Случай у озера Хеннесси

Публикую главку из последней главы пятого тома романа.
    
     В последние годы, когда мы с Ханночкой уже приступили к работе над повестью моей жизни, у меня начали отмирать некоторые мои необычные способности  – атрибуты следующей человеческой расы. Восхождение по магической «лестнице», приобретение новых магических качеств я уподоблял метаморфозу и не думал, что метаморфоз может идти в обратном направлении, образно говоря, что бабочка может снова превратиться в гусеницу. Но, видимо, бывает и так.
     Первым у меня сильно ослаб, почти полностью исчез дар целительства, о чём я очень жалею  – этот дар выручал меня много раз в самых разных ситуациях. Теперь же прежняя способность к целительству ещё немного проявляет себя только для Санечки и меня самого. А недавно пропала моя способность на несколько минут становиться невидимым для окружающих. Потерю дара я неожиданно обнаружил, когда Санечка затеял со мной игру в прятки и вдруг крикнул по-русски: «Деда, я тебя нашёл!» В той или иной степени у меня ещё сохранились особенные интуитивные способности и некоторые цыганские приёмы. А из моего прежнего набора магических оружий к концу века в моём арсенале остался только один Пернач. Он замечательно годится для ближнего боя  – особенно против ножа, кастета или дубинки, но против револьвера он, конечно, слабоват, потому что его радиус действия не превышает четырёх-пяти шагов. У него есть ещё одна особенность  – он быстро опустошает магический заряд, мне моего магического потенциала хватает только на четыре раза использования его подряд (на четыре «выстрела», как я это называл), потом для восстановления потенциала требуются целые сутки. Последний раз мне пришлось пустить в ход мой Пернач в стычке с молодёжной бандой вымогателей. Тот случай стоит того, чтобы рассказать о нём подробнее.
    
     В августе 1996 года исполнилось 10 лет, как не стало Майкла Гроуза. Тогда Рут, вдове Майкла, было уже под девяносто, но для своего возраста она была ещё довольно бодрой дамой (мой язык не поворачивается назвать её старушкой), и с головой у неё был полный порядок. Она решила в память Майкла устроить поминальный обед, пригласила на ранчо нескольких родственников и близких друзей Майкла. На этом мероприятии присутствовал, конечно, и Майк, внук Майкла и Рут. Майк мне нравился; своим цепким умом и сильной логикой он напоминал Майкла. Со мной Майк поддерживал довольно тесные отношения  – как бы это лучше выразить? Он часто находил повод оказать мне какую-нибудь услугу, даже если я его об этом и не просил, старался сделать для меня что-то приятное или полезное, и со стороны это выглядело, наверное, так, что он немного опекал меня. Хотя и мне удалось пару раз в довольно запутанных делах помочь ему добрым советом. Майк был успешным адвокатом, при этом помогал делать адвокатскую карьеру Крису Маршаллу, первому мужу Ханночки. А Крис приходился Рут внучатым племянником, и Рут его очень любила, выделяла среди прочих внуков. Так что через Ханночку я немного породнился с Майклом. Жаль только, что мой друг об этом уже не узнал…
    
     Всего гостей на поминальном обеде было человек пятнадцать, в том числе был Крис, к моему удовольствию, он был без своей новой жены. Меня и Санечку (ему тогда было 3 года) на ранчо привёзла Ханночка на новом кроссовере «Тойота», купленном Майклом Петерсоном, вторым мужем Ханночки. Этот автомобиль считался весьма продвинутым, он был особенно удобен для загородных поездок, и Ханночка его очень любила. Особенно, как-то даже по-детски, она радовалась подстаканникам в салоне кара  – эти подстаканники были не только модным, но и действительно удобным аксессуаром.
     Все гости не в первый раз приезжали на ранчо, все были знакомы друг с другом, поэтому поминальный обед прошёл довольно живо и нестандартно  – за столом было много весёлых шуток и даже пикантных воспоминаний.
     После обеда я по просьбе Рут сыграл на пианино несколько произведений: любимую Майклом «Лунную сонату» Бетховена, затем «Ночной ветер» Метнера и закончил своё выступление романсом Свиридова к повести Пушкина «Метель». Моё выступление было принято слушателями с живым интересом.
      – Вы, Алекс, молодец,  – похвалила меня Рут.  – Должна Вам сказать, что Ваша игра ничуть не поблекла, наоборот, стала ещё выразительной. Жаль, Майкл, не может услышать. Он всегда восхищался Вами и считал Вас гениальным пианистом.
      – Благодарю Вас, Рут,  – ответил я с поклоном.  – Майкл понимал толк и в музыке, и в напитках, и в людях тоже, и во многом другом. Его мнение всегда было важным для меня. Только из дружеских чувств он меня немного переоценивал. Вот моя дочь Анни  – та действительно выдающаяся, даже, может быть, гениальная пианистка, и Майклу она очень нравилась. Сейчас её игра достигла самой силы, и очень жаль, что Майклу не довелось этого узнать.
    
