осталось от давно минувших времён. Основал Микулин на левом берегу красивейшей лесной реки Шоши Тверской князь Михаил Александрович. Михаил превратил Тверь в суверенное государство и стал его первым Великим князем. Сестра Михаила Александровича была замужем за легендарным Великим Литовским князем Ольгердом. Шурины были верными союзниками, а отношения у Михаила с Московским князем Дмитрием Донским были, мягко говоря, так себе. И построил он поближе к Москве на берегу Шоши большой и хорошо укреплённый город с валами высотой пять метров и шестисот метров в окружности. Сын Михаила, Фёдор, превратил Микулинское княжество в независимое от Твери государство, небольшое, но очень воинственное и проводящее самостоятельную политику. За всё время своего существования, памятуя о династическом родстве, оно было верным союзником Великого княжества Литовского. Москва не желала терпеть такую мелкую, но вредную, занозу у себя в подбрюшье, поэтому микулинские, тверские, литвинские и московские рати с завидной регулярностью сшибались под стенами Микулина. Это может показаться невероятным, но земляные валы древнего города дошли до наших времён практически в первозданном виде, как хрестоматийное пособие для археологов.
        История Микулина продолжилась и после смерти независимой Тверской земли. Один из последних прямых потомков воинственных и независимых Микулинских князей, князь Семён Иванович Телятевский-Пунков, был в эпоху Ивана Грозного боярином и крупным военачальником. А по совместительству, видимо, ещё и несусветным ворюгой. Где он конкретно поднял столько денег – история умалчивает. Остаются только предположения. В 1551 году он строил царскую крепость Свияжск и потом четыре года был там первым воеводой. А в 1558 и 1559 годах Большой полк Московского войска под его командованием опустошал владения Ливонского Ордена, где тоже очень даже можно было поживиться. В общем, денег он намыл немеряно. И лишней скромностью Семён Иванович, скорее всего, не отличался. Вернувшись в 1559 году в свою вотчину он, памятуя о своём прямом происхождении от Рюрика и о своих великих предках, отгрохал посреди Микулинского городища каменный собор Михаила Архангела, который если слегка и уступает в масштабах Успенскому собору Московского Кремля, то уж никак не уступает ему монументальностью и величественностью. А чтобы окончательно избежать обвинений в скромности, Семён Михайлович водрузил на центральную главу собора крест из чистого золота, украшенный драгоценными каменьями. Этим крестом теперь любуются англичане в Лондонском музее, куда он попал долгими и извилистыми путями после того, как его прихватизировали лисовчики в Смутное время.
        В начале XIX века одну из стен собора укрепили контрфорсами, в конце советского времени провели научную реставрацию и восстановили позакомарное покрытие. Но в целом собор Михаила Архангела в Микулино – феноменальный и редчайший пример крупного храма середины XVI века, дошедшего до нас практически в первозданном виде.
        Сейчас Микулино представляет собой маленькое село на самой границе Московской области, утонувшее в непролазных сосновых лесах. Через него раз в четыре часа проходит автобус Москва – Старица. Вот на таком автобусе я туда и добрался. Моё самочувствие тогда ещё оставляло желать много лучшего, но два часа я лазил по крепостным валам и вусмерть перепугал пожилую женщину, продававшую в храме свечи, своими восторженными криками, сопровождавшими исследование древней церкви. Когда мой доскональный осмотр был завершён, я залез на выходящий к реке Шоше вал. Для июня было довольно-таки пасмурно. Над седой лесною страною плыли низкие облака. Загадочная Шоша петляла и исчезала в бескрайних сосновых дебрях. Изредка проглядывало солнце и превращало реку в переливающуюся серебром нить. До ближайшего автобуса из Старицы в Москву у меня оставалось два с половиной часа, и я решил прогуляться по левому берегу Шоши до руин гидроэлектростанции, которую мои землячки разбабашили осенью 41-го. По карте получалось километра три. Отличная прогулка.
        Сразу за селом был спуск к воде, в речке плескались местные ребятишки.
        - Как водичка, пацаны?
