Часть четвертая

МНЕ ОЧЕНЬ БОЛЬНО ОСОЗНАВАТЬ, ЧТО ТЫ, НАВЕРНОЕ, БЫЛ ЛИШЬ МЕЧТОЙ

    С наступлением лета в воздухе ртутными парами повисла влажная духота, провоцируя ломоту в затылке, общую слабость и нежелание шевелиться, дабы не дай бог, не покрыться пленкой липкого пота с затылка до самых пяток. Каждое утро я просыпалась с ощущением, что на меня уронили топор, и лишь обкреенная постерами стена придавала сил и, вылакав две чашки холодного кофе, я наносила на лицо BB-крем и отправлялась в консерваторию, чтобы подготовиться к экзамену. Вообще-то я планировала стать скрипачкой, как мой дедушка по отцовской линии, однако набранных баллов хватило длишь для зачисления на теоретико-композиторский факультет, однако я уговорила маму нанять мне репетитора, с которым разучивала сложные этюды, лелея мечту в обозримом будущем сделаться не просто музыковедом в одном из колледжей нашего города, но и артисткой, дающей сольные конценты и разъезжающей с гастролями по всей Гомерике.
    Жили мы с матерью в крошечном домике на окраине Нового Лорреана вполне дружно. Я привыкла к своеобразному чувству юмора этой женщины и не воспринимала ее слова всерьез, но в моей памяти до сих пор свежи воспоминания из детства, когда я, наряжая елку на Рождество, разбила стеклянного зайца, то mother с серьезной миной заявила, что мелкие осколки, проникшие в организм через рану, с кровяным потоком доберутся до сердца, проткнут его, and I will die very soon. Будучи девчонкой наивной, я приняла стеб за чистую монету и, бледная от нахлынувших переживаний, легла на диванчик и замерла в ожидании смерти. Тогда я еще верила в бога и воображала, как вознесусь на небеса, встречусь с ушедшими родственниками, но время шло, a corazon продолжало гулко плескаться in chest like fat fish in small lake, и только спустя несколько лет до меня, жирафихи, дошло, что Mutter просто неудачно шутканула, и мне не стоило с воплем выбегать в палисадник, когда она, заметив, что я сжимаю в кулаке точилку, стоявшую на столе в ее кабинете, промолвила без тени улыбки:
    - Осторожнее, кисуля. Это взрывчатка, да будет тебе известно.
    Отец умер от неизлечимой болезни, едва мне минуло шесть лет. Злокачественное новообразование, обнаруженное слишком поздно, уже распространило клешни метастазов по всему телу, и было очевидно, что изнуряющее лечение способно максимум продлить la vie на пару месяцев, усугубив при этом ее качество, так что daddy принял решение распорядиться оставшимся временем иначе и восемь долгих недель we were a happy family, разхезжавшей по красивым местам и набивавшей животы дорогой едой, которую люди среднего класса нечасто себе позволяли из-за астрономических счетов на электричество и горячую воду. Памятуя о том, что lady in black ходит за ним по пятам, выжидая удобного случая, чтобы взмахнуть остро заточенной косой и собрать свой урожай, мистер Уотерфолл написал два десятка писем, запечатал их в красочные конверты и размашисто подписал каждый - на first day in the school, в честь совершеннолетия, поздравление с юбилейным днем рождения, послание по случаю свидания и первого поцелуя с понравившимся мальчиком. Когда мама со сбритыми в знак скорби бровями отдала мне пухлую стопку, я, не найдя inside смелости распечатать ни одно из них, рассовала letters по книгам в библиотеке, сказав себе, что непременно ознакомлюсь с ними, когда вырасту, зачертсвею и перестану быть тряпкой, распускающей нюни по поводу и без. Папу я любила даже больше саркастичной матери, так что с его уходом Одиночество со своей верной сестрой по имени Тоска сделались моими надежными друзьями, прогнать которых не в состоянии ни потоп, ни апокалипсис, и в какой-то степени мазохистичная часть меня радовалась этому, утешаясь тем, что со школьными подругами мы, разбежавшись после выпускного, видеться перестанем, our friendship поблекнет, сойдет на нет, а две мрачные спутницы не оставят меня никогда, - за что бы я ни бралась, си все делали втроем: играли гаммы, составляли комментарий к докладам однокурсников, выкуривали за углом ментоловую сигарету, не опасаясь, что мама, уловив запах дешевого табака, оттаскает за волосы малолетнюю идиотку, глушащую pain никотином.
