Догонялки-19. Цари, султаны и Большая игра

ДОГОНЯЛКИ-19. ЦАРИ, СУЛТАНЫ И «БОЛЬШАЯ ИГРА»

ОГЛАВЛЕНИЕ
Завоевание Россией Западного Кавказа
Завоевания России в Средней Азии и Восточном Туркестане
Россия 1870-х: герои позавчерашних дней
Союз трёх императоров
Турция: продолжение «Танзимата» при султане Абдул-Азизе
Окончательное подчинение Россией Кокандского ханства
Финансы и экономика России при Рейтерне
Антитурецкие восстания христиан на Балканах
Свержение Абдул-Азиза
Русско-турецкая война 1877 года
Османская держава в «эпоху зулюма»
Последние годы правления Александра II
Россия подмороженная
Русско-германское охлаждение
Афганский кризис 1885 года
Болгарский кризис 1885-1887 годов
Военная тревога 1887 года
Российские финансы по-катковски
Как поколебали рубль
Франко-русский союз
Памир в «Большой игре»
Конец царствования Александра III
Армянская резня 1894-1896 годов




Поражение в Крымской войне не помешало российским властям подавить в 1863-1864 годах польское восстание на территории Царства Польского и Западного края, а также продолжить завоевания на Кавказе и в Средней Азии.
Продвижение на юг диктовалось борьбой с набегами кавказских и тюркских племён на российские территории, желанием прибрать к рукам тамошние сырьевые ресурсы и получить новые рынки сбыта для российских товаров, а главное – извечным стремлением московских правителей к расширению своих владений и масштабов своей власти.
Продвигаясь вглубь Средней Азии, где, где остатки древних феодально- рабовладельческих цивилизаций Бактрии, Согдианы, Хорезма и Мавераннахра (междуречье Сырдарьи Амударьи) соседствовали с со степными территориями кочевых тюркоязычных племён, Российская империя естественным образом вступила в противоборство с Британской империей, видевшей в русской экспансии угрозу своим индийским владениям (помимо территории современной  Республики Индия, они занимали земли Пакистана, Бангладеш и Мьянмы). Это противоборство двух империй – морской и сухопутной, получило название «Большой игры». Оно включало политические ходы и контрходы, военные операции, а также постоянный широкомасштабный взаимный шпионаж, осуществляемый через военных атташе, русских военных разведчиков (в Британии служба военной разведки учреждена лишь в начале XX столетия), через армейских офицеров, гражданских лиц, выполнявших отдельные задания, через племенных вождей, азиатских чиновников, бродячих торговцев и пр. (Система взаимного шпионажа в «Большой игре»  – одна из главных тем романа Редьярда Киплинга «Ким»). 

Завоевание Россией Западного Кавказа

К началу 1860-х годов, с пленением имама Шамиля и взятием дагестанского Гуниба, фактически завершилось завоевание русскими войсками Чечни и Дагестана. Непокорённой оставалась  лишь Черкесия – область проживания адыгских народов (черкесов), примыкавшая к Чёрному морю. Черкесов (адыгов), постепенно оттесняемых с гор к морскому берегу, русские заставляли бросать свои горные аулы и переселяться на указываемые им места на равнине; в случае отказа их загоняли дальше в бесплодные горы, а на оставленных ими земли устраивались казачьи станицы.
В 1861 году по инициативе адыгского общества убыхов в Сочи был создан черкесский парламент – «Великое и свободное заседание», стремившееся заручиться поддержкой Европы. Но русские войска продвигались всё дальше, преодолевая отчаянное сопротивление убыхов и абхазских обществ – садзов (джигетов) и ахчипсоу. В 1862 году в течение 20 дней (с 8 по 29 марта) переселено было до 90 аулов. В начале 1863 года противниками русского владычества на всём Кавказе оставались лишь горские общества на северном склоне Главного хребта, от Адагума до реки Белой (приток Кубани), а также шапсуги, убыхи и др., жившие на узком пространстве между морским берегом, южным скатом Главного хребта, долиной Адерба и Абхазией.
В 1863 году военные действия русских под командованием великого князя Михаила Николаевича шли настолько успешно, что поставили горцев северо-западного Кавказа в безвыходное положение. Уже с середины лета 1863 года многие из них стали выселяться в Турцию или на южный склон хребта, а большая их часть покорилась русским; к концу лета число горцев, водворённых в долинах по Кубани и Лабе, дошло до 30 тыс.  человек.  Остатки здешних черкесов продолжали выселяться в Османскую империю или на Кубанскую равнину.
С конца февраля 1864 года начались военные действия на южном склоне Главного  хребта, которые завершились уже в мае. Черкесов, прижатых к морскому берегу,  турецкие суда отвозили в Турцию. 21 мая 1864 года в горном селении Кбаадэ, в лагере соединившихся русских армейских колонн, в присутствии великого князя главнокомандующего, отслужен был благодарственный молебен по случаю победы…

Завоевания России в Средней Азии и Восточном Туркестане

На азиатских рубежах России из года в год продолжались стычки с тюркскими племенами, устраивавшими набеги на приграничные районы с целью грабежа и угона людей в рабство. Русские военные отряды совершали ответные рейды в степь от Оренбурга и со стороны Сибири, шаг за шагом продвигаясь вглубь Азии.
В 1852 году по инициативе нового оренбургского губернатора Василия Алексеевича Перовского полковник Бларамберг с отрядом в 500 человек вторгся в Кокандское ханство (на землях современных Узбекистана, Таджикистана, Киргизии, южного Казахстана и Синьцзян-Уйгурского автономного района КНР), управляемое узбекской династией Минг, и разрушил две крепости – Кумыш-Курган и Чим-курган. Он также штурмовал крепость Ак-Мечеть (ныне город Кызылорда в Казахстане), но потерпел неудачу.
В 1853 году сам Перовский с отрядом в 2170 человек при 12 орудиях захватил Ак-Мечеть, переименовав её в Форт-Перовский. Кокандцы дважды безуспешно пытались отбить Ак-Мечеть. После этого вдоль нижнего течения Сырдарьи русские возвели ряд укреплений. В 1854 году на реке Алматы (сегодня Алматинка), у подножия горного хребта Заилийский Алатау была построена крепость Верный (ныне Алма-Ата), и весь Заилийский край вошёл в состав России.
В 1860 году отряд полковника Г. А. Колпаковского вместе с тысячей бойцов казахского ополчения разбил в Узун-Агачском сражении 22-тысячную орду кокандцев, собиравшихся уничтожить новую русскую крепость. Когда против кокандских ханов восстали киргизы, русские оказали им поддержку. На южном участке укреплённой Сибирской линии за рекой Или было создано новое Семиреченское казачье войско, ядром которого стали два полковых округа Сибирского казачьего войска. Однако на протяжении около 650 вёрст степная граница оставалась неприкрытой.
В 1864 году было решено, что два отряда – один из Оренбурга во главе с полковником Верёвкиным, другой из западной Сибири под командованием генерал-майора Черняева, направятся навстречу друг другу: оренбургский – вверх по Сырдарье на город Туркестан (на юге современного Казахстана), а западносибирский – вдоль Александровского хребта.
Перед Черняевым была поставлена задача: по возможности мирным путём подчинить местное население, «вступив с местными народами в предварительные переговоры». Западносибирский генерал-губернатор Александр Осипович Дюгамель предложил Черняеву в качестве переговорщика взять с собой штабс-ротмистра Чокана Валиханова, происходившего из знатного казахского рода. 
Отряд Черняева выйдя из Верного, 5 июня 1864 года взял штурмом крепость Аулие-Ата, а отряд Верёвкина, двигаясь из Форта-Перовского, 12 июня взял город Туркестан. При взятии Аулие-Аты были перебиты мирные жители; это глубоко возмутило некоторых подчинённых Черняева, а также принимавшего участие в походе известного путешественника Н. А. Северцова. Архивные данные свидетельствуют, что после Аулие-Аты несколько офицеров подали рапорты об отчислении из состава экспедиции. Среди них был и штабс-ротмистр Валиханов. Из-за акта варварской жестокости, произошедшего на его глазах, он решил, что больше не будет участвовать в подобных походах.
Далее Черняев двинулся к Чимкенту и взял его штурмом 22 сентября 1864 года. Вслед за тем предпринят был неудачный штурм Ташкента, расположенного в 114 верстах от Чимкента.
В 1865 году из вновь занятого края, с присоединением к нему территории прежней Сырдарьинской линии, образована была Туркестанская область, военным губернатором которой назначен был Черняев.
Слухи о том, что бухарский эмир собирается овладеть Ташкентской областью, побудили Черняева нанести упреждающий удар. 29 апреля 1865 года русские захватили небольшое кокандское укрепление Ниязбек, господствовавшее над долиной реки Чирчик, где расположен Ташкент. Черняев с отрядом в 1850 человек, при 12 орудиях, расположился лагерем в 8 верстах от Ташкента, где под начальством муллы Алимкула Хасанбия-угли, фактического правителя Кокандского ханства, сосредоточено было до 30 тыс. кокандцев, при 50 орудиях. 9 мая Алимкул сделал вылазку, во время которой был смертельно ранен. Гибель его негативно отразилась на обороне Ташкента; в городе усилилась борьба различных группировок, а энергия в защите крепостных стен ослабела. Черняев воспользовался этим и после трёхдневного штурма (15-17 июня 1865 года) взял Ташкент, потеряв 25 человек убитыми и 117 ранеными.
Захват Ташкента упрочил позиции России в Азии и закономерно привёл к столкновению интересов с Бухарским эмиратом.
В Бухаре эмиру Насрулле Бахадур-хану, скончавшемуся в 1860 году после тридцатичетырёхлетнего правления, наследовал его сын Музаффар-хан (Сайид Музаффар уд-Дин Бахадур-хан). Как и его отец, эмир Музаффар враждовал с Кокандом, одновременно поддерживая там Худояр-хана, трижды свергавшегося с кокандского трона своими родичами. Это обстоятельство привело Музаффар-хана к столкновению с Россией, которая к тому времени заняла прочные позиции на Сырдарье, на землях, принадлежавших прежде Коканду. Музаффар-хан потребовал от русских очистить завоёванные территории, конфисковал имущество проживавших в Бухаре русских купцов, и оскорбил русскую миссию, посланную для переговоров в Бухару. Это привело к полному разрыву отношений с Россией. 
8 (20) мая 1866 года под Ирджаром – урочищем на левом берегу Сырдарьи, лежащим между Чиназом и Ходжентом, произошло первое крупное столкновение двухтысячного отряда генерала Романовского с бухарцами («Ирджарская битва»). Под ударом русских армия эмира обратилась в бегство, оставив в руках победителя лагерь, богатую палатку эмира и артиллерию. Сам Мозаффар-хан с большим трудом смог бежать в Джизак. Победа открыла им русским путь на Ходжент и на Джизак. Ходжент был взят в мае, а Джизак в октябре того же 1866 года. Джизак был самой сильной крепостью в Туркестане, прикрывавшей «Тамерлановы ворота» – единственный удобный путь со стороны Ташкента в Зеравшанскую долину. Побеждённые бухарцы бежали к Самарканду.
Поражения страшно возбудили бухарцев, подстрекаемых муллами против эмира, которого обвиняли в тайном сговоре с русскими. Музаффар был вынужден уступить общему желанию продолжать войну. Войдя в сношения с мятежным Джура-баем в Шахрисябсе, он затягивал переговоры о мире, предложенном туркестанским генерал-губернатором Константином Петровичем фон Кауфманом после захвата русскими Джизака, и собирал войска для священной войны (газават), а бухарские отряды постоянно делали набеги на кокандские территории.
В 1867 году Туркестанская область была преобразована в Туркестанское генерал-губернаторство с двумя областями: Семиреченская (центр – крепость Верный) и Сырдарьинская (центр – Ташкент). Так образовался Русский Туркестан.
1 (13 н. ст.) мая 1868 года фон Кауфман отдал приказ двинуться на Самарканд. Большой русский отряд вступил в Зарявшанскую долину. Кауфман потребовал, чтобы буухарцы отвели войска от Самарканда; те в ответ открыли артиллерийский огонь. Русские переправились через реку Зеравшан и атаковали траншеи бухарцев, которые бежали, бросив 21 орудие и массу другого оружия. Русские потеряли до 40 человек убитыми и ранеными. На следующий день Самарканд сдался Кауфману, его жители не пустили бежавшие бухарские войска в город.
30 мая после зачистки долины Зеравшана Кауфман двинулся против эмира Музаффара, оставив в Самарканде небольшой отряд. Была взята сильная крепость Катта-Курган. 2 июня эмир потерпел окончательное поражение на Зерабулакских высотах и был вынужден просить у России мира. 
Тем временем жители Самарканда, видя малочисленность оставленного гарнизона, легко поддались агитации мулл и восстали. Уже утром 1 июня на базаре шумела толпа, в русских летели камни с крыш, а за городскими стенами собралась толпа, насчитывавшая до 65 тысяч человек. Не имея возможности удерживать весь город по незначительности своих сил, командир гарнизона майор Штемпель отступил в цитадель, где вместе с военными укрылось множество еврейских семейств, русские купцы и известный художник Василий Верещагин.
2 июня, пока войска Кауфмана громили эмира, бухарцы с криками, при звуке зурн и барабанов, ворвались в Самарканд, разлились по всем направлениям и вскоре бросились на стены цитадели, цепляясь за них железными кошками. Штурм прекратился лишь с наступлением темноты. К Кауфману ночью был послан преданный русским джигит, переодетый нищим. Не имея возможности отстоять всю цитадель, русские заперлись во дворце эмира, решив по общему согласию в крайнем случае его взорвать; для этого в ночь на 4 июня во дворец свезён был весь порох и снаряды. Однако атаки ослабели, и гарнизон стал сам делать вылазки и жечь городские сакли.
8 июня бухарцы стали поспешно отступать из Самарканда, и последние их толпы были атакованы гарнизоном цитадели. Вскоре показались передовые казаки, а за ними в город вошёл генерал Кауфман с отрядом. Он горячо благодарил храбрый гарнизон, потерявший более трети своего состава, за геройскую защиту цитадели. В наказание жителям Самарканда  был сожжён городской базар.
По мирному договору 23 июня 1868 года Бухарское ханство должно было уступить России Самаркандское, Катта-Курганское, Пенджекентское и Ургутское бекства, из которых был образован Зеравшанский округ. Бухарское ханство признало вассальную зависимость от русского царя. Эмир обязался уплатить контрибуцию в 500 тысяч рублей, предоставить русским купцам свободу торговли в ханстве, защищать их имущество и личную безопасность, дозволить учреждение торговых агентств во всех городах, взимать пошлину с ввозимых русских товаров не свыше 2,5% их стоимости и предоставить русским купцам свободный проезд через ханство в другие земли.
В том же 1868 году русские войска по просьбе эмира Музаффара разбили в Каршинском бекстве повстанцев, которые хотели возвести на бухарский престол его старшего сына Катта-Тюря. Овладев городом Карши, русские вернули его Мухаффару.
Худояр-хан, потерявший кокандский престол и отрезанный от Бухары, принял в 1868 году предложенный ему фон Кауфманом торговый договор, в силу которого русские в Кокандском ханстве и кокандцы в русских владениях приобретали право свободного пребывания и проезда, устройства караван-сараев, содержания торговых агентств (караван-баши), пошлины же могли быть взимаемы в размере не более 2,5 % стоимости товара.
***
В 1869 году правитель Кандагара Шир-Али-хан, расправившись с своими соперниками, стал государем всего Афганистана. Российские власти предполагали, что под влиянием британских властей Индии он решился образовать в Средней Азии союз мусульманских правителей, направленный против России. Хивинский хан выслал на границу с Россией свои войска. В связи с этим в конце 1869 года под руководством генерала Столетова на восточном берегу Каспийского моря был основан форт Красноводск.
В Восточном Туркестане (по-китайски Синьцзян – «Новая граница) в середине 1860-х годов в образовались исламский эмират Йеттишар (иначе Могулистан) со столицей в Кашгаре и Илийский (иначе Кульджинский) султанат со столицей в Кульдже. (Подробнее об этих событиях см. «Догонялки-18»). В конце декабря 1870 года в Илийский султанат из Семиреченской области Российской империи откочевали киргизы рода кызай, ограбившие по дороге несколько аулов. Весной 1871 года за беглецами была послана погоня на территорию султаната, к озеру Сайрам-Нор. В апреле 1871 года мятежный прапорщик Тазабек, ранее занимавший в Семиреченской области должность волостного старшины, после безуспешных нападений на высланный против него русский отряд также бежал в Кульджу с тысячью кибиток. Илийский властелин Аля-хан-султан Абиль-оглы выдавать беглецов отказался и потребовал, чтобы  русские увели войска из Музартского прохода в Тянь-Шане, открывающего  путь к Кульдже. В результате краткосрочной июньской (1871 года) войны султан был вынужден сдаться и был выслан в крепость Верный. Илийский край (кульджа) вошёл в состав в состав Туркестанского военного округа Российской империи.

