Первая смена в пионерском лагере моего детства. Ох

Для тех, кто еще помнит лето в пионерском лагере. Лето беззаботного нашего детства в тогдашнем СССР, в пионерском лагере, где так вкусно кормили в столовой четыре раза в день, где путевка стоила 10,50 рублей с питанием и проездом, как сейчас говорят, где находили мы настоящих друзей и где с нами было столько приключений. Не забыть эти денечки у речки, конкурсы строя и песни, линейки и ожидание светлого будущего...
Мои воспоминания о летнем лагере с годами затерялись, стерлись подробности, имена, но осталось главное, память о прожитых тогда чувствах, переживаниях, мыслях об этой маленькой жизни летом в пионерском лагере. Эти чувства связаны с встреченными там друзьями и приятелями, девочками, с которыми так недолго дружил, был легкомысленно влюблен (как летний роман, да?) и первыми чувствами неопытной подростковой любви. Прощенных сейчас и принятых как жизненный опыт чувств обиды от предательства, подростковой жесткости и измены, стыда от насмешек и гнева от подлости. Как, и почему со временем разлетелись по различным уголкам моей памяти такие цветные, яркие, пахнущие сосновым лесом и речкой, наполненные бликами солнца в ветках сосен кусочки лета моего детства и юности, которые я проводил в летнем пионерском лагере? Я не знаю. Может быть, они со временем перестали быть значимыми? Разошлись по жизни, по разным районам города мои друзья, приятели, подруги? А главное, почему теперь так редко приходят, воспоминания о том времени, когда складывалась та детская на всю жизнь дружба. Когда было такое близкое понимание ценности и хрупкости жизни от прикосновения к природе, к ее красоте, впервые испытанное чувство подростковой любви и ее разочарований, горячего сердцебиения от прикосновений девичьих рук и губ. Какой-то захватывающей душу искренней веры в хорошее и светлое будущее жизни твоей и твоих близких. Лето - это маленькая жизнь, споет потом Олег Митяев, и это очень подходит к пониманию значения лета для подростка в загородном пионерском тогда лагере, как маленькой жизни, где родители приезжали только на родительский день, а были пионервожатые и ты с такими же подростками, похожими, в общем, друг на друга и все же такими разными.
О! Это целая жизнь, эти пионерские лагеря! Особенно, когда ты едешь туда первый раз, в совсем детском возрасте, а в последний раз – ты уже подросток лет в пятнадцать-шеснадцать.
В первый раз родители отправили меня в такой пионерский лагерь, под странным для меня тогда названием «Костер». Может оно «по-пионерски» и звучало тогда круто, но для меня это было пугающе загадочно. Как можно назвать расположенный в лесу детский лагерь «Костер»? Это что же, а? Товарищи дорогие? Хорошо еще, что «Пожар» не назвали! Сколь же мне было? Лет семь или восемь, наверное.
Детский лагерь принадлежал оборонному заводу, где мама и папа работали, как мне казалось всю свою жизнь, и поэтому путевки туда давали с большой скидкой. Смена стоила рублей десять с полтиной, а это и четырех разовое питание, и под присмотром вожатых, которые сами были работниками завода и командировались туда как общественники, и «природа-свежий воздух», сосновый лес (правда болото там тоже было) и где что ни день - сто грамм прибавления в весе ребенка! Для родителей было дело выгодное, от нас отдохнут и экономия, да и дети не в городе, а на природе под присмотром.
Мне тогда здорово повезло, что у меня была старшая сестра Валентина. Она помогала мне и в школе, и присматривала, пока я был маленький за мной и в детском лагере. Не знаю, что бы я делал без нее тогда? Наверное, в этом возрасте рано таких малышей отправлять на лето в лагерь? Переодеться то сами не очень могут, а тут целая самостоятельная двухнедельная смена! Ну вот, под ее пригляд родители меня и отправили в первый раз.
Вообще, старшие сестра-братья вынуждены раньше взрослеть в тот момент, когда рождаются младшие сестры и братья. Не знаю, кто и почему решил, что старшие должны всегда приглядывать за младшими. Их мнения никто не спросил об этом? Хотят ли они, сами еще дети вдруг повзрослеть и стать ответственными за жизнь младших? А это значит не доиграть, недосыпать иногда, и всегда в себе носить «заботушку» по младшему. Наверное, так было из глубины времен, когда прародителям нашим надо было больше времени на заботу о хлебе насущном, о работе, о приумножении семейных благ, а для этого надо было пораньше заботу о младших детях с матери передать старшему ребенку в семье. А сейчас то что? Зачем это сейчас? Надо ли лишать старшего «дитяти» своего кусочка детства, чтоб озаботить его "доглядом" за младшим? Не в поле же работать уходит мама и папа! Не сутки же длиться трудодень!
