На рыбалку с Лешим или ловушка на ратанов

«Некоторые события прошлого мы храним где-то глубоко в своей памяти, по многу лет не вспоминая, а иногда начисто забывая о них. Другие же вспоминаются нами чаще, при встречах друзей и близких людей, чтоб в очередной раз вспомнив общее, объединяющее нас прошлое, подтвердить единение сегодняшнее».

Сейчас уже и не помню, сколько лет прошло с тех пор, когда все это приключилось. Но женат я тогда еще не был, значит прошло… Да нет, не вспомнить, да и не надо считать сколько, хорошо, что история эта осталась в памяти, да вспоминается иногда как шутка, которую приятно вспомнить за праздничным столом, да и вместе посмеяться над ней.
Жизнь холостяка, сына, живущего под опекой любящих родителей хороша свободой, особенно, если не обремененной суровым исполнением семейных обязанностей. Нет! Не то, чтоб вообще ничего не делание, но все же обязанностей было меньше, чем после женитьбы. Родители на меня сильно не наседали тогда с делами по хозяйству, и я мог поехать к родственникам в отпуск на недельку запросто.
Так и случилось в тот раз, когда я частью по собственной воле, частью по повелению родителей моих, «пославших мя», отправился к своей родной сестре Валентине в город, недалеко от Нижнего Новгорода, который кажется тогда еще назывался Горьким. Городишка тот можно сказать был пригородом Нижнего на противоположном берегу.
Сестра моя с мужем и детьми жила в двадцати минутах езды по Борской дороге, в двухкомнатной квартире, в доме из белого силикатного кирпича, под лоджией у которой росли такие милые маленькие березки, и где каждое лето зеленела трава в палисаднике, и росли посаженные чьими-то заботливыми руками сине-сиреневые цветы.
Место это родителям моим и мне очень нравилось. Дом стоял на окраине, около дороги, уходящей куда-то в зеленеющие поля и рощицы, где под синим-пресинем небом протекала неширокая реченька с прозрачной, чистой водой и песчаным дном. В воды эти, отражающие плывущие в синей вышине облака, склоняли ветви свои подружки плакучие ивы, качая концы своих длинных в зеленой листве веток в несущем воду потоке. Берега этой речки и кусочек поля, которое начиналось сразу за крутым бережком, нежно обнимал своими лиственными руками разросшийся кустарник, который корнями своими, как узловатыми руками бережно держал песчаную почву от обвалов, иногда осыпавшихся в речку. И тогда вода в ней становилась мутно-песочной, разнося комья дальше по течению, пока опять не становилась прозрачной, местами до самого донышка. Тишина и спокойствие, казалось, наполняли неторопливой размеренностью жизнь живущих здесь людей. Почти все здесь знали друг друга в лицо, многие были родственниками. Когда вечер накрывал закатным покрывалом небо на западе, свои сладкоголосые песни начинали живущие в деревьях около дороги птицы, вызывая в душе трепетные, когда-то уже пережитые чувства.
С сестрой мы виделись не часто, так что я был рад вновь увидеть ее и мужа Виталия, которого она иногда называла «Витальянцем», помня и любя итальянскую, такую романтическую эстраду. Родные души всегда найдут, о чем поговорить, вспомнить общее, то, что так притягивает их друг к другу. Вот и тогда, при встрече, просидели мы за полночь, вспоминали как росли вместе, отдыхали в пионерском лагере. Я рассказывал, как живут родители, как дела в родительском доме и что нового в родном городе. На слегка расстроенной шестиструнной гитаре мы негромко пели на кухне песни нашей юности, снова и снова возвращаясь в то далекое светлое прошлое, такое дорогое для нас.
