Железный зуб

Игорь Сергеевич, сделавшись пенсионером, наконец-то отдался своей давней страсти – живописи.  До пенсии на творчество времени не хватало.  Писал урывками, на уровне хобби. И, как он себя оправдывал, от недостатка времени и качество страдало.  Другое дело пенсия. Теперь краски и кисти, - атрибуты счастья, - всегда под рукой. Даже более того, удовольствие от завершения картины не перевешивает удовольствия от процесса.  А счастливые часов не наблюдают. Он отрывался от мольберта только для того чтобы перекусить.  В еде проявлял фантазии меньше, чем в картинах. Сосиска с яичницей и кружка чаю утром, днем и вечером. Жена плюнула и, как стало тепло, уехала на дачу. Сказала, что не будет мешать ему творчески загонять себя в могилу. И Игорь Сергеевич творил и загонял. Никто не мешал. И вот, в самый момент творчества позвонила дочка

- Папа ты можешь взять Катю? У меня тут завал.
 
  Куда тут денешься? Завал в картине – не завал на работе у дочки. Ей деньги платят. А времени впритык. На скорую руку он собрался и поехал за внучкой в детский сад.  Старшая группа, в которую ходила внучка, занималась в спортзале. Пришлось ждать окончания занятий. Решив, что не помешает, Игорь Сергеевич тихонько проник в зал и сел в уголочке на скамью. Катя увидела, подошла и села рядом.  Через минуту от группы детей отделилась девочка и тоже села на скамью. Рядом, только, с другой стороны. Наверное, Катина подружка, решил Игорь Сергеевич.

 И тут он почувствовал легкое прикосновение.  Девочка пальцем водила по его запястью. Водила пальчиком по пятнам засохшей краски, зеленой, желтой, красной, что остались на его руке. Только теперь он обнаружил, что, собираясь за Катей, второпях не заметил пятен и не смыл. Девочка задумчиво водила пальчиком по пятнам. И Игорь Сергеевич понял, что она удивлена: почему у такого взрослого, скорее старого, дяди на руке пятна от красок, как у детей. Катя заметила и пояснила.

- У меня дедушка картины пишет

- Настоящие? – удивилась девочка.

- Настоящие, - важно произнесла Катя.
 
Игорь Сергеевич почти физически ощутил, как вырос в глазах девочки.  И в своих тоже.  Этот неожиданный рост был не просто приятен. Игорь Сергеевич мог бы сказать, как философ, сюрреалистический рост. Потому что нежданный рост его значимости как художника никак вроде бы не вязался с шумом детских голосов в спортивным зале детского сада. И в этой неувязанности заключался сюр, с которым Игорь Сергеевич был в принципе знаком.

 Знакомство произошло через Володю – сюрреалиста. Игорь с Володей познакомились несколько лет назад. В том уголке городского парка, где с недавних пор установили щиты для развешивания на них картин самодеятельных художников.  Выставка - продажа. Володя туда приносил свое. Но не развешивал. Это были холсты без рамок. И получалось, что он разворачивал полотно перед кем-то заинтересовавшимся. И если на выставке толкались люди в штатском, то такой просмотр, который мог показаться тайным, мог привлечь охранителей порядка. Но в вряд ли они бы там нашли что-то крамольное, или вообще что-либо поняли.  Неизвестно по этой ли причине Володя оказывался в вакууме или потому что цены заламывал космические. И поэтому он не продал ничего и мало кто просил его показать свои шедевры.

Володя был лет на пятнадцать моложе Игоря. Еще пахать и пахать, как медному котелку. Ради святого призвания он, когда-то плюнул на диплом и устроился оператором в котельную. Посменная работа позволяла иметь свободное время для творчества. И так работать можно было до преклонного возраста. Но Володя нередко жаловался Игорю, что его постоянно стараются выжить, даже не понимая, что котельная - это узкий задний ход, через который в современное русское искусство пришли таланты.   

Почему только русские, не согласился Игорь Сергеевич, и приводил в пример французских импрессионистов.
Что вы о них знаете?  - с насмешкой сказал Володя, - Гарантирую вам, что в котельной они не работали.

Они немного подискутировали об импрессионистах и сюрреалистах, где Володя явил свою большую информированность. Спор задел Игоря Сергеевича. И когда он, вернувшись домой, рассказал жене, та спросила:

-  Владимир Петрович, это такой с косичкой и бородкой под Христа?

 - А ты его знаешь?

- Еще бы.  Он у нас на заводе городской сумасшедший, сюр ходячий. В котельной работает.
 