Россия 1870-х: герои позавчерашних дней

Победитель кавказских горцев и среднеазиатских ханов Александр II на рубеже 1860-х – 1870-х годов часто впадал в меланхолию, уныло говорил о блестящем начале своего царствования и о реакционном характере, которое оно теперь принимает. Тогда шеф жандармов граф Пётр Андреевич Шувалов устраивал медвежью охоту, и в новгородские леса вслед за царём отправлялась толпа придворных в сопровождении балетных танцовщиц.
Российские радикалы продолжали поиски революционных рецептов, отвечающих духу «народа» – то бишь неграмотного крестьянства.
В январе 1870 года в столичной печати появляются первые подробности убийства слушателя Петровской земледельческой академии Иванова. Организатором оказывается двадцатидвухлетний Сергей Геннадьевич Нечаев, учитель начальной школы и вольнослушатель Петербургского университета.
Отец Нечаева, Геннадий Павлович, был  внебрачным сыном помещика Петра Семёновича Епишкова от крепостной девки Фотиньи Алексеевой; Нечаевым он был назван потому, что родился как бы нечаянно. В 10-летнем возрасте Геннадий вместе с матерью Фотьиньей был продан отцом помещику Кобликову, который дал им вольную. Их причислили к мещанскому сословию, Геннадий служил половым в шуйских и ивановских трактирах, а после женитьбы помогал тестю-маляру в его мастерской расписывать дуги для упряжек; научился также делать вывески, занялся организацией банкетов, свадеб, званых обедов и прочих торжеств. Сергей тоже помогал деду раскрашивать дуги, служил полотёром, «мальчиком на побегушках» в купеческой конторе, а с 14 лет помогал отцу в обслуживании банкетов в качестве полового. Видимо, Геннадий Нечаев не бедствовал, потому что частные учителя обучили его сына Сергея латыни, немецкому и французскому языкам, истории, математике и риторике. Сергей переехал сначала в Москву, потом в Петербург, где в возрасте 19 лет сдал экзамен на народного учителя. Он преподавал в Андреевском городском училище на 7-й линии Васильевского острова и с сентября 1868 года посещал лекции в Санкт-Петербургском университете в качестве вольнослушателя. После участия в студенческих беспорядках 1869 года бежал в Швейцарию и вскоре вернулся с мандатом «Русского отделения Всемирного революционного альянса» за № 2771 от 12 мая 1869 года, подписанным Бакуниным.
Михаил Александрович Бакунин, происходивший из семьи тверских дворян, – личность незаурядная. Родись он лет на 40-50 позже, он смотрелся бы вполне уместно в большевистском ЦК. Им восхищались такие разные люди, как Тургенев и Белинский. Последний, признавая за Бакуниным «благородную львиную породу, дух могущий и глубокий, бесконечное чувство, огромный ум», одновременно отмечает «высокое мнение о себе за счёт других, желание покорять, властвовать, охоту говорить другим правду и отвращение слушать её от других». «Постоянно скрывая собственную персону под именем всяких "революционных комитетов", – писали о Бакунине К. Маркс и Ф. Энгельс, – он добивался неограниченной власти, опирающиеся на всевозможные обманы и мистификации времён Калиостро». Из своих приверженцев – по характеристике тех же Маркса и Энгельса, «форменных революционных людоедов, объявляющих изменой революции уважение к чему бы то ни было», – Бакунин сколотил в 1868 году «Альянс социалистической демократии», через который пытался привить европейскому социалистическому движению нравы разинщины и пугачёвщины. Революция была для него синонимом разбоя – по его мнению, «одной из почётнейших форм русской народной жизни». Бакунинский «Катехизис революционера» – это даже не сталинизм, а полпотовщина или маоизм времён культурной революции. Предавая анафеме «государственный, сословный, так называемый образованный мир», бакунисты поделили «всё это поганое общество» на несколько категорий. Первая осуждалась на немедленную смерть, второй предполагалось сохранить жизнь временно, третью и четвёртую («высокопоставленных скотов», честолюбцев и либералов всех мастей) предполагалось использовать, чтобы «их руками мутить государство». К пятой категории отнесены были «доктринёры, конспираторы, революционеры, все праздноглаголящие в кружках и на бумаге» – словом, все единомышленники Бакунина, не признавшие его воплощением Святой Революции; их предлагалось провоцировать на действия, ведущие к скорейшей гибели.
«У товарищества нет другой цели, кроме полнейшего освобождения и счастья народа» – красиво, но туманно объявляли вожди бакунинского «Альянса». Расшифровку давала их газета «Народная расправа», призывавшая к «обновлению жизни… путём сосредоточения всех средств для существования общественного в руках нашего комитета и объявлением обязательной для всех физической работы» – ни дать, ни взять РСДРП(б) образца 1917 года. По низвержении существующего строя бакунисты намеревались объявить «всё» общественным достоянием и согнать население в рабочие артели. Одновременно предполагалось издавать «статистические сводки, составленные знающими людьми и указывающие, какие отрасли труда наиболее необходимы в данной местности». Именно такие «знающие люди» под именем Госплана рулили российской экономикой в течение большей части XX столетия, доведя её до полного развала.
Чтобы нагнать страху на обывателей и полицию, «Альянс» в массовом количестве рассылал из Женевы по первым попавшимся адресам письма в жёлтых конвертах с внешним штампом на русском языке «Тайный революционный комитет», подставляя невинных людей и обеспечивая работой цензуру и жандармерию. С. Г. Нечаев, вернувшись в Россию, сколотил несколько революционных ячеек – «пятёрок», в основном из слушателей Петровской академии. Помимо мандата, он показывал всем посвящённое ему стихотворение Огарёва «Студент» – почти пародию в смысле поэзии, но очень популярное среди молодёжи. Там говорилось, как «студент» был вынужден скитаться, «гонимый местью царской и боязнию боярской», «но весь век нелицемерен, он борьбе остался верен». Студент Иванов осмелился вступить с Нечаевым в конфликт и в ночь на 21 ноября 1869 года был им убит при участии других членов своей «пятёрки». По делу было арестовано почти девяносто человек, из которых некоторые умерли или покончили с собой до суда. Сам Нечаев сумел скрыться от полиции…   
***
Московские зимы первой половины 1870-х годов либеральному славянофилу Александру Ивановичу Кошелеву запомнились на редкость скучными. Цензура становилась всё строже и бессмысленнее, жизнь – пустее и безотраднее. Ещё больше портили Кошелеву настроение поездки в Петербург. Столичные консерваторы изначально стремились ограничить последствия реформ, но прежде они, по крайней мере, интересовались тем, что происходило в Москве и в провинции. Начиная же с 1866 года «и министры, и их подчинённые, и даже люди, не во власти состоящие, совершенно перестали расспрашивать о том, что делается вне Петербурга; вся наша пространная многолюдная страна перестала для них как бы существовать, и весь их мир сосредоточился в Петербурге и почти в сфере одной дворцовой жизни. Своим ушам не веришь и уму кажется непонятным, как люди, прежде и умные, и даже либеральные, могли превратиться в существа и бездушные, и почти бессмысленные».
Летом 1871 года министр внутренних дел А. Е. Тимашев, ставленник всемогущего графа П. А. Шувалова, заявил редакторам петербургских периодических изданий: «От вас зависит настроить в том или ином смысле общественное мнение, ибо общественного мнения самостоятельного в России не существует. Известно, как оно слагается у нас: каждый читает утром за чашкой кофе газету и в течение дня пробавляется той мудростью, которую он в газете прочитал».
Никто не внёс такого вклада в торжество новой «мудрости», как редактор «Московских ведомостей» Михаил  Никифорович Катков – один из первых в длинной череде российских пропагандистов, приноравливающих патриотизм к уровню черни (или, как ныне выражаются, быдла). Обвиняя нигилистов в отрицании идеалов, он ничуть не меньше  Бакунина, Нечаева или Заичневского утверждал самый примитивный материализм как основу политики. Грубость его полемических приёмов принималась публикой «на ура», тем более что самая площадная брань выступала под личиной патриотизма. По меткой характеристике известного правоведа Бориса Николаевича Чичерина, «святое чувство любви к отечеству было низведено им на степень чисто животного инстинкта, в котором исчезало всякое понятие о правде и добре и оставался один народный эгоизм, презирающий всё, кроме себя… Катков разом откинул всякие человеческие начала и выступил защитником народности в самой низменной её форме, с точки зрения чисто реальных интересов, понятых в совершенно материальном смысле. Всё должно было безусловно преклоняться перед грубою силою русского государства, налагающего однообразную печать на все подчинённые ему жизненные сферы. Всякое самостоятельное проявление жизни считалось изменою; всякий возражатель объявлялся врагом отечества. Эта была именно та форма патриотизма, которая ближе всего подходила к самым пошлым воззрениям масс… Катков воспитал целое поколение молодых подлецов».
Одним поколением дело не ограничилось. «Самые пошлые воззрения масс» одержали в России безоговорочную победу. По сей день даже детоубийство (например, царской семьи) легко оправдывается у нас соображениями то классовой борьбы, то патриотизма. Учёные успели отыскать истоки альтруизма в животных сообществах, но бесчисленные наследники Бакунина и Каткова продолжают твердить, что реальны и естественны лишь брюхо, кулак и карман, а честность и человечность – выдумка поэтов или миф, используемый Западом в своих зловредных целях. 
Заслуги Каткова разделял до некоторой степени граф Дмитрий Андреевич Толстой. Отнюдь не молчун, скорее даже болтливый, Д. А. Толстой тем не менее не любил общаться с людьми; его мечтой было запереться дома и никого не видеть. В молодости он, как и Катков, числился либералом, но когда его друга поэта Плещеева приговорили к ссылке, он с ним немедленно порвал. Бросив без объяснения причин свою невесту красавицу Языкову, он в погоне за деньгами и тёплым местечком женился на дочери генерал-губернатора Бибикова, а после всем жаловался, что его обочли с приданым. В 1865 году с помощью великого князя Константина Николаевича Д. А. Толстой занял пост обер-прокурора Святейшего Синода, а в следующем году, после покушения Каракозова на Александра II   также пост министра народного просвещения. Это был странный глава церковного ведомства: он не читал Евангелий, выражение «нет пророка в своём отечестве» считал французской пословицей и полагал, что архиереев нужно держать в чёрном теле. Не будучи знатоком в области народного просвещения (как и ни в какой другой), в качестве министра Толстой принял образовательную программу Каткова, пропагандировавшего классицизм как лекарство от революций. «В изгнании древних языков и особенно языка греческого из наших школ, – косноязычно вещал граф, – в этом приноровлении гимназического курса к практическим целям заключалась если не единственная, то одна из причин так сильно охвативших наше учащееся юношество материализма, нигилизма и самого пагубного сомнения; ибо вопрос между древними языками, как основою всего дальнейшего научного образования, и всяким другим способом обучения есть вопрос не только между серьёзным и поверхностным учением, но и вопрос между нравственным и материалистическим направлением обучения и воспитания, а следовательно, и всего общества». Катков с ужасом вспоминал, каких трудов стоило ему направлять бездарного министра по намеченному пути. Зато Д. А. Толстой сумел заручиться поддержкой самого Шувалова. Скучные рассуждения о классицизме и реализме шефа жандармов не волновали; Толстого он поддержал, по его словам,  «потому что он принадлежит к моей партии и никогда мне не изменит». Подготовленный Министерством народного просвещения проект изменений гимназического устава предусматривал сохранение лишь классических гимназий; срок обучения в них увеличивался с 7 до 8 лет, время под изучение латыни и греческого – в полтора раза. Реальные гимназии заменялись шестиклассными реальными училищами; их выпускникам затруднялось поступление в высшие технические училища, а доступ в университеты закрывался полностью. Госсовет рассматривал проект 15 мая 1871 года и после долгих дебатов отклонил 29 голосами против 19, однако Александр II утвердил мнение меньшинства, и изменения вступили в силу.
В романе Л. Н. Толстого «Анна Каренина», действие которого относится к 1870-м годам,  светское общество только и говорит, что о классическом и реальном образовании. Павлу Николаевичу Милюкову довелось учиться в эпоху «победившего классицизма». В 1873 году будущий лидер партии конституционных демократов (кадетов) и министр иностранных дел во Временном правительстве России перешёл в четвёртый класс гимназии, тогда ещё семилетней. Однажды его даже представили посетившему гимназию Д. А. Толстому как пример благотворного влияния новой системы на успеваемость. Учителей под обновлённую учебную программу не хватало, собирали их с бору по сосенке. Милюков вспоминает, как латиниста-немца, плохо знавшего русский язык, сменил чех, учившийся говорить по-русски в процессе преподавания. Лекции его имели такой вид: «Вергилиус В. Маро, родилься в 70 году, процветаль 40, умираль 19, написаль…» – и так скорым маршем проходила перед учениками римская литература.
А вот будущего вождя большевиков толстовская реформа не интересовала: когда Анна и Вронский морозным днём 1874 года впервые встретились на Петербургском вокзале, уроженцу Симбирска Володе Ульянову шёл четвёртый годик.

Завоевание Россией Хивы

После захвата Россией Кокандского ханства и Бухарского эмирата последним независимым государством в Средней Азии оставалось Хивинское ханство (Хорезм) с центром в низовьях Амударьи, со всех сторон окружённое российской территорией и землями российских вассалов.
Завоевание Хивинского ханства было проведено силами четырёх отрядов, выступивших в конце февраля и начале марта 1873 из Ташкента (генерал-адъютант, генерал-губернатор Северо-Западного края К. П. фон Кауфман), Оренбурга (генерал-майор Н. А. Верёвкин), Мангышлака (полковник Н. П. Ломакин) и Красноводска (полковник В. И. Маркозов). Общее командование всеми отрядами было поручено  Кауфману.
Поход начался суровой зимой, а закончился в палящую жару в песках и сопровождался почти ежедневными стычками с хивинцами.
26 мая 1873 года соединившиеся Оренбургский и Мангышлакский отряды подошли к Хиве с севера и 28 мая штурмовали городские Шах-Абадские ворота. Генерал-майор Верёвкин при штурме был ранен в голову, и командование перешло к полковнику В. С. Саранчёву. 29 мая подошедший с юго-востока Туркестанский отряд Кауфмана и вступил в Хиву с южной стороны. Было объявлено перемирие, и хивинцы капитулировали. Однако из-за господствовавшего в городе безвластия северная его часть не знала о капитуляции и не открыла ворота, что вызвало штурм северного участка стены. Штурм был прекращён по приказу Кауфмана, который в это время мирно вступал в город с противоположной стороны.
Красноводский отряд полковника Маркозова из-за отсутствия воды был вынужден вернуться в Красноводск и во взятии Хивы участия не принимал.
В Хивинском ханстве было освобождено 10 тысяч рабов, на хана наложена контрибуция в 2,2 млн рублей. Однако со взятием города Хивы боевые действия не закончились, так как туркменские племена отказывались подчиняться России. Для наказания непокорных племён Кауфман выслал два отряда, которые настигли туркмен 14-15 июня у Кокчука и разбили их. Потери туркмен составили более 2 000 убитыми, было сожжено 14 селений.
Между Россией и Хивинским ханством был заключён Гендемианский мирный договор. Хивинское ханство признало протекторат Российской империи.

Союз трёх императоров

Поражение Франции в войне с Пруссией 1870-1871 годов, приведшее к объединению германских княжеств в единый Рейх, коренным образом изменило баланс сил в Европе. Тем не менее, внешняя политика Российской империи сохраняла прежнюю германскую ориентацию, основанную на тесных родственных связях Романовых с немецкими княжескими домами.
Союз России, Австро-Венгрии и объединённой Германии был оформлен рядом политических и военных секретных соглашений.
На встрече императоров Вильгельма I, Александра II и Франца Иосифа I в Берлине в сентябре 1872 года российский министр иностранных дел светлейший князь. Александр Михайлович Горчаков достиг с австрийским министром иностранных. дел графом Дьюлой Андраши устной договорённости о поддержании статус кво на Балканах и невмешательстве во внутренние дела Османской империи. Также Горчаков получил заверение германского рейхсканцлера князя Отто фон Бисмарка в том, что Германия будет поддерживать лишь те действия Австро-Венгрии на Балканах, которые согласованы с Россией. (Правда, одновременно Бисмарк обещал Андраши содействовать удовлетворению австрийских притязаний).
24 апреля (6 мая н. ст) 1873 года в ходе визита Вильгельма I и Бисмарка в Санкт-Петербург была заключена российско-германская военная конвенция, которая  предусматривала, что при нападении третьей державы на одну из сторон другая сторона обязана направить ей в помощь армию численностью 200 тыс. чел. Конвенцию подписал также начальник германского Генштаба фельдмаршал Хельмут фон Мольтке (старший) и наместник российского императора в Царстве Польском фельдмаршал граф. Фёдор Фёдорович фон Берг.
25 мая (6 июня н. ст.) 1873 года во время визита царя и министра иностранных дел России А. М. Горчакова в Вену Александр II и Франц Иосиф I подписали в Шёнбруннском дворце под Веной соглашение, которое  могло быть расторгнуто только через два года после предупреждения одной из сторон. Одновременно Александр II и Франц Иосиф I подписали российско-австрийскую конвенцию. Стороны обязывались согласовывать взаимные интересы, а также действия в случае нападения третьей державы, при этом военные обязательства должны были быть оформлены особым соглашением (так как попытки российской стороны склонить австрийский кабинет просто присоединиться к российско-германской конвенции окончились неудачей).
11 (23) октября 1873 года к австро-российскому соглашению присоединилась  Германия, в лице кайзера Вильгельма I. Этим было положено начало «Союзу трёх императоров». Наибольшую выгоду от союза получила Германия, так как он обеспечивал ей помощь России и Австро-Венгрии в случае новой войны с Францией. Предполагалось также, что союз предотвратит возможность военного конфликта между Россией и Австро-Венгрией при решении существующих между ними спорных вопросов (прежде всего на Балканах).

Турция: продолжение «Танзимата» при султане Абдул-Азизе

Продолжение реформ, именуемых «Танзиматом» («Упорядочением»), в правление Абдул-Азиза (правил с 1861 года) не вывело Османскую империю из финансового, социального и политического кризиса.
В Западной Армении, где во второй половине XIX столетия проживало около трёх миллионов армян, жизнь людей и их имущество находились в постоянной опасности; армян ежедневно убивали, грабили и оскорбляли. Ответом на разбой турок были вооружённые восстания армянского населения: летом 1862 года в Зейтуне (город в Горной Киликии, ныне турецкий посёлок Сулейманлы), в 1863 году в восточной провинции Муш, в 1872 году в городе Ван на восточном берегу одноименного озера. Турецкий правитель-гаймагам, утвердивщийся в Зейтуне в 1865 году, следил за взиманием налогов, но его власть была формальной; в своих внутренних делах зейтунцы фактически сохраняли полунезависимое положение.
В самой Турции рост цен, привилегии иностранных предпринимателей, усиление внешнеполитической зависимости усиливали недовольство султаном. К концу его правления на сторону оппозиции перешла значительная часть либерально настроенной бюрократии.
При этом в период реформ «Танзимата» наблюдался существенный рост сельскохозяйственного производства. Косвенным доказательством этому может служить увеличение общей суммы ашара – десятины  с урожая и приплода овец, собираемой по стране. За время с 1848-го по 1876 год поступления в государственную казну по этой статье возросли почти в 4 раза, поднявшись с 194,8 млн до 743,6 млн курушей. В то же время в 1863-1872 годах стоимость османского импорта превышала стоимость экспорта в среднем на 27 млн. курушей ежегодно. Дефицит внешней торговли империи покрывался иностранными займами и усиливал общеэкономическую и финансовую зависимость страны от европейского капитала. С одной стороны, мировой рынок стимулировал развитие экономики в отрыве от исторически сложившихся в османском обществе потребностей; с другой стороны, под его воздействием сама структура потребностей населения менялась без соответствующей внутренней производственной базы.
В 1869 году в Ницце умер Фуад-паша, а в сентябре 1871-го в Эренкени на Дарданеллах скончался Аали-паша, с 1867 года занимавший пост великого визиря. Франция только что проиграла войну Пруссии, что помогло султану Абдул-Азизу освободиться от влияния французского либерализма. Султан объявил, что будет  править самодержавно, и министры должны отчитываться перед ним, а не перед великим визирем. Великих визирей он менял одного за другим, требуя от них полного повиновения. Абдул-Азиз хотел изменить закон о престолонаследии в пользу своего сына Юсуфа Изз ад-Дина и увеличить за счёт государственных доходов свою личную казну до колоссальных размеров.
Несмотря на сохранившиеся пороки Османской налоговой системы, общее оживление хозяйственной жизни империи в 1850-х – 1860-х годах обеспечило существенное увеличение налоговых поступлений в государственную казну Османской державы. Общая сумма доходов государства с 1857-го по 1871 год выросла почти вдвое –  с 1038 млн. до 1920 млн. курушей. Однако рост доходов османского правительства в тот период уже явно не соответствовал динамике его расходов. Высасывание денежных средств европейским ссудным капиталом и общая кризисная ситуация в мировой экономике в середине 1870-х годов привели Османскую державу к банкротству.
После первых иностранных займов, полученных Портой в годы Крымской войны, османское правительство было вынуждено вновь обратиться к внешним источникам финансирования. Если в 1854 году внешняя задолженность составляла 75 млн. франков, а в 1863 году – 200 млн. франков, то в 1874 году она равнялась уже 2,5 млрд. франков, хотя фактически Порта получила наличными лишь 1,5 млрд. франков, остальные набежали по грабительским процентам. Турция отдавала своим кредиторам в залог таможенные и другие доходы, которые тоже переходили под контроль иностранцев.
В 1873 году, несмотря на уступку хедиву Египта за 21 миллион франков почти всех прав независимого государя, Абдул-Азиз оставил солдат и чиновников без содержания. В  августе 1875 года восстала Герцеговина, а в октябре турецкое правительство объявило, что в течение ближайших пяти лет выплаты по внешним и внутренним долгам будут снижены наполовину. В 1876 году выплаты по государственному долгу были вообще приостановлены. Османская империя обанкротилась. Это было закономерным итогом вовлечения империи с её аграрной, малоэффективной экономикой и феодальным строем в систему международного рынка.
Европейские кредиторы были кровно заинтересованы в модернизации Османской державы, в противном случае таяли их надежды на возвращение займов. Россия же в проводимых султаном реформах видела лищь попытку Запада поставить Османскую империю под свой контроль. Граф Н. П. Игнатьев, являвшийся в 1864-1877 годах послом России в Турции, в записке 1876 года утверждал: «Обширный план реформ, от которых, по мнению французского правительства, зависело возрождение Турции, заключал в себе серию мероприятий, каждое из них можно было осуществить вполне независимо от других, но все они предназначались для подготовки реализации последующих планов Запада. Вначале Порте было внушено, что необходимо создать по образцам аналогичных французских институтов два важных правительственных учреждения: Государственный совет и Верховный суд, в которых христианским представителям было бы дозволено заседать наряду с мусульманами, хотя и в самом ничтожном меньшинстве. Затем французы заставили турок развить систему вилайетов без предоставления каких-либо новых возможностей для христиан. Наконец они попытались применить свои идеи о смешении рас посредством школ, создав лицей Галатасарай под патронажем Франции. Одновременно у османского правительства были затребованы необходимые гарантии для железных дорог, заводов, фабрик, земледельческих и лесных хозяйств, шахт, финансовых обществ и т. п., созданных на земле Турции, с тем чтобы приспособить страну с точки зрения промышленности и торговли к потребностям Запада. Я много писал в своих докладах о проводимых с этой целью различных мероприятиях, среди которых предоставление иностранцам прав собственности на недвижимое имущество, несомненно, занимает первое место. За отсутствием других возможностей османское правительство рассчитывает, что нашествие англичан и французов поможет, с одной стороны, улучшить состояние государственных финансов, а с другой – наложит узду на национальные устремления христиан. Оно надеется найти новую гарантию сохранения целостности империи, заинтересовав Запад возможностью эксплуатировать страну по своему усмотрению в том случае, если бы турки остались ее номинальными хозяевами».

Окончательное подчинение Россией Кокандского ханства

Утвердившийся в Коканде Худояр-хан своей жестокостью и корыстолюбием возбудил против себя всеобщую ненависть. В 1875 году во главе недовольных правлением Худояр-хана встал кипчак Абд ур-Рахман-автобачи (автобачи – придворный титул в иерархии ханства), сын казнённого Худояром Мусульман-куля, последовательный противник перехода Коканда под власть России. К нему примкнули все противники русских, включая духовенство.
Восстание началось на территории современной Киргизии. К восставшим присоединился старший сын хана Наср уд-Дин-хан, а мулла Исса-Аулие, один из руководителей восставших, призвал к газавату против русских. В июле 1875 года восставшие захватили Коканд, где к ним присоединился второй сын Худояр-хана Мухаммед-Алим-бек. Сам Худояр бежал в Ходжент. Ханом был провозглашён Наср уд-Дин-хан. Восставшие надеялись восстановить ханство в его старых границах от Ак-Мечети с одной стороны и до Пишпека (ныне столица Киргизии Бишкек) с другой. Многочисленные отряды кипчаков вторглись на новоприобретённые российские территории, заняли верховья Зеравшана и окрестности Ходжента. Были разгромлены небольшие гарнизоны российских войск, почтовые станции, убиты российские чиновники. 8 августа 1875 года началась осада Ходжента. Но русские получили подкрепление, и кокандцы, поняв бесперспективность дальнейшей осады, отступили от Ходжента.
22 августа 1875 года фон Кауфман взял крепость Махрам в 45 километрах к востоку от Ходжента и совершенно разгромил кокандцев, потерявших более 2 тыс. убитыми; потери российской стороны ограничились 5 убитыми и 8 ранеными. Автобачи бежал в Маргилан, расположенный на юго-востоке Ферганской долины, в предгорьях Алайского хребта. 29 августа отрядом фон Кауфмана без стрельбы был занят Коканд, где сдался Наср уд-Дин-хан. 8 сентября был занят Маргилан. Абд ур-Рахман-автобачи с небольшим числом соратников укрылся в горах. 22 сентября Кауфман заключил договор с Наср уд-Дин-ханом, в силу которого хан признавал себя слугой русского царя, обязывался уплачивать ежегодную дань в 500 тыс. рублей и уступал все земли к северу от Нарына (Наманганское бекство на правом берегу Сырдарьи); из них образован был Наманганский отдел.
Но едва удалились русские войска, в ханстве вспыхнуло восстание. Абд ур-Рахман-автобачи, ранее спасшийся бегством в Узген (в бассейне Сырдарьи, в 4 км к северо-востоку от города Ош), низложил Наср уд-Дина, и теперь уже тот бежал в Ходжент под защиту русских. Автобачи провозгласил ханом киргиза Пулат-бека, центром сосредоточения его войск стал город Андижан.
Отряды генерал-майора В. И. Троцкого, выйдя из Нимангана, 1 октября 1875 года взяли Андижан штурмом, в котором особенно отличился 32-летний полковник М. Д. Скобелев. 18 октября за боевые заслуги Скобелев был произведён в генерал-майоры; его поставили начальником Наманганского отдела, дав ему 3 батальона, 5; казачьих сотен и 12 орудий. Но пока Скобелев подавлял восстание в Тюря-Кургане, жители Намангана, воспользовавшись его отсутствием, атаковали русский гарнизон. Скобелев, вернувшись, подверг Наманган жестокой бомбардировке.
Повстанческое движение постепенно сходило на нет, но кокандцы вновь овладели Андижаном, где Абд ур-Рахман собрал до 37 000 человек. 8-10 января 1876 года Скобелев после артобстрела штурмом взял Андижан, где под обломками рухнувших зданий погибли около 20 тысяч человек. 28 января 1876 года Абд ур-Рахман сдался и был сослан в Екатеринослав (позже Днепропетровск, ныне Днепр).
Наср уд-Дина русские вновь утвердили на троне в Коканде, однако он сразу стакнулся в противниками России. Вследствие этого Скобелев 8 февраля занял Коканд, где захватил 62 орудия и огромные запасы снарядов. 19 февраля состоялось Высочайшее повеление о присоединении всей территории Кокандского ханства и образовании из неё Ферганской области. Военным губернатором области стал Скобелев. Наср уд-Дин был водворён на жительство в пределах империи, как и его отец Худояр, ещё раньше поселённый в Оренбурге. Захваченного Пулат-бека повесили в Маргилане.
Несмотря на это, на Алае, на высоком плато, образуемом двумя параллельными хребтами, замыкающими долину Ферганы с юга, ещё полгода продолжалось восстание киргизов. Скобелев в апреле и в июле-августе 1876 года предпринял экспедиции на Алай и принудил предводителя киргизов Абдул-бека спастись бегством в кашгарские владения, после чего киргизы окончательно приведены были к покорности.

