Техасы из Техаса

RLD

Мне стали слишком малы
Твои тёртые джинсы.
Нас так долго учили
Любить твои запретные плоды.

Наутилус Помпилиус. Гудбай Америка.


Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа.

Первые в жизни автора настоящих строк синие джинсы - производства итальянской фирмы "Супер Райфл") - он получил в подарок от родителей в восьмом классе. Партию  этих "Райфлов" по какому-то случаю "выбросили" (т.е. пустили в более-менее широкую и более-менее открытую продажу) одновременно в двух больших московских магазинах - ГУМ и "Детский мир". Очень скоро в них щеголяло "пол-Москвы", включая моих закадычных друзей-одноклассников Андрея Баталова ("Бату") и Виктора Милитарева ("Крепыша"). Хотя джины "Супер Райфл", т.е., в переводе с английского, "Сверх(меткий) стрелок", и не считались, в силy своего итальянского производства, подлинно, реально "фирменными", в отличие от "стейтсовых" (т.е. американских) джинсов "Ли", "Ливайс" (в просторечии - "Левис") и "Рэнглер" (в просторечии - "Вранглер" или даже "Врангель"), они всё же котировались достаточно высоко, как скроенные по правилам "настоящей фирмы" из настоящей синей джинсовой ткани. Кроме лэйбла светлой кожи, "Райфлы" были украшены на заднице большой, на весь карман, этикеткой из плотной глянцевой бумаги в форме гербового щита с живописной картинкой, на которой Сверх(меткий)Стрелок (давший название марке джинов) -  опоясанный патронташем с кольтом в открытой кобуре лихой ковбой в широкополой, с высокой тульей, светлой шляпе-стетсоне, красном шейном платке (ни дать ни взять - наш пионерский галстук!), защитного цвета рубахе, сапогах со шпорами и, конечно, синих джинсах (надо думать - "Супер Райфл", каких же ещё?)-, осаживая своего гнедого жеребца, палил "одной правой" из винчестера в маячивших на фоне скалистых гор индейских всадников (один из которых, выронив лук, валился, поражённый "пулей роковой", со своего горячего мустанга).
   
Эта драгоценная картинка бережно хранилась и служила образцом для многочисленных рисунков на тему казавшегося нам совершенно сказочным Дикого (или Дальнего, как кому больше нравилось) Запада...

Свои не вполне "фирменные", но всё-таки "настоящие синие", хоть и изрядно прохудившиеся, джинсы "Супер Райфлы" я благополучно проносил вплоть до половины первого курса, когда, в дни наступивших по завершении первого семестра зимних каникул, приобрёл, наконец (опять-таки благодаря щедрости моих дорогих родителей) у ещё одного закадычного школьного друга-одноклассника (поступавшего вместе со мною в один и тот же "ликбез", но не прошедшего с первого раза и потому в ожидании "второго захода" устроившегося на работу лаборантом в лингафонный кабинет), по считавшейся "сходной" (всего-то навсего восемьдесят "колов", т.е. "деревянных" советских рублей - при средней заработной плате по Союзу, составлявшей семьдесят рубликов "грязными") настоящие, "фирменные" по всем статьям, синие "стейтсовые" джинсы "Ли". Следует заметить, что в тогдашние комиссионки "фирменные" джинсы если и поступали, то тотчас же перепродавались "нужным людям" или же "своим" - естественно, из-под прилавка.

