Марийские байки. История о землянке, лешем, русалк

      И чего только не услышишь от этих туристов! Каких только историй не расскажут бывалые лесные ходоки, те, кто когда-то приезжали на тепловозе на станцию «Илеть» и пешочком, под рюкзаком ходил по марийской тайге. Исследовал ее, находив самые красивые места и встречаясь с самыми загадочными явлениями. Рассказы их были всегда интересны, особенно вечерком у костра, вызывая то улыбку от рассказанного, а то и холодок, бегущий по спине…
Леший
Историю эту я редко кому рассказывал. Может быть только самым близким людям. А произошла она где-то в июле 2008 года. Точно не помню. Мы тогда не поехали в теплые страны, а остались дома. Сынишка мой, Михаил, Миша был еще маловат, лет пяти парень. Мы с ним тогда попали в историю, в которую ну, никак не ожидали попасть. А самое главное, не верил в нее никто, даже Алена лишь покачивала головой, с подозрением заглядывая мне в глаза и визуально оценивая трезвость моего состояния.
Для Миши это был не первый поход в лес. Встали мы тогда стоянкой Глухом, на крутом берегу озера. Стоянку эту туристы называли Семиветровка. Она мне всегда нравилась. Была она лучше и удобнее, чем другие стоянки по этом берегу. Тут хоть и не большой, но песчаный пляж с мостками в воду. Потрясающе красивые высокие сосны, качающие ветками на свежем ветерке. У размытого дождями спуска к воде, торчат черные, пугающие как щупальца озерного чудища корни самых высоких и старых сосен. А повыше, к крутому от дороги спуску много места для палаток. Обрыв от дороги к Семиветровке местами осыпался так, что подняться и спуститься по нему трудно. Крутая тропинка вверх, петляющая между кустов, упавший ствол дерева, все это затрудняет подъем и спуск. Но чуть дальше, к концу протоптанной туристами и объезженной колесами машин дороги, спуск к берегу озера становился более пологим. Некоторые из «народа» машину в сухую погоду рисковали оставлять не у обочины дороги, как мы обычно, а пониже на пологой площадке склона. Ну, в общем Семиветровка по стоянкам крутого берега Глухого озера мне нравилась больше всего. Если не считать, того, что на этой стоянке в выходные и в хорошую погоду обычно было очень много туристов и очень мало места. Да и по крутому подъему не легко ходить за сухостоем-дровами или по какой другой нужде. Сколько теплых воспоминаний у меня связано с ней! Как я был счастлив там в летние дни, купаясь в озере, гуляя по берегу, сидя у костра, и отдыхая душой.
Другой стоянкой, которая казалась мне по своему удобной и интересной была та, что в конце крутого берега озера. Не смотря, на то, что площадка эта была дальше Семиветровки, удаленность была в этом отношении ее преимуществом. Овальная, утоптанная и покрытая травой, упирающаяся в край озера и крутого глубокого оврага, площадка давала чудесный вид на Глухое. С небольшой высоты между сосен сверкало водной гладью озеро. С самого края этой площадки, упершись спиной в смоляной ствол сосны, сидя на прохладной земле с "пенкой" под мягким местом, можно было долго наблюдать как на поверхности озера играют бликами гонимые легким летним ветерком волны. Или как рано-рано утром туман над озером, как в танце призрачными озерными балеринами, танцующими на водной глади озера как на сцене, закручивается в спираль, в вихревые дорожки, до тех пор, пока восходящее из-за деревьев солнышко не коснется поверхности воды и не развеет его. А в стылую рань невысоко над озером чертит круги расправленными крыльями болотный лунь, высматривая по берегам озера свой ранний завтрак. С этой стоянки хорошо смотреть и на пологий противоположный берег, где тоже стоянка туристов, пестрые палатки, машины и дикий пляж, выходящий песчаными языками своими из-за деревьев и редких прибрежных кустов прямо в воду, синюю от отраженного неба.