Финансы и экономика России при Рейтерне

Официально система управления финансами в Российской империи включала, помимо министерства финансов, также Государственный контроль (аналог современной Счётной палаты) и Департамент экономии Государственного совета. Но поскольку в самодержавной стране истинное положение дел в области финансов считалось государственной тайной, над официальными органами стоял полусекретный Комитет финансов, чьи функции, состав и полномочия определялись не писаными законами, а исключительно волей императора.
Михаил Христофорович Рейтерн, занимавший пост министра финансов с января 1862-го по июль 1878 года, поощрял строительство частных железных дорог, а государственные дороги продавал частникам. Железнодорожная сеть стремительно росла, стимулируя рост внешней и внутренней торговли, а также отечественного паровозо- и вагоностроения. Правда, распределение концессий на строительство железнодорожных веток было обставлено системой поборов, в которой участвовали даже люди из окружения императора, включая его любовницу Екатерину Долгорукову, с 1880 года именовавшуюся . светлейшей княгиней Юрьевской (её не следует путать с прежней фавориткой Александра II Александрой Альбединской, тоже урождённой Долгорукой). Убыток от деятельности железнодорожных компаний – около 40 млн. руб. в год – ложился на государственную казну; в 1871 году её долг перед компаниями достигал 174 млн. руб.
При поддержке Рейтерна только за период с 1862-го по 1873 год появилось 33 акционерных банка, 11 акционерных земельных банков  и 222 городских общественных банка. Для мелкого кредитования учреждались ссудо-сберегательные товарищества. Доступ предпринимателей к кредитам значительно облегчился, однако быстрый рост банковской системы порождал массу злоупотреблений и липовых банкротств, горячо обсуждавшихся в обществе.
С 1 января 1873 года была запрещена сдача на откуп нефтяных колодцев на Бакинских промыслах; нефтеносные земли стали продавать с торгов или раздаривать служившим на Кавказе чиновникам. В результате с 1874-го по 1878 год рост добычи составил 416%, что способствовало вытеснению с внутрироссийского рынка американского керосина.
В целом экономика России в этот период находилась на подъёме. За время руководства Рейтерна министерством финансов государственный бюджет увеличился втрое и сводился с положительным сальдо. Государственный банк накопил значительный запас золота. Курс кредитного рубля поднялся до 87 копеек золотом. Но тут, как не раз бывало, в дело вмешалась геополитика.
Несмотря на мирное время, военные расходы составляли почти треть расходной части российского бюджета: в 1867 году – 127 млн. руб. из 406 млн., в 1868-м  – 137 из 429, в 1871-м – 159 из 490. В заключении на проект сметы военного министерства на 1872-1873 годы Рейтерн писал: «Безошибочно можно сказать, что ни в одном из европейских государств в мирное время финансы не отягощались в такой степени военными расходами как у нас… В настоящее время мы уже расходуем на нашу военную сухопутную силу значительно более чем Пруссия, все Германские государства, Австрия и Венгрия вместе взятые».
В «Анне Карениной» Константин Левин справедливо указывал на перекос промышленно-финансового развития России. Железные дороги стали для России 1870-х годов тем же, чем сейчас являются нефть и газ: их акции и облигации доминировали на рынке ценных бумаг, концессионеры наживали огромные состояния, а люди, близкие к власти, получали с них самые крупные «откаты». С 1861-го по 1873 годы в стране возникло 53 железнодорожных общества с акционерным капиталом 698,5 млн. рублей, тогда как компании промышленных предприятий имели совокупный капитал 128,9 млн. Однако по сути ситуация отличалась от сегодняшней радикально: эксплуатация недр сокращает богатство страны, а расширение железнодорожной сети его увеличивало.
Рядом с фон Дервизом и фон Мекком (см. «Догонялки-13») появились другие железнодорожные воротилы. 
Иван Станиславович Блиох, сын польского еврея, нажив на концессиях большие деньги, активно включился в общественную жизнь. Он трудился для комиссии графа Палена по пересмотру законодательства о евреях, организовывал конференцию по всеобщему разоружению и издал множество трудов по экономике и финансам. Его литературная плодовитость могла бы вызвать изумление, если бы не уверения С. Ю. Витте (министр финансов в 1892-1903 гг.), что Блиох лишь составлял программы работ, а писали их его порученцы. 
Другой известный концессионер, Пётр Ионович Губонин, по характеристике Витте, «представлял собой толстопуза, простого русского мужика с большим здравым смыслом, но почти без всякого образования». Состояние Губонина оценивалось примерно в 20 млн. рублей, что по золотому содержанию соответствует примерно 1,2 млрд. сегодняшних долларов. Он много жертвовал на церковь, на бедных и на Красный Крест. После строительства Севастопольской дороги Губонин в 1875 году получил чин  действительного статского советника, что дало потомственное дворянство ему и его сыновьям Сергею и Николаю; в 1878 году Губонины получили дворянский герб с девизом «Не себе, а Родине». За финансирование Политехнической выставки в Москве и «во внимание к стремлению его своими трудами и достоянием содействовать общественной пользе» Губонину был пожалован чин тайного советника (3-й класс по Табели о рангах, соответствовал генерал-лейтенанту), однако он продолжал ходить в простонародном картузе и сапогах «бутылками», а генеральскую звезду надевал поверх длиннополого «купецкого» сюртука.
Но самыми крупными делами заправляли сыновья оршанского 1-ой гильдии купца Соломона Полякова. Самуил Поляков из мелкого винного откупщика и содержателя почтовых станций превратился в одного из крупнейших железнодорожных тузов. Его расходы на благотворительность составили фантастическую сумму 2-3 млн. рублей (120-180 млн. нынешних долларов). Лауреат Нобелевской премии по литературе 1933 года Иван Бунин учился в Ельце в классической гимназии, построенной и содержавшейся на деньги Самуила Полякова. Брат Самуила Лазарь создал в конце XIX века целую финансово-промышленную империю, но из-за неаккуратного ведения дел и давления Министерства финансов потерял почти все активы. Его сыновья судились с  правительством вплоть до революции 1917 года.
Фон Дервиз, оставив предпринимательство, намеревался посвятить себя общественным делам. Этот выходец из обрусевшей немецкой семьи со шведскими корнями понимал основные проблемы России лучше большинства русских общественных и государственных деятелей. Дервиз надеялся пересадить на русскую почву протестантскую этику, воодушевив элиту идеей служения делу ради самого дела. С этой целью он хотел создать аналог английской системы воспитания джентльменов – «народные лицеи» со сроком обучения в течение трех лет после окончания гимназии. На учреждение их Дервиз собирался пожертвовать около полумиллиона рублей, но внезапная смерть сорвала его планы: в 1881 году он умер от инсульта на вокзале, встречая гроб с телом умершей дочери.
Из-за недоверия друг другу и неумения сотрудничать, свойственных россиянам независимо от происхождения и во все эпохи, каждый «железнодорожный король» вёл дела единолично, контролируя денежные потоки, для чего учреждал собственные банки. (Точно также поступали «новые русские» в 1990-х годах). «Благодаря всему этому, – пишет Витте, – лица эти имели самое крупное общественное влияние даже на высший класс имущественных лиц». Их иногда именуют олигархами, однако правили Россией не они. Из трёх китов, на которых держится любой режим, – палка, деньги и общественное мнение, – в Российской империи, как и в Российской Федерации после 2000 года, главную роль безусловно играла палка. Отдельные личности, и даже весьма знатные, готовы были ломать шапку перед Дервизом, Блиохом, Губониным или Поляковым, чуть ли не валяться у них в ногах, но сами эти «короли» обречены были на вторые роли при царской челяди. Им позволяли заниматься тем, что им лучше всего давалось, – наживать деньги, им давали чины и звания (не самые высшие), но их никогда не допускали на самый верх. Никто из них и думать не мог стать членом Государственного совета и тем более министром (хотя на министерских постах иногда оказывались их добрые знакомые, – например, приятель фон Мекка Рейтерн или сотрудничавший с Блиохом Вышнеградский). На любое более-менее крупное начинание им приходилось добиваться санкции людей, близких (формально или неформально) к Трону.
«В Петербурге, – саркастически заметил князь-диссидент Пётр Долгоруков, – живёт и ползает часть дворянства, считающая себя аристократией по той причине, что окружает Двор, что занимает высшие должности и что многие из членов её обладают значительным состоянием».
В «Анне Карениной» Вронский, входя в театр, видит «каких-то дам с какими-то офицерами», мундиры, сюртуки, грязную толпу в райке, и среди всего этого многолюдья, в ложах и в первых рядах – «человек сорок настоящих мужчин и женщин». Это и был «свет». Для самой Анны за пределами служебного круга её мужа «свет» делится на две части:
    - «совесть петербургского света» – кружок старых, некрасивых, добродетельных и набожных женщин и умных, учёных, честолюбивых мужчин; 
    - «собственно свет» – свет балов, обедов, блестящих туалетов, свет, державшийся одною рукой за царский Двор, чтобы не спуститься до полусвета, который члены этого круга думали, что презирали, но с которым вкусы у него были не только сходные, но одни и те же.
Муж Анны по своим взглядам примыкает к первой части. В силу этого обстоятельства респектабельнейший Алексей Александрович иногда ведёт себя чересчур прямолинейно, чтобы не сказать вызывающе. Отправляясь обследовать на местах быт инородцев, он официально возвращает прогонные деньги, выданные ему на двенадцать лошадей до места назначения. Княгиня Бетси Тверская находит, что это очень благородно: зачем выдавать на почтовых лошадей, когда все знают, что везде теперь железные дороги? Княгиня Мягкая придерживается иного мнения: «Вам хорошо говорить, когда у вас миллионы не знаю какие, а я очень люблю, когда муж ездит ревизовать летом. Ему полезно для здоровья и приятно проехаться, а у меня на эти деньги экипаж и извозчик содержатся».
Деньги на экипажи нужны были не одной Мягкой. В предельно централизованной России жизнь в столице, близ особы Государя, стоила дорого; средств, достаточных в Москве для содержания дома, в Петербурге хватало лишь на аренду квартиры. «Стрижка» появившихся дельцов стала для петербургских бюрократов стабильным источником дохода. Когда знакомый князя П. А. Кропоткина захотел основать в столице коммерческое предприятие, в Министерстве внутренних дел ему открыто сказали, что 25% прибыли нужно пообещать такому-то чиновнику этого министерства, а кроме того, в Министерстве финансов одному отстегнуть 15%, другому 10%, третьему 5%. То есть ещё до начала дела надо было раздать больше половины будущей прибыли.
С 1871 года система распределения железнодорожных концессий через торги была отменена, министр путей сообщения получил право выбирать концессионера единолично. Это обострило борьбу лоббистских групп. В мемуарах описана схватка за концессии на Лозово-Севастопольскую и особенно на Ландварово-Роменскую (она же Конотопская) железные дороги. На последнюю претендовал Мекк; соперником его выступал малоавторитетный Ефимович, за которого, по слухам, стояли то ли брат императора, принц Александр Гессенский, то ли всемогущая царская любовница, 24-летняя Екатерина Долгорукая.
На разведку Мекк направил двух генерал-адъютантов– Кушелева к принцу Гессенскому, а князя Барятинского к Долгорукой, по слухам, вызванной в то время Государем в Эмс. После долгих и безрезультатных поисков Барятинский встречает знакомую графиню Гендрикову в растрёпанных чувствах – шляпа на сторону, глаза горят: «у злополучной бабы очищены все карманы» (то бишь проигралась в рулетку). Князь вспоминает, что свояченица Гендриковой Мария Шебеко – неразлучная спутница Долгорукой, и начинает расспрашивать. Графиня сообщает, что Долгорукая живёт в окрестностях Эмса с паспортом «рижской гражданки», но в делах сама ничего не смыслит, а разговаривать нужно именно с Шебеко, которая тоже здесь. И вот по рекомендации Гендриковой в 11 вечера, под проливным дождём, царский адъютант в чине генерала князь Барятинский идёт на конспиративную встречу с Шебеко. Та подтверждает, что «они» поддерживают Ефимовича: «Можете ходатайствовать о дороге Севастопольской, но Конотопскую мы вам не уступим». – «Вы шутите, – восклицает Барятинский, – Севастопольская обещана Губонину!». – «Ну, это ваше дело, но Ефимовичем мы не пожертвуем». Барятинский разъясняет, что речи о жертвах нет, что они предлагают вознаграждение. «Ну, так бы сразу и говорили!», – округляет глаза Шебеко. Она идёт к двери, проверяет, заперта ли, и шёпотом спрашивает: «Сколько?». – «Нет, лучше сами назначьте». – «Полтора миллиона».
Барятинский огорошен: Мекк предельной цифрой считал семьсот тысяч. Шебеко стоит на своём. «Значит, будем бороться, – заявляет Барятинский. – На нашей стороне много шансов: Бобринский (тогдашний министр путей сообщения) хочет, чтобы Конотопскую отдали Мекку». Шебеко уверяет, что ничего у них не выйдет, однако через пару дней внезапно соглашается на семьсот тысяч, но с условием, чтобы Мекк немедленно, до всякого решения, выдал вексель на эту сумму на имя брата Долгорукой. Агенты Мекка сочли, что их хотят надуть, и отказались. В Петербург Барятинский вернулся ни с чем, но переговоры продолжались через брата Шебеко Александра, ротмистра кавалергардов. Во время очередного раунда приходит телеграмма: «Х сказал, что Мекк человек ненадёжный; нужны гарантии». Оскорблённый Мекк спрашивает, кто этот Х, осмеливающийся делать такие замечания. «Государь», – спокойно отвечает ротмистр. Барятинский, вспыхнув, заявляет, что как генерал-адъютант не позволит впутывать Высочайшее Имя в эти дрязги. На том переговоры и кончаются.   
В июне 1871 года в Комитет министров Высочайшим повелением вносится предложение о сдаче концессии на Ландварово-Роменскую (Конотопскую) дорогу Ефимовичу и Викерсгейму. Однако министр Бобринский и шеф жандармов Шувалов просят государя позволить Комитету обсудить вопрос по существу, и 5 июля Комитет выносит решение в пользу Мекка. Государь предлагает пересмотреть вопрос с учётом просьбы Ефимовича, но Комитет стоит на своём. И тут к Мекку является Александр Шебеко и требует денег! Мекк отказывается платить людям, которые боролись против него; Шебеко удаляется, угрожая «провалить дело». 30 июля решение в пользу Мекка получает санкцию Государя, но мемуаристы расходятся относительно обстоятельств такого исхода. По свидетельству А. И. Дельвига, заместителя Бобринского, агентам Мекка пришлось вновь ехать в Эмс и убеждать окружение Долгорукой, что не всё ли им  равно, от кого получать деньги, – от Ефимовича или от Мекка. А Бобринский и Дельвиг вскоре после этих событий лишились своих постов: всяк сверчок знай свой шесток!
Не лучше Долгорукой вели себя некоторые близкие родственники императора. Шувалов, смещённый в 1874 году, рассказывал, как в бытность его шефом жандармов брат царя Николай Николаевич (старший) признавался ему, что получил 200 тыс. рублей за ходатайство в пользу одного концессионера. «Ваше высочество, – удивляется Шувалов, – отдаёте ли вы себе отчёт, ведь может пострадать ваша безупречная репутация?». – «Да вздор какой! Если бы я сам участвовал в решении, а то ведь мне нужно только походатайствовать». «Конечно, Николай Николаевич непроходимо глуп, – комментирует рассказ Шувалова Е М. Феоктистов (журналист, цензор, впоследствии сенатор), – но, казалось бы, не надо особенно глубокого ума, чтобы усвоить себе хоть самые элементарные понятия о чести… Какая, однако, безнравственность господствовала в высших сферах, воскликнет читатель. Действительно, безнравственность была поразительная, она сделалась таким обычным явлением, что многие, даже весьма порядочные люди перестали возмущаться ею, относились к ней как к чему-то такому, с чем нужно поневоле мириться. Не раз случалось мне слышать, что сам император Александр Николаевич находил вполне естественным, что люди к нему близкие на его глазах обогащались с помощью разных концессий и т. п. – если не одни, так другие, почему же не те, к кому он благоволил?».    
Положим, железнодорожное строительство во всех странах сопровождалось взяточничеством. Так, в США в ходе сооружения трансконтинентальной «Юнион Пасифик», открытой 10 мая 1869 года, попались на взятках вице-президент Шайлер Колфакс и будущий президент Джеймс А. Гарфилд. Разница заключалась, во-первых, в том, что на Западе эти инциденты становились предметом публичной полемики и судебных разбирательств, а во-вторых, в меньшей доле дохода, достававшейся уву концессионерам, так и взяточникам. В России рабочая сила стоила намного дешевле. Дневная зарплата американского малоквалифицированного работника колебалась на уровне 1 доллара; в России платили 40-50 копеек кредитных денег в день (при курсе 1,3 рубля за 1 доллар и 1,3 кредитных рубля за один рубль золотой монетой). Левин в «Анне Карениной» нанимает работников на лето по 30 копеек с небольшим (примерно столько в сопоставимых деньгах и сегодня получают большинство россиян). И при такой разнице в зарплатах постройка километра железной дороги обходилась в США на 20% дешевле, чем в России.   
Мекк, получив концессию на Конотопскую дорогу, в реализации её столкнулся с большими трудностями. Благодаря финансовой помощи правительства он всё-таки достроил дорогу, но её эксплуатация оказалась убыточной, и ему вновь пришлось прибегнуть к связям при Дворе, чтобы получить правительственную ссуду. «Причина этого, – пишет Витте, – была та, что по мере постройки новых дорог правительство становилось всё опытнее и опытнее  и ставило всё более и более тягостные условия. Поэтому в конце концов люди перестали так наживаться и даже были случаи, что и крупные подрядчики прогорали».
Несмотря на широкую благотворительность российских миллионщиков, «общество» относилось к ним со смесью зависти и презрения. В «Анне Карениной» Стива Облонский рассказывает Левину про охоту у известного железнодорожного богача, выведенного в романе под фамилией Мальтус: про его экипажи, догкарты (охотничьи повозки для собак), палатку с завтраком возле болота. «Неужели тебе не противна эта роскошь? – возмущается Левин. – Все эти люди наживают деньги нечистоплотными способами и этими деньгами откупаются от общественного презрения. Только что успели уничтожить откупа, явились железные дороги, банки, – тоже нажива без труда».
Стива, однако, не считает Мальтуса более бесчестным, чем кого бы то ни было из богатых купцов и дворян: и те и эти нажили одинаково трудом и умом.
- Да, но каким трудом? – кипятится Левин. – Разве это труд, чтобы добыть концессию и перепродать?
- Разумеется, труд. Труд в том смысле, что если бы не было его или других ему подобных, то и дорог бы не было.
С этим Левин скрепя сердце соглашается, хотя и с оговоркой:
- Но ведь труд не такой, как труд мужика или учёного.
- Положим; но труд в том смысле, что деятельность его даёт результат – дорогу.
- Но всякое приобретение, не соответственное положенному труду, нечестно.
- Да кто ж определит соответствие? – усмехается Стива. – То, что я получаю жалованья больше, чем мой столоначальник, хотя он лучше меня знает дело, – это бесчестно? Нет, я вижу какое-то враждебное, ни на чём не основанное отношение общества к этим людям, и мне кажется, что тут зависть.
На эту же тему Степан Аркадьевич спорит и со своим зятем Карениным. Хронически нуждаясь в деньгах, Стива присмотрел одно из тех мест от тысячи до пятидесяти тысяч в год жалованья, которых, по свидетельству Л. Н. Толстого, развелось тогда больше, чем прежде было тёплых взяточных мест. Твердокаменный Алексей Александрович Каренин, чьи государственные проекты всегда клонятся к экономии средств, высказывается в том смысле, что огромные жалованья суть признаки ложной экономической политики.
- Да как же ты хочешь? – убеждает его Стива. – Ну, положим, директор банка получает десять тысяч, – ведь он стоит этого. Или инженер получает двадцать тысяч. Живое дело, как хочешь!
- Я полагаю, – чёткими грамматическими оборотами излагает свою позицию Алексей Александрович, – что жалованье есть плата за товар, и оно должно подлежать закону спроса и предложения. Если же назначение жалованья отступает от этого закона, как, например, когда я вижу, что выходят из института два инженера, одинаково знающие и способные, и один получает сорок тысяч, а другой довольствуется двумя тысячами; или что в директоры банков общества определяют с огромным жалованьем правоведов, гусаров, не имеющих никаких особенных специальных сведений, я заключаю, что жалованье назначается не по закону требования и предложения, а прямо по лицеприятию. И тут есть злоупотребление, важное само по себе и вредно отзывающееся на государственной службе.
Однако отказать добродушному и настойчивому шурину Алексей Александрович не в состоянии, и он вынужден отговориться тем, что назначение зависит не от него, а от Болгаринова. Стиве чрезвычайно неловко ожидать два часа в приёмной «у жида», а самое главное, Болгаринов, приняв его наконец с чрезвычайной учтивостью, почти открыто ему отказывает, явно испытывая удовольствие от унижения потомка Рюрика. Степану Аркадьичу не остаётся ничего другого, как постараться забыть этот неприятный эпизод – до появления следующего денежного местечка.
Дискуссия о праведных и неправедных заработках не закончена по сей день и в России, и на Западе, и в Китае. Что же касается тогдашней «железнодорожной горячки», то её материальные результаты выглядели впечатляюще. За 30 лет с момента пуска в 1837 году первой Царскосельской линии было введено в эксплуатацию всего 5116 км. железнодорожных линий, а с 1868-го по 1872 год – 9,6 тыс. километров. Если бы такие темпы сохранялись на протяжении следующих двух десятилетий, Россия по протяжённости железнодорожных путей превзошла бы Великобританию почти вдвое (правда, при несравнимых территориях). А так в 1893 году этот показатель составлял в России 32 426 км, в Великобритании – 32 742 км, а в США – 281 934 км.
Рост железнодорожной сети, несомненно, способствовал успехам добывающей и обрабатывающей промышленности России. Однако индустриальное развитие было полно острых противоречий, и инвективы Левина (то бишь самого Льва Толстого) против железных дорог выглядят вполне обоснованными. В 1880-х годах другой замечательный писатель, Глеб Успенский, отмечал изменение в облике городов, «упадок тона, который в старые времена был свойственен городу, как центру, в котором живёт образованное общество». Кучка культурных людей, представляющих лицо города, затерялась в массе новосёлов без сапог, без шапок, в потных и рваных рубахах. Надежды на снижение хлебных цен не оправдались: прежде чем куль хлеба со станичного базара добирался до Москвы или Петербурга, он проходил через множество рук, при этом цена его вырастала в среднем на пять рублей (примерно на 300 долларов в ценах 2023 года). Эти пять рублей по грошу, по полкопейки, по гривеннику разбирались массой людей, всю жизнь торчавших на какой-нибудь мельчайшей операции: один объезжал сёла, мял зерно рукой и пробовал на вкус, другой вешал кули и ставил на них метки, третий пересчитывал кули, тыча в них ногой и делая отметку в тетради, и т. д. Таких агентов по городам и сёлам толпились сотни тысяч, и миллионы чернорабочих перебивались на складах, площадях и пристанях ещё более ничтожными заработками, поднимая непосильные тяжести и от напряжения оглашая воздух стонами, оханьем и воплями.
Рывками, толчками, иногда задом наперёд Россию несло по пути прогресса.

