Больше о любви ни слова!

Бушуй, ветер, бушуй!
Все отрады прочь от меня уноси!*


Всё. Больше о любви ни слова! О несчастной – ни ползвука! Молчок! Я заткну рот всякому, кто станет болтать. А если он запоёт, заламывая руки: «О, любимая, я так надеялся, ждал, верил!» и зайдётся в экзальтации от нахлынувших чувств – я захохочу ему в рожу!.. А потом, пожалуй,  придушу его, и подвешу на крюк. Я подвешу на крюк его ненужную нелепую шкурку. А потом…

Потом  я горько пожалею об этом. Я сяду у трупика этого несчастного не в силах осознать, что я сотворил. Я с тоскою трону его истоптанные башмачки, пошевелю непослушной рукой полы его поникшего плаща. Я украдкой взгляну в его мёртвые глаза. Его кукольное лицо будет смотреть на мир удивленно…

И станет мне страшно!

Потому что это моя любовь болтается на крюке. Это её поливают  дожди, и белят метели, и сжигает зной. Это она – некрасивая, жалкая, мёртвая – приплясывает на ветру. Это она танцует чакону, а я сижу у её ног и смотрю перед собой невидящим взглядом…

Нет, я не роняю слёз. Я наполняю лёгкие воздухом и ору в разверстые небеса:
«Сука! Я убил тебя! Убил! убил! убил!!»
Но мне этого мало. Я не в силах вместить в этот крик ничего. Всё бурлит во мне, негодует! Мне хочется убивать её вечно…



Дни одиночества,
вы норовите храброй походкой ступать!*


Тогда я поддал, естественно… Мне хотелось забыться… от себя самого, от конвейера беспорядочных дней, от пристального взгляда, устремленного внутрь. Там всё так болело…

Собственно жизнь у меня и начиналась с этого, с хорошей порции. Остальное время я томился, болел, постоянно ощущая непомерную тяжесть в душе, и жив был только предчувствием освобождения. Алкоголь мне давал передышку. Кстати, алкоголик это не тот, который всё время пьёт, алкоголик тот, кто это учитывает. Мой приятель мне сказал однажды: «Ты всё время о ней думаешь… выпить, не выпить… напьюсь, не напьюсь. А что о ней думать? Это же продукт».
Наблюдательный малый, только врать горазд.

Так вот, этим продуктом я и накачался тогда… не так чтобы до конца… ещё оставались незанятые высоты, но уже достаточно, чтобы тебя потянуло на авансцену… к зрительницам. И то! скажите… как можно с бутылкой без бабы… или наоборот, к бабе и без бутылки… Не смотрится это, одно без другого не воспринимается. Их Господь сотворил вместе. Такое создалось впечатление...

Жил я на окраине. Есть такое местечко в черте Москвы – Сетунь. Родина моя. Райским уголком не назовёшь, однако, летом утопает в зелени. Каштаны есть. Мастерская – в центре на Сретенке. Так что, пока от сих до сих доберёшься – много чего может случиться…

Палаток с выпивкой на каждом шагу… Баб красивых – полчища… роятся в свете фонарей… пушистые, змеи, как пчёлки… зу–зу-зу… жжж… Мёд собирают, хозяюшки… Эх! Мани-мани денежки! Хорошо, когда их на кармане – пропасть. То есть не карман, а пропасть бездонная… Залез туда раз, два… а там ещё и ещё!

Ладно… Короче, вся эта лепота возбуждает, провоцирует… взывает к остаткам совести: очнись! «Не спи, не спи художник, не предавайся сну…». Расправь парусом крылья… почисти перья, какие есть… и окунайся в достойную тебя жизнь! «Ты Времени заложник! У Вечности в плену!..» Неужели ты до этого ещё не догрёб, мудила ты грешный! И ещё… ещё про треножник скажи… разбей его о первую попавшуюся стенку! к чертям собачьим! совсем!