День следующий прошел в заботах и хлопотах, так как в гостях я имею привычку в гостях удивлять хозяев каким-нибудь кулинарным шедевром, чудо-блюдом, которое готовлю сам и выдаю его за какое-нибудь экзотическое азиатское блюдо. Время тогда было не изобильное на продукты, поэтому, найдя в закромах холодильника кусок печени, я решился не небольшой розыгрыш хозяев дома. Тонко нашинковав печень, я обжарил ее на глубокой сковороде, а затем там же потушил молодую капусту с морковью и луком. Тонко и длинно нарезанные, панированные в муке, обжаренные, и затем тушенные кусочки печени напоминала с виду дождевых червей, тушеных с капустой. Надо сказать, что родственники не вмешивались в этот процесс. Виталий был на работе, а Валентина занималась заботами по дому. Поэтому, достоверность процесса хозяевами не контролировалась, что навело меня на мысль обыграть слегка эту тему. В общем, когда дело дошло до вопросов «ну что ты там наготовил?» и «что это?», я с абсолютно чистым детским взглядом сказал, что мол с продуктами нынче проблема, в виду этого пришлось накопать побольше дождевых червей и потушить их с капустой. Китайское блюдо, как я уверял, чистый белок, пища будущего! После недолгого молчания, родственники мне не поверили и попытались, с несколько скошенными на бок улыбками, все же попробовать это «китайское блюдо». Предварительно понюхав и попробовав его на язык, съедобно ли? После моего последовавшего разоблачения, которое вызвало немало эмоций, «червячки с капустой» были признаны кусочками печени и употреблены горячими со сметаною и зеленью. Шутка удалась лишь с сыном хозяев Лешей, который долго делал обиженно-удивленное лицо и брезгливо кривил детские губы, не понимая шутка это или правда. В конце концов и ему объяснили в чем дело. После чего он долго смотрел в глаза родителям своими голубыми глазами все еще не веря, что это съедобно. Но на этом день не кончился.
Часов в пять теплого летнего вечера, Виталий, приехав с работы, а ездил он тогда на фургоне, не то ГАЗ, не то ЗИЛ, с кузовом, крашенным в синий цвет, уже не первого года выпуска, местами потрепанным с виду. Настроение его было прекрасно, судя по тому, что он что-то напевал про себя. Он помылся, одел простой спортивный костюм и улыбаясь загадочно сказал: «А поехали на болото на рыбалку. Мы туда раньше, в молодости карасей ловить ездили! Посидим пока светло, потом вернемся!». Я, известное дело, хороших перспектив никогда не супротив, тут же согласился. Мы быстро собрались, захватили кирпич хлеба, поехали на синем фургоне в сторону зеленеющих полей, где, не доезжая до елового лесочка, остановились на бережке неглубокого болотца. На счет удочек Виталя сказал: «А зачем они?» и достал из машины сплетенную из проволоки ловушку для рыбы, в простонародье называемую «морда», положив предварительно внутрь ее куски хлеба. Затем отойдя шагов на десять в мутную, зеленовато-бурую воду, установил на дно проволочную морду. Выйдя из болота, по пояс в болотной тине Виталя, с загадочной улыбкой, продолжая меня все больше и больше удивлять, достал откуда-то из глубины фургона трехлитровую банку пенистого напитка, предложил подождать, пока «эта морда» набьется карасями, чтоб потом можно ее было достать. Рассуждая на тему, как хороши караси, жаренные со сметаной, и прихлебывая неспеша все еще прохладное пиво, Виталя, с какой-то невыразимой грустью и душевным светом в глазах, стал рассказывать про свое детство. Как не легко было жить без матери, какое было трудное время, и как мальчишки его возраста вот так вот приезжали на «великах» ловить карасей, или уезжали дальше, рыбачить на речку, а по осени, ходили за грибами в покрытый желтой листвой бор неподалеку. И тон его голоса, его настрой, грустный взгляд его передавал мне его настроение. Я слушал его, и мой взгляд уходил все дальше от болота, к краешку болота и соснового бора, и дальше, к вершинам сосен, окаймленных голубым в вечеряющих сумерках воздухом, дальше к горизонту, к которому уже склонялось солнышко, отражаясь светом своим в закатных облаках.