Антитурецкие восстания христиан на Балканах

5 июля 1875 года на юге Боснии и Герцеговины. близ селения Невесине, началось восстание, поводом к которому послужило увеличение десятинного сбора с населения. К августу восстанием была охвачена почти вся Герцеговина, число повстанцев достигло 10-12 тыс. человек. В августе 1875 года вспыхнуло восстание и в Боснии. Повстанцы добились значительных военных успехов, подвергнув блокаде ряд крупных городов и турецких крепостей.
Восстание в Боснии и Герцеговине отвлекло на себя часть турецких сил на Балканах. В Болгарии окрепли позиции сторонников вооружённого выступления. В сентябре 1875 года в Болгарии вспыхнуло Старозагорское восстание, быстро подавленное турецкими войсками. Но Болгарский центральный революционный комитет, находившийся в Джурджу (Румыния), и его «апостолы» в Болгарии, разделенной революционерами на округа,  готовили всеобщее восстание. В подготовке активно участвовали широкие слои населения, в том числе представители назначенной османами администрации – сельские старосты, кметы и сборщики податей. Крестьяне заготавливали продовольствие, покупали оружие и порох, ремесленники отливали пули, шили сумки, патронташи, ремни, обувь и другое снаряжение. К началу восстания только 4-5 тысяч участников имели оружие, однако план восстания предусматривал привлечение невооружённого населения: в частности, для разрушения железной дороги, мостов и телеграфных линий. Поскольку оружия не хватало, женщины сушили и толкли жгучий перец, чтобы бросать в лица турецким солдатам. Но в то время как одни участники готовились выступить 11 мая, другие собирались начать уже 1 мая.
Тем временем в Пазарджике турки захватили 86 современных игольчатых винтовок, а в 4-м округе лавочник Стоянов донёс турецким властям о подготовке восстания в городке Копри;вштица в 110 км от Софии. 19 апреля 1876 года в Копривштицу прибыл отряд из 20 конных турецких полицейских, начавший обыски и  допросы жителей. Были арестованы два человека, принимавшие участие в подготовке восстания. Местный повстанческий комитет сообщил в центр округа, что они приняли решение начать восстание немедленно. В Копривштице ударили в набат, и повстанцы атаковали турок. Член местного повстанческого комитета Георги Тиханек первым выстрелил в представителя султанской администрации. В соседний городок Панагю;риште был направлен конный курьер с письмом-призывом следовать их примеру, там тоже начался мятеж. Поскольку некоторые повстанцы были одеты в самодельные военные мундиры, турки приняли их за русских солдат.
К 21 апреля 1876 года восстанием были охвачены 32 села и города. Наибольший размах восстание получило в южной Болгарии, где главными центрами восстания стали городки Панагюриште, Копривштица, сёла Батак и  Перуштица. В других частях страны восстание свелось к разрозненным действиям небольших отрядов. 22 апреля начались первые серьёзные бои с турками. В подавлении восстания участвовали регулярные части турецкой армии («низам»), резервные войска («редиф»), ополчение из мусульман («мустахфиз») и отряды иррегулярных войск («башибузук»). Помимо турок, в подавлении восстания участвовали болгарские мусульмане-помаки и черкесы, переселившиеся в Болгарию во время русско-кавказских войн (до двухсот тысяч человек). Турки использовали черкесов в качестве вспомогательных отрядов, давая им полную свободу действий в отношении местного населения. Христо Ботев писал: «Одно из самых больших несчастий, которое поразило наш народ, которое его убивает и экономически, и политически, – это черкесы, которые в последние несколько лет наводнили наше отечество. Разбойничье турецкое правительство приняло хищных сынов Кавказа, и дало им такую свободу, которой они не имели даже во времена своей независимости в Азии».
26 апреля года пала Клисура, 27 апреля башибузуки захватили и сожгли селение Перуштица; его защитники, забаррикадировавшиеся в церкви, сгорели заживо. 30 апреля 1876 года после четырёх дней боёв и артиллерийского обстрела турецкие войска захватили Панагюриште, в котором укрылись жители 20 окрестных селений. Бои здесь велись за каждый дом. В боях за городок турки потеряли около 200 человек, в том числе несколько офицеров, поэтому по приказу командующего турецким отрядом Хафиз-паши Панагюриште был сожжён.
В начале мая по требованию местных старост-чорбаджи, надеявшихся договориться с турками, повстанцы ушли из села Батак; башибузуки захватили и сожгли село.
17 мая с парохода «Radetzky» у деревни Козлодуй высадился сформированная в Румынии чета (отряд) под командованием Христо Ботева – 275 человек, среди которых помимо болгар были два албанца, один босниец, один черногорец и поручик русской армии, болгарин по происхождению Никола Войновский. Отряд дошёл до города Враца, но 20 мая 1876 года был уничтожен в бою с турецкими войсками. Ботев был там ранен турецким снайпером в грудь и практически сразу же скончался.
Плохо вооружённые отряды повстанцев были разгромлены. Только в южной части Болгарии было убито свыше 30 тысяч человек, в том числе старики, женщины и дети. Были сожжены 80, разрушены и разграблены 200 поселений.
Турецкие зверства при подавлении Апрельского восстания вызвали волну возмущения в Европе и России. Международный резонанс имел также погром в Салониках, где 24 апреля 1876 года толпа мусульман на глазах губернатора Мехмеда Рефет-паши убила консула Франции и вице-консула Германии, которые дали убежище христианской девушке. Но европейские правительства не спешили активно вмешиваться, не желая дальнейшего ослабления Османской империи и, соответственно, усиления позиций России.
С точки зрения российских властей, напротив, ситуация благоприятствовала достижению их стратегической цели – установлению контроля над Босфором и Дарданеллами. В Российской империи болгарское восстание получило широкое освещение в печати, в стране прошла кампания по сбору пожертвований и помощи болгарам, в которой принимали участие православная церковь, болгарская община и различные общественные организации. Центрами сбора пожертвований стали редакции газет. Кроме того, государственные и общественные структуры занимались оказанием помощи беженцам из Болгарии.
Но подготовка России к войне требовала дальнейшего увеличения расходов. В 1876 году Рейтерн предоставил царю записку, в которой доказывал, что в случае войны Россия сразу и надолго потеряет все результаты, достигнутые в ходе двадцатилетних реформ. С началом боевых действий он подал просьбу об отставке, но получил отказ и остался на своем посту.

Свержение Абдул-Азиза

В начале мая 1876 года секретная организация «Новые османы» опубликовала воззвание, в котором возлагала на султана Абдул-Азиза ответственность за финансовое банкротство страны и за восстания на Балканах. Авторы воззвания призывали создать парламент и заменить Абдул-Азиза другим султаном. Часть феодально-клерикальных кругов также была недовольна Абдул-Азизом из-за захвата им доходов от вакфов (мусульманских имущественных фондов) и из-за внешнеполитических неудач. Ему припомнили январский демарш европейских держав по поводу расправ в Боснии и Герцеговине и салоникских погромов, а также кровавое подавление Апрельского восстания в Болгарии. 22 мая в Стамбуле состоялась многолюдная демонстрация. В ней участвовали софты (учащиеся мусульманских религиозных школ), торговцы, ремесленники, городская беднота столицы. Возле дворца султана собралось до 40 тысяч демонстрантов. Султан был вынужден уволить великого визиря Махмуда Недима, известного ориентацией на Россию, и вернуть на этот пост Мютерджима Мехмеда Рюшди-пашу. В состав нового правительства вошли известные патриоты Хусейн Авни-паша и Мидхат-паша. Но волнения в столице не прекращались. И Мидхат-паша, и «новые османы» были встревожены стихийными народными выступлениями. Стремясь предотвратить революцию, они предпочли тактику дворцового переворота, к осуществлению которого были склонны и некоторые феодальные группировки. В ночь на 30 мая 1876 года Абдул-Азиз был вынужден отречься от престола в пользу племянника, Мехмеда Мурада, – старшего сына Абдул-Меджида I. Насколько дней спустя, 4 июня, свергнутый султан, как было официально объявлено, перерезал себе вены во дворце Ферие, куда был заключён с семьёй как государственный преступник. (Впоследствии на процессе 1881 года многих государственных деятелей, в том числе Мидхат-пашу, обвинили в убийстве свергнутого султана). Заговорщики возвели на трон Мехмеда Мурада (Мурад V) – образованного и пылкого алкоголика с расстроенной психикой, от которого либералы-западники надеялись добиться введения конституции.
В июне 1876 года князь Сербии Милан Обренович сумел договориться с князем Черногории Николой Петровичем о совместных действиях против Турции. Вопреки политическому давлению европейских государств Сербия и Черногория 30 июня 1876 года объявили Турции войну.
Мурад V пробыл на османском троне всего девяносто три дня: убийство смещённого Абдул-Азиза окончательно свело его с ума. Мидхат-паше и его сподвижникам ничего не оставалось, кроме как низложить в августе 1876 года Мурада V и посадить на престол его брата Абдул-Хамида. Шейх-уль-ислам тут же выпустил фетву, в которой говорилось о неспособности Мурада V править страной в результате затмения ума. Мурад воспринял эту новость совершенно безропотно. Рано утром 31 августа Абдул-Хамид, давший Мидхату письменное обязательство ввести конституцию, прибыл во дворец Топкапы и сразу же прошёл в тронный зал, где все министры и прочие государственные деятели империи провозгласили его султаном Абдул-Хамидом II. В десять часов залпы из ста пушек возвестили населению о низложении старого султана и воцарении нового, после чего Абдул-Хамид II сел на пристани в султанский катер и в сопровождении других весельных судов, на которых находились все придворные, проследовал во дворец Долмабахче. Мурада вместе с его семьёй поместили в дворце Чыраган, где они провели почти двадцать восемь лет. Умер экс-султан в Чырагане от сахарного диабета в 1904 году в возрасте 64 лет.
В том, что новый султан назначил своим личным парикмахером христианина, газета Каткова «Московские ведомости» усмотрела его симпатии к христианам. «Новые османы» надеялись на то, что проведение намеченных ими реформ и введение конституции погасит разгоревшееся пламя восстаний в христианских провинциях.
На турецкой открытке 1895 года события 1876 года изображены следующим образом: на фоне панорамы Стамбула стоят султан Абдул-Хамид II, великий визирь и другие первые лица империи. Женщина в центре символизирует Турцию, которая скидывает оковы рабства, а летающий вверху ангел является намёком на Французскую революцию и её девиз «Свобода, равенство, братство».
Тем временем турецкие войска нанесли сербам поражения, лишившие их возможности сопротивляться. Милан Обренович умолял императора Александра II спасти его страну от полного разгрома. 31 октября российский посол в Турции от имени Александра II предъявил Османской империи ультиматум, по которому та должна была в течение 48 часов заключить мирный договор с Сербией и Черногорией. В случае, если Турция откажется выполнять условия ультиматума, российская армия в составе 200 000 солдат, стоявшая в Бессарабии, перейдёт границу Османской империи. На следующий день Турция приняла ультиматум и согласилась на двухмесячное перемирие, одновременно пригласив великие державы Европы на конференцию в Константинополе в качестве посредников.
В этой обстановке Абдул-Хамид II согласился утвердить разработанный Мидхатом-пашой проект конституции. Он надеялся использовать провозглашение конституции для срыва открывшейся в декабре Константинопольской конференции, чей проект решений, основанный на компромиссе между европейскими державами и Россией, предусматривал:
– в рамках Османской державы создавалась автономная область Боснии и Герцеговины с единым верховным управлением;
– Сербия получала земли, занятые Турцией во время войны, а также Малый Зворник – предмет многолетнего спора между турками и сербами;
– к Черногории присоединялись большая часть восставших герцеговинских округов с укрепленным городом Никшичем и часть албанских земель с крепостями Спуж и Жабляк. Ввиду доставления черногорцам доступа к морю, плавание по реке Бояне должно было быть объявлено свободным, а турецкие крепости на Скадарском озере разрушены.
По болгарским землям участники конференции внесли разные проекты.
Русский проект, разработанный князем Алексеем Церетели и американским консулом Юджином Скайлером, предусматривал единую автономную Болгарию,  включавшую Дунайский вилайет, Софийский санджак, Пловдивский и Сливенский санджаки из Адрианопольского вилайета и населённую болгарами часть Македонии.
Против него, однако, возразили представители других великих держав, особенно австрийский министр иностранных дел граф Андраши и британский представитель маркиз Солсбери.
В окончательный проект решения конференции было внесено английское предложение разделить Болгарию по вертикали на две автономных области — Восточную с центром в Тырново и западную с центром в Софии. На заседании 8 января 1877 года маркиз Солсбери заявил, что «в границы этих двух провинций, образующих Болгарию, не вводятся области, в которых не преобладает болгарское население, или области, на которых не осуществлялись зверства прошлым летом». Таким образом, болгарские области отсекались от Эгейского моря и за их пределами оставались Воденско, Кукушко и Дойранско, Западная Фракия, большая часть Восточной Фракии и Родопии. Генерал-губернаторы обеих областей назначаются Портой с согласия великих держав на пятилетний срок. (Отклонено русское предложение, предусматривающее единого управляющего болгарскими провинциями, который должен избираться местным населением). Правители могут быть турецкими или иностранными подданными, но должны быть христианами. Каждая область будет иметь законодательный орган – собрание, избираемое всеми жителями области старше 25 лет, имеющими определенный имущественный ценз. Собрание избирает административную комиссию (правительство) во главе с губернатором сроком на четыре года. Области оставляют 70 % своих доходов на свои нужды. Местная милиция создается из христиан и мусульман, но в крепостях и городах остаются части регулярной турецкой армии. Черкесы выселяются из обеих областей. Создается Международный наблюдательный комитет для контроля в течение одного года за исполнением этих соглашений, в распоряжении которого должен был состоять 4000-й конвойный отряд из бельгийцев или итальянцев.
19 декабря Мидхат-паша был назначен великим визирем, а 23 декабря состоялось торжественное объявление конституции Османской империи, известной как «конституция  Мидхата». Турция превращалась и конституционную монархию с двухпалатным парламентом. Члены сената назначались султаном пожизненно, а палата депутатов избиралась на основе высокого имущественного ценза. Султан имел право назначать и смещать министров, объявлять войну, заключать мир, вводить военное положение и прекращать действие гражданских законов. Все подданные империи объявлялись «османами», равными перед законом. Конституция признавала государственным языком турецкий, а государственной религией ислам. Сам султан с большим торжеством принёс публичную присягу на верность конституции.
21 декабря 1876 года план, подготовленный в преддверье Константинопольской конференции её участниками, был передан Порте. А 23 декабря, на официальном открытии конференции, Сафет-паша провозгласил «великий акт изменения в 600-летнюю форму правления империи. Его Величество султан осчастливил империю конституцией». С учётом сказанного Турцией было заявлено, что конференция излишня, поскольку конституция провозглашает равенство религиозных меньшинств в империи.
Великие державы отклонили турецкое мнение о ненужности конференции. На следующем пленарном заседании Турция представила возражения и встречные предложения, которые также были отклонены великими державами. Попытки преодолеть разногласия остались безуспешными. 18 января 1877 года Мидхат-паша заявил об окончательном отказе Турции признать решения конференции. Державы-участники конференции отозвали своих послов из Константинополя.
Уже в начале февраля 1877 года Мидхат-паша был смещен с поста великого визиря, арестован и выслан за границу. 19 марта 1877 года состоялось открытие первого турецкого парламента.