Я же сказал: жизнь начинается с хорошей порции. Все знакомства происходят по пьяни… расставания – тоже. Самое смешное в этом угаре – момент возвращения к норме: «а поутру, они проснулись»… Какие воспоминания пошлют тебе привет?.. как аукнется?.. кто откликнется?.. Где тебя носило? Где ты крылья свои потерял? О чью голову разломал свой треножник?

Только я так думаю: норма, это не норма вовсе. Это очковтирательство и подлянка. Это комплексы, сомнения и притворство. Это пустопорожний самообман… Ощущение, что мир вращается вокруг твоей безнадёжно уставшей персоны… Ощущение, что ты что-то стоишь. О, паскуднейшее из заблуждений!..

Ни хрена ты не стоишь. Пьянка докажет это в момент. Похмелье пригнёт тебя до должного уровня. А запой, вообще всё расставит по местам… покажет, как ненадёжна и зыбка реальность… как хрупок мир, быстротечно время… шатко сознание… Как слаб ты и мягок. А  норма – это всего лишь термин врача, ставившего тебе капельницу.
Неужели вы этого не поняли? А если поняли, то почему не трубите об этом во все свои трубы?! Почему не стучите в барабаны?.. Почему, если и нажираетесь, то, как бы извиняясь… тишком… мол, нажрался… простите, простите…

А я знаю, почему вы прячете рожу от света белого и людей. Потому что такой интим обнаружился!..  такие обрушились открытия о себе! Ты думал, что ты такой тонкий, вдумчивый, ироничный… что человек звучит гордо.

Оказалось – не гордо. Оказалось, что самое сложное в «до-потопной» жизни – нагота – далась так легко… элементарно… Ты разделся и вывернулся… и из тебя вдруг попёрло… Что?  Так, то самое… Суть твоя. Дух в чистом виде…

Из тебя как из браги  выпарили истину. А всё наносное, придуманное, все твои конструкции мирозданья… планы по благоустройству среды обитания… всю эту муру,  чем занят ты в основной жизни… слили в сортир. Осталась душа, чистый Дух – Spiritus  по латыни. И основной комплекс (он же инстинкт), что прятал ты на донышке души от Бога и людей вылез наружу!.. такой упитанный жирненький  комплекс, что выращивал ты тайно… Он и разгулялся. И ты теперь с ужасом смотришь на плоды его деятельности…
Угу?

Ладно… Я, кажется, увлекся психоанализом с философским уклоном. А эта не та дорожка… Скользкая дорожка… в дебри ведёт… во тьму непознанного… в лабиринты тёмные да пещеры мрачные… Там и пропасть недолго.
Пусть там Фрейд с Достоевским бродят… кроты кладокопатели… спелеологи с тонким нюхом… Вынюхивают у кого какие урановые рудники под сердцем заложены…

А мы лучше к свету вернёмся. К свету фонарей, где роятся девчонки тьмою! К витринам магазинов, в океан выпивки…
Согласитесь, эта тема достойна пера. Вечная тема. Тем более, выяснилось, что Spiritus – Дух. А Дух бессмертен.  Мне так кажется… Основной инстинкт – девушки – тоже бессмертен.
И если ты не в силах молчать, то лучше не молчать о ВЕЧНОМ. О вечной Радости. Тогда твой голос не будет так одинок. Он вольётся во всеобщий хор жизнелюбивых тварей, населяющих нашу планету. В хор открытых сердец.
А это, как ни крути, – Гармония…

Так вот, я как принял порцию того продукта, о котором думай не думай, всё одно – съешь… то пошёл шататься в направлении дома…
Доеду не доеду – нам не дано предугадать… А вот  как  доеду… в каком  ритме… праздник то будет иль детектив – это от тебя зависит. От твоих возможностей и талантов.
Талантов у меня вагон, возможности подкачали – м-а-а-ленькая тележка…

-Куда бежишь, тропинка милая? – это я говорю… весело говорю… без тени смущения говорю… Незнакомке… той, что впереди плывёт с таинственным видом… Интересно, что там припрятано… в твоей гордой головке?.. Какие мечты… какие страсти томят твою грудь? Какие желания стискивают талию?
-Может, станцуем?   
               