Место это мне понравилось еще тогда, когда впервые нам его показала Маргарита много лет назад. Миши у нас еще не было, за то с нами поехали наша маленькая тогда дочь Валентина и подруга Алены Ольга (тоже по землянке знакомая). Привезла нас сюда на красной восьмерке наша знакомая по походу в землянку Маргарита. По дороге пару раз у нас барахлило зажигание, и мы с Маргаритой понятия не имея как его ремонтировать, пытались что-то пошевелить в двигателе, подергать контакты, проверить предохранители. Но, все наши действия, как правило, ни приводили ни к чему. И после того, как машина глохла, и мы минуть десять-пятнадцать возле нее «пританцовывали», она каким-то чудом опять заводилась. Как потом Маргарита пришла к выводу, который нас обоих устроил – «надо, чтоб остыло, наверное, что-то».
На стоянке, куда нас привезла Маргарита, было удобное место для костра, пологий подъем где можно было удобно поставить палатку, место, где хорошо было разжечь костер. Уходящая от стоянки в лес едва протоптанная тропинка показывала места, где собрать сухостой для костра. Народа в тот приезд вообще вначале не было, и было тихо. После недолгих стараний Алены, Ольги и Маргариты палатка была установлена, костер горел весело, стало тепло, запах обеда-ужина придавал определенный комфорт месту у костра на бревнышке. Валентина лопала печенье с молоком и была счастлива, я, таская «сухостой» для костра от ближайшего участка, не забывая заглянуть в котелки, узнать, что же с ужином. Заметил в очередной свой поход за хворостом едва видимую тропинку, уводящую от приозерного пролеска дальше в глубь леса я решил тогда посмотреть, что там дальше, в глубине леса. Поднявшись повыше в лес тогда, я увидел, что такое настоящая марийская тайга, когда деревья стоят почти ствол в ствол, и глаза постоянно натыкаются на стену деревьев. В такой тайге можно положиться только на слух, но не на глаза, так как все, что ты видишь вокруг, это плотно стоящие друг с другом деревья. Я тогда не решился в одиночку идти дальше, еще повыше от озера, глубже в тайгу. Вернулся обратно. По дороге увидев небольшую сосну, сломанную пополам, прошедшей еще весной бурей, я подрубил верхнюю засохшую часть ствола и взвалив его себе на плечо потащил к стоянке. Лучшего средства для долгого горения костра трудно было придумать. Ствол молодой сосны, уже подсохший снаружи, внутри оставался еще влажным и прогорал долго. В костре, даже когда все принесенные дрова прогорали, ствол все равно продолжал тихонько гореть, дымя, давая тепло и язычки огня для следующего брошенного в костер сухостоя. Тогда, потрясенный настоящим, таежным лесом, я запомнил эту неприметную тропинку в глубину леса, место подъема и решил обязательно как-нибудь зайти по ней в лес поглубже.
Вечер тот был я помню, замечательный. К тому же под конец нас всех поразил Женя Клюев. Представьте, ближе к концу вечера, когда беседа у костра еще была оживленной, искры летели в разные стороны, щи на костре притомились сказочно, издавая неземной аромат, а Маргарита, Алена и Ольга непринужденно болтали обо всем на свете, произошло вот что. В какой-то момент глаза Маргариты округлились, лицо стало неожиданно встревоженным и в наступившей у нас от такого зрелища тишине она негромким голосом спросила нас: «Женька, что ли поет?». Мы прислушались к звукам в темноте и правда! Где-то совсем близко, и что самое удивительное, со стороны озера Жениным голосом раздавалась песня: «Милая, ты услышь меня!» Мы были тогда потрясены! Закричав и замахав в сторону, откуда с темной озерной глади слышан был Женин голос, мы в свете костра на берегу увидели сначала блики фонаря на воде, а затем и Женю, который греб веслом сидя в байдарке и распевал во все горло. Это было одно из самых эффектных его появлений. Но как он, сплавляясь по Илети попал в Глухое? Ведь озеро это с рекой никак не связаны? Конечно, мы довольные его приездом засыпали его вопросами. Помню, он как-то совсем скромно так и кратко ответил, мол «Мужик на машине подвез»! «Что, с байдаркой?» спросили мы. «С байдаркой! Я спросил – подвезешь до Глухого? «Подвезу – сказал» ответил Женя. «Сверху на багажнике погрузили и все»! Вот! Все просто! Все-таки в районе народ живет проще чем городе. Помочь часто рады бывают.
Чудесный был вечер! Да, такое не забудешь! В общем с той стоянкой у меня масса теплых и восхитительных воспоминаний!