        - Холодная, дядь!
        Метров через двести после импровизированного пляжа спряталось в соснах сельское кладбище. Я прошёл его минут за пять и оказался в самом настоящем первозданном лесу, где росли вековые сосны, а вся земля была устлана разными мхами. И всё было усыпано маслятами. Лес был живой и нетронутый. Заблудиться было невозможно, мой главный ориентир, река, поблескивала слева от меня. Идти по лесу – это вам не по шоссе, поэтому до руин электростанции я добрёл только через час. В лесу стояла тишина, лето уже вступило в свои полные права, птицы отпели. Я не большой поклонник технических сооружений, поэтому просто оценил пейзаж и уже собирался в обратный путь, когда неожиданно увидел в метрах ста от себя дом среди сосен. Обычная изба в лесу, без всяких коммуникаций и проводов, такие иногда строят себе нелюдимые лесники совсем где-нибудь в глубинке. Мне стало любопытно, и я зашагал к избушке. Когда я совсем подошёл, из избы вышла женщина:
        - Лабас диенас! Кас Йус атведэ йи токйа нуотолинио виета?– поприветствовала она меня по-литовски.
        - Лабас диенас! – ответил я, - Тикай эс лыетувиски дыезган сликты рунайу. Вар, ляуй лабак латвиски? (Только я по-литовски совсем плохо говорю. Может, давайте лучше по-латышски?)
        - Ах, простите! Я сегодня такая рассеянная! Что Вас занесло в такую глушь?
        Женщина меня совершенно поразила. Встретить даму бальзаковского возраста и сногосшибательной красоты – ничего особенного. Но встретить здесь? К тому же, в каждой местности свои типажи. И меньше всего она была похожа на деревенскую бабу, живущую на границе Московской и Тверской области. Точёное лицо с хищными аристократичными чертами, словно вырезанное из слоновой кости, стройная, словно девичья, фигура, несмотря на угадываемый возраст. 
        - Да вот, решил прогуляться по вашему волшебному лесу, - ответил я, закуривая сигарету.
        Дама ответила совершенно непосредственно:
        - А откуда Вы узнали, что это мой лес? Вы, наверное, приехали из Москвы нашу необыкновенную церковь посмотреть? Устали, тикриаусиай (наверное)? Хотите, я Вас кофейком угощу?
        - Я бы с удовольствием, но у меня автобус на Москву через час пятнадцать.
        - А Вы не торопитесь. Его не будет – он сломался. И следующего не будет – отменят. Только в восемь двадцать в Москву пойдёт. Так что заходите, отдохните. По Вам видно, что вы сегодня Йус паварготэ… как это? А, намотались!
        Откуда такая осведомлённость об автобусах? И что это она всё с русского на литовский сбивается? И вообще, откуда она здесь взялась? Очень странная женщина. Я вовсе не собирался оставаться пить кофе, но почему-то согласился. Мы вошли в избу, и тут я был поражён окончательно. Нет, стены и пол были вполне себе для избы обыкновенные. Но всё было заставлено даже не антикварной, а совсем уж старинной мебелью из тёмного дерева. Я прикинул, могла ли такая мебель стоять в помещичьей усадьбе XIX века, и решил, что нет. Даже для XIX века она была бы слишком старомодна. Больше всего меня поразили зеркала. Их было много и они основательно почернели. По виду это уже не XIX, а какой-нибудь XVII век. Было несколько книжных шкафов, уставленных старинными фолиантами. Я бросил беглый взгляд на содержимое одного из них. А надо сказать тебе, любезный читатель, что я слегка разбираюсь в букинистике. У меня мурашки побежали по коже. Я даже приблизительно не мог представить себе стоимость содержимого этого шкафа. Книги были XVII и XVIII веков. Я был потрясён одним томом по алхимии. Если я ничего не путаю, лет пять назад такая книга ушла с аукциона «Сотбис» всего за четверть миллиона евро.