Идёт, не оглядываясь, к своему жениху… Игнорирует меня начисто.

Ушла. Не моя, видать, тропинка…

Да уж… что уж… Я давно уже ничего не хочу очень. То есть хочу, но не очень. Не так, чтоб всё бросить и бежать… Они на меня обижаются даже. Ты, говорят, не добиваешься нас! Всем своим видом говорят. А нас добиваться нужно… Желательно с риском для жизни… Это нас возбуждает. Или красиво добиваться… романтично так… Романтично и настойчиво. Мы будем отказывать тебе, а ты добивайся… Ну… игра такая… В неё все порядочные девушки играют. Так надо. Что ж ты такой непонятливый!..

Да понятливый, понятливый… не тупой! – отвечаю я всем своим видом, – не скажу, чтоб сильно был умный, но не тупой…
Только… вот что я вам скажу… всем своим видом скажу… Ведь я… не по этому делу… не тот, который вам нужен… Не «каменная стена», за которой вам так хочется спрятаться… Не рыцарь без страха и упрека…
Я, знаете ли… музыкант… скорее даже слушатель… и зритель… Я музыку слушаю… и сам подпеваю…
Не ту, что оркестр играет… нет… Я слушаю музыку жизни…
Как бы это объяснить… Эта музыка… из ничего… из взгляда… запаха… интонации… настроения… Из каких-то мельчайших ощущений… недосказанности… Я не знаю… не умею точно сказать… Я её слышу… впитываю… Везде – музыка… Она моя путеводная звёздочка…

А добиваться – нет. Это не ко мне… Пригнуть, настаивать… «белую берёзу заломати…» Только начинаешь что-то «заломати» – музыка рушится, начинаешь врать… а это так утомительно… а главное, время – в дыру. Я ведь могу увлечься… Весь в страстях как в пене… в агонии даже… Шашки наголо! Гонки с препятствиями… Я весь превращаюсь в огнь… в вихрь… в стенание!.
.
А так… что бы цель поставить… душ холодный, зарядка по утрам…

Впрочем, такое ведь тоже было… Было ох, было когда-то… Много я на это времени угробил… На одну штучку. Ей это нравилось… Не один я, правда, её добивался… Там таких же, румяных козликов, ещё штук пять по кустам таилось…
Хитрая была. Змея. С круглой задницей… А на вид – ангелочек… чистый-чистый… ручеёк… Эдакий крупногабаритный  амур… Что-то в ней было барочное.

Долго я её добивался… мучительно… В Ялту возил… Шесть лет добивался… Шесть лет войны… борьбы с ветряными мельницами… с самим собой. Вы представляете, какой мощный дух я в себе вырастил! какой монумент воздвиг!
Когда я её всё-таки добился… как говорится, трахнул… к исходу две тысячи ста девяностых  суток… на этом война и закончилась. И что? Я создал семью? Нарожал детишек вагон? Обрёл мир и покой? Ха!!
Ха – ха – ха! – говорю всем, кто так подумал. Я убежал на следующий же день с ощущением беды… с ощущением вселенской скорби! Я бежал с цветущей поляны в тревожных предчувствиях…
И не зря… Потому что это засело так глубоко… (там где Фрейд с Достоевским землю роют) так безнадёжно… пожизненно!.. Столько яду скопилось в подкорке… что я раздвоился… Но, главное, я обрёл страх.



В поисках любви я вечно – и вечно личины,
личины проклятья
должен обнаруживать и разбивать*


Надо выпить по этому поводу… Срочно. Не то эти воспоминания… так реально подкрадываются…Правда здесь не наливают… До «Беговой» придется терпеть. Там, на платформе – всё что душе угодно… А здесь… Если не хочешь вспоминать – рассуждай… О любви! О жизни!  О том, как у тебя всё славно случается!