     Потом за пианино села Ханночка, она сыграла «В пещере горного короля». Красиво сыграла, все поаплодировали, а Рут сказала:
      – Какая талантливая у Вас внучка, Алекс! Очень прочувственно сыграла Грига, благодарю Вас, Ханни. Григ и мой любимый композитор, и Ваш дедушка часто играл у нас в гостях из «Пер Гюнта», чтобы доставить мне и Майклу удовольствие. Я очень рада, что Вы, как и Алекс, любите Грига.
     Я решил сделать небольшое уточнение.
      – Конечно, музыку Грига я люблю, Рут. Она близка мне по эстетике, но не по мироощущению. Даже не знаю, как объяснить такое противоречие.
     Рут дважды махнула ручкой.
      – А я помню, как Вы раз приехали к нам с Ханной после поездки на какое-то необыкновенное озеро, это было очень давно, полвека назад. Тогда Вы тоже сыграли эту прекрасную пьесу и ещё «Марш троллей». Помните наше старое пианино, Алекс? Вам оно нравилось.
      – Конечно, помню, Рут. «Август Фёрстер». Прекрасное было пианино, с богатым звуком. Этот Ваш инструмент тоже очень неплох, но тот был просто замечательным. Что с ним случилось?
      – Ничего особенного не случилось. Пианино я подарила Майку в память о деде. Теперь он на нём играет. Ты играешь на нём, Майк?  – повернулась Рут к внуку.
      – Иногда играю… когда есть время. Чаще играют дети,  – несколько смущённо ответил Майк.
      – Ханна потом подарила мне фотографию, где вы оба стоите прямо у края обрыва над озером. Ханна такая молодая и красивая, что взгляд не отвести. Я забыла, как то озеро называется?
      – То озеро называется Крейтер, оно считается самым глубоким в Штатах, вода в нём  – ярко-синего цвета, а озеро окружают горы со снежными вершинами. Красота необыкновенная! Озеро находится в штате Орегон, это одна из его главных достопримечательностей.
     В разговор вступил Майк. Он был яростным патриотом Калифорнии и почему-то недолюбливал Орегон, считал жителей соседнего штата туповатыми и в насмешку называл их тёртыми калачами (это выражение он перенял у меня).
      – В Калифорнии тоже много красивых озёр,  – гордо сказал Майк.  – При том есть совершенно уникальные. Например, озеро Берриесса со своей дырой  – это водосток возле плотины Монтичелло. Слышали, наверно, про эту дыру? Впрочем, лучше не слышать, эту дыру лучше увидеть самому. Picture is worth a thousand words. Необыкновенное зрелище  – настоящий вход в преисподнюю. И не так далеко отсюда, всего в часе езды.
    
     Майку надо было отлучиться в Петалуму к какому-то важному клиенту, и он попросил Криса сопроводить его в качестве ассистента. «До места доедем за полчаса. Ну там дел на час-полтора, вряд ли больше. Так что вся поездка займёт максимум часа три»,  – пообещал Майк.  – Ну, вы, наверное, найдёте, чем себя занять без нас. Можете и ещё потерзать пианино.
    