  Круг замкнулся как в детективе. Разве нет в детективных рассказах с их невиданными совпадениями, чего-то явно придуманного, нереального, чего-то от фатализма и сюрреализма, проявления нераскрытых, воображаемых смыслов вещей. Володя, в самом себе, с в своем призвании как художника, в совпадениях некоторых фактов своей биографии, видел сюрреалистический смысл. Жена Игоря Сергеевича держалась позиции, что, если человек необычен внешним видом, значит жди сюрприза внутри.  Ведь вот коробка с ботинками, или коробка с тортом, как бы красочны они ни были, совсем не похожи на коробку с сюрпризом. И к худому, с залысинами и косичкой, с бородкой под Христа Володе относились совсем не так, как относятся к человеку в костюме с галстуком, да еще и с инженерным дипломом. Но жена Игоря знала, ей девочки из отдела кадров говорили, что Володя окончил институт, но положил на свой диплом.

Приходил Володя в парк не регулярно. То его смена выпадала, то так захватывал творческий процесс, что забывал о времени. Прикрепить свои картины к стендам, подобно остальным, он не мог. Его холсты были хостами. Без рамок. На рамки он не разменивался. На них денег жалко было тратить.  Да в рамках ли суть? Настоящему философу цвета рамки по барабану.

И хоть Игорь Сергеевич видел Володю не часто, но редко да метко. Володя постоянно выдавал что-нибудь такое, что Игорь потом долго обмозговывал. На свой эпатажный вид он не обращал внимания. Он вглядывался не в одежду, а в таинственное и завораживающее пространство. Для Игоря в пространстве тайн не существовало.  Разве только в темноте. А для Володи, а любое время дня пространство было Далийским.  То есть пространство в понимании Дали. По из-за попыток проникнуть в это пространство, экспериментов с красками, постоянных поисков цветовых эффектов, оттенков, переливов от Володи вечно несло растворителем. И немного алкоголем, с который, как уверял Володя, абсолютно необходим, чтобы найти нужный оттенок.

До знакомства с Володей Игорь не видел ни одной картины Дали. И Володя насел на Игоря, убеждая, что тот прожил жизнь зря. Человек, видевший Дали – совсем другой человек.

- Да уж прямо, - усмехнулся Игорь Сергеевич, - Как будто я Ленина не видел.
- Более того, - сказал Володя, - Дали неоспоримый и непревзойденный гений. Он видел сквозь предметы, подумал и добавил, - Вот в стихах: «но Ленин видел далеко намного лет вперед». И где теперь коммунисты?

- Боюсь, что вы не правы –  печально покачал головой Игорь, -  Они остались у многих в головах.

-  Это не Ленин провидец, а Дали.

И для убедительности Володя притащил в парк толстый альбом испанского гения. Боялся на книгу дышать, как на святую реликвию. Говорил, что цены ему нет. Сравним разве что с ценой его, Володиной картины. И действительно альбом был прекрасен. Не картины поразили Игоря Сергеевича, а качество альбома, качество печати.  Он никогда подобного не видывал. А поэтому, Игорь рассуждал как реалист, и картины смотрелись. Увидев, как Игорь разглядывает иллюстрации, Володя произнес с чувством   

- Если удостоишься хотя бы посмертно такого альбома, да что там такого, альбомишка, считай, что жизнь состоялась. Задача художника работать на будущее.

Дальнейшему сближению двух художников послужил текст альбома. А если картины - первая половина альбома, то текст – вторая. Вторая половина ставила проблемы. Она была на английском. Володя читать по-английски не мог, а Игорь мог. И Володя загорелся: он ему даст буклет для перевода. Игоря такая перспектива не обрадовала. Может быть Дали и гений, но тратить время на переводы книг о нем, Игорь не хотел.  Но Володя скоро и забыл о переводе. Однако, с того момента он стал выделять Игоря.   К сожалению, не как художника, а как знающего языки.

Вот спроси тут на выставке, говорил Володя, кто такой Дали. Девяноста процентов слыхом не слыхивало. А кем Володя считал себя?  О нем, как о художнике, тоже мало кто слышал, а кто слышал, не признавал его художником.  Но, говорил Володя, примитивам не понять. Вот когда население прозреет, тогда и Володины картины уйдут за миллионы. Жаль только жить в эту пору прекрасную не доведется ни мне, ни тебе,
 
- Стоящие картины перекочевывают на запад, - сказал он как-то Игорю, -  За баксы. Американцы скупают на корню. У них глаз наметан. Ездят и скупают. Полмира скупили.

-  Я таких не видел, - сказал Игорь Сергеевич. Произнес внешне спокойно, хотя мысль о возможности продать картину американцу взволновала.