Русско-турецкая война 1877 года

31 марта 1877 года в Лондоне был подписан так называемый Лондонский протокол – последняя дипломатическая попытка великих держав воздействовать на Османскую империю, чтобы решить проблему мирным путём. Отказ Турции от реализации решений Константинопольской конференции и Лондонского протокола положил конец мирным попыткам решить «Восточный вопрос» и лишил Турцию поддержки европейских держав. 24 апреля Россия, ссылаясь на отказ султана исполнить требования держав, объявила Османской империи войну.
Несмотря на значительную помощь Великобритании, снабжавшей султана деньгами и припасами, на то, что турецкая армия была вооружена магазинными ружьями и на возможность для турок пользоваться заранее подготовленными полевыми укреплениями и крепостями, война быстро окончилась полным поражением Турции. В конце 1877 года русская армия перевалила через Балканские горы и, подойдя к Адрианополю (ныне Эдирне в европейской части Турции), получила возможность без особого труда занять Стамбул/Константинополь. Падение Плевны и Шипки, сдача армии Осман-паши, разгром армий Сулеймана и Мухтара и приближение русских к столице произвели страшный переполох в Стамбуле. Парламент потребовал смены правительства и немедленного прекращения войны с Россией. Султан приготовился бежать в Анатолию, остатки армии были деморализованы, повсюду начались грабежи. 6 января 1878 года Абдул-Хамид запросил у русских перемирия; главнокомандующий русской армии ответил, что допустит перемирие лишь в том случае, если будут определены общие условия мира.
Война с Россией мешала турецким властям подавить новый бунт армян в Зейтуне, вспыхнувший в ответ на увеличение налогов и усиление притеснения со стороны турецких властей. В 1872-1875 годах зейтунцы выдворили из города турецких полицейских и провозгласили независимость Зейтуна. Повстанцы предприняли попытку установить связь с действовавшими в Западной Армении русскими войсками для получения оружия, но помощь не была оказана.
Поскольку в парламенте звучали голоса, резко осуждавшие султана и всю дворцовую клику, в феврале 1878 года султан распустил парламент. С этого времени конституция 1876 года фактически перестала действовать.
В разработке первой турецкой конституции принимал участие один из руководителей «Новых османов», поэт, прозаик и журналист Намык Кемаль (1840-1888). После поражения конституционного движения он был отправлен (фактически сослан) султаном Абдул-Хамидом II на остров Хиос, где и умер, работая над оставшейся незавершенной «Историей Османской империи».
19 февраля (3 марта по н. ст.) 1878 года между Россией и Турцией был заключён предварительный договор в Сан-Стефано, по которому признавались независимыми Румыния и Сербия; болгарским провинциям давалось самоуправление; России, Сербии и Черногории были переданы значительные территории; установлена контрибуция за военные издержки. Однако в Османской державе официальная правительственная декларация – образец замены чёрного белым и наоборот – извещала население, что «наш милостливый и победоносный государь на этот раз совершенно один вышел из борьбы победителем неверных собак. В своей неимоверной благости и милосердии он согласился даровать нечистым собакам мир, о котором они униженно просили его. Ныне, правоверные, вселенная опять будет управляться из Стамбула. Брат повелителя русских имеет немедленно явиться с большою свитою в Стамбул и в прах и в пепел, в лице всего мира, просить прощения и принести покаяние. При этом имеет быть уплачена обычная числящаяся за ними дань, после чего повелитель правоверных в своей неистощимой милости и долготерпении вновь утвердит повелителя русских в его должности вассального наместника его страны. Но дабы отвратить возможность нового возмущения и сопротивления, султан, в качестве верховного повелителя земли, повелел, чтобы 50 тыс. русских остались в виде заложников в Болгарии. Остальные неверные собаки могут возвратиться в своё отечество, но лишь после того, как они пройдут в глубочайшем благоговении через Стамбул или близ него».
Роспуск парламента и подписания султаном Сан-Стефанского мирного договора вызвали попытку переворота. Около 500 человек во главе с одним из вожаков «Новых османов» Али Суави, раздобыв оружие, 20 мая 1878 года попробовали низложить султана Абдул-Хамида II и восстановить на престоле бывшего султана Мурада V, но были разбиты правительственными войсками. В стычке с верными султану войсками Али Суави был заколот штыком. Султан жестоко расправился с «Новыми османами». В Османской империи на 30 лет (1878-1908 гг.) утвердилась деспотия Абдул Хамида II. Эти годы получили название «эпохи зулюма» («зулюм» – деспотизм, тирания,  гнёт).
События 30 мая ещё больше обострила паранойю, которой страдал Абдул-Хамид. Британский посол, явившийся на приём к султану, нашёл его дрожащим в углу залы в окружении стражи: он боялся, что англичане собираются захватить его и увезти в Англию.
После окончания военных действий против России турецкое правительство сосредоточило войска против Зейтуна. За короткий срок было подавлено восстание туркмен племени козаноглу, желавшего присоединиться к армянам. Затем турецкие войска заняли Зейтун. 400 повстанцев во главе с князем Папиком Енитуняном (Норашхарян) ушли в горы и продолжили борьбу. Высокая Порта, стремясь не давать европейским странам нового повода для вмешательства во внутренние дела Турции, вступила в переговоры с  Енитуняном. Турецкая сторона признала его городским головой, уменьшила размеры взимаемых с армян налогов, освободила содержащихся в Марашской тюрьме арестованных зейтунцев. Пойдя на эти компромиссы, турецкие власти сумели утихомирить зейтунцев.
Между тем европейские великие державы сочли, что договор в Сан-Стефано чересчур ослабляет Османскую державу и слишком усиливает позиции Российской империи. Под их давлением Россия согласилась участвовать в Берлинском конгрессе для определений окончательных условий русско-турецкого мира.
Конгресс в Берлине проходил с 1 (13) июня по 1 (13) сентября 1878 года. За несколько дней до начала его работы, 4 июня (н. ст.) 1878 года, была подписана т. н. «Кипрская конвенция» – тайный англо-турецкий договор об оборонительном союзе. Великобритания обязалась помочь Османской империи против России «силой оружия», взамен Османская империя согласилась на превращение острова Кипр в протекторат Великобритании.
1 (14) июля был подписан Берлинский трактат, очень сильно урезавший плоды российской победы над турками.
Болгария была разделена на три части: 
1. Княжество Болгария от Дуная до Балкан с центром в Софии, вассальное по отношению к султану; выборный глава княжества утверждался султаном с согласия великих держав. Временное управление Болгарией до введения в ней конституции сохранялось за русским комендантом, однако срок пребывания русских войск в Болгарии был ограничен 9 месяцами. Турецкие войска не имели права находиться в княжестве, но оно обязано было платить Турции ежегодную дань.
2. Болгарские земли к югу от Балкан образовали т. н. Восточную Румелию –  автономную провинцию Турецкой империи с центром в Филиппополе (Пловдив); Турция получала право охранять границы Восточной Румелии силами только регулярных войск, расположенных в пограничных гарнизонах.
3. Земли до Адриатики и Эгейского моря (Македония) возвращались Турции без каких-либо изменений в статусе.
Фракия и Албания оставались за Турцией. В этих провинциях, а также на Крите и в турецкой Армении, Турция обязывалась провести реформу местного самоуправления в соответствии с ограничительным регламентом 1868 года, уравняв в правах христиан с мусульманами.
Турция отказывалась в пользу Персии (Ирана) от прав на спорный пограничный город Хотур.
Была признана независимость княжеств Черногории, Сербии и Румынии. Территориальные приращения Черногории и Сербии, предусмотренные Сан-Стефанским договором, были урезаны. Черногория, получившая на Адриатическом море порт Антибари, лишалась права иметь флот, а морской и санитарный контроль в этих водах передавался Австро-Венгрии. Территория Сербии несколько увеличивалась, но не за счёт Боснии, а за счёт земель, на которые претендовала Болгария. Румынское княжество получало болгарскую Северную Добруджу и дельту Дуная.
Пожалуй, наибольшую выгоду от русской победы получила Австро-Венгрия, добившаяся права на оккупацию Боснии и Герцеговины и размещения гарнизонов между Сербией и Черногорией в Новопазарском санджаке, который оставался за Турцией.
Исправление греко-турецкой границы было предоставлено переговорам этих двух стран, при посредничестве европейских держав в случае их неудачи. (Окончательное решение об увеличении территории Греции было принято в 1880 году передачей ей Фессалии и части Эпира).
Гарантировалась свобода судоходства по Дунаю от Чёрного моря до Железных Ворот.
Россия отказывалась от Баязета и Алашкертской долины и приобрела лишь Ардаган, Карс (сейчас оба в Турции), а также Батум (сейчас в Грузии), в котором обязалась ввести режим порто-франко (порт свободной торговли). Также к России переходила Южная Бессарабия (сейчас поделена между Молдавией и Украиной).
Поражение Турции фактически привело к почти полному крушению турецкого господства на Балканах. Берлинский конгресс признал независимость большинства балканских народов.
Берлинский трактат сохранял силу до Балканских войн 1912-1913 годов, но часть его постановлений осталась невыполненной или была позднее изменена. Так, не были проведены в жизнь обещанные Турцией реформы местного самоуправления в областях, населённых христианами.
В Османской державе отвечать за «несуществующие» неудачи в прошедшей войне пришлось Сулейман-паше, назначенному командовать всеми сухопутными силами на Болгарском театре за месяц до падения Плевны. В июле 1878 года суд приговорил Сулейман-пашу к вечному изгнанию с лишением прав, чинов и орденов; Абдул-Хамид смягчил приговор, заменив его ссылкой на 6 лет в Багдад. Летом того же года был опубликован сборник официальных документов о минувшей войне – «Зубдетул-Хакаин», из которого следовало,  что всеми победами турки обязаны гению Абдул-Хамида.
Вмешательство западных держав с целью изменения мирного договора стоило султану уступки Боснии и Герцеговины – австрийцам, Кипра – англичанам, части Фессалии и Эпира – грекам. В 1881 году Франция захватила Тунис, признававший религиозный авторитет турецкого султана.
К постоянным финансовым затруднениям Высокой Порты присоединилась непокорность албанцев. Население земель, отошедших к Черногории, отказывалось признать решение держав, по требованию которых султан должен был усмирить непокорных, что он и сделал относительно крепости Дульциньо в ноябре 1880 года, хотя и после долгих колебаний, не желая помогать неприятелю.
По завершении войны российский император Александр II предложил на вновь образованный болгарский трон кандидатуру Александра Баттенберга – племянника своей супруги, гессенской принцессы Марии Александровны. В детстве и молодости Александр Баттенеберг часто посещал Санкт-Петербург. С началом русско-турецкой войны он сопровождал своего дядю императора Александра II в походе и за заслуги в войне 20 июля (1 августа) 1877 года был награждён орденом св. Георгия 4-й степени.
26 июня (8 июля) 1879 года Великое Народное собрание избрало Александра I Баттенберга новым правителем Болгарии.

Османская держава в «эпоху зулюма»

Султан Абдул-Хамид II понемногу взял в свои руки всё управление, и страна вернулась к прежнему деспотическому строю. Опасаясь переворота, Абдул-Хамид окружил себя бесчисленной стражей, наводнил всю страну шпионами и тайной полицией. Ему всюду мерещились заговоры и измена. Он покинул приморский дворец Долмабахче из страха перед внезапным нападением флота иностранной державы (например, России или Великобритании). По его приказу была заново обустроена султанская усадьба в Йылдыз-сарае, изначально устроенная Абдул-Меджидом I и расположенная в менее уязвимом месте. Здесь он жил безвыездно, показываясь народу только раз в год на традиционном селямлике – торжественном шествии султана в мечеть, сочетавшемся с войсковым парадом. Султан располагал лейб-гвардией и привилегированной конницей «хамидие». Никто не был гарантирован от неожиданного ареста и тайной насильственной смерти, а в лучшем случае – от безвестной ссылки или заточения. Все сторонники реформ вынуждены были бездействовать или эмигрировать за границу. Цензура печати дошла до невероятных размеров. Гражданское управление страны находилось в руках невежественных чиновников, характерною чертой которых были безграничный произвол и продажность. Торговля и промышленность пришли в упадок, пути сообщения были крайне запущены, земледелие находилось в жалком виде. Финансовая система находилась в хаотическом состоянии: взимание налогов отдавалось на откуп, вследствие чего в казну поступала лишь половина того, что платило население. Казённые деньги расходовались без всякого контроля, по усмотрению султана, главным образом, на содержание Двора и полиции. Дошло до того, что офицеры и чиновники по полгода не получали жалованья, которое к тому же выдавалось в половинном размере, так как расчет производился на ассигнации вместо золота. За взятку можно было обойти любой закон, а без уплаты известного процента нельзя было получить никакой крупной казенной поставки.
Трагически закончилась жизнь Мидхата-паши, который в надежде на учреждение конституционной монархии привёл Абдул-Хамида к трону. В1878 году Мидхат был возвращен из ссылки и назначен губернатором Сирии, спустя два года он переведен в Измир, но 17 мая 1881 года арестован. Его и ещё девять человек предали суду по обвинению в убийстве султана Абдул-Азиза. 27 июня 1881 года суд вынес смертные приговоры всем десяти обвиняемым. Это вызвало бурю возмущения в Западной Европе, и султану пришлось заменить смертные приговоры пожизненным заключением. 18 июля 1881 года Мидхат-пашу отправили в тюрьму на Аравийском полуострове. 8 мая 1884 года  тюремные стражники по приказу султана задушили бывшего великого визиря.
Росли иностранные концессионные предприятия, открывались иностранные банки. Иностранцы вкладывали капиталы в добывающую промышленность и в те отрасли обрабатывающей промышленности, которые были заняты переработкой экспортных культур. По уровню промышленного развития Турция находилась на последнем месте в Европе и на одном из последних мест в Азии. Количество рабочих, занятых в промышленности и на транспорте, не превышало 40-50 тыс. человек.
Как пишет исследователь правления Абдул-Хамида Орхан Кологлу, мусульманское население империи было духовно растеряно оттого, что «религия уходит из рук». Турки спрашивали друг друга: «Как могло случиться, что мы стали рабами у рабов наших отцов и дедов и как избавиться от этого рабства?»
Финансовый кризис привёл к тому, что в 1882 году Турция вновь объявила себя банкротом и перестала выплачивать проценты по займам. Иностранные кредиторы вынудили султана дать согласие на учреждение ими Управления Оттоманского государственного долга, в ведение которого перешли наиболее существенные доходы Турции и контроль над её финансами. Иностранное влияние проникло также в армию, жандармерию, флот, таможенное и другие ведомства Турции.
В 1882 году Великобритания оккупировала Египет, формально находившийся в вассальной зависимости от турецкого султана.
***
В декабре 2002 года председатель Совета по высшему образованию Турции профессор  Кемаль Гюрюз в заочной полемике с пришедшей тогда к власти исламистской Партии справедливости и развития, сказал о том времени: «Больной человек стал смертельно больным – не без постоянного вмешательства в реформы консервативных кругов ислама, поэтому так и не стали реальностью принципы танзимата и конституции».
Отношение Абдул-Хамида к западной цивилизации в точности дублировало позицию его китайских современников. Как пишет историк лорд Кинросс, «линия Хамида сводилась к тому, что арабская цивилизация была источником европейской, заимствовавшей из ислама не только свою конституционную систему, но и арабские науки и технологию – алгебру, химию и физику; такие современные изобретения, как компас и чёрный порох; литературу и мастерство исторического повествования – в  действительности всё то, чем восторгались на Западе. Что же тогда мусульманам нужно из Европы, если не считать нескольких их собственных изобретений, которые с тех пор Европа пыталась совершенствовать? Книга, повторявшая этот тезис, открывалась словами: «Основами современной цивилизации является не что иное, как поступки и традиции пророка Мухаммеда».

Последние годы правления Александра II

Война с Турцией обошлась России в 888 млн. руб. Государственные расходы выросли вдвое и в 1877 году впервые превысили миллиард рублей (этот уровень будет превзойдён только 15 лет спустя). На покрытие их имелись только 372 млн. от 5-процентных займов этого периода. Остальное было покрыто усиленным выпуском кредитных билетов, превысившим к 1878 году 1 млрд. руб. Тем не менее дефицит «обыкновенного» (то есть без учёта чрезвычайных расходов) бюджета 1878 года составил 36,2 млн. руб. Потребовался дополнительный выпуск банковых билетов и краткосрочных обязательств государственного казначейства, внешний заём в германских марках и внутренний (т. н. «восточный») заём в кредитных рублях. С 1 января 1877 года таможенные пошлины стали взимать в золотой монете, что было равносильно увеличению их в полтора раза. Концы с концами удалось свести, и бюджет 1878 года имел даже профицит в 25 млн. руб. Как только в июле 1878 года был заключен мир, Рейтерн ушёл в отставку. Министром финансов был назначен потомок старинного шотландского дворянского рода С. А. Грейг, который к этому времени занимал пост Государственного контролёра.
Имея звание генерал-адъютанта Свиты Его Императорского Величества, дававшее право непосредственного доклада Государю, Самуил Алексеевич Грейг считал, что пост министра финансов для него слишком мелок. Известный славянофил Ю. Ф. Самарин в то время говорил о «генерал-адъютантском нигилизме», в том смысле, что генерал-адъютанты считали себя способными решать любые вопросы. Грейга из-за его манеры высказываться безапелляционно считали чересчур самоуверенным, но он действительно обладал большими способностями и хорошо умел учиться. 
Хозяйство ему досталось неважное. Только на выплату займов, заключенных для покрытия военных издержек, и уплату процентов по ним требовалось ежегодно до 42 млн. руб. Сверх того, предстояли немалые затраты по реорганизации армии. Нужно было изъять из обращения хотя бы часть кредитных билетов, выпущенных во время войны. Железные дороги требовали значительных сумм для выиплат по гарантиям и для приведения в порядок подвижного состава, расстроенного движением войск и военных грузов. Вводить новые налоги при общем истощении хозяйства было затруднительно, поэтому министр финансов добивался отказа от новых расходных статей. Для сокращения министерских смет Александр II в январе 1879 года учредил особую комиссию из нескольких членов Государственного совета под председательством начальника Департамента экономии А. А. Абазы; однако никаких сокращений комиссия предложить не смогла. Для поддержания равновесия бюджета Грейг был вынужден провести 2-й и 3-й  «восточные займы». Зарубежные банкиры эти займы восприняли с недоверием, но Грейгу удалось их разместить через российские банки, сэкономив таким образом на комиссии (иностранцы брали за размещение займа 2-4% комиссионных, а русским казна платила только 0,5%). Однако для того, чтобы билеты «восточных займов» раскупались, пришлось опять усиленно печатать кредитные деньги, количество которых в 1879 году достигло 1146 млн. руб. Так что в целом казна мало что выиграла.
Был повышен акциз на водочные изделия, пиво и табак, ввозные пошлины на хлопок-сырец (40 коп. с пуда), гербовый сбор и даже пошлины на страхование имущества от огня (вместо 5 коп. со 100 руб. до 75 коп.). В начале 1880 года Грейг увеличил пошлины на импорт металлов. Большое недовольство в обществе вызвало введение налогов на железнодорожные пассажирские билеты и скоростную перевозку грузов.
С помощью этих мер удалось изъять из обращения более 400 млн. кредитных билетов, а бюджет 1879 года был свёрстан с профицитом в 20 миллионов; но при исполнении его всё равно образовался дефицит в 138 миллионов. Суммарный же дефицит бюджета за 1876-1880 годы составил 334 млн. руб. Значительная часть населения не в состоянии была нести существующее налоговое бремя. Председатель Комитета министров Пётр Александрович Валуев записал тогда в дневнике: «Вообще во всех слоях населения проявляется какое-то неопределенное, обуявшее всех неудовольствие. Все на что-то жалуются и как будто желают и ждут перемены».
Нервное напряжение в обществе обостряла деятельность террористов-народовольцев. 19 ноября 1879 года был взорван императорский поезд под Москвой. 5 февраля 1880 года произошёл взрыв в Зимнем дворце в Санкт-Петербурге; погибли 11 нижних чинов караула – все герои русско-турецкой войны, 56 человек были ранены. Сам Александр не пострадал, однако покушения заставили его внести коррективы в политический курс. Была образована Верховная распорядительная комиссия во главе с генерал-адъютантом Михаилом Тариэловичем Лорис-Меликовым, который предлагал привлечь к делам правления представителей общественности. Эту идею разделяли председатель Государственного совета Великий князь Константин Николаевич и председатель Комитета министров П. А. Валуев. У консерваторов их проекты, сами по себе чрезвычайно скромные, вызывали ужас: в них видели отказ от принципа самодержавия и чуть ли не введение конституционного правления.
К началу 1880 года общая сумма государственного долга (процентного и беспроцентного) в пересчёте на кредитные рубли по курсу на 31 декабря 1879 года (1 руб. 52 коп. кредитных за 1 руб. серебром) составляла 4698,5 млн. руб. Процентная часть долга представляла собой выплаты по 65 займам – 39 внутренним (под 5,34% годовых) и 26 внешним (под 5,75% годовых). Согласно «Ежегоднику русских кредитных учреждений», заимствованные средства были израсходованы на следующие цели:
1) на покрытие бюджетных дефицитов, образовавшихся в результате военных расходов – 2472,8 млн. руб.;
2) на покрытие расходов по отверждению, или консолидации долга (то есть сведению отдельных долгов воедино и согласованной с кредиторами рассрочке по выплатам) – 488,8 млн. руб.;
3) на покрытие расходов по выкупной операции (то есть по выкупу у помещиков земли крестьянских наделов) – 496,1 млн. руб.;
4) на строительство и эксплуатацию железных дорог – 796,8 млн. руб.;
5) прочее – 6 млн. руб.
В 1880 году расходы по обслуживанию государственного долга достигли 175 млн. руб. – четверти доходов бюджета. Между тем чрезвычайные расходы бюджета в 1879 году составили 168 млн. руб., в 1880-м – 99 млн. руб.
Весной и в начале лета 1880 года начинается военная экспедиция против туркменских племён оазиса Ахал-Теке с целью не допустить проникновения британцев в Среднюю Азию. Экспедиция потребовала очень больших расходов. Положение усугубил неурожай в ряде губерний, доходящий почти до голода. Пришлось ввозить из-за границы сало, подумывали даже импортировать хлеб из Америки. К сентябрю обнаружилось падение производства. Население не справлялось с уплатой податей. Многие министры были настроены против Грейга, памятуя о его строгости на посту Государственного контролёра. Император не хотел увольнять Грейга, но 1 июля 1880 года назначил к нему в товарищи (заместители) профессора-экономиста, ректора киевского Императорского университета Св. Владимира Н. Х. Бунге. Однако Лорис-Меликов, который в то время фактически определял работу правительства по всем направлениям, сумел склонить государя к отставке Грейга, состоявшейся 27 октября 1880 года.
Уйдя с государственной службы, Грейг приобрёл известность среди садоводов и огородников; появился даже сорт картофеля «Воспоминания о Грейге». Отставной министр любил водить посетителей по своему парку, повторяя: «Только теперь отдыхаю. Не стоило столько выносить!». Умер Грейг 8 марта 1887 года.
Министром финансов по предложению Лорис-Меликова назначается А. А. Абаза, которого либеральная общественность считала самым последовательным сторонником реформ. 23 ноября по его инициативе отменяется один из самых тягостных для населения налогов – акциз на соль, приносивший казне около 10 млн. руб. в год. Чтобы восполнить убыток, изменяется система акциза на сахар, увеличиваются сборы по купеческим гильдиям и таможенные пошлины. Бюджетная роспись на 1881 год предусматривала дефицит в 50 миллионов. Во всеподданнейшем докладе новый министр финансов указывал, что бюджет может быть сбалансирован по мере ослабления последствий войны и неурожая. Он намечал уменьшение выкупных платежей с крестьян на 9 млн. руб. и отмену подушной подати. В речи перед Государственным советом Абаза предупредил, что никакие меры не дадут результатов без сокращения государственных расходов по военному ведомству, ибо «Россия решительно не в состоянии содержать теперь такую армию, которую она имела до войны».
4 марта 1881 года Совет министров под руководством императора (не путать с Комитетом министров) должен был обсуждать проект правительственного сообщения о созыве законосовещательной Общей комиссии с участием представителей земств. Но 1 марта Александр II был разорван бомбой Игнатия Гриневицкого, погибшего вместе с ним.
В завещании Гриневицкий писал: «Александр II должен умереть. Дни его сочтены… Это необходимо для дела свободы, так как тем самым значительно пошатнется то, что хитрые люди зовут правлением – монархическим, неограниченным, а мы – деспотизмом… Меня, обречённого, стоящего одной ногой в могиле, пугает мысль, что впереди много ещё дорогих жертв унесёт борьба, а ещё больше последняя смертельная схватка с деспотизмом, которая, я убеждён в том, не особенно далека и которая зальёт кровью поля и нивы нашей родины, так как – увы! – история показывает, что роскошное дерево свободы требует человеческих жертв».
До «залитых кровью полей» и «последней схватки» оставалось ещё, слава Богу, больше трёх десятилетий, а «роскошное дерево свободы» на российской почве не принялось по сю пору.

