Ганна. Отрывок из книги

После очередной поездки домой, Лилька Суетина будто изменилась. Стала

вся такая загадочная и всякий раз находила какой-нибудь предлог не

ответить на простой и прямой вопрос Ганны: «Что произошло?». Так длилось

всего пару дней, но это совершенно измучило Ганну. В эти выходные ее саму

домой не забрали, не было возможности увидеться с близкими, она скучала,

и уже этим была ущемлена достаточно, а тут вдруг Лилька, которую она так

ждала из «отпуска», так холодна с ней. Как назло, в эти дни их разделили по

разным группам, и им никак не выходило объясниться. Ганна не могла

больше терпеть. К вечеру второго дня, нарочно отстав от своей группы, она

осталась поджидать подругу в общем коридоре, даже не зная наверняка,

когда та появится. Но судьба была благосклонна к юной страдалице: едва она

спряталась в укромном уголке, она услышала приближающиеся шаги и тихое

нытье под нос французской песенки – Лилька!

– Мадемуазель! – Ганна неожиданно вынырнула из ниши в коридоре и встала

перед Лилькой.

Агата София. Ганна, сага. Глава I

77

– Ой! – ямочки от улыбки на Лилькиных щеках появились одновременно с ее

возгласом!

– Вы! Ты! Нашей дружбе конец?

– Нет! О боже! – Лилька отшатнулась в ужасе и потянулась, чтобы взять

Ганну за руку, но та увернулась от нее.

– Это лишь слова, а Ваши действия говорят другое! – чопорно, с трагичным

выражением лица произнесла Ганна, и держа спину так прямо, будто где-то

рядом была придирчивая фригга, медленно обошла Лильку, а потом

быстрыми шагами направилась по коридору в другую сторону.

– Постой, Перепелка…э… Ганнуся! – Лилька пошла за ней, побежала, уже не

пытаясь коснуться. Слезы набежали ей на глаза. – Это должен был быть

сюрприз, ну, то есть… и не сюрприз, просто я хотела показать кое-что тебе

одной и … хотела помучить тебя!

Ганна, услышав сбивчивую речь подруги, и видя, что произнося ее Лилька

совсем запыхалась, чуть сбавила темп, не давая себе признаться, что еще

обижена, но больше заинтригована, и это, второе и такое приятное чувство,

уже теснило первое, делая его прошлым и совсем уж ничтожным. Ганна

резко остановилась и взглянула в растревоженное лицо подруги. Раскаяние

Лильки было искренним, обида была тотчас забыта. Они обнялись,

расплакались, потом рассмеялись обе, говоря друг другу: «Прости. Прости.

Как глупо все вышло! Ах, ну как же это…»

– Айда! Скорее! – обрадованно и успокоено воскликнула Лилька.

Они взялись за руки и пробежали весь коридор до конца, потом понеслись

кругами: вниз по черной лестнице, мимо парадного входа, вверх по главной

широкой мраморной лестнице, и опять через весь коридор насквозь и на

черную, а уж с нее бегом до главной и так несколько раз. Удивленный взгляд

швейцара возопиял: он отродясь такой вольности воспитанниц не видывал,

оттого и не остановил, и то сказать – нету у него предписаний на сей счет. Он

жевал щеками воздух, будто хотел начать речь и часто моргал. Чисто фурии:

волосы, обычно у барышень туго заплетенные, превратились в космы: от бега

завихрились у висков, колосками повытаскивались из кос; на щеках алел

румянец, в глазах скакали озорные огоньки – искры, а кожа светилась и

сияла через плотную ткань серых платьев, сшитых со строжайшим

соблюдением полнейшей скромности. Швейцар зажмурился и потряс

головой, в надежде, что когда он откроет глаза, все пойдет порядком и в

спокойствии, а то ведь время такое сейчас, что всякое может ожидаться…

Агата София. Ганна, сага. Глава I

78

В тесной кладовке, куда они, неуемные, ворвались одна за другой, и тут же

зашикали громко, призывая к тишине (и тут же рассмеялись, расшумелись),

стояли высокие шкафы, вплотную пригнанные друг к другу и две мебельные

лесенки, чтобы служанки могли доставать до верхних полок. На эти лесенки

они уселись. Вначале Лилька торжественно посадила на одну Ганну, а потом

выудив из недр белья на самой высокой полке коробочку, уселась на другую

сама.

Когда розовая картонная коробочка с надписью золотым тиснением на

французском и с приклеенным атласным маленьким бантиком оказалась на

коленях у Лильки, обе торжественно замолчали.