- У них на лбу не написано. Хотя в определенных кругах эти господа хорошо известны.

- В определенных кругах? – немного испуганно спросил Игорь

- Богемных, - объяснил Володя, - Но я ни с богемой не общаюсь, ни с теми, о которых вы подумали. Я вне кругов.  Потому что, кто его знает, возможно эти круги накладываются.   Я сам по себе. Одинокий ковбой. Я американцам ничего продавать не собираюсь. Мне не хочется лишать свою страну ее наследия. Но у наших деньги только на еду. Обидно за отечество.


- Так продайте музею, -  предложил Игорь.

- Какому? – горько усмехнулся Володя, -   Нет пророка в своем отечестве. Не покупают. Они живут по установкам министерства культуры.

 - Так подарите.

- Перебьются. Кому дарить? Нет среды. Хотите - дарите. А я не хочу, чтобы мое наследие распылилось, - он вздохнул, - За державу обидно. Культурное достояние страны уходит за кордон.

Так что в ожидании понимающей Дали среды достояние страны пылилось на шкафу, а Володя жил столь бедно, что, когда он напросился к Игорю на чай, Игорь не обрадовался.  Разница в социальном статусе была ощутима. Не обрадовался, но вынужден был пригласить.



Ходячий сюр пришел с женой и тубусом. Когда Игорь представил жену, сухо кивнул, извлек из тубуса рулон, и начал раскладывать свои шедевры. Штук двадцать.

- Мне жена говорила, что вы с ней на одном предприятии работаете, - сказал Игорь.

- Работаем, - сухо произнес Володя, - А какое это отношение имеет к моему приходу? Мы же не о на собрании трудового коллектива.

-  Володя сказал, что вы хотите посмотреть наши картины, - сказала его жена.

- А вы тоже пишите? – удивился Игорь

 - Не пишет, но вдохновляет. Она - моя муза, - сказал Володя.

Игорь Сергеевич впервые видел Володину жену. Чем она его вдохновляла? Ни лицом, ни фигурой на музу она не тянула.  Но как видно, Володя видел пространство и жену как Дали. 
 
  Поскольку намечался разговор об искусстве, готовый придушить производственную тему в зародыше. Круг тем разговора сужался: о погоде, о еде и об искусстве. Чай и шарлотка, которую испекла жена Игоря к приходу гостей, Володю тоже никак не заинтересовали. Шедевры ждали. Они лежали на диване и на паркете от дивана до обеденного стола, как карты на столе у гадалки. И так же как карты гадалки, они ничего не говорили непосвященному. Игорь с женой перемещались от картины к картине, а автор стоял рядом, делая пояснения. Наконец, около одной картины Володя сообщил.

-  Вот кстати, в этом ню Галка позировала, -  он указал на супругу.  Игорь посмотрел на картину, на Галину, которая своим невзрачным лицом и худобой вряд ли способна вдохновить художника, пусть и сюрреалиста, еще раз на картину, еще раз на Галину. Чтобы не обидеть гостя и его модель, одобрительно покачал головой. Но жена Игоря стояла, как пограничный столб. Володя, столкнувшись с ее скептическим взглядом, пояснил, - Ню – это обнаженная натура.

- Я знаю, что такое ню, - усмехнулась жена Игоря, глядя на непонятные пятна и разводы на картине, - Но где же натура? Сюр – не абстракция, –

- В том и заключается сюр, - Володя поднял палец, подобно пророку, - что он может сочетаться и с абстракцией в том числе. Как вам объяснить? Я смотрю на мир глазами ребенка.  Ребенок видит мир не так, как взрослые. Для взрослых первоначальная глубинная божественная суть предметов уже скрыта за наносным. На моих картинах все наоборот. Именно видимая натура скрывается, только подразумевается, а ее замещает выраженная красками природная суть предмета. Живопись – езда в незнаемое.

- Поэзия, - поправила жена Игоря.

- А живопись тем более. Люди привыкли видеть телесную оболочку. А сюр показывает то, что скрыто. Впрочем, это не всяким дано понять.


Едва сюр с супругой и картинами отчалили, жена потребовала от Игоря, чтобы он прекратил опасное общение с больным на голову.
 
- Те семь с половиной месяцев, что тебе до пенсии, - она знала с точностью до дня, - нужно прожить спокойно. Выйдешь на пенсию - хоть на голове стой. Хотя ты знаешь, что с ценным работником без вредных привычек еще контракт могут заключить года на три. А ты ценный. Заработаешь добавку к пенсии за стаж. Совсем не лишнее. А тут твой сюр нарисовался. От него пенсия не вырастет. Своими шедеврами кормится будешь? Сильно он от своих картин разбогател?  Так что, подумай. Надо оставшееся время прожить аккуратно.

