Сиськи

(гоголевская история)

Лерочке никогда не хотелось быть мальчиком. Более того, она всегда считала, что ей повезло родиться девочкой. Мальчишки — это всегда стресс, агрессия, грубость, непредсказуемость, опасные игры и много ещё, чего Лерочка терпеть не могла в мальчишках. А со временем, когда к первичным половым признакам стали добавляться вторичные, эта нетерпимость стала ещё сильнее. К списку претензий добавились излишнее внимание к ней со стороны противоположного пола, сальные шутки и сексизм, слово, которое Лерочка когда–то обнаружила в посте у одной очень авторитетной авторки и блогерки и которое стало ответом на все, мучавшие её до этого, «почему?».
Лерочка росла и вместе с ней росла её грудь. Когда она была студенткой, её это не сильно заботило, тем более, что грудь была маленькой и она часто обходилась без бюстгальтера. Лерочка никогда не комплексовала из–за её размера, напротив, её всегда возмущали стенания подружек  из–за недостаточной полноты бюста. Но когда пришло время самостоятельной жизни и грудь стала достаточно «выдающейся», встал вопрос о бюстгальтере, как повседневном атрибуте. Лерочку это возмущало, она протестовала. Часто вступала в споры с более взрослыми сотрудницами, которые делали ей замечания, что так ходить неприлично, что это не «лазурный берег», не пляж и не клуб, а достаточно строгая организация. Сначала она принимала эти замечания со смирением и, возможно, стала бы обычной офисной девушкой, коих тысячи, но на глаза попалась статья одной активистки о «мужском одобрении» и это перевернуло её жизнь. Это был манифест, который каждой строчкой был пропитан теми же чувствами, которые ощущала и сама Лера. Теперь она чётко поняла, что шла на поводу патриархальной общественной морали и теперь должна с этим бороться.
На следующий же день Лерочка пришла в офис в тонкой серой майке с гордо торчащими сосками. В офисе на пять минут повисла гробовая тишина. Молчал даже телефон, который звонил всегда и это стало уже привычным фоном. Первой подала признаки жизни заведующая отделом по работе с корпоративными клиентами — Светлана Михайловна. Она подошла к Лерочке, пытаясь закрыть её своим нехрупким телом от любопытных  глаз сотрудников.
— Ты с ума сошла?! Как ты в таком виде выйдешь к клиентам?!
— А что не так, Светлана Михайловна?! — гордо вскинула голову Лерочка, — Вон Терёхин, как выходит? Так и я выйду.
— Но…, — растерянно развела руками Светлана Михайловна, показывая на Лерочкину грудь, — у него же нет…
— В этом и вся проблема нашего общества! Неравенство женщин даже в таких мелочах приводит к дискриминации на работе, дома, к домашнему насилию! Почему мужчинам можно ходить без лифчика, а женщинам нет?! У них не видно сосков?! Глупости! Видны! Но мы считаем это нормальным. А стоит девушке снять лифчик, так это уже попрание моральных устоев!
Лерочка вышла из тени Светланы Михайловны и обращалась ко всему офису.
— Я свободный человек и мои сиськи тоже свободны! Свободу сиськам!!! Свободу сиськам!!!
Первым, среди ошарашенных этим протестом сотрудников, отреагировал Терёхин —бабник, матершинник, сексист и любитель  скабрезных анекдотов.
— Ура!!! Свободу сиськам!!! — радостно заорал он  и вскинул вверх руки, — Будем ходить топлес! Девчонки, снимайте блузки!
— Терёхин! — оборвала его порыв Светлана Михайловна, — Не превращайте офис в бордель! А ты, дорогая, езжай домой и приведи себя в соответствие с корпоративными нормами: белый верх, чёрный низ. И бюстгальтер, — почти по слогам строго заключила заведующая.