Россия подмороженная

В конце правления Александра II российская экономика страдала от последствий русско-турецкой войны и от начавшейся в 1873 году всемирной «долгой депрессии», волны которой в последние десятилетия XIX века поочерёдно заливали разные страны.  1880 год выдался в России неурожайным. В следующем году начался очередной кризис, охвативший все сферы российской экономики. Промышленное производство падало, банки сокращали кредитование «реального сектора» или просто закрывались, дешевели российские ценные бумаги и бумажные деньги – кредитные билеты Госбанка. Заработная плата снижалась, возникла массовая безработица. В 1881 году треть государственных доходов ушла на обслуживание долговых обязательств.
Российский бюджет («государственная роспись») тогда зависел от экспорта зерна так же, как сейчас от экспорта углеводородов. Но мировые цены на зерно упали, оно скапливалось на складах, посевные площади сокращались. Разорялись и помещики, и крестьянские хозяйства, росли недоимки по налогам.
Александр Агеевич Абаза, возглавивший Минфин в октябре 1880 года, собирался постепенно исправить положение путём экономии, сокращения военных расходов и ослабления налогового бремени на основную массу населения. Однако в связи со сменой политического курса, вызванной убийством Александра II и вступлением на престол его сына Александра III, Абаза в числе других реформаторов подал в отставку. Сменил его Николай Христианович Бунге (1823–1895), в прошлом профессор политической экономии и статистики, ректор Киевского университета и управляющий Киевской конторой Госбанка.
Являясь убеждённым сторонником самодержавного правления, Бунге в то же время отстаивал законность, гласность и развитие местной инициативы. Как и его предшественник, он пытался решать две трудно совместимые задачи: обеспечение финансовой стабильности и облегчение материального положения широких масс населения. Снижать общее налоговое бремя не позволяло тяжёлое финансовое положение, поэтому Бунге хотел более справедливо его распределить. 
В сословной России налоговая система была очень пёстрой. Так, бывшие крепостные крестьяне ежегодно вносили в казну платежи по ссуде, предоставленной правительством на выкуп земельного надела у помещиков (дворовые люди при освобождении земли не получили). Государственные же крестьяне, продолжая вносить небольшой оброк, пользовались казёнными наделами бесплатно. Теперь Бунге выкупные платежи бывшим крепостным снизил на 1 рубль с душевого надела, а государственных крестьян обязал наделы выкупить.
Основным налогом в России оставалась подушная подать, введённая ещё Петром I. От неё были освобождены дворяне, духовенство и  почётные граждане – особое сословие, созданное, чтобы ограничить предоставление дворянства; почетное гражданство (личное и потомственное) давалось лицам, состоявшим на государственной или придворной службе либо получившим учёные степени, а также медикам, маклерам и некоторым другим категориям российских подданных. Купцы вместо подушной подати платили гильдейский сбор в виде процента с капитала.
Бунге собирался заменить подушную подать всесословным подоходным налогом. Ранее ввести подоходный налог пытались и Александр I, и Александр II, но им это не удалось из-за саботажа дворянства и бюрократии. Поэтому Бунге решил действовать окольным путём. Подушную подать в течение нескольких лет отменили на всей территории страны, а взамен ввели несколько частных налогов, по смыслу близких к подоходному: 5-процентный  налог на доход от денежных капиталов, 3-процентный налог на прибыль, дополнительный «раскладочный» налог с акционерных обществ и паевых товариществ и пошлину на наследство и дарение. Поземельный налог, который платили все сословия, был повышен больше чем наполовину, налог на недвижимое имущество в городах – почти наполовину.
Косвенные налоги и акцизы, которыми облагаются ходовые товары – самые несправедливые: их закладывают в цену, и бедняки оплачивают их наравне с богачами. Казне косвенные налоги приносили доход в среднем втрое больший, чем прямые. При Бунге питейный акциз вырос с 5 до 9 коп. за градус, а сборы акциза на сахар, табак и нефть увеличились с 16,5 млн. руб. в 1881-м до 35,3 млн. руб. в 1886 году.   
Интеллигенция приветствовала учреждение в 1882 году Крестьянского поземельного банка, который выдавал зажиточным крестьянам ссуды на покупку земли. Средства банк получал путём выпуска 5,5-процентных закладных листов, обеспеченных заложенной в банке землёй и правительственными субсидиями. Бунге же положил начало рабочему законодательству. Были регламентированы детский труд, правила найма, увольнения и расчётов с рабочими. В частности, запрещалось расплачиваться с рабочими талонами и продуктами, упорядочивались ассортимент и цены в фабрично-заводских лавках. Запрещено было взимать с рабочих плату за врачебную помощь, за освещение мастерских, за используемый инструмент; общий размер штрафов и вычетов не должен был превышать треть заработка.
***
Философ Константин Леонтьев (1831-1891), подобно Савве Игнатьевичу из фильма «Покровские ворота», считал, что «человек живёт не для счастья». Земная жизнь коротка и полна страданий (сам Леонтьев настрадался достаточно); смысл она может обрести только в служении Империи – не собственной нации (национальный эгоизм Леонтьев презирал), а великой многонациональной Империи мирового масштаба. По Леонтьеву, естественное состояние человека – рабство, чувство собственного достоинства – только помеха. Личность ничего не значит, она должна раствориться в единой имперской воле. Леонтьев вполне обоснованно считал, что русская цивилизация, основанная именно на всеобщем рабстве, на беспрекословном подчинении подданных воле самодержца, прошла пик своего развития в царствование Николая I. Дальше Россию можно только подморозить, чтобы замедлить её гниение.
(Попытка Сталина спустя век после Николая I реанимировать российское самодержавие, да ещё по лекалам Ивана Грозного, стоила России такого напряжения сил и таких человеческих жертв, что в итоге привела к обратному результату).
Александр III, следуя совету Леонтьева и своего преподавателя, правоведа  Константина Петровича Победоносцева, сочетал заботу о подданных с укреплением сословности, православия и самодержавия. И пока министр финансов стремился в меру возможностей облегчить положение низших слоёв населения, другие министры раздражали интеллигенцию, ограничивая свободы и укрепляя положение дворянства и духовенства. Граф Иван Давыдович Делянов, назначенный в марте 1882 года министром народного просвещения, первым делом передал церковно-приходские школы и младшие школы грамотности в ведение Святейшего Синода. Министерство внутренних дел в  мае того же года возглавил известный реакционер граф Дмитрий Андреевич Толстой. «Лишь только Дмитрий Толстой занял пост министра внутренних дел, реакционеры почувствовали, что настал на их улице праздник, – писал в мемуарах историк Александр Александрович Кизеветтер. – Теперь конец всяким бредням и конституционным и славянофильским!.. Катков в “Московских ведомостях” метал громы и против суда присяжных, и против судебной независимости, и против земского и городского самоуправления, и против уравнения сословий. Усиленно муссировалась также мысль о наступлении “дворянской эры”, о предстоящем наделении потомственного дворянства обширными привилегиями как командующего сословия».
***
Экономика, по мнению Бунге, выиграла бы от девальвации кредитного рубля. Однако общество психологически предпочитало сильный рубль, рассматривая девальвацию как подобие государственного банкротства. Поэтому первое время Бунге стремился поднять цену кредитных билетов, изымая их из обращения. Положение между тем оставалось тяжёлым: количество скота у крестьян сокращалось, росли недоимки, падал внутренний торговый оборот. 1884 год ознаменовался почти повсеместным неурожаем; а поскольку сила бумажного рубля зависела от экспорта зерна, цена его опустилась. Бунге пришёл к выводу, что единственным способом исправить положение является введение металлического обращения. Он предлагал больше использовать в обороте золотую и серебряную монету, но Госсовет счёл, что в условиях превышения ввоза над вывозом это приведёт к утечке драгметаллов за рубеж.
На протяжении почти всей мировой истории соотношение цены золота и серебра колебалось по разным регионах в пределах 1:6–1:12. Но в XIX веке серебро стало быстро дешеветь, а цена золота росла, несмотря на значительный рост добычи. Европейские страны начали перестраивать денежные системы на золотой основе; Великобритания сделала это ещё в 1816 году. Чтобы Россия могла последовать тем же путём, ей надо было нарастить золотой запас, который долго удерживался на уровне 195 тонн. В августе 1884 года Бунге распорядился начать накопление золота на текущем счету казначейства в Государственном банке. В России золотодобыча находилась в застое, поэтому пополнение золотого запаса, как и покрытие бюджетных дефицитов, шло за счёт внешних займов и таможенных сборов. Из-за недоверия Запада к бумажному рублю занимать приходилось под высокий процент.
На тот же 1884 год пришёлся пик активности Д. А. Толстого и И. Д. Делянова. МВД запретило земским собраниям обсуждать какие бы то ни было вопросы, не обозначенные прямо в «Земском положении». Распоряжением главного цензора Е. М. Феоктистова был закрыт популярный журнал «Отечественные записки» как издание, которое «не только открывает свои страницы распространению вредных идей, но и имеет ближайшими своими сотрудниками лиц, принадлежащих к составу тайных обществ». Рядом распоряжений были ограничены права библиотек и читален, а 23 августа утверждён новый университетский устав.
Ещё в период его разработки бывший председатель Комитета министров граф П. А. Валуев записал в дневнике: «Когда в правительственной сфере господствует циническое себялюбие, а во всех слоях населения смута понятий, – создавать университеты в идее храмов науки невозможно. Возможны только высшие полицейско-учебные заведения… На первый раз нужен порядок, предупреждающий, по возможности, беспорядки (активные). В прежних беспорядках и вообще во всей университетской неурядице профессора более виновны, чем студенты». Новый устав фактически ликвидировал автономию университетов и заменил выборность ректоров, деканов и профессоров назначениями.
Все эти меры вызывали резкое неприятие дворянско-разночинной интеллигенции, видевшей в них окончательный демонтаж реформ Александра II. Самое беспокойное российское сословие упорно не желало играть роль компоста для разрастающейся Империи, как того хотел Константин Леонтьев. Бунге оставался единственным министром, как-то примирявшим основную массу интеллигенции с правительством. 

Русско-германское охлаждение

В 1870-х годах дала трещину традиционная ориентация России га союз с Германией.
В 1860-е годы Пруссия и Австрия вели борьбу за первенство в объединен8иеии германских земель. Но после того, как Австрийская империя в 1867 году была преобразования в дуалистическую Австро-Венгрию, включавшую  наследственные владения Габсбургов (Чехию, Венгрию со Словакией, Карпатскую Русь, Банат, Хорватию, Словению, Трансильванию, Галицию с Лодомерией и Ломбардо-Венецианское королевство), а Северо-германский союз в январе ё871 года превратился в Германскую империю, предмет соперничества исчез. Между Германией и Австро-Венгрией установились тесные дружеские отношения.
7 октября 1879 года в Вене был подписан сроком на 5 лет австро-германский договор, который впоследствии неоднократно возобновлялся. Статья 1 устанавливала, что если одна из договаривающихся сторон подвергнется нападению со стороны России, то оба участника обязаны выступить на помощь друг другу. Хотя договор держали в тайне, в феврале 1882 года в Париже чрезвычайно популярный русский генерал М. Д. Скобелев произнёс перед сербскими студентами сенсационную речь, назвав главного врага славян: «Это автор “натиска на Восток;, он всем вам знаком – это Германия. Повторяю вам и прошу не забыть этого: враг – это Германия. Борьба между славянством и тевтонами неизбежна. Она даже очень близка!».
Ни во Франции, ни в Германии не поверили, что молодой генерал (ему не было сорока) говорит исключительно от своего имени. Когда четыре месяца спустя Скобелев умер в гостиничном номере наедине с проституткой, в России молва приписала эту смерть германским шпионам. Сам Александр III был настроен подозрительно в отношении Германии и не выносил Бисмарка; как-то на полях доклада он рядом с фамилией рейхсканцлера написал «обер-скот». Тем не менее, продолжались переговоры о заключении германско-российского союзного соглашения.
20 мая 1882 года Германия, Австро-Венгрия и Италия подписали секретный договор о союзе. Они взяли обязательства (сроком на 5 лет) не принимать участия ни в каких союзах или соглашениях, направленных против одной из этих стран, консультироваться по вопросам политического и экономического характера и оказывать взаимную поддержку. Договор, подключивший к союзу двух германских империй Италию, был направлен, прежде всего, против Франции, создавая для неё новую угрозу на южной границе.
Договор о «Тройственном союзе» впоследствии возобновлялся в 1887 и 1891 годах (при этом вносились дополнения и уточнения) и автоматически продлевался в 1902-м и 1912 годах.

Афганский кризис 1885 года

Александра III именуют Царём-Миротворцем, поскольку Российская империя при нём не вела ни одной войны. А вот международных кризисов, способных втянуть Россию в большую войну, за время его царствования было несколько.
Один из них был связан с «Большой игрой» между Россией и Великобританией.
В 1885 году русская армия под предводительством генерала А. В. Комарова овладела Мервским оазисом (на востоке нынешнего Туркменистана) и двинулась в сторону селения Пенджде (туркменское название Серхедабад, русское – Кушка). Британское правительство потребовало от афганского эмира дать отпор русскому продвижению в Пендинский оазис (на территорит современного Туркменистана). Эмир послал туда войска. Комаров заявил, что оазис принадлежит России, и приказал афганским отрядам немедленно удалиться. Афганский командующий отказался. Комаров сразу же обратился к специальному британскому уполномоченному в Афганистане генералу Лэмсдену, требуя, чтобы тот велел афганским отрядам убираться. Лэмсден отказался это делать. Афганские войска сосредоточились на западном берегу реки Кушка, а российские – на восточном. Войска Комарова постепенно окружали оазис. 12 (24) марта Комаров предъявил командующему афганских войск ультиматум: либо через пять дней тот отводит войска, либо русские сами их выгонят. Находившиеся при афганском отряде в качестве военных советников британские офицеры убедили его начальника принять бой.
13 (25) марта под нажимом Британии российское правительство дало клятвенную гарантию, что российские войска не станут атаковать оазис, если афганцы воздержатся от военных действий. Через три дня министр иностранных дел России Николай Карлович Гирс подтвердил это обещание. Тем не менее, 18 (30) марта, когда срок ультиматума генерала Комарова истек, а афганцы не подавали никаких признаков отхода, он приказал своим частям перейти в наступление, но первыми огня не открывать. В результате первыми открыли огонь афганцы, ранив лошадь одного из казаков, после чего российским войскам был отдан приказ открыть огонь по афганской коннице. Конница в беспорядке бежала, но афганская пехота сражалась храбро. К утру русские оттеснили афганцев, потерявших от 500 до 1000 человек, за мост Пул-и-Хишти. Русские потеряли только 9 человек убитыми и 45 ранеными.
Россия и Великобритания оказались на грани войны. Удалось, однако, договориться о пограничном размежевании между Российской империей и Афганистаном, которое было окончательно завершено то ли к 1895-мц, то ли к 1912 году.

Болгарский кризис 1885-1887 годов

Вслед за афганским кризисом почти сразу последовало обострение обстановки на Балканском полуострове.
По решению Берлинского конгресса 1878 года часть территорий Болгарии – т. н. Восточная Румелия – осталась в составе Османской империи. При этом турецкое правительство не выполняло условий Берлинского трактата в отношении Восточной Румелии. Абдул-Хамид II сузил права местной администрации, население было фактически лишено свободы слова, печати, петиций. По инициативе султана болгарам Восточной Румелии было запрещено по своему усмотрению решать таможенные дела.
В мае 1880 года в городе Сливене был основан Центральный народный комитет с целью борьбы за объединение Болгарии, а в феврале 1885 года в Пловдиве по инициативе Захария Стоянова организован Болгарский тайный революционный центральный комитет (БТРЦК), который поставил целью освобождение и присоединение Македонии и Восточной Румелии к Болгарии.
6 сентября 1885 года повстанческие отряды командира войск Восточной Румелии майора Данаила Николаева и сержант-майора милиции Восточной Румелии Пролана Тишкова Проданова, именовавшегося «Чардафон Великий», вступили в Пловдив, окружили дворец и арестовали генерал-губернатора Гаврила Крыстевича. Поставленное турками румелийское правительство было свергнуто, 8 сентября провозглашено объединение Восточной Румелии и Княжества Болгарии.
Русское правительство заняло двойственную позицию – как из-за опасения новой войны с Турцией, так и из-за прохладных отношений с боллгарским князем Александром Баттенбергом, который, несмотря близкое родство с Романовыми, во внешней политике ориентировался на Австро-Венгрию. 11 сентября российским военным советникам в Болгарии было предписано не принимать участия в восстании, но одновременно Турции предлагалось не вводить войска в Восточную Румелию и обсудить проблему на международной конференции. Позиция России была поддержана Францией и Великобританией, а Австро-Венгрия и Германия приняли сторону Турции.
Австро-Венгерская империя особенно волновалась по этому поводу, так как усиление Болгарии угрожало австрийскому влиянию на Балканах. Австрийцы подстрекали Сербию вступить в войну с ещё неокрепшим княжеством Болгарией, обещая сербам территориальные приобретения в Западных Балканах. 14 ноября 1885 года Сербия объявила войну Болгарии, но уже 18-20 ноября потерпела поражение. Россия на пару с Австро-Венгрии содействовала перемирию между воюющими сторонами и подписанию 3 марта 1886 года в Бухаресте сербско-болгарского мирного договора.
19 января 1886 года между Турцией и Болгарией было заключено соглашение, по которому князь Болгарии Александр Баттенберг назначался также генерал-губернатором Восточной Румелии сроком на 5 лет. Обе стороны обязывались договариваться о совместных действиях в случае «покушения извне на их территорию». В результате этого соглашения Болгария уходила из-под контроля России и становилась союзницей Порты. Министр иностранных дел России Гирс писал, что «это соглашение Болгарии и Турции было направлено против интересов России». Тем не менее, российское правительство, чтобы не накалять обстановку, пошло на его признание.
9 (21 н. ст.) августа 1886 года в результате заговора прорусски настроенных офицеров софийского гарнизона во главе с майором Петром Груевым и присоединившегося к ним Струмского пехотного полка князь Александр Баттенберг был арестован и, подписав отречение, покинул Болгарию. В Болгарии было создано правительство во главе с митрополитом Климентом, куда вошёл лидер русофилов Драган Цанков. Противники переворота, руководимые сподвижником Христо Ботева Стефаном Стамболовым,  опираясь на гарнизоны бывшей Восточной Румелии, тут же организовали контрпереворот и призвали Баттенберга вернуться в Болгарию.
17 (29) августа, высадившись в Рущуке, Баттенберг отправил телеграмму  Александру III, в которой заявлял, что, получив от России княжеский венец, он по первому её требованию готов возвратить его. В полученном 20 августа (1 сентября) ответе русский государь порицал его возвращение в Болгарию. По приезде в Софию Александр Баттенберг вторично отрекся от звания болгарского князя и в прощальном воззвании к болгарскому народу от 27 августа (8 сентября) 1886 года объявил, что отъезд его из Болгарии облегчит восстановление добрых отношений с Россией. Перед отъездом князь назначил регентский совет в составе Петко Каравелова, Стефана Стамболова и Савы Муткурова и новое правительство из партии радикалов во главе с Василом Радославовым.
После обращения Народного собрания Болгарии к императору Александру III с просьбой взять болгарский народ под защиту в Болгарию в сентябре 1886 года со специальной миссией был направлен полковник барон Николай Васильевич Каульбарс, брат бывшего военного министра Болгарии. Слепо следуя инструкциям Александра III и игнорируя все указания министра Гирса, Каульбарс настолько грубо вёл себя с болгарами, что вызвал раздражение даже пророссийских кругов. Граф Владимир Николаевич Ламсдорф, тогдашний  директор канцелярии российского МИДа, а впоследствии сам министр иностранных дел Российской империи, писал в дневнике о Каульбарсе: «Чем больше он делал глупостей по собственной инициативе, тем больше его ценил и одобрял государь».
Каульбарс потребовал отсрочки Великого народного собрания, созывавшегося для выборов нового князя, отмены осадного положения и освобождения лиц, замешанных в пророссийском заговоре 21 августа. Регенты удовлетворили требования, кроме отсрочки Собрания. 29 сентября Каульбарс в циркуляре российским консулам, обращаясь к болгарскому народу, призвал к сближению с Россией и одновременно в ноте МИДу Болгарии объявил предстоящие выборы незаконными. В ходе избирательной кампании  Каульбарс выступал в различных районах Болгарии с осуждением действий болгарского правительства. После оскорбления в день выборов здания российского дипломатического агентства (фактически посольства) и российского флага Каульбарс в ультиматуме потребовал от властей прекратить поощрять антироссийские выступления. После уклончивого ответа болгарского правительства Каульбарс заявил, что при первом же насилии в отношении российских подданных дипломатические отношения будут прерваны.
Великое народное собрание 10 ноября 1886 года избрало на престол принца Вальдемара Датского – шурина Александра III, но он отказался от избрания. 5 ноября в Филиппополе (Пловдиве) подвергся нападению служащий российского генерального консульства. 8 ноября Каульбарс вместе с персоналом дипломатического агентства покинул страну, заявив в ноте, что российское правительство не находит возможным поддерживать сношения с болгарским правительством, как утратившим доверие России. Дипломатические отношения между Россией и Болгарией были прерваны,
В феврале 1887 года майор Атанас Узунов возглавил мятеж офицеров-русофилов в городе Русе («Русенский бунт») против правительства Радославова и регентства Стамболова и Муткурова (Каравелов, будучи русофилом, покинул пост регента). Ближайшими соратниками Узунова стали майор Олимпий Панов и руководитель народного ополчения Тома Кырджиев – как и Узунов, участники боёв русской армии за Шипку, Плевну и Стара-Загору. Мятеж не получил широкой поддержки в болгарском обществе. Его руководители были арестованы, преданы военно-полевому суду и осуждены к расстрелу за государственную измену. Рано утром 22 февраля приговор привели в исполнение.
Великобритания предложила восстановить Баттенберга на болгарском престоле, однако Россия отвергла это предложение. Опасаясь нового конфликта, Баттенберг был вынужден в апреле 1887 года окончательно отречься от престола. 25 июня (7 июля) 1887 года Великое народное собрание избрало князем принца Фердинанда Саксен-Кобург-Готского, ставленника Австро-Венгрии. Болгария на многие годы сделалась союзницей Австро-Венгрии и Германии.
Болгарский кризис резко обострил русско-австрийские и русско-германские отношения. Германия, по существу, не поддержала Россию, хотя на словах Бисмарк в беседах с графом П. А. Шуваловым «высоко оценивал мудрость суверена (Александра III) в болгарском вопросе». Кризис подтвердил действенность австро-германского договора 1879 года и его антирусскую направленность, а австро-русско-германские союзнические отношения были серьёзно скомпрометированы.