  - Как премудрый пескарь?

  - Вот именно! Чтобы от тебя на службе растворителем не несло. Чтобы не превратился в такого же троглодита, как этот придурок.  Вот когда и государственная пенсия начнет капать, и корпоративные копейки накопятся, тогда можешь дурить. Разрешаю.  Можешь ню писать. И даже не с меня. А пока ты идешь к пенсии по минному полю. 

- Ползу.

- Ползи, -  поставила жена жирную точку, -  Я, положим, позировать тебе не стану. Даже одетой. Даже с персиками. Можешь Галину позвать. Хоть сейчас пиши с нее великомученицу.  Только людей распугивать. Ей только сюрреалистам и позировать.

- Абстракционистам, - поправил Игорь Сергеевич. 
   
То, что жена позировать для ню не станет, Игорь был уверен. Не тот она человек. Слова жены были лишним подтверждением, что жена в живописи полный дуб и не ценит таланта мужа.

После визита сюра жена стала относиться к хобби Игоря подчеркнуто настороженно. Стала то и дело повторять, что он должен быть на службе тише воды ниже травы.  О Володе она больше не заговаривала. Так в доме повешенного избегают разговоров о веревке. Но ее молчание только нагнетало обстановку. И Игорь Сергеевич все больше соглашался с Володей, что нет пророка в своем отечестве.
 
И вот на те! Посторонняя девочка в детском саду заинтересовалась им.  Мало этого, Катя с такой важностью объяснила, что дедушка, мол, пишет картины, что у Игоря Сергеевича ее торжественный тон отозвался как величальная ода. И еще приятнее стало, когда ее подружка от удивления округлила глаза. Вот оно признание! С элементами сюра. Потому что девочка оценивала его, как художника, по пятнам на руке. А Володя -сюрреалист говорил, что он глядит на мир глазами ребенка.  Но устами младенца глаголет истина.  А глаза ребенка истину видят, лучше, чем глаза взрослых.
 
Катя по лицу подруги уловила эффект от своих слов и решила, повысив ставки, добить подругу.

- А у него еще зуб железный есть! Дедушка, покажи.

- Ну, это ни к чему, - Игорь Сергеевич, совсем не хотел позировать, хотя заметил, что Катина подружка не прочь поглядеть на железный зуб.
 
Закончилась физкультура. Дети пошли в группу. И Игорь Сергеевич поднялся с ними. Дети переодевались, каждый у своего шкафчика.  Игорь Сергеевич заезжал за Катей примерно раз в две недели, и думал, что примелькался. И интереса у детей не вызывает. Но в этот раз он заметил на себе любопытные взгляды. Вот она слава. Не у всех дедушка дружит с музами. И тут услышал, как один мальчик сказал другому:

 - А у моей бабушки много железных зубов. 

  Творчество – великое таинство. Как художнику пришла в голову композиция картины? Он сам не объяснит. Конечно, если не писать Ленина на броневике. Игорь Сергеевич еще пару раз заезжал за Катей. Разговор о железном зубе больше не заходил. Но с каждым разом Игорь все больше определялся, что пора отдать дань сюру. В центре новой картины он поместит железный зуб. С кулак величиной. Он использует для этого металл. Удобнее всего толстую пищевую фольгу. А чем заполнить фон, придумает по ходу.  Сообщил о своих творческих поисках Володе и тот, подумав, произнес:
-
- А что? В этом что-то есть. Нечто сюрреалистичное. Как Нос у Гоголя. Добавлять в картину металл –  давняя традиция. Старинные иконы имели серебряные вставки. Например, головную накидку богородицы. Ну что же, интересно, интересно. Поэкспериментируй в этом направлении.
   
Весь теплый сезон вплоть до затяжных дождей жена Игоря Сергеевича жила на даче. Появлялась в городе наскоком. По творческому беспорядку в квартире делала вывод, что подозрения, что муж ходит налево, беспочвенны. Но к ее окончательному возвращению Игорь Сергеевич свой творческий разгул в квартире должен свернуть. Чтобы не было как Мамай прошел. Убрать все свои причиндалы, включая полотна в тот угол, который ему выделен.  Так он и делал.  Но все же полотна он ей периодически показывал. Своеобразный отчет деятелей культуры парии и правительству. Картину с зубом жена не оценила. Тогда Игорь Сергеевич поведал историю написания картины, объясняя, что она - его дань сюру.   Жена вздохнула

  - Да лучше бы ты нашел кого и ню нарисовал. Слава богу, что ты на пенсии.