Музыка, музыка… Какая на хрен музыка! Я ж дурак по жизни… Нелепейший из дураков! Любовные игры… «брак – это политика»… Я всё это слышал от кого-то, читал… Но во мне это не оседает… «умом Россию не понять»…
Любовные игры… Какие на хрен игры! Я так нелепо устроен – я всё принимаю за чистую монету… Какие ж тут игры! Никаких игр – сплошной бунт!
Бунт против себя! против природы! против здравомыслия! и мирового опыта!.. Бунт ради бунта! того, который бессмысленнен и беспощаден…
И беспощаден-то и бессмысленнен  прежде всего к себе…

Но это всё потом… Понимание – потом. А в процессе – только страсть, переходящая в экстаз… и напряжение! Напряжение духа и плоти для достижения цели… цели, которая совсем не ясна… Перенапряжение! И всегда проигрыш. Такова его природа.
Хотя, о каком проигрыше я говорю? О смерти любви к конкретной женщине?
Так я же сам их убивал. Вы слышите, – САМ!
Как только я окунался в этот божественный мир… погружался в этот раствор грёз, и страсти, и милости, и безумия – я терял свободу. Меня разрывало напополам!

А что такое душа – напополам? Об этом мечтают… слагают легенды… Да, наверное, это блаженнейшее из состояний…
«Две половинки бродили по свету, и соединились в целое, и жили счастливо… и умерли в один день!» – ничего более прекрасного и дурацкого человечество не придумало. Это мечта о покое, блаженстве…
 О, человече! грезящий о невозможном! Но как этого хочется! Это сидит в подсознании каждого… это – защищается от гнусности мира как сокровеннейшая из молитв!

Но когда доходит до дела… когда в реальной жизни тебя разорвало… и ты прильнул к другой душе… и прикоснулся к блаженству… тогда… из какого-то иного пространства… из преисподней… поднимается сонм бешеных тварей! Тут и сомнение, и ревность, и что-то ещё… необъяснимое, страшное кровоточащее…
Начинает играть другая музыка… Музыка распада. И чем ты крепче прильнул, – тем безобразней мелодия звучит из расщелины. Она заполняет всё пространство! И твоя разорванность превращается в ад.
И тогда – если у тебя есть голова на плечах – ты  начинаешь думать о спасении… Ты понимаешь, разорванному тебе не прожить! И ты объявляешь войну… сам себе… ты мечешься как зверь в западне. Ты уже задумал убийство. Ты ищешь другую женщину… чтобы она вытащила тебя из расщелины… успокоила… соединила кровоточащие куски! Потому что с другой женщиной ТАК не будет.
Сумасшедший! Ты ещё веришь, что бывает по-другому. Если не будет  ТАК,  то не будет НИКАК!  Это ты хотя бы пойми – ненормальный!

«Беговая». Ладно… потом договорим. Надо выбираться на платформу…
А там наверху два демона власти… ловцы человеческих душ… Сеточек навязали, ям нарыли, хворостом прикрыли и ждут… Ждут, когда загремишь ты в западню… расслабленный, задумчивый, бесправный…
Охота на зверя происходит всегда! У меня опыт… тысячелетний! Этот опыт у нас в крови… Половцы, опричники, попы, большевики… Теперь вот менты.
Враги свободе найдутся всегда.

-Ваши документы. Сержант Мотылёк.
-Документы? Пожалуйста…

Даю свой растерзанный паспорт. Ну и что ты на него уставился, паразит… Вы же его и растерзали, гады, и излапали… Сверяет фотку с оригиналом. Щурится, паскуда… думает, что он сможет поиметь с этой физиономии. Не в пользу оригинала сравнение… Ну, не брит дядя… прокурен и проспиртован… Ну, припух слегка… что ж… Так я ж живой!

-Куда следуете?

Вот это ты зря, парень… Куда хочу, туда и следую. Гуляю туда-сюда… дефилирую… Я ж свободен как бог молодой! Не ясно?! Тебе – не ясно?! Бандюга ты в форме!