     Когла Майк и Крис уехали, Рут захотелось расспросить мою любимую внучку о её жизни, о новом муже. Кажется, Рут чувствовала некоторую неловкость за Криса, словно это она была как-то виновата в том, что Крис ушёл от Ханночки к другой женщине. Она немного успокоилась, когда увидела, что Ханночка и Крис пообщались друг с другом вполне дружелюбно, что Санечка, увидев отца, радостно побежал навстречу ему. Ханночка тогда сказала Рут: «Что Бог ни делает, всё к лучшему. Сейчас я замужем за человеком, главным качеством которого я могу назвать надёжность. Я счастлива быть его женой и мечтаю быть матерью его детей. Санечка считает моего Майка своим вторым отцом, а тот считает его своим вторым сыном. Так что всё сложилось самым наилучшим образом. Я вовсе не держу зла на Криса, я считаю его хорошим человеком и желаю ему счастья в новой семье». Рут тут же взяла у Ханночки обещание, что та приедет в гости к Рут вместе со своим мужем и общими детьми.
     А потом Ханночке вдруг пришла в голову фантазия съездить на озеро Берриесса, поглядеть на необыкновенную дыру в озере. С нами решила прокатиться и жена Майка Маргарет.
    
     Ханночка уверенно вела кроссовер по шоссе, и где-то на полпути к плотине Монтичелло нам встретилось небольшое живописное озеро с чудесным названием «Хеннесси». Я пошутил: «Целое озеро коньяка. Пей  – не хочу!»
     Мы ехали по шоссе вдоль извилистого южного берега озера, по водной глади которого скользили байдарки и лодки под парусом. В дороге Санечке захотелось «по маленькому», и Ханночка свернула на небольшую площадку, обрамлённую по краям редкими кустиками. Я проводил Санечку в кустики, а когда мы возвращались к машине, то увидел, как с дорожного полотна съехали три парня на мотоциклах, головной  – на разрисованном ломанными белыми и бордовыми линиями чоппере. Они остановились в четырёх шагах от нашего кроссовера, заблокировав выезд с площадки. Эти парни были одеты по тогдашней рокерской моде  – чёрные кожаные куртки с нашлёпками, чёрные сапоги со шнуровкой и чёрные шлемы. Они молча разглядывали нашу машину и на первый взгляд не казались агрессивными или опасными.
     Но по местным телеканалам несколько раз проходили сообщения о нападениях молодёжных мотоциклетных банд на одиночные машины в стороне от оживлённых автотрасс. Мой Варм шевельнулся, заворочался, но как-то не очень энергично. Я на всякий случай прокрутил в уме магическую мелодию-ключ и услышал, как мой Пернач сразу откликнулся, послал мне сигнал готовности к бою.
     Я приоткрыл заднюю дверь кроссовера, аккуратно посадил Санечку на сиденье. Ханночке же и Маргарет сказал: «Сидите, милые леди, спокойно и тихо, не бойтесь ничего. Сейчас начнётся самое интересное, цирковое представление. Смотрите и наслаждайтесь». После этого я встал  – руки в боки  – перед кроссовером и обратился к мотоциклистам: «В чём дело, парни?»
     Один из парней, лет этак двадцати пяти, по всей видимости, вожак этой троицы, слез с чоппера, подошёл ко мне почти вплотную, сквозь зубы процедил:
      – А дело в том, Одуванчик, что эта площадка  – наша. Въезд на неё платный, десять баксов.
     По шоссе в сторону Сейнт-Хелены промчался красный спортивный автомобиль, я проводил его взглядом, но эти парни даже не подумали оглянуться.
      – Десять баксов, говоришь?  – переспросил я.  – Ладно, приятель, за твою площадку нет вопросов, так и быть, отстегну тебе десятку, выпьешь пару пива за моё здоровье.
     Затевать разборки из-за нескольких долларов не входило в мои планы. Проще было откупиться. Молодой вымогатель сплюнул и усмехнулся.
