Емеля-Лежебока

В некотором царстве, в некотором государстве, в одной небольшой, но и не маленькой деревеньке, в одном не бедном, но и не богатом доме жил-поживал Емеля-Лежебока вместе со своими старшими братьями и их жёнами.

Было дело, выловил он зимой в проруби щуку и хотел отнести её снохам, чтобы те уху сварили. Да только щука оказалась волшебная, взмолилась она человеческим голосом, попросила о пощаде, а в обмен на свою свободу сказала Емеле слова заветные. Стоит ему их произнести и загадать желание, как в тот же миг оно исполнится.

Много ли мало ли времени прошло, однако с тех пор Емеля-Лежебока с печи не слезал вовсе. Да и зачем, если с помощью слов, которые сказала ему щука, он без труда мог получить всё, что душе угодно.

Как-то раз заметил Емеля, что солнце днём в глаза ему светит, спать мешает, и, недолго думая, произнёс: «По щучьему велению, по моему хотению, солнце, уступи место месяцу, а ты, день, уступи место ночи». Да только не выполнило солнце приказа глупого, не закатилось за горизонт, а лишь посмеялось над словами неразумными.

Возмутился Лежебока: «Как так? Все в царстве-государстве исполняют мои желания, а небесное светило не послушалось. Обращусь-ка я к щуке волшебной, напомню, что жизнью мне обязана, пусть научит солнце уму разуму!»

Как известно, охота пуще неволи. Произнёс Емеля волшебные слова, печь, на которой он лежал всё последнее время, вышла вон из избы и понеслась к реке, где с давних пор обитала та самая щука.

Стоял солнечный летний день. Щука лежала на мелководье на гладких камешках, высунув голову из воды, наблюдала за летающими вокруг стрекозами и бабочками, слушала песнь кузнечиков в траве и мечтала. Сложившуюся благостную картину разрушили зычный треск ломающихся веток прибрежных кустов и деревьев да испуганные крики разлетающихся в разные стороны птиц. Гремя заслонками и извергая из трубы чёрный дым, на берегу появилась печка с возлежащим Емелей.

– Емеля, ты ли это? Шуму-то наделал, напугал до смерти! – заговорила щука, а сама на всякий случай отплыла подальше от берега.
– Я – это, я, давненько не виделись! Дело у меня к тебе. Исполни-ка, щука, моё желание!
– Да вроде в расчете мы, с лихвой расплатилась я за свою свободу!
– Ты, щука, не забывай, с кем разговариваешь. Вот прикажу неводу тебя изловить, а печке уху сварить!
– Ладно, ладно, Емеля, говори, что надобно!
– Сделай так, чтобы по моему хотению солнце всходило, когда глаза открою, и садилось за горизонт, когда спать захочу.
– Эко куда тебя занесло, да будет твоя воля, ступай домой, станет солнце тебе подвластно!

Щука взмахнула хвостом и уплыла, а Емеля вернулся домой. Лежит он довольный на печи, мух считает да паутинку в углах избы рассматривает. И всё-то по его желанию исполняется: глаза откроет — день, глаза закроет — ночь.

С тех пор в царстве-государстве поселился хаос. Не успеют петухи прокричать, что утро на дворе, и пора честному народу к работе приступать, как уже сумерки сгущаются, глаза слипаются, спать надобно. Не успеет люд в сон головушку приклонить, как небо рассветляется, заря занимается, вставать пора, работу нелёгкую крестьянскую чинить. От такой жизни у петухов на нервной почве пропал голос, коровы перестали давать молоко, а домашняя птица разлетелась кто-куда за лучшей долей.

Сам царь прогневался, прислал гонца поведать, что парад в свою честь провести не получается, засветло не успевает, да и войско на ходу спит. А царевна рыдает денно и нощно: счёт времени потеряла, не может на великосветский приём с балом попасть в страну заморскую.

Взмолились жители государства, просят Емелю, чтобы день и ночь по ранее заведённому распорядку друг друга сменяли.
– Ладно, будь по-вашему, – смилостивился Емеля, он уже и сам был не рад, какая путаница вышла. – По щучьему велению, по моему хотению, пускай солнце с месяцем свой черёд по-прежнему соблюдают.
Только произнёс эти слова, как небесные светила вернулись на свои места.