Утро следующего дня началось, как обычно. В семь прозвенел будильник, Лерочка ещё пять минут приходила в сознание, затем в полусонном состоянии прошла в туалет. Проходя  мимо зеркала, краем глаза она заметила своё отражение и оно показалось ей каким–то необычным. Она вернулась к зеркалу и обомлела… Там, где была грудь, пусть и небольшая, было абсолютно гладкое место. Лерочка сначала сильно зажмурила глаза и открыла их через несколько секунд. Картина не изменилась. Она осторожно дотронулась,  до груди, надеясь, что это какая–то оптическая иллюзия, но там была просто гладкая кожа, под которой прощупывались рёбра. Не было даже сосков или мышц, хотя бы как у мужчин. Её охватила паника. Сначала она хотела позвонить в скорую, но потом вспомнила, что придётся говорить о причине вызова. «У меня пропали сиськи»? Она судорожно пыталась придумать, что делать в этой ситуации, но в голову лезли истории с Анджелиной Джоли и всякая чушь с операциями по удалению груди. Она была в отчаянии. И если раньше её посещали мысли, что грудь — это кара небесная за какие–то прегрешения, посланная богами–мужчинами, видимо, только для собственных утех, а если бы её не было, то можно было бы избежать многих неудобств и многих секситских намёков и шуток. То теперь Лерочка почувствовала, что потеряла самое дорогое, без чего не сможет жить. Она безутешно разрыдалась. Так всегда. Что имеем — не храним…
Выплакав месячную норму осадков, Лерочка решила, что было бы глупо, ко всему прочему, ещё лишится и работы. Пусть она была нудной, многим раздражала, но всё же давала неплохой заработок, к тому же там можно было отвлечься и подумать на трезвую голову, что делать дальше. Она начала судорожно собираться, повторяя про себя: «Белый верх — чёрный низ, белый верх — чёрный низ…». Когда она вспомнила про бюстгальтер, Лерочка опять разрыдалась. И теперь можно было бы не надевать эту чёртову «упряжь». Что теперь скрывать? Но она испугалась, что если все заметят отсутствие груди. И первым это будет Терёхин, начнёт ещё подначивать, отпускать глупые шуточки. Лерочка нашла самый большой бюстик, купленный давно и по глупости «на вырост», натолкала в него колгот и носков и посмотрела на себя в зеркало.
— Ну что? Вполне...
Немного успокоившись, она покрутилась перед зеркалом, разглядывая свою «бутафорию».
В офисе, после вчерашнего, её появление вызвало заметный интерес, но потом, когда сотрудники не обнаружили ничего необычного, продолжили свою работу.
— Другое дело! — удовлетворённо кивнула Светлана Михайловна, — Вот ведь можешь, Лаврова, когда захочешь.
Лерочка натянула улыбку, кивнула в ответ и почему–то уставилась на пышный бюст Светланы Михайловны. Мысли опять вернулись к «пропаже». Она глубоко вздохнула. Светлана Михайловна перехватила взгляд Лерочки, опустила глаза на свой бюст и снисходительно улыбнулась.
— Ну, не всем так везёт…
Не успела  отойти Светлана Михайловна, как подскочил Трёхин.
— Лерок, что это вчера было?
— Уйди, не беси! — резко оборвала она.
— Ладно, ладно, — обиделся Терёхин, — я ж поддержать хотел… выглядишь супер.
Он жестом обвёл воображаемый бюст.
— Дурак…
Лерочка отвернулась и задумалась. Что же всё-таки делать и с кем посоветоваться?
День подходил к концу, а вопрос, сверливший мозг с самого утра, так и находил  решения. Вдруг раздался хохот Терёхина. Все оживились и посмотрели в его сторону. Он завороженно смотрел в экран монитора.
— Сиськи приклеили! Вот это по–нашему!
— Терёхин! — гневно гаркнула Светлана Михайловна.
— Да тут такое, Светланмихална… Сами посмотрите!
Вокруг стола Терёхина начал собираться народ. Подошла и Лерочка. Шёл стрим. Голос за кадром говорил, что на одном билборде  на проспекте Мира какой–то шутник приклеил к изображению кандидатки в муниципальные депутаты женские груди. Когда Лерочка увидела на экране свою грудь, она едва не вскрикнула. Это были её родненькие груди. Она узнала бы их из тысячи. Поразило ещё и то, что она знала кандидатку, хоть и заочно. Это была Дуня Шварц. Именно Дуня, никакая не Евдокия, несмотря  на то, что даме было около пятидесяти, она продолжала жить в детском имени. Лерочка внимательно следила за её феминистскими публикациями. Она была активная «бюстоненавистница» и по какой–то иронии именно ей приклеили Лерочкины сиськи. Но как вообще это возможно? Лера поняла, что она должна немедленно быть там. Может ещё можно их как–то пришить. Ведь пришивают руки, ноги. Она метнулась к выходу.