      – Десятка  – это только за въезд на площадку, а выезд будет стоить уже двадцатку. Считать, дед, умеешь? Значит, десять и двадцать будет тридцать. Вас здесь трое  – ты сам и две девки в авто, вашего щенка считать пока не будем. Тридцать на три будет девяносто, округляем до ста. Значит так, Одуванчик. Гони сотнягу и давай вали отсюда!
      – Азохен вей!   – покачал я головой.  – Что значит «вали»? Разве тебя мама в детстве не научила, как следует разговаривать со старшими? Да и вообще я что-то не понял. Почему девяносто ты округляешь до сотни? Это не по правилам.
      – Здесь правила устанавливаю я. Ты понял, дед?  – Этот напористый хам смачно сплюнул мне под ноги.  – Ну, что уставился?
      – Смотрю на тебя, не могу понять, умный ты или глупый.
      – Допустим, умный. И что тогда?
      – Тогда ты сейчас извинишься за причинённое мне беспокойство, и мы мирно разойдёмся. И будет тебе счастье. Можешь ехать дальше, искать приключений на свою жопу.
     Молодой вымогатель рассмеялся в голос. Ему было очень смешно. Со смехом он задал новый вопрос:
      – А если глупый, что тогда, дед?
      – Тогда можешь и напороться, приятель.
     Молодой вымогатель усмехнулся, оскалил зубы.
      – Ну, а если напорюсь, тогда что, Одуванчик?
      – Тогда будешь землю нюхать, Ицик. Тебя ведь так мама в детстве звала, да?
     Ицик дёрнулся, с угрозой спросил:
      – Ты, дед, откуда знаешь, как меня мама звала?
      – Откуда? Да у тебя это на шнобеле написано, большими буквами, приятель,  – с насмешкой произнёс я в ответ.  – Так что лучше не делай мне нервы, Ицик. Проезжай себе мимо, целее будешь. И не муди, Ицик, если ты умный.
     И я добавил ещё пару фраз на идише. У Ицика покраснели щёки и раздулись ноздри, он рявкнул:
      – Пошутить захотелось, дед? Очень смелый, да? За такие шутки с тебя ещё сот-няга. Ты понял? Ну-ка, Хоха, объясни мистеру Шутнику, шоб он понял, что не прав. До-ходчиво объясни, как ты иногда умеешь! А то дед просто слова что-то плохо понимает!
     Хоха, здоровенный малый, настоящий «бык», с кольцами на пальцах и стальными браслетами на запястьях, с татуировкой на шее, издали похожей на след от удавки, не торопясь, слез с мотоцикла. У него из-под расстёгнутой косухи виднелась футболка с устрашающей картинкой  – голова волка с окровавленной пастью. Вид у Хохи был вполне бандитский, но внутренним зрением я видел, что он, конечно, наглец, но не боец. Нет, не боец, а так… шелупонь, одним словом.
     Я резко свистнул и крикнул в полный голос: «Хоха, замри! Стой, где стоишь!»  – и здоровяк Хоха в недоумении остановился.
     Тут снова подал голос Ицик.
      – Так ты, дед, значит, не боишься что ли за своё здоровье?
      – Я? Боюсь? Это тебе, Ицик, стоило бы вести себя немного аккуратнее. А я свое давно уже отбоялся. Ещё в годы войны, в тюрьме гестапо. Знаешь, что такое гестапо? Там такие ребята работали, не чета тебе. Грозный ты… как жук навозный. Так что срать я хотел на твои угрозы, Ицик. Давай-ка лучше сам вали отсюда подобру-поздорову. Пока я ещё немного добрый.
     Я надеялся, что моя отповедь отпугнёт вымогателей, но ошибся. Ицик окинул меня насмешливым взглядом.
      – Говоришь, в гестапо сидел? Ну, ты, дед, даёшь! А в Гражданскую, наверное, у генерала Шермана служил? Хоха! Что стал, как пень?! Приступай давай!  – прикрикнул Ицик, и Хоха, скорчив зверскую морду, сделал шаг ко мне.
     Я свёл пальцы правой руки в пучок (Учитель называл эту конфигурацию пальцев «шестопёром») и резко выбросил их в сторону «быка». Раздался негромкий хлопок, точнее, такой звук, словно кто-то невидимый громко чмокнул губами, и Хоха, захрипев, рухнул на траву, как мешок с картошкой. Ицик судорожно сунул руку в боковой карман куртки, но тут снова раздался чмокающий звук. Лицо бандита исказилось, глаза закатились, и он повалился мордой вниз рядом с неподвижным Хохой, даже не пикнув.
    