Военная тревога 1887 года

События в Болгарии обострили борьбу внутри российского правительства и общества по вопросу о внешнеполитической ориентации. Газета «Московские ведомости» ещё до истечения срока действия соглашения с Австро-Венгрией и Германией писала о враждебной России австрийской политике и предлагала «не связывать себя больше оковами Тройственного союза, сохранить добрые отношения с Францией». Н. К. Гирс, долго веривший в прочность «Союза трёх императоров», в 1887 году был вынужден признать германо-австрийское единство враждебным России и оценить справедливость замечаний российской печати о необходимости сближения с Францией. Таким образом, ухудшение русско-австрийских и русско-германских отношений в связи с болгарским кризисом ускорило складывание русско-французского союза.
Во Франции среди националистов, мечтавших о реванше за поражения 1870-1871 годов, большой популярностью пользовался генерал Жорж Буланже. Заняв 7 января 1886 года пост военного министра в кабинете умеренных республиканцев Шарля Фрейсине, он успешно модернизировал армию. Германия же не желала дожидаться, пока французская армия созреет для реванша. 30 января 1887 года Бисмарк оповестил своих коллег-министров о возможности войны с Францией в течение ближайших недель. На следующий день в немецкой газете «Пост» появилась инспирированная Бисмарком статья под заглавием «На острие ножа». В ней доказывалось, что Франция лихорадочно вооружается, шовинистические чувства накалены в ней до последнего предела, Буланже является в Париже господином положения и, придя к власти, обязательно начнёт войну.
Немцы рассчитывали, что Великобритания Францию не поддержит. В самом деле, министр иностранных дел Великобритании маркиз Солсбери (Роберт Гаскойн-Сесиль) считал, что  франко-германская война избавит Англию от той «непрерывной пытки, которой Франция подвергает её в Египте». Однако в британском парламенте позиция Солсбери не имела твёрдой поддержки. 
Александр III в разгар военной тревоги 1887 года заявил Гирсу, что русский народ не любит немцев: «Прежде я думал, что это только Катков, но теперь убедился, что это – вся Россия». Подготовка союзного договора с Германией была приостановлена, а Франции обещана «моральная поддержка», правда, без каких-либо формальных обязательств. Впрочем, Леопольд Флуранс, министр иностранных дел в кабинете Рене Гобле, сменившего Фрейсине в лекабре 1886 года, сам не желал  сближения с Россией, опасаясь ещё больше разозлить Бисмарка. Но и Бисмарк, не добившись гарантий невмешательства ни от России, ни от Великобритании, отказался от военного решения вопроса.
Российское правительство в 1887 году, по истечении срока действия «Союза трёх императоров», предложило Германии заключить двустороннее соглашение, что и было воплощено в т. н. «договоре перестраховки» без австрийского участия, подписанном 6 (18) июня 1887 года рейхсканцлером Отто фон Бисмарком и русским послом П. А. Шуваловым и в том же месяце ратифицированном обоими императорами. В случае войны одной из договаривающихся сторон с третьей державой другая сторона обещала соблюдать нейтралитет, за двумя исключениями: нападение Германии на Францию и нападение России на Австро-Венгрию.
С такими оговорками договор большой ценности не имел, и Бисмарк надеялся добиться большего, как следует надавив на русских. Используя тот факт, что Германия являлась главным кредитором России и русские займы обычно размещались на берлинской бирже, рейхсканцлер предписал всем государственным учреждениям продать русские ценные бумаги, а Германский банк прекратил выдавать под них ссуды и принимать в залог. Результат оказался противоположным ожидаемому: вместо того, чтобы пойти на поклон к Германии, российское правительство с 1888 года стало размещать займы через французские банки, а Германии пришлось покупать русский хлеб без прежних льгот. В этих условиях «договор перестраховки», заключённый сроком на три года, больше не возобновлялся. Династические связи Романовых с Гогенцоллернами больше не могли компенсировать растущих противоречий между их империями.

Российские финансы по-катковски

В России в 1885 году был учреждён Государственный поземельный Дворянский банк. Действовал он таким же образом, что и Крестьянский банк: брал у помещиков земли в залог, под заложенные земли выпускал 5-процентные закладные листы, а выручку от продажи листов использовал на выдачу ссуд помещикам. Деятельность Дворянского банка служила предметом острой полемики. Дворяне были недовольны слишком стеснительными, по их мнению, условиями ссуд, а интеллигенция обвиняла банк в неоправданных льготах дворянскому сословию.
17 декабря 1885 года был утверждён новый монетный устав, приравнявший содержание золота в полуимпериале (пятирублёвая золотая монета) к 20-франковой французской монете. Теперь полуимпериал мог свободно обращаться за границей без переплавки и понижения цены.
В 1886 году Россия отменила порто-франко в Батуме, к которому её обязывал Берлинский трактат 1877 года.
Меры Бунге, безусловно, стимулировали экономическое развитие, но действовали они медленно. Рост государственных расходов удалось остановить, золотой запас увеличивался, но и госдолг вырос на 224 млн. руб.; расходы по его обслуживанию также выросли со 173 млн. руб. в 1880 году до 281 млн. в 1887-м.
Катков, стремившийся выжить из правительства министров немецкого происхождения, поклялся в узком кругу, что «свергнет Бунге». В своих «Московских ведомостях» он обвинял министра в незнании России и преклонении перед западными доктринами.
Ультранационализм Каткова разделал публицист, романист и издатель, убеждённый черносотенец князь Владимир Петрович Мещерский (1839-1914). Ещё в 1863 году он, по его словам, «познакомился за обедом с русским великим человеком нашего времени Катковым, в которого просто влюбился...» (что звучало двусмысленно, учитывая наклонности Мещерского, которого поэт и философ В. С. Соловьёв назвал «Содома князь и гражданин Гоморры»). Состоя в переписке с Александром III, Мещерский писал ему: «Надо, сколько мне кажется, все усилия направить к тому, чтобы прекратить распространение еврея-интеллигента». Также Мещерский убеждал царя: «Бунге сам вне всякого упрёка. Это почтенный и честный человек! Но горе в том, что он окружён не только либералами, но прямо врагами нынешнего монархического строя в России. В министерстве финансов свили себе гнездо все ультрарадикалы; и люди, как те, которые орудуют в министерстве финансов, прикрытые разными минами, положительно опасные люди».
Между тем нехватка средств вынуждала Бунге увеличивать финансовое бремя некоторых категорий населения. С 1 января 1887 года государственные крестьяне обязаны были начать выкуп своих наделов; при этом их выкупные платежи оказались почти в полтора раза выше прежнего оброка. В тот же день Бунге покинул пост министра финансов. Отставка его, по сути вынужденная, компенсировалась назначением на почётную, но малозначимую должность председателя Комитета министров – совещательного органа при императоре.
В печати высказывалось мнение, что минфин должен возглавить не бюрократ и не теоретик, а делец. Такую кандидатуру император нашёл в лице Ивана Алексеевича Вышнеградского (1831-1895), принадлежавшего к окружению Каткова. Вышнеградский был известный инженер-механик, участвовал в ряде крупных производственно-коммерческих проектов и нажил большое состояние. При этом он, по словам Витте, «делал многие некорректные вещи», хотя и «не такие, которые были бы воспрещаемы законом».
Финансовое положение было критическим, и  нового министра в шутку называли «председателем всероссийского конкурсного управления». Вышнеградский постоянно находился во взвинченном состоянии, засиживался на службе до глубокой ночи, взваливал на себя обязанности начальников департаментов и даже начальников отделений. Подчинённых он никогда не хвалил, считая, что ревностная работа есть их прямая обязанность.
В отличие от Бунге, Вышнеградского мало заботило благосостояние низших слоёв. Единственными его целями были бездефицитный бюджет и финансовая стабильность, тем более что экономика в это время стала выправляться. Политика Бунге начала приносить плоды, очередная волна мировой «долгой депрессии» закончилась, в российской промышленности наметился подъём. И зерновые в 1887-1888 годах уродились хорошо.
Став министром, Вышнеградский сразу начал повышать пошлины, достигшие максимума в тарифе 1891 года. Таможенный доход увеличился с 98,3 млн руб. в 1887 году до 122,6 млн руб. в 1891-м,  сравнявшись с доходами  от косвенного обложения. Система прямого обложения изменилась незначительно; но поскольку валовый продукт рос, сумма налоговых поступлений тоже увеличивалась. Косвенные налоги продолжали расти: питейный акциз был повышен с 9 до 9;  коп./градус, простой гербовый сбор – с 60 до 80 коп., введены нефтяной и спичечный акцизы…
Впрочем, перечисление всех нововведений в этой сфере заняло бы слишком много места. «Молодцы донские казаки, – говаривал министр, рассматривая акцизный доход по регионам, – здорово в этом году выпили!». Уже в 1888 году бюджет был сведён без дефицита.
Относительно железных дорог политика правительства осталась прежней: строили их частные компании, а готовые ветки выкупались казной. Всего при Вышнеградском было выкуплено до 4760 веток железных дорог. Железнодорожные тарифы минфин регулировал таким образом, чтобы облегчить экспорт и затруднить импорт. В результате в тарифах образовался такой разнобой, что отправители не могли в них разобраться. Пришлось минфину заняться унификацией тарифов.
В 1887 году общественное мнение взбудоражил циркуляр «О сокращении гимназического образования», подписанный министром просвещения графом И. Д. Деляновым. Директорам гимназий и прогимназий рекомендовалось при приёме детей в учебные заведения учитывать, способны ли те, на чьём попечении дети находятся, обеспечивать необходимые условия для такого обучения; таким образом «гимназии и прогимназии освободятся от поступления в них детей кучеров, лакеев, поваров, прачек, мелких лавочников и тому подобных людей, детям коих, за исключением разве одарённых гениальными способностями, вовсе не следует стремиться к среднему и высшему образованию». Этот документ сразу окрестили «циркуляром о кухаркиных детях».
Вышнеградского либеральная печать тоже обвиняла в потворстве дворянству. Государственному Дворянскому банку был увеличен лимит выпуска закладных листов, что позволило выдавать ссуды наличными деньгами; а процент по ссудам был понижен в 1889 году до 4;.
Крупнейшим в Российской империи ипотечным учреждением являлось Общество взаимного поземельного кредита. Закладные листы Общества были привязаны к металлической валюте, и по мере падения курса кредитного рубля у клиентов Общества накопилась огромная задолженность. Чтобы спасти их, капиталы и обязательства Общества передали Дворянскому банку; его новые закладные листы, выпущенные взамен старых, освободили от уплаты купонного налога, а годовые платежи по ним зафиксировали на уровне 7 руб. 15 коп. (кредитных) на 100 рублей металлического долга. Но особенно возмутило интеллигенцию то, что для дворян платежи установили более низкие – 6 руб.  90 коп., а разница в 25 коп. покрывалась за счёт Дворянского банка.
Вышнеградский унаследовал большое разнообразие государственных займов, заключённых к тому же по высокой цене (6-8%); он и сам делал новые займы, как внешние, так и внутренние. Доверия к русской казне не было, поэтому размещение займов растягивалось на годы. В Европе в это время ссудный процент понизился, и Вышнеградский приступил к конверсии внешних долгов, преобразуя металлические займы в кредитные, снижая процент и растягивая сроки погашения. Финансовая сторона дела в этом вопросе тесно переплелась с политической и скандальной.
Российские цари долгое время имели тесные связи с Прусской монархией. Но после того, как Пруссия объединила немецкие земли в Германскую империю, политика Бисмарка подталкивала Россию к сближению с главным врагом Германии – Францией. Российские самодержцы не испытывали симпатий к республиканской стране с революционными традициями, но геополитические интересы оказались важнее идеологических и психологических препятствий. В 1888 году брат Александра III великий князь Владимир Александрович посетил неофициально Париж и разместил по французским военным заводам заказ на изготовление 500 тыс. винтовок для русской армии.
Бисмарк пытался принудить Россию к дружбе с помощью давления. Он принял меры к понижению курса российских ценных бумаг, вводя запреты на их обращение. Курс действительно понизился, что очень мешало российскому минфину получать новые займы. Однако Бисмарк переоценил значимость Германии для России: основными её финансовыми рынками были Великобритания и Голландия, Германия занимала место более скромное. Вышнеградский принял решение переориентироваться на Францию.
Дело это было рискованное. Продавать свои ценные бумаги в Европе самостоятельно российские власти не могли: для этого нужна была сеть собственных агентов и хорошие связи в местных элитах. Для каждого нового займа составлялся синдикат зарубежных банкиров, который задёшево выкупал весь выпуск, чтобы заработать на перепродаже. Между тем курс российских бумаг всё равно уже упал, а для французских банкиров работа с ними была делом непривычным. Необходима была активная работа по продвижению и рекламе займов во Франции. Для этой цели Катков предложил Вышнеградскому нанять крупного учёного-физиолога профессора Илью Фаддеевича Циона, из крещёных евреев. Цион был единомышленником Каткова, то есть крайним реакционером, долгое время учился и работал во Франции у знаменитого профессора Клода Бернара и имел вкус к финансовым операциям. В мае 1887 года он был принят в российское Министерство финансов чиновником для особых поручений с чином действительного статского советника. При посредничестве Циона во Франции через банковские группы Госкье и Ротшильда 4;-, 5-, 5;- и 6-процентные внешние займы России были конвертированы в 4процентные, с рассрочкой погашения.
Но в июле 1890 года Вышнеградский и Цион рассорились. По утверждению Витте, Вышнеградский говорил, что узнал про 200 тыс. франков, полученных Ционом от французских банкиров, а Цион утверждал, что Вышнеградский сам получил 500 тыс. франков. Кроме того, ходили слухи, что министр финансов ещё и зарабатывал на биржевой игре через своего зятя. Витте в мемуарах высказывается в том смысле, что Цион врал: «Министр финансов у нас в России обставлен так, что делать злоупотребления он не может. Всякий министр финансов находится как бы под стеклянным колпаком, вследствие чего все его сотрудники видят каждый его шаг, каждое его действие».
Так или иначе, Циону пришлось подать в отставку. Много позже выяснилось, что он ещё и выдавал российские финансовые тайны германскому правительству; в переписке с немецким банкиром упоминаются комиссионные Циона – 1,2 млн. франков (450 тыс. рублей).

Как поколебали рубль

Конверсии помогали отсрочивать выплату госдолга, но не уменьшали его величину: в 1889 году он составил 5237,7 млн. руб., а к концу 1892-го – 5874,1 млн. Вышнеградский вслед за Бунге продолжал готовить введение золотого стандарта, наращивая запас золота. Поскольку экспорт был теперь по стоимости больше импорта (прежде всего за счёт зерна), в Российской империи скапливались векселя, обеспеченные золотом. Минфин выкупал их у компаний и частных лиц за бумажные деньги и через заграничных агентов обменивал на золото. С 1885-го по 1890 год золотой запас увеличился со 195 до 312 тонн.
Звучали предложения довести курс кредитного рубля до альпари (100 коп. золотом). Но верх взяли опасения, что на этом уровне его будет трудно удержать. Кроме того, цены в стране были адаптированы к низкому курсу кредитного рубля, и уравнение его с золотым вызвало бы общее повышение цен. Поэтому Вышнеградский предложил приравнять 1 золотой рубль к 1,5 кредитных. Проект был послан на отзыв Абазе, который возглавлял одновременно Департамент экономии Госсовета и Комитет финансов. Абаза проект завизировал, в июне 1887 года он был одобрен Комитетом финансов при участии бывших министров финансов М. Х. Рейтерна и Н. Х. Бунге, а затем подписан государем.
Однако реальная стоимость рубля определялась на биржах. В 1888 году биржевой курс кредитного рубля упал ниже 50 коп. золотом, но уже в 1889-м поднялся до 65,9 копеек. В 1890 году был собран рекордный урожай зерновых – более 50 млн. тонн. Экспорт вырос, курс кредитного рубля поднялся до 72,6 коп., в Российской империи стали расти цены. Минфин через агентов начал массовую продажу кредитных билетов, препятствуя повышению курса.
Абаза, будучи по натуре игроком, решил нажиться на этой операции. Он дал указание своему банкиру Александру Фёдоровичу Рафаловичу играть на понижение курса рубля, то есть продавать его, Абазы, собственные кредитные рубли и покупать для него золото. Рафалович же, зарабатывая деньги для Абазы, стал вкладывать в игру и собственные средства. Однако из-за прекрасного урожая курс рубля ещё несколько месяцев продолжал расти; соответственно и минфин, и Абаза, и Рафалович теряли деньги. В конце концов Рафалович занервничал. Хотя Абаза подтвердил свои указания, Рафалович без его ведома начал делать прямо противоположное – продавать золото и скупать кредитки. 
По выражению Витте, «для того, чтобы играть на понижение рубля, нужно только иметь типографский станок, который бы хорошо работал, и тогда можно наделать сколько угодно билетов». Поэтому в конце концов курс рухнул, и Рафалович потерял кучу денег – и своих собственных, и Абазы, которому он остался должен 900 тыс. руб. Банкирский дом Рафаловича обанкротился. Что касается кредитного рубля, то он в 1891 году опустился до 66,8, а в 1892-м до 63,1 коп. На это были серьёзные причины.
Вышнеградскому приписывали фразу «недоедим, но вывезем». Она довольно точно характеризует его экономическую политику в отношении крестьянства. При Бунге максимальный вывоз зерна составлял в 1885 году 5,5 млн. тонн, а при Вышнеградском в 1888 году он увеличился до 8,76 млн. тонн. Между тем рост налогового бремени всё больше подрывал платёжеспособность населения. Два подряд неурожайных года – 1891 и 1892 – имели катастрофические последствия: по разным оценкам, голодной смертью умерли от 440 до 770 тыс. человек! Казна через губернские земства закупала зерно и распределяла его по сельским общинам; в наиболее голодные весенние месяцы 1892 года зерновые ссуды получали около 12 млн. человек. Интеллигентская общественность обвиняла чиновников в неэффективности и злоупотреблениях при распределении помощи. Интеллигенты-волонтёры собирали пожертвования, открывали благотворительные столовые, помогали малолетним детям…
Казна на помощь голодающим потратила 160 млн. руб. – 7,2 % от суммы бюджетов 1891-го и 1892 годов. Экспорт зерна резко сократился – в 1891 году до 6,26 млн. тонн, а в 1892-м ещё вдвое, до 3,14 млн. тонн. Росли недоимки по налогам. Внешний 3-процентный золотой заём 1891 года потерпел фиаско: выручка от него составила всего 57,1 млн. руб. Тем не менее, в 1891 году за казённый счёт было начато строительство Транссибирской магистрали от Челябинска до Владивостока; согласно предварительным расчётам, её стоимость должна была составить 350 миллионов рублей золотом, но обошлась она намного дороже. 
Весной 1892 года во время заседания Госсовета с Вышнеградским случился удар. 30 августа на пост управляющего министерством финансов был назначен Сергей Юльевич Витте, до того являвшийся министром путей сообщения. 
Сразу после назначения к Витте пришёл Рафалович. Он рассказал всю историю биржевой игры в качестве банкира Абазы, проигрыша и банкротства. Свои слова Рафалович подтвердил документами. Оказалось, что после банкротства Рафаловича некоторые его кредиторы остались недовольны условиями и требовали судебного разбирательства. Рафалович попросил у Витте ссуду в 900 тыс. руб., чтобы рассчитаться с кредиторами.  Витте проинформировал о ситуации Александра III, и тот согласился, что во избежание скандала ссуду Рафаловичу надо дать. При этом в общество просочились слухи, что со счёта Рафаловича выплачено Абазе 900 тыс. руб., а затем казна столько же Рафаловичу вернула. Некоторые обвиняли Витте в клевете на Абазу. Дело разбирала специальная комиссия во главе с Бунге, подтвердившая неблаговидное поведение Абазы. Абаза в письме императору попросил прощения и обещал никогда больше не играть на бирже. Но поскольку такие обещания он давал не первый раз, государь ему не поверил. Абазе пришлось покинуть посты председателя Комитета финансов и Департамента экономии.
Но всё это, конечно, были мелочи.