        Сумасшедшая миллионерша, решившая поселиться в глуши тверских лесов? Впрочем, не всё в избе было антикварным. На самом обычном столике стоял самый обычный электрический чайник. Хозяйка заварила кофе и мы уселись в древние и не очень удобные кресла.
        - Если Вы желаете курить – курите. Мне нравится табачный дым. Тайп аш тэисингай супратау (Так я угадала), Вы приезжали посмотреть Михайло-Архангельский храм?
        Несмотря на всю странность происходящего, я решил поддержать светскую беседу. Тем более что дама была совершенно обворожительна. И залился соловьём, выкладывая свои исторические познания. Хозяйка с вежливой улыбкой слушала меня:
        - Ах, как интересно! А Вы по образованию историк или искусствовед?
        - Я подполковник полиции в отставке.
        - А! Так Вы командуете стрельцами!
        - Какими стрельцами? – опешил я.
        - Ну, такие, ходят с бердышами и пищалями. Как это сказать? Охраняют порядок.
        - У Вас отличное чувство юмора, - я был совсем растерян. Дама была очень странная. Мне показалось, что я ей нравлюсь, и она со мною кокетничает. Но вот от чего мне стало совсем не по себе. Пока мы мило беседовали, с ней произошла какая-то странная трансформация. Вернее не с ней, а с её возрастом. Уж что-что, а точно определять возраст я умею. И изначально я дал ей лет пятьдесят или даже года пятьдесят два. А теперь, готов поклясться, передо мной сидела двадцатипятилетняя девушка.
        - Йус жинотэ (Вы знаете), а ведь я хорошо помню, как эту церковь строили. Этот Семён Телятевский, о котором Вы рассказывали, был жестоким и отвратительным человеком. Когда он брал Ливонские города, его войско вырезало там всех жителей. И вывез он из Ливонии всё, что можно было вывезти. Когда он вернулся сюда и начал строить церковь, мне даже пришлось перенести свой дом совсем в глубину леса. Видите ли этот бородатый козёл проявлял ко мне… Как это сказать? Мужской интерес.
        Вот тут-то мне окончательно и поплохело. И вовсе не от того, что моя собеседница видела, как в 1559-м году строят микулинский собор. И не от того, что за ней неудачно ухаживал один из последних потомков воинственных удельных князей. Её возраст непосредственно зависел от её эмоций. Судя по всему, тёплых чувств к Семёну Ивановичу Телятевскому-Пункову она действительно не испытывала. Говоря о нём, она у меня на глазах превратилась в страшную столетнюю старуху. А потом опять начала со мной флиртовать. И тут же стала совсем молоденькой девушкой. Но настоящий офицер не боится ни чёрта, ни Дьявола. И я продолжил светскую беседу:
        - А позвольте спросить, давно ли Вы тут обосновались?
        Она засмеялась и её роскошные волосы, чёрные как крыло ворона, рассыпались по плечам.
        - Да, уже довольно давно. Мой батюшка был конюший у Великого князя Ольгерда. Он командовал литвинским гарнизоном, который стоял в Микулине во времена Михаила Александровича Тверского. А в 6878-м году город взял и пожёг Дмитрий Иванович Московский. Отец пал уже в конце боя, когда московиты ворвались на стены. А перед этим показал мне подземный ход, ведущий из города к Шоше. Мне удалось незаметно бежать и добраться до леса. В Вильну я уже не вернулась, да и не к кому мне было возвращаться. Брат погиб вместе с отцом, я осталась совсем одна. С тех пор здесь и живу. А Вам понравился мой волшебный лес?
        - Лес у Вас чудесный, - я был сама галантность, - наверное, всяких зверушек много?
        - Видимо - не видимо! Кого только нет. И волки, и лисицы, и медведи, и лоси, и олени, и кабаны. У меня даже рыси и лесные коты живут. А всякой мелочи – не перечесть. Они мне все как дети. А вот людей я стараюсь не пускать дальше электростанции. Здесь граница моих владений.
        - А меня зачем пустили?
        - Понравились Вы мне. Вы такой замученный и уставший. Видать, настрадались Вы в мире людей. Хотите остаться в моём лесу навсегда?