Эти старые добрые "Ли" я, практически не снимая (или снимая только на ночь, если выражаться фигурально), проносил, ни разу не стирая, по конец третьего курса включительно плюс последующие полгода, так что они заметно потемнели, сменив свой первоначальный тёмно-синий на почти чёрный цвет ненастного зимнего ночного неба, а их протёршуюся на тестикулах "мотню" пришлось залатать, поставив на неё, как было тогда принято у представителей непривилегированной советской молодежи, кожаное "седло" (из старых варежек вполне "революционного" красного цвета). Наконец, уже в период обучения в гэдээровском Йенском университете имени Фридриха Шиллера, дёрнула меня раз нелёгкая взять да и постирать мои добрые старые "Ли". Что я и сделал - признаться, в не совсем трезвом состоянии, прямо в умывальнике студенческого общежития имени Фрица Риттера (или, по-немецки, Fritz-Ritter-Heim), расположенного в йенском районе Ной-Лобеда. После первой стирки вода в раковине была непроглядно чёрной, после второй - тёмно-синей, после третьей - ультрамариновой, и так далее, по мере убывания интенсивности окраски. В конечном итоге вода стала почти прозрачной, а сами мои верные, многострадальные, заплатанные "Ли" приобрели бледно-голубой цвет и посеклись "по всем линиям" и складкам. Тем не менее, я проносил их, становившиеся всё более рваными и измочаленными, ещё целых три года...Из синих джинсовых курток мне больше всего нравился куртец фирмы "Ливайс" (ношу такой до сих пор), хотя у меня в разное время были также куртка фирмы "Ли" (правда, не синяя, а голубая) и синяя "Ривертед Ли" (сохранившаяся в моём скромном гардеробе по сей день); из джинсов - финские "Ранчер" (одни - просто синие, другие - в сине-голубую полоску); синие "стейтсовые" джины "Дакота" с красным медведем над правым передним карманом (обошедшиеся мне всего-то в сто восемьдесят "деревянных", ибо к 1982 году цены у фарцманов-деловаров, ухитрявшихся порой всучивать особенно доверчивым клиентам аккуратно упакованную в прозрачный запечатанный пакет... одну штанину по цене и вместо целых джинсов, подскочили, как и на все прочие товары); стейтсовые "Рэнглер" не синего, а сиреневого цвета: синие орлёные стейтсовые "Монтана"...ну, а потом, с началом горбачевской "перестройки" и участившимися выездами "за кордон" с "клоузом" всё стало гораздо проще, так что синих и вельветовых джинов, фуражек, кепок, пиджаков, шляп, жилеток, платьев, юбок, сумок, курток из джинсовки и вельвета (не говоря уже о вошедшем в моду относительно ненадолго "клоузе" в стиле "сафари") стало прямо-таки не перечесть (но я предпочитал всё-таки "левиса")...Вернёмся, впрочем, в пору нашей школьной юности. На заре её, кстати говоря, джинсы именовались в просторечии "техасами" - не зря поэт Евгений Евтушенко употреблял в своей опубликованной в советском сатирическом журнале "Крокодил" обличительной поэме "Дитя-злодей" применительно к "стейтсовым" джинсам выражение "техасы из Техаса"*. Вообще "джинсовая проблема" в советском обществе (чьи члены, не желавшие довольствоваться "самостроком"**, были вынуждены многократно переплачивать за попадавшие на "чёрный рынок" изделий текстильной промышленности самыми разными путями) со временем настолько обострилась, что в нескольких номерах пользовавшейся огромной популярностью "Литературной газеты" была напечатана сатирическая повесть "Кум королю" (автора которой я назвать не могу - в очередной раз подводит дырявая, как заношенные джины, стариковская память). Её главный герой - типичный советский агент по снабжению, или просто снабженец, по фамилии Лякин волею судеб получал в свои руки чемодан фарцовщика, доверху набитый синими "фирменными" джинсами, попадал в настоящий водоворот невероятных приключений, пока, в конце концов, не выкидывал драгоценный груз "техасов из Техаса" из вагона поезда дальнего следования в речку, откуда их вылавливали местные колхозники, щеголявшие с тех пор все поголовно в "фирменной джинсе". Сегодня это может показаться кому-то смешным, но, увы, "из песни слова не выкинешь"...
 
Чтобы хоть в малейшей степени "бомбить фирму", т.е. "косить под модный пипл", отпрыскам семей, не выезжавших часто (или вообще) на "буржуазный" Запад и не имевших доступа к валютным магазинам или к спецраспределителям****), но, тем не менее, стремившихся "хоть лопнуть, но держать фасон" (как говорят в "Жемчужине у моря"), приходилось идти на всяческие ухищрения. С этой целью, например, мой закадычный друг Андрей украсил левый рукав своей оранжевой, с красно-белым круглым воротом, спортивной курточки на "молнии" производства польской фирмы "Полбой" (чьё название напоминало заветный "Плэйбой", знакомый нам тогда лишь понаслышке), привезённым ему папой из командировки в Италию матерчатым щитком с гербом города Сан-Ремо, изображавшим золотого льва на задних лапах под зелёной пальмой на красном поле и названием города в белой главе гербового щита).