– Что это? – не выдержала Ганна

– Настоящая. Взрослая. Жизнь. – учитывая важность момента, Лилька все

три слова разделила паузами.

Две светлые и совершенно растрепанные головки склонились над

коробочкой, не решаясь ее раскрыть.

– Это из Парижа. Одна пара мне, вторая – тебе. Я маму просила на день

ангела и месяц приготовилась ждать, а привезли через две недели, –Лилька

шептала.

Наконец, крышка была снята, зашуршала папиросная бумага и «О!» -

воскликнули обе барышни одновременно с выражением крайнего удивления.

– Я… Я перепутала коробки! Это явно не мои…– Лилька в страхе сжала свое

лицо в ладонях.

Две пары чулок цвета слоновой кости, шелковых и струящихся как вода – в

одном отделении, и две пары подвязок к ним, кружевные, расшитые

бусинами, имитирующими спелые ягоды – в другом.

Обе барышни не смотрели друг на друга, глаз не открывая от красоты в

коробке, не решались взять чулки в руки, но и не торопились закрыть

крышку.

– А как их… теперь надо же вернуть. Смотри, под ними картинка! – Ганна

вытянула пальцы, и осторожно и медленно потащила за уголок картинки,

которая лежала под чулками.

Обе перестали дышать. Листок был сложен в четыре раза. Ганна отдала его в

руки Лильке –духу не хватило продолжать. Лилька осторожно развернула

его, разложила на коленях и разгладила. «Ух ты!» – они опять выдохнули

разом и одновременно смутились. И дело было не в том, что они держали в

руках нечто похожее на запретный плод и не в том, что приличные девушки

Агата София. Ганна, сага. Глава I

79

это не обсуждают – они страшились, сами не понимая чего. Ординарность

телесности, простота, вульгарность, обычность изображенного тела умаляла,

даже оскорбляла романтику чувств и тайную прелесть создаваемых ими

образов. Нарисованная на картинке сочными красками дама в дезобилье и

красивых чулках, закинув ногу на низкий пуфик и игриво выгнув спину, стоя

около зеркала, видимо в своей спальне, улыбалась, глядя прямо на них. Ее

улыбка будто бы означала: «Ну что вы, барышни? Смелее!». А барышням

казалось – примерь они сейчас это роскошество случится чуть ли не

грехопадение, без возможности отступа и возвращения в рай.

Дверь в кладовку распахнулась неожиданно. Открыла ее одноклассница,

Маруся, решительно, и остановилась, оторопев от увиденного. Две барышни,

надев по чулку на одну ногу, одна на левую, вторая на правую, задрали юбки

до середины бедра и изогнули спины, образовав странную мизансцену. Все

вышло бы неловкостью, но Маруся, весь этот год только и говорившая о том,

как попасть на фронт (отомстить за погибшего отца, хотя этого она никогда

бы не признала), быстро оценив увиденное, приняла это за репетицию чего-

то театрального: «А…Что-то из Вато? Не хватает ангелочков! И это когда

Отчество в опасности и есть возможность бежать на войну!».

Ганна и Лилька не стали ее разубеждать. В последних словах Маруси, в тоне,

которым она их произнесла, была особая высота, желанная и напрямую

связанная с целью жизни – что может быть важнее? Казалось, барышни даже

обрадовались концу чего-то томного и непонятного. Не прошло и пяти

минут, как они, все трое, гуськом, приняв смиренный вид, прошли мимо

парадного входа, к двери в парк, чем привели наблюдавшего за этой

процессией швейцара в крайнее и окончательное недоумение.

Как только они вышли из здания, они не сговариваясь побежали, и

остановились уже только у парковой решетки, отделяющий институт от

города. За решеткой стояли четверо подростков, на вид тринадцати и

четырнадцати лет, – их ровесников.

Ганна смотрела на юношей – почти мальчишек (они напомнили ей ее

братьев), и старалась не думать о примерке чулок в бельевой кладовке. Как

это вообще могло вязаться одно с другим?

Маруся смело задала тон разговора, удивляя мальчишек познаниями в

военном деле. Они же не могли знать, что задолго до того, как погиб ее отец,

офицер, умерла ее мама, и отец много времени проводил с ней, воспитывая

дочь в любви к сражениям, баталиям и оружию – это наложило отпечаток на

ее характер и интересы. Ганна подумала о том, что она тоже дочь офицера и

она должна… И вот тут начинались нюансы. Если идти на войну – дело

правое, то почему сейчас они должны попасть туда обманом?