     Третий бандит, молодой парень мексиканского типажа с гитарным футляром на спине, заёрзал на мотоциклетном кресле, я поманил его пальцем:
      – Матео, подойди ко мне! Не бойся!
     Молодой мексиканец осторожно слез с мотоцикла, повесил гитарный футляр на руль, сделал два шага к мне, остановился возле неподвижного тела Ицика.
      – Эти туши оттащи в сторону и откати мотоциклы, освободи проезд!  – приказал я парню, дрожащему мелкой дрожью.
     Когда проезд был освобождён, я снова подозвал к себе парня.
      – Сколько тебе лет, Матео? Двадцать есть уже?
      – Будет в следующем году, синьор.
      – Может, будет, а может, и не будет. Ты давно в банде?
      – Только два дня, синьор.
      – А где живёшь?
      – В Сакраменто, синьор.
      – Сакраменто  – хороший город? Нравится тебе?
      – Да, синьор, хороший город.
      – Работу имеешь?
      – Да, синьор.
      – Где работаешь, кем?
      – В городском зоопарке. Помощником смотрителя.
      – Работа нравится?
      – Да, так… Платят мало,  – протянул парень, скривив рот.
      – Слушай меня, Матеито, постарайся запомнить. Если ты пойдёшь по бандитской дорожке, то проживёшь, наверное, ещё месяца два или три, потом будешь убит в уличной драке, так что даже не дотянешь до своих двадцати лет. Ты на гитаре играешь?
      – Да, синьор, играю.
      – А петь умеешь?
      – Немного умею, синьор.
      – Так вот. Когда уйдёшь из банды, то должен будешь много, очень много заниматься музыкой, все дни трудиться, работать с полной отдачей сил над развитием своих способностей, и тогда ты станешь крутым музыкантом, станешь ездить с концертами по всему миру, как Пол Маккартни. Знаешь, кто такой Пол Маккартни?
      – Да, сэр,  – с едва заметной усмешкой ответил парень, на что я тоже усмехнулся.
      – Вот так, чико. Я тебя предупредил, а дальше  – твой выбор, вся твоя дальнейшая жизнь будет зависеть от тебя самого. Твои дружки через час очухаются, передашь им мои слова: если они не испарятся из Калифорнии, то до следующего лета оба не доживут. Смотаться отсюда им следует без промедления  – за несколько дней, за неделю, это крайний срок. Ты понял меня? Тогда прощай.
     Молодой бандит отошёл к своему мотоциклу, сел, прислонясь к колесу, прямо на землю и обхватил голову руками. А я занял место в автомобиле рядом с Санечкой.
    
      – Мне что-то уже расхотелось ехать к той дыре. Хочется уже обратно,  – с вопросительной интонацией произнесла Ханночка.
      – И мне тоже,  – поддержала её Маргарет.
      – Я не возражаю,  – откликнулся я.  – На плотину можем съездить как-нибудь в другой раз. Ты, Санечка, согласен?
      – Я  – как мама,  – ответил Санечка.
     Он выглядел спокойным, испуганным не был, но обе женщины были шокированы происшествием. До них стало доходить, что я только что у них на глазах спас их от нападения молодёжной банды.
     Маргарет прерывисто спросила меня?
      – Что это сейчас такое было, Александер?  – Она всегда обращалась ко мне так, немного официально, хотя Майк обычно называл меня просто Алексом.
      – Я же вас предупредил, что будет цирковое представление. Понравилось вам, милые леди, надеюсь, вы не испугались?
     Маргарет покачала головой.
      – Не знаю, как Ханни, а я немного испугалась, до сих пор пальцы дрожат.
     Я кивнул в сторону бандитских туш на обочине площадки.
      – Ну как, красиво выглядят юные бандиты? Нарвались, где не ждали. Это такая цыганская техника, Мэгги, что-то вроде мгновенного гипноза. Дело в том, Мэгги, что в студенческие годы мне пришлось поработать пианистом в цыганском оркестре, я подружился с местными цыганами, научился у них некоторым их цыганским штучкам. Конечно, за давностью лет почти всё уже забылось, но этот трюк я ещё немного помню. Кстати, Мэгги, я хочу Вас попросить особо не распространяться об этом инциденте, никому ничего не рассказывать, даже Майку. Так будет спокойней и мне, и Вам. Договорились?
    