Дабы приобщить к миру высокой моды и меня, чей папа был "невыездным", великодушный "Бата" подарил мне для ношения на рукаве другой подарок, привезённый ему отцом из иной поездки - уже во Францию, а именно - герб французской провинции Шампань; а затем - лежавший у него давно и, так сказать, пылившийся без дела - сувенир с Олимпийских игр в Мехико - черный, с узкой белой каймой, матерчатый щиток с надписью латинскими буквами "MEXICO 1968" в главе, бежевым сомбреро в центре и расположенными под ним пятью разноцветными олимпийскими кольцами (причём чёрное кольцо было заменено белым, дабы не сливаться с полем щита).
Ещё одним средством придания своей внешности "модного" (или, как тогда говорили, "хиппового") вида были круглые "баттоны", "баттона", или "пуговицы", т.е. круглые значки - желательно, западные, но на худой конец сходили и "совковые" (у меня, например, была чёрно-оранжевой расцветки "пуговица" советской автомобильной фирмы "Лада", подаренная мне школьным товарищем Петькой Хельдом, сменившим впоследствии фамилию на Леонтьев, натурализовавшимся в ФРГ и подвизавшимся в Москве корреспондентом люксембургской радио-и телевещательной кампании RTL).

Здесь конец и Господу Богу нашему слава!

ПРИМЕЧАНИЯ

*"Поэт-бунтарь" Евгений Евтушенко, обласканный, несмотря на всё свое бунтарство, правящим истеблишментом по обе стороны "Железного занавеса", который ему то и дело удавалось каким-то непостижимым для простых смертных образом перепрыгнуть, хотя и гневно бичевал из своей уютной московской  квартиры (поначалy на Kyтyзовском проспекте, а затем - и в сталинской "высотке" на Котельнической набережной), всё, что скрывалось на растленном Западе, "под кожей статуи Свободы", тем не менее, зарабатывал себе на жизнь не только в качестве советского поэта и писателя, но и в качестве американского университетского преподавателя, да и опочил не в СССР а в "загнивающих" США, которым не раз пророчил своим вдохновенным пером скорую и неотвратимую погибель, заодно со всем гниющим буржуазным миром бездуховности и чистогана. В преамбуле к своей "мини-поэмке" про "дитя-злодея" (так и не перешедшей со страниц журнала "Крокодил" на страницы ни одного (во всяком случае, известного автору настоящих строк, в чьей семье, сколько я себя помню, всегда царил подлинный культ Евтушенко - автора "Братской поэмы", "Наследников Сталина" и "Автобиографии", распространявшейся даже в списках и машинописных копиях) сборника или собрания сочинений "не гения Евгения"***) поэт-гражданин заявил, что, в подражание Владимиру Владимировичу Маяковскому, написавшему в свое время поэму "Хорошо", задался целью написать поэму "Плохо" о негативных сторонах теперь уже не американской, а своей, родной, советской действительности. Мини-поэма "Дитя-злодей" должна была стать чем-то вроде первой главы задуманного обличителем общественных пороков грандиозного стихотворного сочинения. Объектом евтушенковской сатиры стал некий обобщённый образ студента "привилегированного" московского ВУЗа, дающего своим выпускникам перспективу работы и жизни за границей, ибо, как гласил популярный в то время парафраз изречения Николая Островского, "Жизнь даётся человеку всего один раз, и надо прожить ее таМ, чтобы не было мучительно больно за бесцельно прожитые годы". Разница-то всего в одну букву - "М" вместо "К", а вот поди ж ты... Мини-поэма начиналась так (цитирую по памяти, за точность не ручаюсь):