-По месту приписки…
-Приписки?
-Ну, прописки.
-Свободен…

Тебе, значит, Мотылёк, решать – свободен я или нет?
Ладно, проскочил. На грани был. Я же видел по выражению его блудливых глазёнок, как он сомневался, брать или нет? Терзать мою душу или отпустить с миром? Так кто у нас бог, после этого?
Хорошо, что он в душу не заглянул... или в голову – фабрику мыслей шальных… Нет у него такого прибора. А если бы заглянул, – наверняка, засадил в какую-нибудь клетку, с решётками вместо дверей…
Сказал бы: «Я вас изолирую от общества как ненужный и бросовый элемент. Как продукт распада. Вы мешаете возрождению нации, портите показатели. Вы грязный, пустой, никудышный. Вы – разрушитель, по сути» – и захохотал бы театрально трагически, и захлопнул бы дверь навсегда!
Вот.

Ладно. Забудем об этом позоре…
Выбираюсь на платформу… почти окрылён! в сумерки и суету…

Здесь всё путём. Народ толпится… Мои соотечественники. Как хорошо и спокойно среди этих людей. Какая в моём народе чувствуется неприкаянность…  как бодрятся мужички… и гражданочки тоже стараются… Делают вид, что всё у них получится…

Тэк-с… Ну, и где тут наливают? – практически везде! Всё у нас получится! Водку с пивом мы уже заслужили. И горячую сосиску на картонной тарелке…

-Мне, пожалуйста, и кетчуп, и горчицу… Во-во… И стаканчик…

Я никак не могу привыкнуть к этой роскоши…
Всё дают! Что ни попросишь – всё у них есть! Но главный вопрос, – откуда что взялось? Все эти пивы бесконечные, водки разноименные, закуски многосложного счисления?
Мне же и не надо более ничего…

Ладно. Так на чем мы остановились? На бабах…
Учтите, и начали мы с баб, и закончим на них… Как в жизни! Нет повести печальнее на свете… Но нет и радостней! Практически одна эта повесть и осталась… поскольку с выпивкой и закуской кто-то разобрался за нас.

Так я продолжу свой монолог. Выпью – и продолжу.
Благо, возражений не последует. Один я, один стою на платформе в толпе…
Один – всегда прав. А если ты ещё музыкант…и тебе глубоко за сорок – ты прав абсолютно! И нет ничего неприличней сомнений в таком возрасте. К чёрту любые сомнения! Оставим их для начинающих жить.
Отдадим им до кучи и Веру, и Надежду, и Любовь… этих трёх миленьких лгуний – профессиональных кидал,  пудрящих мозги несовершеннолетним.
И мечты отдадим, и угрызения совести… У них здоровые зубы…
Себе же оставим правоту. Несомненную правоту.
Всё остальное – суета и томление духа.
Мне же, по большому счету, никто и не нужен. Я – самодостаточен. Во мне самом такая баба сидит! Р-р-р-роскошная! Ах, какая женщина!.. Со всеми выкрутасами, непредсказуемостью, загадками… Со всей своей пылкостью, и нежностью, и дурью.
А в бабе, как и положено, бес сидит… А в бисе – Бог.
Разгневанный Бог. Глаза у него как рентген – всё видит. Любой движущийся иль застывший объект буравит насквозь. Что ещё сидит? Так много чего…
Музыканты сидят целым оркестром. Звери гуляют… и домашние, и дикие…  Деревья растут… облака летят… Тараканы бегают…
Вот такой я содержательный!.. почти как планета Земля. Я ещё про залежи забыл сказать… про всякие неисследованные уголки… про белые пятна на карте. Так что геолог во мне тоже сидит. Вернее бродит…

Так скажите, нужен ли мне ещё кто? Те, которые отдельно гуляют… Зачем мне эти приключения?
Нужно, оказывается… Да уж, хороши бывают!
Ведь и планету Земля солнце отогревает… Так что же я?! Мне без света и тепла никак… Знобить начинает. И оркестр в миноре…