Но вернемся к детскому лагерю, со странным и загадочным названием «Костер», вернее к той моей первой смене в этом лагере.
Огромный светло коричневый чемодан, доверху набитый детскими вещами, был загружен в пассажирский автобус под присмотром родителей, а меня, и еще человек пятнадцать детишек моего возраста посадили в стоящий у проходного завода пассажирский автобус и повезли чуть ли не через весь город туда, где недалеко от реки Казанки и села с названием Урмане находился пионерский лагерь. Само путешествие на автобусе уже было для меня тогда приключением. А когда нас привезли в находившийся почти в лесу Высокогорского лесничества лагерь, окруженный лиственным и сосновым лесом, отделенный от этого леса болотистым противопожарным каналом, где стояли кирпичные капитальные, и просто бревенчатые деревянные корпуса, спортивный стадион и клуб, эта поездка становилось все интереснее и интереснее. Помню, что эти две недели пролетели как один миг, благо за мной присматривала сестра, помогая с бытовыми проблемами и при первом удобном случае заботясь, чтоб у меня была добавка к обеду, чистая одежда, белье, руки и нос. В общем, это была совершенно другая жизнь, не та, что осталось в летнем дворе нашего городского дома.
"Честь поднятия флага на открытие смены мы предоставляем…."
Ну да, все так и было! Было лето, июнь кажется. Была смена в пионерском лагере «Костер». Моя первая лагерная смена. Потом много было этих смен, не все я отдыхал до конца, несколько раз родители забирали меня до окончания смены. Но эта была первая. Я и пионером тогда не был еще. Октябренком был, со значком на школьной форме. Корпус для таких детей как я был отдельный, и находился он за кирпичным белым зданием лагерной столовой, около которого располагался домик начальника пионерского лагеря. На территории лагеря, особенно в нашей части, густо росли деревья, отбрасывая тень на песчано-глинистую почву, покрытую больше желтыми сосновыми иголками, чем травой. У самого забора, где были ворота, от которых вела через небольшую лиственную рощицу тропинка к заболоченному рву, располагался бревенчатый домик для персонала, где жили электрики, поварихи, дворники и еще какие-то люди в спецовках и фартуках. Наверное, специально для самых маленьких выбрали такое тихое место. Те, кто постарше жили в корпусах с другой стороны столовой. Там были асфальтовые дорожки, высоченная сосна в центре лагеря, и еще немного в стороне стоял корпус медпункта. Взрослые с той стороны лагеря редко заходили в нашу часть. Ну начальник лагеря, во-первых, зачем лишний раз на глаза попадаться? А мужик он был молчаливый, худощавый, с серьезными глазами и лицом суровым, всегда с небольшим красноватым оттенком. Звали его Наиль Ибрагимович. Помню еще, что к нему все ребята относились с уважением и даже с непонятным страхом. Когда я стал постарше, помню, что кто-то из вожатых поговаривал, что он любитель «закладывать за воротник» и по тому не многословен, мол, тогда для него сказать что-то проблема, а если и скажет, то всем понятно станет, что он уже «принял». Но тогда я этого не знал, да и зачем мне это было знать по сути совсем еще ребенку.
Корпус, куда нас разместили, был бревенчатый, добротный с толстыми рамами окон. Удобства стояли в далее, серо-зеленым домиком, и до них надо было успеть добежать, что не всегда и у всех получалось. Но многие ребята не "заморачивались", благо на природе для мальчишек было много скрытых мест, где можно и не торопиться, главное, чтоб тебя никто, особенно взрослые, не видел.