За разговором время летело. В первом улове, действительно были караси. Небольшие, с ладошку. С желтоватой чешуей, они били хвостами в вытащенной из болотца морде и широко раскрывали рты. Но вот в последующих уловах в морде все больше и больше становилось непонятной, не виденной мной ранее рыбы. С большой головой, большой пастью и внешним видом своим похожей на змею. Смотрел я на нее и предо мной всплывала картинка из учебника по биологии, о рыбах, которые могли передвигаться и по суше, и в воде плавать. Такая же примерно. Как не гадали мы с Виталий, что это за рыба такая, точно угадать не могли. Не помогла и закончившаяся банка пенистого напитка, такого ароматного и вкусного на природе, да с четным хлебушком, не помогли и воспоминания из личного опыта. Рыбу эту я ранее не встречал. И сильно сомневался, а съедобная ли она вообще?
После третьего захода, когда вся морда была полна остатков хлеба и кишела большеротой рыбой, Виталя сказал, что хватить ловить это непонятное существо, выдвинув предположение, что это и есть тот самый знаменитый ратан, который, где только не живет. При этом, как сказал Виталя, многозначительно подняв палец вверх, там, где завелся этот «зверь», рыба уже не живет. Ну ратан, не ратан, а мне не терпелось эту полурыбу-полузмею попробовать на сковородку, какая она будет на вкус и вообще, можно ли есть ее, точнее «это»?
За время хождения за мордой в болото, Виталя все больше и больше становился похож на сказочного лешего, покрытого местами буро-зеленой тиной, местами ряской, со всклоченными взмокшими от болотной воды волосами.  И это его не сколько не расстраивало, а скорее веселило! Все превратности болотного костюма, превратившего его в сказочного лешего или болотного водяного, казалось ни сколько его не волнуют, так как: «все равно я мыться собирался»! В таком виде, и с пакетом карасей, вперемежку с ратанами, который подтекал болотной водицей прямо на пол кабины, в прекрасном настроении мы и отправились домой. Благо было недалеко.
Теперь представите картину. Поставив машину за углом дома, мы выгрузили пакет с рыбой, морду в болотной грязи, вышли сами. Недолго думая, я хватаю пакет, и спешу с ним в квартиру, а именно на кухню, чтоб побыстрее заняться жаркой свежей рыбы. Ведь известно, что чем свежее рыба, тем она вкуснее! Пролетаю мимо Валентины, стоящей у крыльца дома, которая попыталась задать мне вопрос: «а где Виталя?», и вижу, как округляются ее глаза. Сзади меня идет Виталий, у которого его «костюм лешего-болотного» местами подсох, стал еще естественнее, а всклоченные местами волосы придали ему еще больший реализм. И вот этот герой народного фольклора, улыбаясь улыбкой довольного жизнью человека, поворачивает из-за угла дома и натыкается на Валентину. Нельзя сказать, что Валентина в следующий момент, после того как она поняла, что это не сказочный герой, а ее муж, была очень довольной. И даже попытка ее убедить, что все это мы не специально, что мы и правду рыбу ловили, не доставила ей спокойствия. И лишь после того, как вся пойманная рыба, включая карасей, и ратанов-змей была зажарена на сковороде с луком и со сметаною, и признана съедобной после того, как Виталя смыл с себя «грим» сказочного героя, Валентина перестала расстраиваться, и мы вместе посмеялись этой экспромтом получившейся истории.
Сколько лет прошло с тех пор, а нет-нет вспомниться при наших встречах и как Виталя примерил тогда на себя костюм сказочного героя, как возмущалась, а потом смеялась Валентина над его причудами, и как с душевным светом в глазах рассказывал он про свое детство и юность, как голубым дымком стелился воздух соснового бора недалеко от болотца и как за горизонт в окружении сияющих светом облаком опускалось летнее солнышко. Удивительная вещь, человеческая память! Хранит в себе кажется каждую секунду нашей жизни, ничего не забывая и не стирая кладет в свою ячейку. И иногда вот так вот вернет частичку прошлого из своей далекой, почти забытой глубины и на душе становиться теплее, как от того солнышка. Вспоминаешь те далекие образы, и улыбка трогает губы, и на сердце легко.