     На следующий день у меня состоялся разговор с Ханночкой о происшествии на озере. Мы говорили по-русски, Ханночка знала, что русская речь доставляет мне удовольствие, поэтому со мной она старалась говорить по-русски. Разбор полётов начался с вопроса Ханночки:
      – Значит, это была магия? Да, дедушка? Значит, всё, что ты рассказывал про магию, это не выдумки? Это правда?
      – Да, это правда, Ханни. Хотя и неполная, и немного приукрашенная, но в целом близкая к истине. Конечно, это никакая не цыганская техника, это такое магическое оружие, я называю его «Пернач». Была в древности такая русская палица типа шестопёра. И Пернач тоже похоже работает  – бьёт, как дубинкой по голове. Тот, Кто Руководит Моей Жизнью, в своё время наделил меня некоторыми магическими умениями и вручил мне чудо-оружия, но сейчас Он, наверное, решил что магия мне больше не понадобится. Поэтому мои магические способности постепенно начали отмирать. Помнишь, когда ты была маленькой, мы играли в прятки и ты никак не могла меня отыскать? Я тогда превращался на несколько минут в невидимку. А теперь эта способность у меня пропала и, наверное, уже не вернётся. А из прежнего магического арсенала у меня остался один Пернач. Вообще-то полезная штука. Им можно противника вырубить на час или два или даже одним ударом, как в сказке, уложить сразу семерых. Знаешь эту сказку? Твоя мама в детстве очень её любила, прочла много раз. Ну, хорошо. Так вот многие цыганские штучки у меня пока по-прежнему остаются во вполне рабочем состоянии. Ты видела, как я отгадал имена бандитов?
      – А того мексиканского парня, правда, зовут Матео?
      – Правда. У меня способность отгадывать имена часто проявляется именно так  – самопроизвольно в минуты возбуждения или опасности.
      – А этот Матео  – он кто? Будущая звезда эстрады, да?
      – Мне почему-то подумалось, что у парня есть музыкальный талант, и он может стать звездой, если уйдёт из банды. И если сложится всё остальное. Но это долгий и трудный путь, он со множеством ударов и падений, а не лёгкая прогулка, как в кино.
      – А у тебя, дедушка, вчера всё получилось легко и красиво, как в кино,  – откликнулась Ханночка.
      – Может быть, и красиво, но только не совсем правильно,  – покачал я головой.  – Дело в том, Ханни, что в повседневной жизни применять магию следует очень аккуратно, чтобы не навредить самому себе. Не стоит привлекать к себе лишнего внимания. Если можно обойтись без магии, то и не следует к ней прибегать. Наверное, правильнее мне было бы откупиться от тех вымогателей. Сто баксов  – не такая уж большая сумма, мог бы и заплатить. Но я разозлился за Санечку, за «щенка». Поэтому и не сдержался. Так что этот инцидент может служить ещё и показателем пределов моей сдержанности.
      – А тебе раньше часто помогал твой Пернач?  – поинтересовалась внучка.
      – Конечно помогал  – и не один раз. Мой Пернач хорош уже тем, что придаёт мне уверенность в подобных конфликтах. А когда оппоненты чувствуют мою уверенность, то они нередко пасуют, не доводят дело до острой фазы. Было всего несколько случаев, когда мне приходилось пускать Пернач в ход. При этом два раза это было связано с твоей мамой. Один раз  – когда Мари была ещё незамужней девушкой. Помню, мы с ней в парке Сталсафт  шли по дорожке к ручью, и прямо на нас из кустов выскочил огромный чёрный дог со злыми красными глазами. Видимо, он сорвался с поводка. Вид у него был очень страшный, как у собаки Баскервилей! Мари закричала от испуга, и мне пришлось уложить пса на землю. Хозяин дога подбежал, начал было размахивать руками, но гулявшие в парке люди стали его громко обвинять, а кто-то даже предложил пса пристрелить на месте вместе с хозяином-растяпой. Тот сразу сменил тон, даже извинился.
      – А второй раз?  – спросила внучка.
      – А второй раз был один неприятный и опасный эпизод в одном придорожном кафе по пути в Сан-Хосе. Тогда там со мной были твои родители, и ты тоже там была, тебе было три или четыре года. Ты, наверное, этот случай не помнишь, потому что всё прошло довольно тихо и гладко, но там в туалете мне пришлось вырубить двух матёрых бандитов. Точно так же, как вчерашних придурков.
     Ханночка помолчала, стараясь вспомнить тот давний эпизод, потом спросила:
      – А меня ты можешь научить магии?
      – Ты, моя милая, хочешь стать ведьмой?  – скептически покачал я головой.  – Должен предупредить тебя, что счастливых ведьм не бывает.
      – Почему?
      – Не знаю, почему. Наверное, потому, что, когда что-то приобретаешь, взамен что-то теряешь. И может быть, теряешь что-то очень важное в жизни. За магические знания человеку нередко приходится платить очень высокую цену. Это может быть какое-то тяжкое увечье, потеря близкого человека и тому подобное. И от приобретённого знания потом нельзя будет отказаться, так и придётся жить с этим.
      – А ты тоже что-то важное потерял? И тоже заплатил высокую цену?
      – Не знаю, Ханни. Я свои магические способности приобретал постепенно, на разных этапах жизни, обычно после каких-то трудных испытаний. Доступ к магическому оружию я получил лишь в зрелые годы, когда уже не стало Ханны. А магический потенциал присутствовал во мне изначально. Я всю жизнь чувствовал себя особенным, немного не таким, как все. Должен сказать, это иногда доставляло мне некоторые неудобства.
      – Какие неудобства?  – спросила Ханночка.
      – Сразу, пожалуй, на твой вопрос и не ответишь. Магические способности нередко вступают в противоречие с человеческой природой и накладывают свои ограничения. Поэтому мне приходилось притворяться, лишний раз оглядываться и так далее. Нельзя было даже крепко выпить в дружеской мужской компании. Вот когда мы завершим наш общий труд, тогда, возможно, мне будет легче тебе это объяснить. Или ты сама поймёшь.
    