Эх, да зазнобило, зазнобило, зазноби-и-и-ло…

 …и  баба голосит, и Бог хмурится…
Одному бису это нравится… По кайфу и хлад, и мрак. Оно и понятно, его это стихия…

Так, где ж ты, солнце мое? Заслонила туча проклятая! Брожу в темноте как в изгнании…
Десять лет я себя разрывал. И все десять лет отрывал себя от неё… и не оторвал ещё окончательно…
Десять лет… от звонка до звонка… мы с ней жили… а я каждый день прощался.
А потом соскочил как с иглы…



У этой каменной красы
ёкает пылкое сердце моё*      


…Она поджидала меня у порога… девушка с длинной и острой косой… в нежных ручках.
Я был очарован её красотой… её неземным, нездешним видом. Дух застыл в сладостных предчувствиях…
…Она поманила меня, и я пошёл, не ведая страха. Я был в восторге, светился радостью! Я любовался её движениями, впитывал аромат её тела…
…Я шёл как жертвенный баран на заклание, не ведая судьбы своей…
Я не хотел знать, куда мы идём, но я был уверен – там будет классно!

…Она привела меня в странное место. Было тихо, как перед бурей… птицы не летали и воздух застыл… и деревья стояли ссутулясь…
Она мне шепнула: «иди и не оглядывайся…»
И я шагнул…



Бог ваш, скажи-ка мне,
богом любви зовется?
А совести укол
есть бога укус,
есть укус любовный?*


В любви я ценил только искренность…
Я давно хотел признаться тебе… Я умирал от нежности, когда ты однажды плакала… буквально заливалась слезами… помнишь? и просила: «не бросай меня, только не бросай…». А потом  шептала: «как стыдно, как стыдно…». Ну, чему было стыдиться тебе! Ты была восхитительна!.. Я готов был отдать тебе всё!..
Эти минуты величайшего счастья – лучшее, что у нас с тобой было.
Но за искренность платят по самому крупному счёту.

И мы заплатили.

Мы заблудились друг в друге безнадёжно. Мы попали в зону любви.
Что это такое? Не знаю.
Единственное, что я знал тогда на все сто, что уже не принадлежу себе…
Ты мне мерещилась… В толпе, без толпы – ты присутствовала… Я догонял тебя – и всегда ошибался. Так странно, но это была не ты...
Когда тебя не было рядом, – мой сон превращался в ад.
Мне всегда тебя не хватало, даже тогда, когда ты была со мной.
Но самое удивительное, я всегда был уверен, – все десять лет, – мы обязательно расстанемся.

Мы расстались, но ты единственная осталась со мной навсегда. Ты приходила ко мне во сне. А наяву я искал женщину, похожую на тебя. Но не находил.
Ты, молча, как колдунья, убирала всех соперниц. Ты с возмущением уводила их от меня.
Даже по прошествии многих лет, я всегда чувствовал твоё присутствие…

Наша война была молчалива. Мы услаждали плоть и рвали друг другу души. Я каждый день прощался с тобой, и каждая новая встреча была для меня удивительным подарком судьбы…
Ты была профессиональный воин, я – новобранец и дилетант. Ты учила меня ратному делу, я лишь робко догадывался, о чём идёт речь.
Ты провоцировала меня: «У тебя должно быть много женщин. И детей».
Я ненавидел, когда ты так говорила. От этих слов веяло безысходностью…
Я неосознанно и жестоко отомстил тебе за эти слова.



Выглянь наружу! И не гляди назад!
Человек разрушается до основанья,
если вечно во всем до основы доходит*


Однажды к нам пришел мой товарищ с молоденькой и очень красивой девушкой… «Моя ученица» – представил он свою подружку. Оказалось – невеста, впоследствии – жена. Оказалось, что он мне её показывал.
Очень была красивая девушка…

Мы выпивали, он нёс какой-то вздор за искусство. Он вообще-то по природе слесарь. Или столяр. У него в руках всё горит. Оказалось, что умеет рисовать также здорово, как делать рамки. А рамки он делал великолепные – аккуратные, прямые. Работы его покупали.
 