Вспомнил я о той стоянке и тропинке, ведущей в гущу леса тогда, когда с Мишей пошли мы гулять вдоль берега. После того, как стоянку поставили, пообедали. Настроение у меня было прекрасное, даже, пожалуй, слишком. Прихватив с собой нож и компас, мы с Мишей отправились «открывать новые территории». Это у нас с ним «наше». Когда мы ходим по местам, где до этого с ним не были, запоминая приметы места, тропы, различные особенности леса в этом месте. Так же и в этот раз. Миша еще был маленький и настоящего таежного леса не видел. Лес тогда для него был соснами вокруг Глухого озера, кустами да пролеском у его берегов. Вот я ему и пообещал показать настоящую марийскую тайгу, где деревья стеной, мох как в сказке облепил стволы падших деревьев, лежит мягким, пружинистым ковром, сверху присыпанным пожелтевшими еловыми иголками. Поднялись мы тогда от края высокого берега вверх по тропинке и углубились в лес. Странное место все-таки этот лес! То полон звуков, поскрипывает стволам на ветру, шумит кронами деревьев, щебечет птичьим многоголосьем, то вдруг так тихо, что слышно хрустнувшую под подошвой кроссовки сухую опавшую веточку. Гудит комариным роем, шумит непонятными звуками, отдается эхом чьи-то голосов, а то так тихо, что как будто само время остановилось в вязкой тишине глухого леса, ни веточка не шелохнется, ни листочек не упадет. Колдовство какое-то, честное слово!
Так вот! Поднимается мы с Михаилом вверх по этой едва видимой тропе, дальше в глубь леса, среди густого забора из стволов деревьев, тихо так, ни ветерка, ни солнышка сквозь кроны сосен, что в душе потихоньку начинает появляться какой-то первобытный страх, волнение. И тут вдруг, в этом сумеречном лесу из сосен и елей, как в сказке вижу слева интересную картину. Березки, стволы тоненькие, веточек с листочками на стволах почти нет, и растут как-то странно. Стволы изогнуты в кольцо и верхушки их достают до земли. Стоящие в ряд стволы изогнутых в кольцо березок образовали такой коридор под склоном небольшого холма, как жилое место для лесовика, Лешего или еще какой лесной силы. Коридор тот как бы манит к себе, затягивает в себя и даже кажется воздух внутри его березовых колец дрожит как нагреты в жаркий день воздух асфальтовой дороги. При этом в лесу прохладно так как свет солнышка сквозь густоту веток деревьев почти не попадает. А коридор манит, тянет прям к себе, просто жуть! Сами не замечая, мы с Мишей как под гипнозом стали двигаться в сторону скрученных березовых стволов. Смотришь как в коридор в середину этих колец и тихо идешь к ним ни думая ни о чем. И не знаю, чем бы это все кончилось, но тут под ногой у меня громко так хрустнула сухая сосновая ветка, сбросив с меня колдовское оцепенение. «Глянь-ка, Миша, видать и в правду в этом месте Леший живет! А Леший?» говорю я еще хрипловатым, но уже громким голосом, желая подбодрить себя, с силой отводя взгляд от сумеречного места. Миша хоть и храбриться, но вижу, настроен бежать обратно. «Пойдем пап, а?» говорит он негромким голосом, и уже развернул носа своих ботинок обратно. Громко выдохнув прогорклый от застоя воздух легких, я тоже развернулся и направился назад по тропинке, по какой пришли сюда. Пойти то мы пошли, да не тут то, было!
Видимо обидели мы чем-то батюшку Лешего, что решил он нас с Михаилом проучить немного, повертеть – покрутить по лесу. Пойти назад по тропинке мы то пошли, идем не останавливаемся, жутковато как-то, а тропинка то не та! Точно помню, шли по той, не было тут никакой другой! Вон кусты рядом с тропой, осыпавшейся комок песка у тропы слева, высохшая ветка, как старая кикимора, вылезшая из-под толстого слоя мха! Ну точно здесь шли, и как будто не здесь! Уже должен был показаться пролесок, ведущий нас к озеру, а его все нет. Вот и лес посветлел и расступились окружающие нас как забором стоящие вплотную друг к другу стволы сосен, кустарник начался и редколесье, а озера не видать. Мишка стал уставать, пришлось сажать его на плечи и идти дальше. Не как не могу избавиться от чувства, что иду не туда. Но по всем все приметам направление правильное. Уж не выдержал, достал компас, и к удивлению, моему, увидел, что стрелка компаса описывает круги по циферблату. То замрет в одном направлении, то опять кружит. Аномалия какая-то! Вообще марийская тайга странное место! Чего тут только не бывает! Вот уж сколько идем, и тропа та же да не та, и места те же, да не те. Устав от блужданий взмолился я тогда к Архангелу Михаилу, чтоб вывел нас на дорогу к стоянке. И у хозяина леса прощения попросил.