     Вот на такой несколько тревожной ноте завершился тот наш разговор. Он побудил меня задать самому себе непростой вопрос: «Чем же мне пришлось заплатить за свои магические способности?» Может быть, какими-то особыми талантами? В юные годы я мечтал стать художником, хотел научиться писать портреты. Любил рисовать шаржи на уличных друзей и на преподавателей гимназии.
     Но нет, не это, конечно. Те мои детские мечтания не относятся к делу. А что относится? Быть может, платой стало моё расставание с Россией? Сколько лет прошло? Больше половины жизни. А до сих пор, как подумаю, так тяжело на душе.
     Вдруг другая мысль остро кольнула меня в сердце. Да так кольнула, что у меня перехватило дыхание, и я с трудом смог глубоко вздохнуть. Боже милосердный! Помилуй мя! Господи! Только не это, только не это!..
    
     Ханна, любимая моя! Ты знаешь, что я с лёгким сердцем расстался бы со всей этой магией и эзотерикой, лишь хотя бы раз ещё вживую взять тебя за руку, посмотреть в твои глаза, услышать твой нежный голос. Увы! Время не вернуть назад, и прошлое нельзя переиграть заново. А если всё же удастся переиграть, то это будет уже другая реальность, где всё будет совсем иным. Где будем другими и мы сами, и наши судьбы, и где, боюсь, я не повстречаю тебя, мой милый ангел, где разойдусь с тобой в пространстве и времени.