Я слушал его в пол-уха…

Ты работала за отдельным столом, – клеила макет или что-то рисовала…
Я сидел к тебе спиной и украдкой поглядывал на девушку. Она была очень красивая…

Мой приятель, распалившись спиртным, вещал:
-Ты понимаешь, старик, у тебя работы – гобеленные. (До сих пор я так и не понял, что он хотел сказать.) В них нет пространства… – Быть может, он имел в виду иллюзорное пространство? Он был большой мастер изображать (в основном лютики цветочки хорошо шли) «как в жизни». Очевидно, переведя с эзопова языка на обывательский, он говорил так: «Ты не умеешь рисовать такие классные картинки, как я. Их покупают за триста долларов!».

Я слушал его лениво. Становилось невыносимо скучно. Спиртное не радовало, текст был примитивен, чтобы хоть как-то на него реагировать…
Я смотрел на девушку…

-Можно я тебя поцелую, – обратился я к ней. – Ты сидишь, такая красивая и недоступная как Клеопатра… Я весь вечер мечтаю поцеловать тебя!
Мой приятель довольно хмыкнул, мол, я же рассказывал, – этот дурик всегда выкинет что-нибудь этакое.
Она наклонилась ко мне и подставила щёку.
Я медленно положил ей левую руку на плечо, нежно притянул к себе и поцеловал в губы, как целуются в уединении.

На следующий день у тебя был выкидыш.


Я ждал тебя всегда. Каждое мгновение.
Попробуйте разложить десять лет на мгновения! Получится нечто невообразимое! Получится – вечность.
Однако и вечность когда-то заканчивается…

В Москве тогда разыгрался очередной путч. Расстрел Белого дома, танки, осада Останкино, поджоги… Большевики устроили свой прощальный, кровавый пир.
А мы возвращались с дачи. Твоя мать причитала: «Что же будет, господи, что будет…»
Я сказал тогда: «Да ничего не будет».

В душе у меня назревал свой путч. Свой расстрел и поджёг.
Ты подбросила меня до мастерской на своей тогда ещё «девятке». Там, уставившись в телевизор, –  где всю ночь напролёт передавали хронику событий, – терзал себя вопросами. Ты поехала  в противоположную сторону. Не к себе домой. Так куда же? С барахлишком, с дачным урожаем… куда ты поехала жить, любовь моя??

Я пережёвывал твои слова, сказанные накануне на даче: «Я всегда знала, у меня будет два мужа». «Хорошо, – подумал я, – ты же была замужем…»
До меня только теперь стал доходить их жестокий подводный смысл: два мужа – одновременно!  Один – надёжный – для повседневной жизни; второй так… – для любовных утех.

Прощай! – твердил я. – Я от тебя ухожу. Насовсем. Навсегда. Прощай!
Я покидаю поле боя, мой верный солдат, дружок, с кем мне теперь сражаться? Кого ожидать?

Солнце моё закатилось за горизонт. И больше уже не вставало. Так и стал я жить в темноте как в изгнании…

Впрочем, вставало, но оно было чёрным.
Ты стала приезжать ко мне в гости. Мы прожили ещё полгода под чёрным солнцем, и всё это время я воспринимал как дурной сон. Или бездарный спектакль. Я находился в прострации, то есть меня и не было как бы.
Ты мне говорила, а я не слышал: «Что ты дёргаешься… Он как отец, старший брат – заботится обо мне. Тебе же достается самое-самое…»

Классно я устроился – мечта!
О, счастливчик!..

В нашем треугольнике, мы были равнобедренными сторонами. Замыкал пространство её муж. Буквально накануне нашей встречи они поженились.
То есть, только поженились… и почва под ногами обрушилась, и мир перевернулся!