На месте она была минут через двадцать. Вокруг билборда собралась толпа зевак. Полицейские вяло упрашивали разойтись. Лерочка пробралась в первый ряд и жадно вглядывалась на свою грудь. Они были, как живые.
«Хотя, они и должны быть живые», — испугалась Лерочка.
Она подошла к полицейскому.
— А почему вы их не снимаете?
— Так, вызвали контору, чей билборд, сейчас приедут, отклеят.
— А можно, им ещё позвонить, чтобы быстрее ехали?
— Зачем? — пожал плечами полицейский, — Куда торопимся?
Лерочка посмотрела на толпу, снимающую весь этот перфоманс на свои смартфоны, на гогочущих малолеток, тычущих пальцами в её, Лерочкины, груди, что жутко бесило.
— Тут малолетки, вон, пялятся…, — показала она на двух пацанов.
— Хе… ну не на ваши же, — сально ухмыльнулся полицейский, — что вы так переживаете? Сейчас приедут, снимут…
Лерочке хотелось закричать: «На мои!!! На мои!!!». Но вместо этого глаза наполнились слезами и она отвернулась.
Скоро приехали «рекламщики». Двое мужиков установили раздвижную лестницу. Один из них полез наверх. Лерочка неотрывно смотрела, как он взбирается по лестнице и думала, как он будет их снимать. Не повредил бы. «Рекламщик» вылез на уровень грудей, обернулся и с улыбкой сказал:
— Жалко такую красоту убирать!
По толпе зевак пробежал лёгкий смех. Лерочка затаила дыхание. Работник одной рукой взял за грудь и тут же отдернул, будто она ударила его током. Лерочке показалось, что она почувствовала, словно за грудь схватили её.
— Что вы лапаете грязными руками?! Аккуратнее! — неожиданно выпалила Лера и сама же испугалась.
«Рекламщик» с испугом и недоумением посмотрел на полицейского, затем на толпу и стал медленно спускаться.
— Они… эта… человеческие, — таинственно произнес «рекламщик», дёргая головой  и взглянул на груди.
— В смысле, человеческие? Бухой, что ли?
— Как стекло! — оскорбился «рекламщик», — Я и в коматозе отличу настоящие от силиконовых. Отрезали… наверное… Тут это… надо ваших вызывать, может тут и труп где–то.
Полицейский озадаченно сдвинул на затылок фуражку. Лерочка жадно вслушивалась в каждое слово, а когда произнесли слово «труп»,  хотелось крикнуть, что это её грудь и нет никакого трупа.
— Ну так, надо закрыть хотя бы.
— А чем я закрою?! У меня лифчиков нет, — развёл руками «рекламщик».
Лерочка была готова сказать, что отдаст свой, только бы как–то снять их и вернуть на место, но вместо этого только тяжело вздохнула.
— Да хоть  тряпкой  какой–нибудь  закройте, пока бригада приедет, мне этот концерт ни к чему.
— Ну… тряпкой, так тряпкой.
«Рекламщик» достал из машины грязную футболку, развернул её и показал полицейскому.
— Сойдёт?
— Сойдёт! — кивнул полицейский, а у Лерочки сжалось сердце.
После того, как на «лерочкину грудь» накинули грязную тряпку, толпа рассеялась, рекламщики уехали и остались только Лера и полицейский.
— А вы чего ждёте? — обратился он к Лерочке.
Она могла бы рассказать, почему она здесь, только вряд ли полицейский поверил хоть единому её слову. Она пожала плечами, пытаясь найти весомый аргумент и вдруг её осенило.
— Я работаю в команде Дуни Шварц, — она показала на билборд, — это наш кандидат.
— А–а…, — протянул полицейский, — теперь понятно. Тоже из этих? — он покрутил рукой возле головы.
— Из каких, этих? — Лерочка приготовилась дать бой.
— Ну этих… феминисток–эксгибиционисток?
— А что вас не устраивает? Права женщин?
— Да нет. Не понимаю, просто. Какие права? Чего надо? Чего хотят?  Сиськи оголят, напишут фигню какую–то и орут, как оглашенные. А чего добиваются, не понятно.