Франко-русский союз

Российская империя с начала XIX  столетия играла в Европе роль жандарма, защищающего «легитимные» монархические режимы от революционных потрясений. С другой стороны, французские власти после низложения в 1871 году императора Наполеона III  и установления III Республики традиционно сочувствовали революционным движениям, предоставляя убежище в том числе польским борцам за независимость и русским революционерам.
Однако российские власти хорошо помнили, как во время Крымской войны 1853-1856 годов Россия оказалась по сути в одиночестве против всей Европы, а французов глубоко тревожила память о дипломатической изоляции их страны в период войны с Пруссией в 1870-1871 годах. К началу 1890-х годов и во Франции, и в России правящие круги осознали: чтобы избежать повторения подобных ситуаций, надо поставить реальные геополитические интересы выше идеологических разногласий и заключить полноценный военный союз против Германии, угрожающей обеим странам.
И вот вслед за предоставлением России кредитов Франция арестовала и судила в Париже 27 русских политических эмигрантов (при том, что ранее французское правительство отказалось выдать России народовольца Льва Гертмана, обвиненного в организации смертельного покушения на Александра II). Александр III отреагировал на это словами: «Наконец-то во Франции есть правительство!».
События ускорило очередное продление в 1891 году договора о «Тройственном союзе» Германии, Австро-Венгрии и Италии. Российский министр иностранных дел Николай Карлович Гирс начал переговоры с французским президентом Сади Карно и правительством Франции, которое в четвёртый раз возглавлял Шарль Фрейсине.
11 (23 н. ст.) июля 1891 года в Кронштадт с визитом прибыла французская эскадра. Император Александр III лично её приветствовал, с непокрытой головой выслушал исполнение «Марсельезы» и, по слухам, даже похвалил запрещённый в России французский революционный гимн, вызвав недоумение своих приближенных.
21 августа 1891 года Гирс направил русскому послу в Париже Артуру Павловичу Моренгейму письмо для передачи французскому министру иностранных дел Александру Рибо. В письме констатировалась опасность для Франции и России со стороны возобновлённого «Тройственного союза», особенно в случае «более или менее вероятного присоединения Великобритании к политическим целям, преследуемым этим союзом». Русское правительство предлагало «в случае, если бы мир оказался действительно в опасности, и в особенности в том случае, если бы одна из двух сторон оказалась под угрозой нападения…, договориться о мерах, немедленное и одновременное проведение которых окажется в случае наступления означенных событий настоятельным для обоих правительств».
27 августа Рибо ответил письмом на имя Моренгейма. В нём он подтверждал согласие французского правительства со всеми положениями Гирса и, кроме того, ставил вопрос о «переговорах, которые заранее уточнили бы характер предусмотренных данным соглашением мер», то есть о заключении военной конвенции.
Летом следующего, 1892 года в Петербург приехал заместитель начальника французского генерального штаба. Во время его пребывания в русской столице была подготовлена франко-русская военная конвенция. В случае нападения на Францию Германии или Италии, поддержанной Германией, и в случае нападения на Россию Германии или Австро-Венгрии, поддержанной Германией, Россия должна была выставить на германский фронт 700-800 тыс. чел. из общего числа мобилизуемых в 1,6 млн чел., Франция – 1,3 млн чел. В конвенции подчеркивалось, что в случае военных действий эти силы должны будут быстро и целиком подтянуты к границам с Германией, так чтобы ей пришлось вести войну сразу на востоке и на западе. При начале мобилизации в одной из стран «Тройственного союза» Франция и Россия обязались немедленно приступить к мобилизации. Союзники обещали не заключать сепаратного мира в случае войны и установить постоянное сотрудничество между Главным штабом русской армии и Генеральным штабом французской армии. Также стороны обязались предоставлять разведывательную информацию о численности войск и предпринимаемых шагах стран «Тройственного союза». Конвенция сохраняла свою силу «до тех пор, пока будет существовать «Ттройственный союз».
27 августа 1892 года военную конвенцию предварительно подписали начальник Главного штаба русской императорской армии (не путать с Генштабом) генерал Н. Н. Обручев и военный атташе Франции в Петербурге генерал Рауль Буадефр, который вскоре был назначен начальником Генерального штаба вооружённых сил Франции. После этого по приказу царя её текст был послан на политическую апробацию министру иностранных дел.
В октябре 1893 года русская эскадра под командованием контр-адмирала Федора Карловича Авелана пришла с ответным визитом в главную средиземноморскую базу французского флота – Тулон.
Хотя Гирс долго держал русско-французскую военную конвенцию под сукном, находя, что она заводит Россию слишком далеко, 8 января 1894 года она была ратифицирована императором Александром III и президентом Сади Карно.
К этому времени стабилизировались русско-германские отношения, обострившиеся ранее в ходе таможенной войны. В феврале 1895 года завершились переговоры о заключении торгового договора. Германское правительство и лично Вильгельм II поддерживали и пропагандировали его; (16) марта, после одобрения договора рейхстагом, Вильгельм II приезжал в российское посольство в Берлине, чтобы принести личные поздравления. Вильгельм II надеялся, что улучшение русско-германских отношений ослабит связи между Россией и Францией. Однако этого не произошло.
Франко-русский союз уберёг Францию от опасности в ближайшем будущем остаться в одиночестве при  нападении Германии и Италии, а Россию – от опасности в одиночку отражать нападение Австро-Венгрии и Германии. Германский Генштаб был вынужден приступить к разработке плана ведения войны на два фронта, который немцы попытались реализовать в 1914 году. Правда, Россия в 1914 году именно благодаря союзу с Францией оказалась втянутой в Первую мировую войну, и, не выдержав её, сорвалась в революцию. Но кто может судить о том, что было бы, если бы этого союза не существовало?   

Памир в «Большой игре»

Соперничество Российской и Британской империй в 1890-1894 годах касалось, в частности, контроля над Памиром.
В 1891 году при проведении военной операции против индийских княжеств Хунза и Нагар британские войска вторглись в окрестности Гилгита и покорили самый север современного Пакистана. После встречных экспедиций российских войск под командованием подполковника М. Е. Ионова было заключено российско-британское соглашение, по которому часть Памира отошла к контролируемому британцами Афганистану, часть – к России, а часть – к Бухарскому эмирату, подконтрольному России.
14 марта 1891 года подполковник Б. Л. Громбчевский в Николаевской академии Генерального штаба в Санкт-Петербурге прочёл секретную лекцию на тему: «Наши интересы на Памире. Военно-политический очерк». На основе своего опыта и глубокого знания обстановки в Центральной Азии Громбчевский в своём докладе делал вывод: «Памиры с прилегающими к ним местностями имеют несомненную важность для России». Лекция произвела сильное впечатление на слушателей. Распоряжением военного губернатора Ферганской области генерал-майора Н. И. Королькова доклад был издан в сентябре того же года отдельной брошюрой для ознакомления офицерами Генерального штаба, которые проходили службу в Туркестанском крае.
Реакцией России на британскую активность в регионе стало строительство в глубокой тайне в 1894 году секретной военно-стратегической колёсной дороги на Памире через перевал Талдык (высота 3 615 м), соединившей долины Ферганскую и Алайскую (в нынешней Ошской области Киргизии). Дорога строилась русскими сапёрными частями под руководством подполковника Громбчевского и была предназначена для оперативной переброски войск и артиллерии на юг в случае угрозы вторжения британцев в регион. Позднее дорога получила название «Старый Памирский тракт». Таким образом, Россия предупредила возможное появление англичан в Алайской долине, откуда, по мнению Громбчевского, Британия могла двинуться далее на север и выйти на оперативный простор Ферганского края. С успешным завершением строительства стратегической колёсной дороги в Алайскую долину русские получали передовой плацдарм для дальнейшего распространения своего военно-политического влияния в Центральной Азии.

Конец царствования Александра III

24 июня 1894 года итальянский анархист Санте Казерио смертельно ранил ножом 57-летнего президента Французской республики Сади Карно, только что произнесшего  приветственную речь на Всемирной, международной и колониальной выставке в Лионе. Ночью президент скончался. Ему былии устроены торжественные похороны на государственный счет, и тело его похоронено в Пантеоне.
20 октября (1 ноября) 1894 года, в 2 часа 15 минут пополудни, после длительной болезни скончался российский император Александр III, не дожив полгода до своего 50-летия. Причиной смерти, согласно диагнозу, стал «хронический интерстициальный нефрит с последовательным поражением сердца и сосудов, геморрагический инфаркт в левом легком, с последовательным воспалением». Остряки называли Александра III первым русским императором после Петра Великого, умершим естественной смертью – от пьянства (Пётр III, Павел I и Александр II были убиты заговорщиками, а официальным версиям о смерти Петра II, Александра I и Николая I многие не  верили: по слухам, Петра II отравили, Николай I сам принял яд, а Александр I имитировал свою смерть и в дальнейшем жил под именем старца Фёдора Кузьмича).
Известие о смерти Александра III вызвало тревогу в Париже за судьбу франко-русского союза, но министр иностранных дел Гирс убедил французов в том, что никаких перемен во франко-русских отношениях не будет. Не повлияла на политику России и смерть Гирса, который скончался 14 января 1895 года в Петербурге после тяжёлой и продолжительной болезни. На панихиде, отслуженной в его квартире 15 января, присутствовали новый император Николай II и некоторые иные члены императорской фамилии.
Годы пребывания на престоле Александра III выглядят островком спокойствия между бурными царствованиями его отца и сына. Войн он не вёл, а единственное покушение на его жизнь было предотвращено на стадии подготовки.
. Хозяйственные дела в целом шли неплохо. В 1893 году в российской экономике начался очередной циклический подъём, продолжившийся до конца века. В этих благоприятных условиях Витте удалось завершить многолетнюю работу предшественников по введению золотого стандарта; однако произошло это уже при Николае II.  С текущими делами царские министры более-менее справлялись, а вот забыть, по совету Достоевского, «обо всём текущем» и заняться «оздоровлением корней» им было недосуг. Не то чтобы в российских элитах совсем не было людей, способных подняться над сиюминутными вопросами. Но одно дело – видеть проблему, и совсем другое – найти способ её решения, а тем более попытаться решить практически. В стране, целиком зависящей от царской воли, предпринять такую попытку мог только сам царь, причём такой, который по масштабу как минимум не уступал бы Петру I. В наличии же, к сожалению, имелись только Николаи да Александры.

Армянская резня 1894-1896 годов

Финансовый кризис в Османской державе не мешал султану Абдул-Хамиду II заботиться об армии. Была введена всеобщая воинская повинность для мусульман, проведён ряд крупных реформ по организации, комплектованию, управлению войск, улучшению подготовки солдат и офицеров под руководством германского генерала Кольмара фон дер Гольца. В военных школах преподаватели-немцы обучали будущих офицеров не только военному делу, но также общеобразовательным предметам и иностранным языкам (английский, французский, немецкий, итальянский или русский). Строевым и военным обучением в воинских частях руководили германские офицеры. В этих условиях турецкие офицеры, прошедшие военную школу, оказались самыми просвещёнными и европейски образованными людьми в своей стране, составив новую османскую элиту. Униженное положение Турции, потеря больших территорий на Балканах и острова Крит глубоко задевали их национальные чувства.
21 мая 1889 года в Стамбуле четыре студента военно-медицинского училища – черкес Мехмед Рашид, албанец Ибрагим Темо, курд Абдуллах Джевдет и турок Исхад Сюкути – создали секретное «Общество османского единства», ставящее целью восстановление конституции. Вскоре под таким же названием в Париже сформировался заграничный центр во главе с Ахмедом Ризой, начавшим в 1892 году издавать газету «Мешверет» («Дебаты»). Стамбульский комитет просуществовал недолго: выданный шпионами, он подвергся разгрому и распался, но в 1894 году был возрожден Ахмедом Ризой при участии историка Мурада, доктора Назыма и некоторых других под названием «Иттихад ве теракки» («Ittihat ve terakki») – «Единение и прогресс»; поэтому его последователей часто называли иттихадистами, (в России и Европе – т – младотурками). Однако и на этот раз султану удалось быстро ликвидировать деятельность комитета. В 1894-95 годах прошли массовые аресты в Стамбуле и других городах.
Если недовольство проявляли многие образованные мусульмане, то положение христиан было куда тяжелее. Восстания, бунты и мятежи не прекращались во все царствование Абдул-Хамида II; они подавлялись султаном со страшной жестокостью. Особенным зверством отличались погромы армян в 1894 году.
В Сасуне, севернее Диярбакыра, курды заставляли армянских крестьян платить отступные за то, что не будут их грабить, ы то время как власти не переставали требовать уплаты податей. Не в состоянии платить тем и другим, крестьяне вооружились, чтобы дать отпор грабителям. В 1894 году турецкие войска и курды попытались захватить Сасун, но были отбиты. В конце концов власти уговорили крестьян сдать оружие, обещая амнистию и защиту. После разоружения деревни Шеник и Семал были сожжены, а население, включая женщин, детей и священнослужителей, подвергнуто насилию и жестоким убийствам. Оставшиеся в живых бежали в пещеры горы Андок, где были выслежены и уничтожены регулярными войсками и курдскими бандами. Было убито не менее 3000 человек.
В сентябре 1895 года армянские социалисты из партии «Гнчак» («Колокол») организовали в Стамбуле демонстрацию протеста против резни в Сасуне. Вокруг демонстрантов собралась толпа мусульман, поддерживаемая полицией и войсками. Когда полицейский ударил одного демонстранта, тот вытащил револьвер и выстрелил в обидчика. В результате начавшейся перестрелки десятки армян были убиты и сотни ранены. Полиция отлавливала армян и передавала их софтам – мусульманским студентам-теологам, которые забивали их до смерти. В убийствах армян приняли участие и стамбульские евреи. Резня продолжалась до 3 октября. Европейские послы в очередной раз выразили протест бессмысленным убийствам армян, в том числе на территориях полицейских участков.
8 октября 1895 года мусульмане устроили погром в армянском квартале причерноморского Трабзона, избили и заживо сожгли около тысячи армян. Нападение на армянский квртал города началось по сигналу горна, после чего толпа, включавшая одетых в форму солдат, начала убийства и грабежи. Это событие стало провозвестником организованной османскими властями серии массовых убийств армян в Восточной Турции (Западной Армении) – в Эрзинджане, Эрзеруме, Гюмюшхане, Байбурте, Урфе и Битлисе. Разосланные султаном провокаторы собирали мусульманское население в самой крупной мечети города, а потом объявляли от имени султана, что армяне начали восстание против ислама. Мусульманам предлагалось защитить ислам от неверных и разъяснялось, что присвоение мусульманином имущества мятежников не противоречит Корану.
Другой тактикой Абдул-Хамида стало насильственное обращение армян в ислам. Эта операция была поручена Шакир-паше, занимавшему должность инспектора отдельных округов в Азиатской Турции. По мнению историка лорда Кинросса, задачами Шакир-паши были планирование и исполнение массовых убийств и сокращение численности с перспективой полного уничтожения армянских христиан».
Резня происходила в регионах, которые должны были быть реформированы согласно плану европейских держав. На ноту послов Британии, Франции и России из Порты пришёл ответ, что в беспорядках виновны прежде всего сами армяне. В ноябре резня была продолжена в ряде других городов. Осенью и зимой 1895 года курды убивали армян по всей территории империи.  Поводом для резни в Стамбуле и в районе города Вана послужили протесты местных армян. По разным оценкам, эти события унесли жизни от 50 до 300 тысяч человек. Ещё большее количество умерло от голода зимой 1895-1896 годов.
Наиболее жестокой была вторая резня в Урфе (в древности – Эдесса), где армяне составляли до трети городского населения. Осаждённые армяне спрятались в кафедральном соборе и потребовали у османских властей официальной защиты. Командующий войсками дал им такую гарантию, после чего группа армян направилась к местному шейху. Тот приказал бросить их на землю и, прочитав над ними молитву, перерезал всем горло. На следующее утро толпа мусульман подожгла собор, в котором спрятались армяне, и сожгла заживо от полутора до трёх тысяч человек. Находившиеся там войска стреляли в любого, кто пытался убежать. Днём чиновники-мусульмане, посланные оповестить армян, что убийств больше не будет, вырезали последние 126 армянских семейств. Общее число убитых армян в Урфе составило более восьми тысяч.
Армянам удалось организовать противодействие лишь в Зейтуне, где в 1895 году отряд из членов партии «Гнчак» нанес поражение османским войскам, захватил гарнизон и чиновников, а затем выдержал осаду регулярных войск. Армяне сложили оружие только после вмешательства европейских посредников. Несколько гнчакистов были высланы из Турции, взамен этого оставшиеся в живых армяне получили общую амнистию, освобождение от прошлых налогов и христианского заместителя губернатора. В июне объединённые силы партий «Арменакан», «Гнчак» и «Дашнакцутюн» защитили от резни город Ван.
Во время этой резни 17 октября Абдул-Хамид под давлением Европы принял компромиссный вариант реформ. Он был значительно меньше предложенного европейцами плана, однако и это давало армянам надежду.
Чтобы привлечь внимание к истреблению армян, 26 августа 1896 года группа хорошо вооружённых дашнаков захватила здание Оттоманского банка, взяла европейский персонал в заложники и, угрожая взрывом банка, потребовала от турецкого правительства проведения обещанных политических реформ в шести армянских областях Турции, политических прав и освобождения политзаключённых. Также было выдвинуто требование о европейском комиссаре, который бы курировал реформы, и о смешанной европейско-мусульманской жандармерии. В результате переговоров представитель российского посольства и директор банка Эдгар Винсент уговорили нападающих покинуть здание банка под личную гарантию безопасности. Также им было обещано, что европейские страны рассмотрят их требования, но обещание не содержало конкретных мер. Ещё до того, как группа дашнаков покинула банк, власти распорядились вновь начать нападения на армян. Полицейские агенты, переодетые студентами мусульманских заведений, собирали толпы людей. Были сообщения, что властям было заранее известно о предстоящем захвате банка, но ему дали совершиться, чтобы оправдать дальнейшие погромы. В течение двух дней при очевидном попустительстве властей турки забивали до смерти армян, убив более 6000 человек. На второй день бойни представители шести европейских держав заявили протест Турции, а к вечеру британцы начали высадку военных моряков. Только это остановило убийства.
Европейские державы направили в министерство иностранных дел Турции серию коллективных нот, в которых они констатировали, что резня не была спонтанным явлением, а проводилась под присмотром властей. Погромщики, как обычно, остались безнаказанными.
В Великобритании армянская резня вызвала политический кризис. 86-летний лидер Либеральной партии, бывший премьер-министр Уильям Гладстон в инвалидной коляске прибыл в Палату общин, чтобы выступить с последней речью против империи «непредсказуемого Турка», которая должна быть «стёрта с карты мира», как «позор цивилизации» и «проклятие человечества».
Однако политические мотивы помешали европейским странам согласованно провести интервенцию в Турцию. Франция и Германия имели экономические интересы в Турции, британское консервативное правительство лорда Солсбери не готово было идти на уступки России ради поддержки армян, а Российская империя не была заинтересована в создании независимой Армении.
В ходе погромов 1894-1896 годов было сожжено и разграблено около 50 тыс. домов и свыше 100 тыс. армян – мужчин, женщин, детей было замучено, изувечено, разорено. Султан был прозван в Европе «Великим убийцей». Издавна существовавшая в Турции национальная и религиозная вражда между мусульманами и христианами при Абдул-Хамиде достигла высшего напряжения. Даже удачная греко-турецкая война 1897 года не принесла Турции ничего, кроме сознания одержанных побед.
В 1897-м и 1899 годах состоялись судебные процессы над младотурками. В 1897 году официальная османская газета «Albania», выходившая в Брюсселе, писала: «Партия «Молодой Турции» состоит в национальном отношении из константинопольских турок, да еще из черкесов и сирийцев».
В эти же годы заметно увеличилась политическая эмиграция из Турции. Младотурки бежали в Европу и захваченный англичанами Египет, где продолжали издание подрывной литературы, пересылая ее в Османскую империю. Помимо «Мешверета», за границей стали выходить новые младотурецкие газеты и журналы: «Шура-и-уммет» («Национальное собрание») в Париже, «Османлы» («Османец») в Женеве, «Мизан» («Весы») в Каире, а затем в Женеве, «Истикбаль» («Будущее») в Неаполе и др. Тайные ячейки младотурков появились в высших школах Стамбула и Румелии (Европейской Турции), были установлены контакты с близкими по целям организациями, возникшими к тому времени в Европе. Одна из ветвей возникшего движения появилась и в Харбие - Военной академии, где в 1899-1902 годах обучался будущий лидер республиканской Турции Мустафа Кемаль.
Юсуф Хикмет Баюр в многотомной «Истории турецкой революции» писал: «Период правления Абдул-Хамида II был для османского государства временем огромного отставания от остального мира. На первый взгляд, такое утверждение может показаться преувеличением – ведь за 30 лет, с 1878-го по 1908 год был построен ряд железнодорожных линий, доходы государства возросли вдвое, в судебную систему были внесены видимые изменения, открывались новые учебные заведения и т. д. Однако в те же годы другие государства, в том числе соседние с империей, настолько стремительно продвинулись в своём развитии, что если его сравнить с нашим развитием, то станет очевидным, что это – вовсе не развитие, а значительное отставание».