Мы прожили десять лет, и все эти годы делали ребёнка. У нас не получилось. Её первый ребенок умер, по халатности медиков. И эту психологическую травму она не смогла преодолеть.
Второй причиной был я. Богемный образ жизни, ненадежность и неприятие всего, что называется семейным покоем.
И ей был поставлен диагноз, будто вынесен приговор – бесплодие.

Однако мы прожили десять лет. А он её ждал в Финляндии. Он высиживал своё счастье и высидел-таки.
Приехал – мрачный, влюблённый, надежный… с подарочком: Toyota-corolla. Тогда в Москве иномарки только появлялись.

А меня где-то носило как раз. По моим лабиринтам и минным полям…
Соотношение сил оказалось неравное: Toyota и надежность с одной стороны и моя пьяная рожа – с другой…

Тем не менее, она не хотела меня терять. Поменялось лишь её место жительства. Он нашёл работу в Москве, снял квартиру. Она стала приезжать ко мне в гости.

Это чудо – её муж – на звонки близким  знакомым отвечал без обиняков: Она уехала к любовнику.
Он для меня так и остался личностью непостижимой… Инопланетянин. Десять лет терпеть наши выкрутасы и так просто, без лишних телодвижений, увести её у меня. Снимаю шляпу и всё такое. Человек-айсберг глыба-финн, у которого на поверхности так мало слов, а внутри так много поступков.

Она же говорила мне, искренне недоумевая: «Что ты дергаешься! Он мне как отец, старший брат… Он заботится обо мне. А ты! Тебе же достается самое-самое…»

Она не понимала, что «самое-самое» безвозвратно ушло.

…Копились обиды, множились комплексы… и Зверь, дремавший во мне, однажды очнулся от спячки и распорядился по-своему.
Напившись, я выплеснул всё наружу.
И утром, в блёклой мгле наступающего рассвета, Зверь поведал мне о случившемся…
Я остался один.



Дыханье чуждое как шип и хрип звучит;
я ль зеркало, что от него мутится?*   


Часовые любви я вам спою когда-нибудь «Цветочный блюз»! Это будет самый романтичный блюз во все времена. Вы задохнётесь от умиления с первых же аккордов и утоните в слезах, так и не дослушав последней фразы!

Вооружённые букетами, вы всюду расставлены на постах.  Вы так молчаливы и покойны, словно памятники. Памятники надёжности. Вы знаете, чего хотите. Вы давно признали правила игры, выработанные веками, канон, соблюдение которого, даёт вам ощущение устойчивости мира. Можно быть спокойным за будущее планеты, глядя на этих мужественных парней.
Глядя на те каменные крепостные стены, за которыми можно спрятаться нашим прелестницам, я уверен, род человеческий не канет в небытие.
Я, пожалуй, спою вам ещё и гимн «Каменная стена».
И вы перестанете утопать в слезах, вы вскинете в гордом порыве голову! А девушки весёлыми стайками будут порхать вокруг тех монументов…

Но мир неустойчив и парадоксален. Пардон.

В нём живут чудовища, ненавидящие ждать и дарить цветы, плюющие на правила игры и брачные танцы. Эти выродки смеются над свадебными кортежами, украшенными воздушными шариками, куклами и сплетёнными кольцами. Они забывают Дни Рождения подруг. Они напиваются по будням и умирают от тоски в праздники. Они хотят всех женщин сразу. Хотят всегда – здесь и сейчас.

Они слишком пристально смотрят на вещи и слепнут от перенапряжения. И тогда бунтуют. Их не устраивает заведённый миропорядок. Они таскают за пазухой бомбу, взрыв которой направлен в собственное сердце.
И тогда, в слепом кураже, предчувствуя безнаказанность, показывают кукиш Богу и дергают за хвост Сатану!
И хохочут, безумцы, там, где нужно сокрушаться…
Они плохо заканчивают свои бессмысленные жизни…


Отрывки из романа "Зона любви"



*Фридрих Ницше «Песни Заратустры»