— Равных прав добиваются!
— Да куда ж уже ровнее? Сколько, вон, подкаблучников? Да что там… Взять меня, что я в доме решаю? Когда ремонт начать — жена, что надеть — жена, когда на рыбалку поехать — жена. Начинаешь на своём настаивать — скандал, слёзы, «всю жизнь угробил». Где тут мои права? Я так скажу, — полицейский огляделся по сторонам, — педики, они вот, и из–за этого  тоже… Все погнались за правами. Нет, я понимаю, ублюдков хватает, которые и дома бьют и относятся, как к скотине. Но есть закон. Нарушил — сел. А что получается?  Приезжаешь по вызову. Жена — на лице сплошной синяк. Начинаешь паковать этого урода, она за ноги хватает, не увозите, кричит, сволочи! А иной раз и с кулаками или что–нибудь потяжелее… И что делать?
— Это результат патриархального воспитания, с которым мы и боремся.
Полицейский глубоко вздохнул и махнул рукой.
— Ну где они едут? — посмотрел он по сторонам, — Вы бы тоже шли. Сейчас снимем, на экспертизу повезём, а ваша эта Дуня будет дальше висеть без…, — полицейский запнулся, — без этого. Да… я много видел в жизни, но чтоб вот такое… И кому это пришло в голову?
Лерочка подняла голову и посмотрела на тряпку. Что если рассказать всё экспертам? Можно даже сделать ДНК–тест, что докажет, что это её грудь. Как она тут оказалась, конечно, вопрос, но это уже неважно. Важно вернуть свою грудь на место. Лерочка думала, как она будет говорить и какие аргументы должна привести, чтобы её не приняли за сумасшедшую.
Наконец подъехала машина экспертов. К счастью, среди них была женщина средних лет. Лерочка сразу направилась к ней.
— Можно вас на минутку? Видите ли… тут такое дело…
— Милочка, я пока не вижу тут никакого дела. Гриша! Чего стоим? Ставь лестницу!
— Это моя грудь! — не сдержалась Лера.
Эксперт смерила её взглядом и зафиксировала его на бюсте.
— В каком смысле, запасная?
— Нет…
Лерочка судорожно искала слова, чтобы как–то объяснить ситуацию, но ничего не могла найти. Да и как найти, если она сама не понимала, как такое возможно.
— Просто… просто они мои! — расплакалась Лера.
Эксперт подошла ближе и взяла Лерочку за плечи.
— Ну что ты, детка. Сейчас снимем и посмотрим, ну…
— Сергевна! — раздался голос сверху, — А чо примчались–то?
Гриша стоял на лестнице с тряпкой в руках, а на белой блузке Дуни Шварц не было даже следа от лерочкиной груди. Этот факт поразил Леру ещё сильнее, чем их первое исчезновение. Они были у неё почти в руках. Она была уверена, что смогла бы убедить эксперта вернуть ей её грудь, вплоть до того, что пришлось бы снять лифчик и показать. Но теперь она испугалась, что потеряла их навсегда. Лерочка опустилась на корточки и горько разрыдалась.
— Что тут происходит, чёрт возьми? — эксперт обратилась к полицейскому, — Зачем вызывали?
Полицейский смотрел на Дуню Шварц, словно ждал от неё ответа. Затем обошёл билборд, посмотрел с обратной стороны и развёл руками.
— Ну, были же… Чертовщина какая–то… Сам же видел… И она…, — он показал на рыдающую Лерочку, — Девушка! Вы хоть скажите, вы же тоже видели эти… как  их?
— Это была моя грудь, — чуть слышно прошептала Лерочка.
Она обессиленно встала, вздрагивая от рыданий, размазывая по щекам слёзы и пошатываясь, пошла вдоль дороги.  Полицейский и эксперт переглянулись и оба недоумённо пожали плечами.