Маленькие, как в детском садике кроватки стояли в ряд с тумбочками, куда можно было положить какие-то свои вещи. Обычно это была зубная паста со щеткой, кусочек мыла в пластмассовом футляре и белье на смену. Все это было в куче сразу же после первого дня, а к концу смены что-то и вообще потерялось. Но нам было не до этого. Чемоданы с вещами сдавали на хранение в специальное помещение, и чтоб взять какую-то вещь, надо было просить пионервожатую. Дети, оставшиеся без присмотра родителей, не бывают озабочены содержанием своих вещей в порядке! Кровати наши, мы не заправляли, да и не могли, слишком маленькие были. Нас всегда выручали взрослые, из старших отрядов, которые нам помогали. Обычно пионеры из старших отрядов брал шефство над отряд малышей. И ребята постарше приходили к нам наводить прядок. Вообще с дисциплиной в лагере было тогда строго. Каждый день за порядок в лагере отвечал дежурный отряд, его ребята дежурили на воротах лагеря, на кухне, помогая с раздачей и посудой, проверяли порядок в других отрядах, делая замечания и ставя балы. Так что с заправкой постелей старшим отрядам приходилось трудиться! Другое дело, что вещи наши всегда терялись и находились в самых неожиданных местах корпуса или на территории около его. Так моя зубная паста пропадала регулярно и находилась то под подушкой, то в кармане шорт, то еще где. А мыло сбежало от меня еще в самом начале смены и так больше не появилось. Поэтому, в моей мыльнице жили разные кусочки, которыми со мной делились другие добрые пионервожатые. Ну, да не беда! Нас водили строем в столовую и следили, чтоб мы хорошо кушали. О! Это было самое главное! Кто видел фильм «Добро пожаловать или посторонним вход запрещен» то меня поймет! Что еще надо мальчишке? Питание по расписанию, игры и приключения! Пионервожатые занимались с нами постоянно, то рисованием, то чтением, придумывали игры, интересные и не очень. Время считали от завтрака до обеда и от обеда через полдник до ужина. Так и проходил день.
День проходил легко! Хорошо, когда знаешь, что обязательно после сна будет завтрак, потом обед, полдник и ужин. А между ними игры и дневной сон, как в детском саду. И привыкший к распорядку детский организм сам подсказывает тебе, что скоро в столовую, а усталость подсказывала, что скоро и спать пора. Кроме этого, окружающий тебя мир полон всего тебе так мало известного, еще не изученного, не проверенного тобой на запах, вкус и нетронутое тобой руками. И вместо занятий с пионервожатыми так хочется открывать и открывать для себя пространство окружающего мира, запоминая, что и где находиться. Где отходит доска в заборе и можно заглянуть за территорию лагеря, куда длинной тонкой ниточкой ползут рыжие муравьи, почему маленьких красных жуков называют «пожарники» и откуда в этом мире так много комаров и всяких кусачих насекомых, от которых нет житья утром и вечером? И это все так интересно, что не хотелось тратить время на мероприятия по подготовке к смотру отряда и всего такого подобного. Да и стенгазету мы рисовать не умели. Ну, дети же! Поэтому стенгазету и место отряда, такой небольшой кусочек земли, засыпанный желтим сырым песком, на территории у корпуса, огороженный кусочками красного кирпича, украшали сами пионервожатые, выкладывая сосновыми шишками название отряда «Чебурашки». И что-то еще раскладывая в рисунок на эту тему из различных раскрашенных гуашью камешков. Были они с нами очень заботливые, терпя все наши не уменья, капризы и шалости и ворча тихонько про себя, когда не хватало терпенья. Но… сейчас не об этом. Главное в смене – это ее открытие и закрытие. А это значит поднятие и спуск флага. Так вот!
Ребенок я был развитый для своего возраста, за «словом в карман не лез», имел их приличный запас плюс не сдерживаемую ничем фантазию. Видимо поэтому, учитывая мое умение рассказывать всякие истории, основанные, как правило, на моих фантазиях, и увлекать этим остальных детей и даже самих наших пионервожатых, выбрали меня тогда командиром отряда. Одиннадцатый, самый младший, отряд был всегда на особом счету у пионервожатых и руководства лагеря. Особенно за нашим питанием следили тетеньки врачи, постоянно собирая нас для всяких замеров роста, веса, и еще чего-то, чего уже не помню. Так вот, по прошествии времени, традиционно должно было состояться в пионерском лагере открытие лагерной смены. Я научился громко кричать «Отряд стройся»! и собирать всех из отряда в относительно нормальный строй, особенно в столовую. Еще во время смотра отряда я кричал: «Наш отряд»! и нестройны хор детских голосов тянул на разные лады «Че-бу-раш-ки»! «Раз, два, строиться» и все в таком духе. Остальные мои действия как командира отряда мало на что влияли, поэтому все остальное организовывалось пионервожатыми. Младший отряд всегда поддерживали, вот и в это открытие смены честь поднятия флага решено было предоставить командиру одиннадцатого отряда. Благо, меня об этом заранее предупредили! Я думал, что это здорово и ничего сложного в этом нет! Но… Представляете все это глазами восьмилетнего ребенка! Линейка в пионерском лагере в те семидесятые годы была одним из самых важных мероприятий! Кроме поднятия флага под грохот барабанов, с трибуны линейки, представляющей собой прямоугольник бетонированных дорожек с шестом флага, где-то по середине этого прямоугольника, с цветами, плакатами о пионерии и комсомоле по периметру, с барельефом на фасаде трибуны, замыкающей контур линейки, и подобной пионерско-комсомольской атрибутикой, производило впечатление не только гордости и причастия к социалистическому настоящему страны, что, по мнению старших пионервожатых и руководства лагеря было важно для нас, но и внушало детский трепет и озабоченность тем, что предстоит сделать.