Дитя-злодей встаёт в шесть тридцать -
Литой атлет -,
Спешит попрыгать и побриться
И съесть омлет.
Висят в квартире фотофрески
Среди икон -
Иисус Христос в бродвейской пьеске,
Ален Делон...
(Дальше -увы! - в моей памяти лакуна).
Вот подъезжает он к Инъязу
Или к МГИМО,
В лице меняется и сразу - чутьё само...
(Опять лакуна)
Его зовет сильней, чем лозунг
В мильоны крат,
Весь в феерических разводах
Сертификат...
(И вновь лакуна)
Попасть на вожделенный Запад
В свой звездный час...
На нем "техасы" из Техаса,
Кольцо из Брно.
Есть у него в Ильинке хаза,
А в ней - вино.
И там, в постели милой шлюшки
Дитя-злодей
Всю ночь играет в погремушки
Её грудей.

Во как! Журнал "Крокодил", насколько мне известно, продолжения евтушенковской поэмы "Плохо", хотя и анонсировал, но так и не напечатал. Зато появился анонимный ответ поэту-обличителю (написанный от имени студента МГИМО - "главного рассадника и питомника" столь нелюбезных сердцу Евтушенко молодых, да ранних карьеристов, рвачей и стяжателей, ну, в общем, ориентированных на Запад и на западные ценности "детей-злодеев"), озаглавленный "Лирику-сатирику" и написанный в духе известной басни дедушки Крылова с его "Чем кумушек считать трудиться, не лучше ль на себя, кума, оборотиться?". Постараюсь восстановить по памяти и текст этого анонимного ответа (за абсолютную точность опять-таки не ручаюсь):

Позвольте мне к вам обратиться,
Мон шер Эжен.
Ведь это я встаю в шесть-тридцать,
Ваш протеже.
Омлет съедаю, чисто бреюсь -
Пух на губе -,
Сажусь в голубенький троллейбус
Под буквой "Б"...
(Лакуна)
Я ежегодно в стройотрядах
Кладу кирпич.
Я - плотник третьего разряда,
Студент-москвич...
(Лакуна)
А отдых разве что в буфете,
Коль деньги есть...
(Лакуна)
Играю в молодые годы -
Театр у нас -
"Под кожей статуи Свободы"
В мой звёздный час...
Нет у меня в Ильинке хазы
И шлюшки нет.
А что "техасы"? Ведь в "техасах" -
Любой поэт...
Мы молоды, но в чувствах строги -
Иной поэт
Не ведает пути-дороги
И в сорок лет...
В поездках частых за границу
Под крик "Виват!"
И лире может полюбиться
Сертификат...
И в общем, мы давно не дети.
Нам ясен путь.
Себя мы чувствуем в ответе
За жизни суть.
Мне очень жаль, вы оболгали
Своих друзей.
Я резковат? Чего ж вы ждали?
Дитя-злодей.

"Отбрил - и ша!", как писал Лев Наумович Кассиль в своей книге "Кондуит и Швамбрания". На том "литературная война" из-за "техасов" из Техаса и закончилась...

**"Самострок" был тоже разный (как по качеству и материалу, так и по цене). Дороже всего ценился самострок, так сказать, "экстра-класса", изготовленный в подпольной мастерской "цеховика" из западной "фирменной" ткани, по западным лекалам, с использованием западных "фирменных" ниток и западных "фирменных" пуговиц. Из советских синих джинсов, сшитых с использованием всего вышеперечисленного, но не подпольно, а официально (правда, где именно - не знаю), мне попались за все время лишь одни, с лэйблом "Внешпосылторг" (естественно, не по-русски, а по-английски - "Vneshposyltorg").

***Поэт Евгений Долматовский сочинил посвящённое своему собрату по поэтическому цеху Евгению Евтушенко следующее четверостишие:

Я Евгений, ты Евгений.
Я не гений, ты не гений.
Я говно и ты говно.
Я недавно, ты давно.

****Кроме спецмагазинов и спецраспределителей, в обществе "развитого", или "реального", социализма советского образца сyществовали таже спецаптеки и спецателье, спецбольницы и спецполиклиники, но это - отдельная тема).