        Я смотрел на её безумно красивое лицо, высокий лоб, тонкий нос с горбинкой, лучистые чёрные глаза, струящиеся по плечам волосы… Ей не хватало только диадемы, а так – настоящая средневековая принцесса. Смотрел и думал, в каком качестве я могу остаться навсегда в этом лесу? Как рагу? Как жаркое? Или она просто поцелует меня в шею? И вспомнились мне всякие байки, которые любят рассказывать знакомые чёрные копатели. Этот бесстрашный народ глубже всех залезает в нашу российскую глухомань, куда не добираются ни путешественники, ни туристы, ни учёные. Похоже, какая-то часть этих баек имеет под собой вполне реальное основание. Ещё мне вспомнились статистические данные. Каждый год только в европейской части России в лесах пропадает без вести полторы тысячи человек. Видимо, не все они умирают от сердечных приступов, тонут в болотах или становятся добычей диких зверей.
        Колдунья снова рассмеялась:
        - Какой же ты трус, стрелецкий полуполковник. Я не ем человечину. А вампиры – это всё детские сказки, валашские выдумки. Седьмой век доживаю, а пока ни одного вампира не встречала. Жаль, что ты такой трус. Если так боишься, можешь идти, куда хотел. Пред тобой путь чист.
        И она снова превратилась в обычную пятидесятилетнюю женщину, всё ещё очень красивую и очень одинокую.
        - Гали буути тикрай атейси пас мане када норс дар? (Может быть, заглянешь ко мне как-нибудь ещё раз?) – спросила она напоследок.
        - Буутинай атейсю када норс дар!  (Обязательно как-нибудь загляну!) – я поклонился и чуть ли не щёлкнул каблуками. – И позвольте поблагодарить Вас за кофе, гостеприимство и приятную беседу.
        С этими словами солидный мужчина с чувством собственного достоинства, не спеша, вышел из избы и также, не спеша, как и положено солидному мужчине его лет, дошёл по тропинке до реки. А дальше… В мирное время бегущий подполковник вызывает смех, а в военное – панику. Но мне было плевать на условности. Полагаю, на параолимпийских играх в забеге на три километра я установил бы рекорд, если бы мой результат кто-то фиксировал. Гарун бежал быстрее лани, быстрей, чем заяц от орла… С автобусом я связываться не стал, выскочив на трассу тормознул попутку. Водитель фуры оценил мой видок и с сочувствием спросил:
        - Слышь, мил человек, ты случаем не завалил кого?
        Я посмотрел на него по-доброму. Видимо, мой взгляд его сильно впечатлил, и он мне больше не задавал вопросов до самого Волоколамска.

Всё, что можно пожелать, всё давным-давно сбылося,
Я ушёл бы в тёмный лес, да нельзя свернуть с тропы.
Ох, я знаю, отчего мне сегодня не спалося –
Видно, где-то рядом ты, да глаза мои слепы.
*Борис Гребенщиков, внесён Минюстом РФ в реестр иностранных агентов

……….

        Глаза Ланки сверкнули яростью.
        - Я тебе эту ведьму литовскую никогда не забуду! До смерти буду тебе мстить!
        - Ланусенька, солнышко! Ну, зачем мне эта литвинская колдунья из XIV века?! Я, конечно, предпочитаю девочек постарше, но не до такой же степени! У меня свой ведьмежонок есть. Вон, какой славный и вполне современный ведьмежонок! – мне пришлось приводить жену в прежне благодушное состояние, ушло у меня на это минут двадцать и полбутылки вина. Наконец, мне удалось превратить Богиню Убийства на почве ревности обратно в Богиню Мудрости.
        - А как ты считаешь, Юр, в тех историях, которые рассказывает Вася Константинов, какая доля правды?