День идет за днём, неделя за неделей, лежит наш Емеля на печи, бока отлёживает. И такая вдруг печаль-тоска на него навалилась, что белый свет стал не мил, а в чём дело, не поймет. Думает Емеля: «Любое моё желание исполняется, а радости в душе нет. Спрошу-ка я щуку, она умная, может знает, как помочь в таком случае». Быстро произнёс слова: «По щучьему велению, по моему хотению, печь, ступай-ка сама на реку», печь вышла вон из избы и понеслась на всех парах, оставляя за собой полосу из примятой травы и поломанных кустов.

А в это время знакомая нам щука притаилась на мелководье, спрятавшись под корягой за густой растительностью – добычу караулила. Её гастрономические планы были нарушены появившейся на берегу печкой с возлежащим Емелей.

– Емеля, опять ты? Нашумел, надымил, всю рыбу мне распугал! Говори, зачем пожаловал!
– Щука, явился я к тебе с просьбой. Всё-то у меня есть, и все-то мои желания в царстве-государстве исполняются, а счастья нет. Дай мне то, сам не знаю что, чего у меня нет и никогда не было.
– Задал ты мне задачку, Емеля. Однако знаю я, как помочь твоей беде. Держи коробок берестяной простенький, внутри у него находится то, чего у тебя нет и никогда не было. Только дай обещание, что откроешь его дома.
– Ладно, будь по-твоему, – согласился Лежебока, сказал слова волшебные, и печка доставила его восвояси.

Дома с нетерпением достал он из-за пазухи коробочек берестяной простенький, рассмотрел со всех сторон – ничего особенного, туесок, как туесок, видали и краше. Скинул крышку, а из самой глубины вылетела пташка махонькая, величиной с горошину, лёгкая, как облачко, быстрая, как ветерок. Закружилась, завертелась и прямиком в ухо к нему залетела. Испугался Емеля: «Что за напасть со мной приключилась? Как же мне теперь от чуда невиданного, что щука дала, избавиться?»

В это время жена старшего брата подошла к нему с просьбой: «Емелюшка, сделай милость, вели топору дров наколоть, а ведрам за водой на реку сходить. Да ещё плетень совсем развалился, пусть он сам себя починит». Только хотел Лежебока произнести слова заветные, как в ухе у него пташка зашевелилась и начала нашёптывать: «Вставай с печи, сам воды наноси. Вставай с печи, сам дров наколи. Вставай с печи, сам плетень почини».

Попробовал Емеля диво дивное из уха изгнать: и пальцем ковырял, и головой тряс, и по голове стучал – ничего не выходит у бедолаги, совсем покоя и сна лишился. А пташка знай наговаривает, не даёт ему произнести слова волшебные. Испугался Лежебока, соскочил с печи и побежал к реке так шибко, что и догнать нельзя.

На этот раз щука предусмотрительно плавала подальше от берега.
– Емеля, а я тебя жду не дождусь! – промолвила она, растягивая плоскую широкую пасть в хитрой улыбке.
– Ещё и издеваешься, рыбина. Что ты мне дала?
– То, чего у тебя нет и никогда не было – твою совесть.
– Как мне от неё избавиться? Замучила меня совсем. Слова, что ты мне сказала, не даёт произносить. С печи приказывает слезть и самому работу крестьянскую исполнять.
– А ты слушай, что она тебе говорит, и поступай, как велит, совесть и перестанет тебя мучить, – щука взмахнула хвостом и, блеснув на ярком солнце серебристой чешуёй, ушла на глубину.

Вернулся Емеля в избу, забрался на печь и принялся размышлять. День думает, второй, а на третий засучил рукава и взялся за дело. С тех пор Лежебоку как подменили. За всякую работу берётся: и по хозяйству, и в поле, и даже в царстве-государстве кто нужду имеет – никому в помощи не отказывает. Честной народ дивится таким переменам, зауважали парня всем миром, стали величать Емельяном да по батюшке.

Теперь Емельян со своей совестью в ладу живёт. Ежели не знает, как поступить, с ней сверяется. А если вдруг лень на него нападает, то совесть скоро напоминает ему о своём существовании.