Агата София. Ганна, сага. Глава I

80

– Тебе только волосы надо будет постричь, если у вас там нет ножниц, я могу

принести, – вдруг сказал один из мальчишек, обращаясь к Ганне.

Он сказал «там», имея ввиду институт, так, как если бы кого-то называл на

«Вы», обращаясь к нему с уважением и пиететом. Ганна внезапно ощутила

это различие. Она и Лилька и даже Маруся – «там», а мальчишки «здесь», за

забором. И этот забор разгораживает «Здесь» и «Там». И вот они стоят около

этой границы с разных сторон и хотят одного и того же – спасать Отечество!

– А Вы уверены, что для спасения Отчества мне нужно обрезать косы? – с

вызовом ответила Ганна мальчишке.

Тот стушевался: не поймешь этих благородных девиц, но ответил:

– А ты в платье воевать собираешься? Твоя подруга наказала нам для тебя и

вот этой еще (он ткнул пальцем в сторону Лильки) одежду поискать

нормальную, но мужскую, то есть. Вот и волосы подстричь бы…

Ганна и Лилька одновременно с вопросом посмотрели на Марусю.

– Ну вы же сами говорили о патриотизме, о Родине, всякие слова… Вы что,

передумали? – Маруся развернулась всем телом к Ганне с Лилькой, ожидая,

нет, требуя ответа.

По словам Маруси выходило, что они все о чем-то уже договорились.

Возникла пауза, во время которой мальчишки с другой стороны забора

немного растерялись, но потом начали чертить носками ботинок по тротуару,

тихонько толкать друг друга локтями, потом говорить что-то друг другу на

ухо, в пол-голоса и нагло скалиться на барышень.

Отступать было невозможно. Это означало показать свою слабость,

уязвимость своей личности, какие только мысли не пришли в голову Ганны.

Она смотрела на Лильку как в зеркало, читая на ее лице все тоже, о чем

думала сама.

– И где же одежда? – спросила Ганна мальчишку, предложившего ей

обрезать косы.

– Так, если уговоримся на завтрашнее утро, – будет, – сказал тот

примирительно и серьезно.

– Так вот! «Там», у нас, ножницы есть. Но волосы я резать не буду! Вот так

заколю, – сказала Ганна с вызовом, приподняла волосы сзади рукой и быстро

скрутила их в кульку на темени, повернувшись к наблюдающим за ее

действиями мальчишкам в пол-оборота. Те аж рты приоткрыли от вида ее

тоненькой фигурке в красивом изгибе. Ганна, поняв, какое она производит

впечатление и вспомнив их с Лилькой недавние экзерсисы с чулками,

Агата София. Ганна, сага. Глава I

81

осеклась и поменяв позу на обычную для институтки, закончила мысль более

дружелюбным тоном, – А «Здесь» я заправлю их под кепку или шапку, будет

как будто стрижка.

Она уже хотела уйти, ведь все было кончено – договор, но какой-то чертик

дергал ее за язычок, ей хотелось доказать этим мальчишкам, что она и все,

кто « Там», тоже люди, способные мыслить и поступать самостоятельно. Но

пока она собиралась, ребята попрощались и уже отошли на некоторое

расстояние от забора. С досады, что они не услышат, она стала бубнить себе

под нос.

– И мой папа говорил, что умный человек для решения задачи прикладывает

ум, а не умн…

Лилька взяла Ганну под руку, и потащила в глубь парка, не давая ей

договорить. Маруся и вовсе ничего не слушала. Она не шла обратно – летела

на крыльях, еще бы, ведь завтра сбудется ее мечта.

После вечерней молитвы и до сна разговоры не приветствовались. Впервые

Ганна обрадовалась такому мудрому правилу. Ей надо было поговорить с

самой собой. Сегодняшний день может стать водоразделом в ее судьбе.

Потом она станет говорить: «Вот это было «до», а вот то уже после!» Она

достала тетрадку из тумбочки, ту, что разрешалось в ней держать-

ежедневник. Несколько месяцев назад она стала писать в нее стихи, об этом

знала только Лилька. Ганна бесшумно переворачивала страницы и

вчитывалась в слова. Она ли это, еще вчера, так волновавшаяся из-за

холодности подруги и посвятившая этому стих. Глаза слипались, но тут же

открывались – в животе начинало холодеть от странных предчувствий.

«Там». «Здесь». «До». «После». Ганне снилось, что ее волосы сильно

отросли, она старается запихать их под шапку, а они выпадают, путаются

скользят между пальцев.