        Вася Константинов – мой старинный друг, ещё со времён «Ховрино». Он один из самых известных и самых удачливых в Москве чёрных копателей, а его знаниям позавидует любой дипломированный историк или археолог. Родился Васька в 59-м и вырос в глухой деревне на брянщине. О современности и советской власти он узнал только в школе, да и были для него эти понятия абстрактными и оторванными от реальности. Зато за околицей его деревни жила старая злая ведьма, которую все очень боялись – она запросто могла навести порчу. А в самой деревне жил добрый колдун Кшиштоф Опалинский, который всех лечил и всем помогал. Жители Васькиной деревни его очень любили, несмотря на две странности. По утрам Кшись вместо того, чтобы опохмелиться, летал над Десной. Пить ему было совсем нельзя: как напьётся, так начинает рассказывать о своей жизни. И если ему верить, получалось, что жил он в этих местах ещё со времён их вхождения в Речь Посполитую. Васькины односельчане смеялись, но старались не обижать доброго поляка. Русский лес с детства был для Васьки домом, где всё родное, привычное и объяснимое.
        - Видишь ли, детка, врать то Константинов совсем не умеет, есть у него такая интересная особенность. Когда он травит копарьские побасенки, - это можно пропускать мимо ушей. А вот когда он рассказывает о своих приключениях в лесу… Думаю, там почти всё правда.
        Ланка помолчала, взвесила всё и выдала мне результат.
        - Смотри, что у нас получается. Два твоих случая и штук десять Васькиных выходят за рамки реальности и действительно относятся к чертовщине. Все эти случаи делим на две неравные группы. К первой группе относим все Константиновские истории и твои любовные похождения под Микулино, - жена взглянула на меня свирепо, но решила продолжить. – Как ты думаешь, что все эти случаи объединяет?
        - И думать нечего. Все они происходили в сумасшедшей глуши.
        - Пра-а-авильно, - никто так не умеет тянуть гласные, как моя девочка.- И знаешь, что забавно? Никакой мистики во всех этих случаях нет.
        - Этому столику больше не наливать. Как это нет?
        - А я тебе сейчас объясню. Страна у нас огромная и очень мало населённая. Все люди сосредоточены в мегаполисах, больших городах, городках, на худой конец, в сёлах. А незаселённые пространства колоссальны. Ты рассказывал, что в Новгородской области до ближайшего жилья может быть шестьдесят километров, а если двигаться на север и северо-восток, там никакого жилья может не быть на сто километров вокруг.
        - Совершенно точно, жена. Да и в, казалось бы, таких центральных районах, как Тверская, Ярославская и Костромская области, эти расстояния бывают по двадцать – тридцать километров.
        - Вот и получаются гигантские просторы, на которых люди не живут. А если не живут люди, значит, живут звери и нежить. Мы об этой нежити знаем только по рассказам людей, забирающихся в эту глухомань. А поскольку рассказов хватает, приходится сделать вывод, что мы имеем дело с реальным фактом, только совершенно не изученным. Бесы ли это, или такие природные феномены – нам ничего не известно. Вон, красавица твоя, судя по описанию никакой не бес, а человек. Только умудрилась прожить 670 лет. А помнишь, в деревне, где Васька рос, жил этот поляк. Как его звали, то ли Стась, то ли Ясь?
        - Кшись.
        - Этот Кшись твоей литвинки помоложе, но ему тоже получается в районе 450-ти.
        - С лесной нежитью, колдунами и ведьмами ты разобралась замечательно. Действительно страна у нас уникальная. Людей здесь мало, зато нечисти пруд пруди. И вроде бы всё вполне логично. А что делать с тем моим случаем на дежурстве?
        - Он, как не странно, тоже вполне логичен и объясним. Только это уже конкретная бесовщина. Смотри. Середина 90-х. Я тогда маленькая была и объективно судить не могу. Но ты об этих временах много рассказывал. Люди потеряли человеческий облик и отказались от всех моральных принципов. Другими словами – утеряли веру и отказались от Бога. А где нет  Бога – там Дьявол. И бесы. Бывают бесы слабые, они сидят себе в человеке и сидят. А ты тогда совершенно случайно столкнулся с сильным бесом. 
        - Василиса ты моя Премудрая и Прекрасная! Так бы всю жизнь сидел и слушал тебя. Такая ты умница, так всё разложила по полочкам. Только как всё это относится к моему загадочному незнакомцу из Минсельхоза?