Но на этом история появления лерочкиного бюста в общественных местах не закончилась. К вечеру стало известно, что груди видели ещё, как минимум, в трёх местах. Их заметили на крыше проезжающего автомобиля, затем в витрине магазина на манекене и на стене дома. Последний случай был более конкретный, где был указан адрес и поэтому Лерочка, рванула туда с вновь обретённой надеждой. Когда она подошла к дому, она заметила одинокую белую гипсовую грудь, торчащую из стены, а возле неё небольшую скандалившую между собой группу людей. Три девушки пытались отстоять гипсовое изваяние перед превосходящими силами жильцов дома. Девушки убеждали, что это такая форма протеста против мужского засилья, а жильцы, состоящие в основном из женщин пенсионного возраста, требовали немедленно убрать эту срамоту, не то сами за себя не отвечают.
Другой бы раз Лерочка несомненно встала на сторону девушек, но сейчас ей показался этот протест глупым и лишний раз напомнивший о собственной беде. И вообще, она вспомнила свою недавнюю нелепую демонстрацию, которой можно лишь, разве, рассмешить таких, как Терёхин, но не сдвинуть с их мужской точки зрения. Это больше злит женщин старшего возраста. «А что если всё это произошло из–за моего пренебрежительного отношения? — задумалась Лера, — Ведь я не ценила, есть у меня грудь — нет. Была равнодушна к ней, да ещё и стыдилась, что можно было бы  и поменьше. Она вот обиделась и исчезла?» Теперь она начала травить себя воспоминаниями, как ей казалось, пренебрежительного отношения. И если раньше она не задумывалась о её предназначении, то теперь она подумала о ребёнке, пусть это совершенно далёкая перспектива, но всё же. А если она вдруг встретит молодого человека? И Лерочке стало совсем себя жалко.
Придя домой, она рухнула на диван, обессилив от пережитого, наплакавшись и настрадавшись. Перед глазами, калейдоскопом, прокручивались картинки сегодняшних событий: Светлана Михайловна, Дуня Шварц с приклеенной грудью, полицейский, фемактивистки, Терёхин…  Лерочка уснула.
Когда прозвенел будильник, Лера ещё долго не могла встать, размышляя, что ей сегодня делать, где искать свою грудь? Да и стоит ли гоняться за призраком, раз она решила её покинуть? Живут же люди без руки или ноги. А тут, слава Богу, всё на месте. Она потянулась выключить телефон и рукой коснулась груди. Она вскочила, как ужаленная и метнулась к зеркалу. Грудь была на месте. Лера растопырила ладони, но какой–то страх удерживал от желания схватить себя за грудь. Она закрыла глаза и прижала ладони к груди. Да! Это была её грудь! Она боялась в это поверить, боялась оторвать руки, в ужасе, что она опять может куда–то пропасть.
Лерочка около получаса ходила по квартире, не смея оторвать руки от груди, но потом, с опаской, медленно отвела ладони. Грудь осталась на месте. Она с жадностью  рассматривала каждый миллиметр бюста, нет ли посинения, каких–то рубцов,  пятен. Ведь она пропадала неизвестно где почти целые сутки. К её радости, не было никаких изменений. Даже те две маленьких родинки находились на том же самом месте.
— Маленькая моя, — приговаривала Лера и гладила свою грудь, — обиделась на меня… Прости меня, дурищу такую. Я больше никогда так не буду…
В офис Лерочка зашла, сияя от счастья. Пожалуй, не было более счастливого дня в её жизни, чем этот. Казалось и солнце сегодня ярче и небо синее и люди какие–то приветливые. Хотелось крутиться, расставив руки и подставляя их лучам солнца.
Первой встретилась Светлана Михайловна. Заинтересованно посмотрела на Лерочку и улыбнулась.
— Что–то случилось? Ты такая счастливая.
— Нет, просто настроение.
— Честно скажу, я была против из–за той выходки, но руководство тебя отметило и выписало квартальную премию, поздравляю.
— Спасибо, Светлана Михайловна.
Затем подошёл Терёхин.
— Привет! Слышал, премию дали. Проставляться будешь? — Терёхин заинтересованно разглядывал  Лерочку, без тени похоти или намёка на желание приколоться, — Ты вообще сегодня какая–то...
— Какая? — Лера с интересом посмотрела на Терёхина.

— Красивая…, — не сразу, чуть слышно произнёс Терёхин, по–детски смутился и покраснел.
«Не такой он и придурок, этот Терёхин, как я о нём думала, просто ещё не повзрослел», — подумала Лера.
— А давай, — согласилась она и заметила, как глаза Терёхина наполняются удивлением и радостью.

Июнь, 2023