Одиннадцатый отряд всегда прибывал на линейку последним. Не удивительно, ведь мы жили в самом дальнем корпусе, собирались, как все дети не сильно организовано и добирались до места, где должен стоять отряд самыми последними, когда все остальные отряды уже стояли, ожидая нас, и по нашему прибытию выдыхали что-то типа «ну, наконец-то»! Так было и на открытие смены. Наш отряд добрался последним, построился и все стали ждать, пока начальник лагеря и старший пионервожатый поздравят всех с открытие смены, расскажут нам о важности воспитания и правильного поведения, о том, что пионеры-комсомольцы должны показывать пример и так далее. Строй к тому времени уже обмяк, и участники линейки тихонько переговаривались между собой. Я к тому времени совсем позабыл, что мне предстоит сделать, и мял краешек шорт в руке, потихоньку накручивая их на указательный палец. Тут как гром среди ясного неба: «На поднятие флага в честь открытия лагерной смены вызывается (ой-ой!) командир одиннадцатого отряда…Холодок, пробежавший у меня по спине вытолкнул меня из реальности происходящего. Одобряющий взгляд моей сестры, слова вожатых, улыбку вожатого старшего отряда Володи, альпиниста, бородача и крепкого парня (тот "зыркнув" глазами в сторону моей сестры спросил «твой»?) , видел я как казалось тогда, как будто в тумане. Добежав ватными детскими ножками в коричневых с ремешками сандалиях до высоченного шеста с флагом, который был закреплен на тросе, я вдруг осознал две вещи. Во-первых – до самого троса, который чтобы поднять флаг наверх надо тянуть на себя, я едва достаю одной рукой, и во-вторых, трос с закрепленным на нем флагом был так натянут, что тянуть его было просто трудно для меня в этом возрасте, да и был он смазан чем-то черно-серым и рука скользила. Наша пионервожатая издала такой звук, как будто подавилась чем-то и поняв, что прежде чем сделать такое, надо было бы хотя бы попробовать меня поставить рядом с этим флагштоком, грустно, сложив губы трубочкой, покосилась на трибуну, где стояло руководством лагеря. Трос с флагом я тянул изо всех сил одной рукой, сопя, потея и пыхтя минут десять. Флаг поднимался совсем по чуть-чуть, трос жалобно скрипел, заглушаемый барабанным боем, время тянулось нереально долго, пока как казалось не остановилось совсем. В строю отрядов было слышно недовольное «буканье» и ворчанье. Смотреть на лица барабанщиков, а заодно на всех остальных пионеров и пионервожатых, держащих так долго руки в традиционном пионерском приветствии, я мог только с чувством глубокого детского сожаления. Скрипя, и совсем понемногу поднимался красный флаг, а на лице старшей пионервожатой лагеря уже читалась грусть об идее, предоставить мне право его поднятия и улыбка ее становилась все кислее.
Наконец-то, когда флаг был поднят, и барабаны отгремели, я мог выдохнуть скопившийся в горле от напряжения и усталости воздух, и прошлепал обратно в строй своего одиннадцатого отряда, грустно тряся кисточкой своей красной, съехавшей на уши эспаньолки. Строй линейки также дружно выдохнул, опустив затекшие поднятые в пионерском приветствии руки, лица руководства лагеря посветлели. В общем жужжании недовольства бальзамом на мою душу пролились в строю вожатых старших отрядов слова - «дети все же»! Реальный мир вернулся ко мне. Но еще раз флаг поднимать я тогда зарекся. Ну пока не вырасту по крайней мере.
Хорошо помню, что после такого поднятия флага меня еще до обеда потряхивало от волнения, благо все это сразу прошло от обеда. Но, после этого, насколько я помню, все последующие смены открывались поднятием флага, но поднимали его уже не командиры младших отрядов. Видимо, полученный руководством лагеря печальный опыт стал незабываемым для открытия всех следующих летних лагерных смен в пионерском лагере «Костер». Ну а мне осталась память об этом, да еще событие это стало пожизненным поводом для шуток моей драгоценной сестры Валентины.