        Ланка явно была на кураже:
        - Я не случайно весь этот огород городила. Итак, мы с тобой хотели оценить две возможности. Первая: Сергей охотится за философским камнем. Вторая: он член древнего ордена колдунов, крайне озабоченных развитием человеческой истории. Начнём со второй…
        - А почему со второй? Мне казалось, что с первой будет разобраться попроще.
        - А вот и нет! Попроще разобраться как раз со второй вероятностью. Скажи-ка мне, что объединяет ведьм из Васькиных рассказов, твою красавицу, Кшися и всяких там Тевтонских комтуров, ставших колдунами?
        - А их что-то объединяет? – на ком я женился? Это прям не Лануська, а целый аналитический центр ЦРУ.
        - Да. Им всем безразличен мир людей. Рыцари Тевтонского ордена настолько тянулись к тёмным знаниям, что совершенно уходили от реальности. Бабки-ёжки, которых встречал Васька, – это вообще «дитя природы, хоть дурное, но дитя». Твоя красотка живёт в своём волшебном лесу, нянчится со зверюшками, а людей к себе не подпускает. Из всех этих персонажей самый ассоциированный с человеческим обществом – Кшись. Да и то он общается только со своими односельчанами и из своей глуши уже много веков носа не кажет. Я логично рассуждаю?
        - Вполне.
        - И вдруг на тебе, совсем другая картина. Целая бригада колдунов, причём могущественных, если они собираются из праха воскресить человека. А цели и задачи у них, как у КПСС на 27-м съезде. Тебе самому это не кажется бредом?
        - Кажется. А ещё больше это кажется научной фантастикой. Крепенькой такой, но дешёвой, вроде Роберта Шекли. Так что получается? Если рассматривать эту вероятность, - Сергей банальный сумасшедший?
        - Однозначно, - отрезала Ланка, - и никак по-другому.
        - Твоими бы устами да мёд пить.
        - Впрочем, - сказала жена многозначительно, - скорее всего, не он - сумасшедший, а ты у меня – дурачок.
        - Это как так? – не ожидал я такого комплимента.   
        - Версия с философским камнем кажется мне очень убедительной. Ну, почему ты решил, что ты самый лучший в мире игрок в покер? Есть и посильнее тебя. Он, наверное, блефовал, наблюдал за твоей реакцией и посмеивался.
        - Слушай, а ведь ты права, - я был немного огорчён. – На всякого мудреца довольно простоты. А почему бы нет? Историю он знает не хуже меня, а, пожалуй, лучше. Анализ он проводит блестяще. Почему бы не предположить, что он умеет блефовать так, что я этого просто не замечаю?
        Ланка сходу подхватила мою мысль:
        - Тем более что объяснить происшедшее без алхимической версии нельзя. Хотя бы потому, что все остальные версии просто не состоятельны.
        Удивительная девчонка моя Ланка! Вот уж кто великий сыщик. Всё проанализировала, всему дала определение. Всё невероятное отсекла и оставила единственно возможную версию, которая, похоже, и является правдой. Исходя из этой правды, я в очередной раз пролетаю мимо денег.
        Увидев, что я пригорюнился, жена решила меня приободрить.
        - Не переживай, Юрка. Полмиллиона очень хорошие деньги. К тому же, он хочет, чтобы ты всего лишь определил местонахождение могилы. Не будешь же ты там перекапывать центр какого-никакого, но всё-таки города. А к самой эксгумации он тебя и близко не подпустит.
        Ланка задумчиво замолчала, допила вино и сказала грустно:
        - К тому же, мой дорогой, философский камень для нашей жизни – слишком эфемерная сущность.

Так что хватит запрягать, хватит гнаться за судьбою,
Хватит попусту гонять в чистом море корабли.
Самый быстрый самолёт не успеет за тобою,
Но когда ты прилетишь, я махну тебе с земли.
*Борис Гребенщиков, внесён Минюстом РФ в реестр иностранных агентов