Сад марсианских яблонь

02:00

Николаев лежал, уставившись в серый потолок палаты, по которому периодически проплывали тени оконного переплёта, рождающиеся от света фар, редко проезжающих малолитражек и «Скорых», влетающих на территорию больницы, - тогда потолок освещался еще и жёлто-синими размытыми пятнами маячков, что делало его похожим на сказочный космический пейзаж, который он видел по телевизору в передаче «Очевидное - невероятное». В сюжете рассказывалось о том, что Земляне уже совсем скоро, может быть лет через 10 - 15, будут летать на Луну, но не разово, как слетали американцы, а постоянно, как на дачу. А через 25 - 30 лет освоят Марс, где разобьют прекрасные, обильно плодоносящие, яблоневые сады. «Знаете, какие сочные, эти марсианские яблоки!». Но, дожить до марсианского урожая яблок Николаеву, скорее всего не доведётся…

03:00

Он подумал о своём диагнозе, и о месте со страшным названием «Областной онкологический диспансер» в котором он сейчас находился, и то, что завтра рано утром ему сделают ещё одну клизму, а после - покатят голого под серой с ржавыми пятнами простынёй в операционную, и он будет видеть медленно проплывающие над ним округлые лампы, висящие на потолке. После, его оставят в коридоре предоперационной, где очень специфический, страшный, запах йода, марли, ультрафиолета и эфира, и он будет лежать и мелко-мелко дрожать, то ли от холода, то ли от страха. К нему подойдёт медсестра в хирургическом халате, и это уже совсем другая медсестра, не та милая, вечно улыбающаяся, пахнущая лёгкими фужерными духами, медсестра с поста, а совсем другая, жёсткая, безэмоциональная и прямолинейная, как скальпель, которым Николаеву разрежут, предусмотрительно побритую, переднюю брюшную стенку, вот уже через семь, столь стремительно проносящихся, часов…

04:00

Тут на него напало ощущение будто кто-то неведомый и сильный обладающий над всем живым абсолютной властью вырвал выцарапал у него сердце и сожрал этот трепыхающийся окровавленный скользкий мышечный синевато-красный размерами с кулак мешочек а на его месте в груди осталась дыра с торчащими обрывками сосудов из части которых ещё пульсировала алая кровь а из части других стекала по бокам и спереди тёмно-красными струйками образуя на ослепительно белой сорочке сначала потёки а после  безудержно расползающееся по белью большое кровавое пятно. Он задыхаясь ловил ртом воздух и очень боялся что сейчас потеряет сознание от вот-вот должной наступить но всё не наступавшей боли а в действительности как раз наоборот от уже имевшейся боли Николаев проснулся схватился за грудь и упёрся глазами в серый потолок. На стене адовыми цифрами краснело табло электронных часов…

05:00

Он вспомнил глаза сына… Не эти скользкие, всё время стремящиеся избежать его взора мутноватые, даже не карие, а какие-то бурые, тусклые чужие глаза, которые он видел позавчера, когда Борис провожал его в больницу и, когда, тот как бы между прочим, забирал у него ключи от квартиры, «Волги» и дачи, а те, широко открытые пронзительные глубокие чёрные бездонные, как омут, детские Борькины глазищи, которыми он смотрел на отца тогда, в годик, когда они гуляли в сквере у дома, и Николаев еле-еле сдерживал слёзы от этого пронзительного безусловного любящего детского взгляда, а в груди, там где находится сердце, начинало вроде болезненно, но в тоже время приятно, щемить, сверлить и печь, и тогда все люди вокруг исчезли, и тополя исчезли, и вороны исчезли, и время замерло, застыло, как кисель в холодильнике, и только колокол на колокольне Благовещенского собора мерным гулким ударом отсекал равномерные часовые отрезки навсегда утекающего времени.

06:00

После непродолжительного шороха картонный динамик палатной радиоточки разродился призывными аккордами гимна Советского Союза. Лавинообразно светало. Нарастал гул просыпающегося города. Вороны, будто сумасшедшие, разрывали гортанными криками пространство больничного двора. Из соседствующего с диспансером троллейбусного парка со щелчками, стрекотом и воем выходили на маршрут троллейбусы. Город начинал жить, а Николаев продолжал умирать. Его взор скользнул по прикроватной тумбочке, и сквозь то ли выдавленную зевотой, то ли выдавленную тоской преломляющую пространство слезу, он увидел одиноко лежавшее на белом фарфоровом блюдце зелёное яблоко. «Пока ещё не Марсианское…» - ухмыльнулся Николаев, и вспомнил, как они с Лорой и Борькой ехали первый раз вместе поездом в Сочи. И как они кормили Бориса...

Сын сидел на коленях у Николаева, а Лора кормила его с чайной ложечки тёплой толчёной картошкой, и он жадно, не по детски, захватывал ртом картошку, но это не всегда получалось, и желтоватая слюнявая кашица расползалась из его рта с торчащими голубовато-белыми крупными, как у зайца, передними резцами. Он периодически поперхивался, и Лариса нервно дергалась, опасаясь, что «мальчик задохнётся». Тут, Николаев увидев, лежавшее на белой, свисающей со столика купе, салфетке яблоко, решил дать его ребёнку - погрызть. Боря силился надкусить своими заячьими зубами зелёную восковую сферу, но плод не давался. Тогда, утомившись борьбой с яблоком и, поддавшись, накатившему от картошки умиротворению, мальчик, посапывая, заснул на руках отца.

07:00

Тогда он боялся одновременно уронить это теплое тонкое тельце, и одновременно раздавить его. Он держал сына у себя на коленях, вдыхал это сложно описуемый запах, которым пахнут только маленькие дети, щенки и ягнята, поддерживая голову рукой, потому, что Лора боялась что «мальчик свернёт шею», а рука у Николаева уже изрядно затекла и онемела, точь как сейчас, когда ему поставили капельницу какого-то доселе не опробованного его веной, лекарства, от которого щипало в руке, и немного подташнивало в голове.

Заиграл калейдоскоп воспоминаний… Дача у бабушки, яблоневый цветущий сад, тля и осы, стол, покрытый потрескавшейся клеёнкой, тарелка с арбузными корками, ещё осы, гранёный стакан в стальном подстаканнике, чёрный, пахнущий железом ножик, плетёный стул, мамина шаль, свисающая с ажурной спинки стула, капли дождя на коричневых шерстяных нитях, листья смородины, фиолетовые упругие ягоды крыжовника, холодная тонкая дрожащая рука в руке, яркие пятна белков в черноте ночи, тёплые, сказочно вкусные губы, кукушка вдалеке и тявканье лисиц, желтеющий рассвет, луч солнца, пробивающий насквозь белый лепесток яблоневого цветка…

13:20

Марс. Николаев идет уверенной походкой по грунтовой дороге вдоль яблоневого сада. Ровные ряды стройных кряжистых деревьев с мощными кронами провисают ветвями под тяжестью наливных крупных зелёных яблок. Над бесконечным садом куполом нависает жёлтое, с синими облаками, марсианское небо. Пронзительный золотой луч света падает на покатый бок крупного, с редкими каплями росы, яблока. В линзах росы отражается перевернутый профиль мужчины, идущего по грунтовой дороге вдоль сада, со звонким хрустом жующего яблоко.

Знаете, какие сочные, эти марсианские яблоки!


(https://youtu.be/lfaULp_b9NU)