Наверно, слишком самоуверенно было вот так вот тогда идти с маленьким сыном в глухой лес, да еще после обеденных «стограмм». Это, наверное, как в храм ходить, так и в лес. Нельзя в пьяном состоянии заходить в настоящий, нетронутый человеком лес. Кричать громко, разговаривать, материться. Вот есть стоянка, там и выплескивай свой накопленный в городе негатив, а в лесу не нужно.
На стоянке люди, частые гости, многие из них с уважением к лесу, тихо спокойно посидят, поговорят о жизни, песни хорошие, за сердце берущие попоют под гитару, ну да, выпьют, как же без этого, тоже бывает и пошумят не со зла. Есть и другие. Приезжают и глохнут от тишины и слепнут от красоты природы, леса, озера. До поздней ночи на все озеро гремят динамики машин современной музыкой. Я не против современной музыки, но в лесу, на озере, в этом храме тишины и красоты не к месту это громыхание. Тут и гитара то не всегда подходит. Иногда только голосом можно петь песни, идущие из глубины души. А тут попса! Понятно, что в душе у каждого есть что плохого выплеснуть в эту озерную тишину. Можно орать до хрипоты, напиться до потери памяти, вылить на чистое покрывало природы черный негатив боли и обид, она стерпит. Стерпит и переработав все, что оставил ей человек, будь то мусор на стоянке, ментальный негатив зла, вновь станет чистой. И вновь нас будет ждать. Природа нам как мать, получается! Ждет своих заблудившихся в городских джунглях детей, чтоб выслушать их, больных душой и телом, принять от них боль и страдания, мусор их душ и пепел их сгоревших надежд и успокоить их, перед тем как они уедут обратно в свой город, в шум, дым, страх. Как добрая матушка возьмет она на себя отданные ей ее детьми страдания, отпустит их и очистит их хоть чуть-чуть. Видимо поэтому, те туристы, которые приехали в первый раз еще шумят, ведут себя так, как будто в них темное что-то вселилось и не может смириться с этой чистой тишиной. Но потом, чем чаще с каждым годом приезжают они к своей матери-природе со своей болью, тем уважительнее они к ней становятся, не оставляя мусора на стоянках, не гремя городской музыкой, понимая со временем, какое значения для лечения их душ имеет эта мать-природа! Как важны для нас ее леса, озера, реки, горы, все на что готовы с таким восторгом смотреть наши глаза, и пить как чистую ключевую воду наши души. А она, как истинная наша мать, готова нам отдать все, лишь бы не страдали от боли ее дети, лишь бы они были с ней, жили с ней в гармонии и любви.
Дорогу мы с Мишей нашли минут через десять-пятнадцать. Просто вышли на тропу по берегу озера в двух-двух с половиной километрах левее от места стоянки. Словно пелена иллюзии спала с глаз, все вокруг оказалось знакомым и меньше чем через полчаса мы вышли к нашей стоянке. Я впервые посмотрел на часы, мы плутали почти два часа. Михаил был так счастлив, что наше лесное плутание закончилось, что бежал по дороге впереди меня. Вот и наши разноцветные палатки, и лица наших друзей. Спасибо духу леса, что научил уважению и показал значение нашего пребывания в лесу.
Алена встретила нас словами: «Вы где так долго были?», и выслушав наш рассказ, как мне кажется не поверила нам. Да и никто из нашей компании не поверил, а все сошло к теме «сами заблудились», хотя кто-то может быть и подумал: «а мало ли что, а вдруг?».
История эта запомнилась мне надолго, и как интересная с точки зрения эзотерики, так и с точки зрения уважительного отношения к природе. И думаю я, что даже в то время, когда на планете не останется человека, как вида, леса эти, озера, горы, деревья, все-все еще долго будут жить как жили они до нас, как будут жить и после нас, в единстве со своей матерью-землей, нашей единственной во вселенной данной нам планетой.