    Залив кипятком сушеные фрукты, я предусмотрительно засунула графин в рефрижератор, чтобы по возвращении с занятий дома меня ждал прохладный напиток, отлично утоляющий жажду. Я заколола челку невидимками, раскрыла над головой зонт со светоотражающим покрытием и, щурясь от чрезмерно сочной картинки, будто яркость выкрутили на максимум, побрела к автобусной остановке и, заметив по дороге сидящую у входа в особняк кошку Федру, нажала на кнопку домофона и ответила прокричавшей «who is there?» мисс Джанекини, что ее питомица изнывает от жары.
    - Thank you, - прочирикала миниатюрная дама неопределенного возраста, появляясь в дверном проеме и впуская внутрь разраженно дергающую хвостом Федру. - Передавай привет миссис Уотерфолл.
    Помахав ей на прощание, я повернула направо возле кофейни и, вставив в уши беспроводные headphones, включила сделанную в прошлом году диктофонную запись с голосом Нолана Фогельсона, любимого актера из театра «Цербер», покорившего меня своим выступлением в спектакле «Крылья», где сыграл Икара, ослушавшегося своего отца и взлетевшего так высоко, что soleil растопило воск, которым Дедал скрепил мкжду собой перья, и погиб, разбившись насмерть. Изначально я заскочила в сей храм Мельпомены потому, что мне не сиделось на месте, а душа просила новых впечатлений, которые я на свою беду и получила, вкрашившись в импозантного юношу с ледяными глазами и чуть волнистыми волосами, обрамляющими лицо, прекрасное настолько, что возникало болезненное желание наслаждаться им на протяжении целой вечности, пренебрегая сном и прочими потребностями, присущими every person.
    Помимо актерства мой кумир  частенько выступал в ночных клубах, пел и танцевал в мюзикле «Крысиные бои» и слыл потрясающим собеседником, не задирающим нос в отличие от других «звезд», преисполнившихся чувством собственного величия после первого выхода на сцену. Тогда, в общем-то, и началось мое далекое от здорового увлечение этим человеком, и если поначалу мне хватало просмотра феерий с его участием, то в какой-то момент я спятила окончательно и принялась задаривать Нолана мягкими игрушками, а затем умудрилась вычислить адрес и по выходным тусовалась во дворике, прилегавшем к многоквартирному дому, надеясь увидеть издали, как он идет за покупками или гоняет по скверу на двухколесном велосипеде. Слишком поздно I understood, что симпатия переросла в одержимость, но целиком всю картину я разглядела не сразу, блуждая в качающемся над бездной зеркальном лабиринте и полагая, что караулить парня, сидя на лавочке у подъезда - обычное дело. Мне казалось важным донести до него все emotions, заявить о себе, завязать хотя бы поверхностный разговор о погоде, но, смею заверить, моя тяга к молодому человеку не носила сексуального подтекста, - я лишь стремилась узнать его получше, сблизиться, начать дружбу с простого человеческого общения.
    На «до» и «после» vita mia разделилась в неимоверно hot day of June’s end, когда температура уверенно держалась на отметке тридцать шесть, и ни изредка накрапывающие по ночам дожди, ни непрерывно работающие вентиляторы не спасали от липнущей к потной спине одежды, вызывающей перманентно растущее раздражение, чередующееся с порывом запихать все манатки в чемодан и свалить в покрытую вечной мерзлотой Олляску. Обнаглев сверх меры, я, потратив половину стипендии на букет шикарных тигровых орхидей, заявилась в квартиру к Фогельсонам с намерением вручить презент лично в руки любимому артисту и, узнав от матер Нолана, что ее сын на какой-то встрече, передала flowers женщине и повернулась на девяносто градусов, чтобы вызвать лифт и благополучно отчалить к себе домой, но гостеприимно настроенная Ирма настояла на том, чтобы я дождалась her son и поприветствовала его лично. Не смея реречить добродушно улыбающейся дамочке, я, стянув босоножки, отведала джем, выдула две крушки несладкого грушевого компота и, засмотревшись на висящий в гостиной фотопортрет, без задней мысли поинтересовалась, что за насупленный fellow возвышается позади кресла с сидящим на нем Юргеном.
    - Ох, это мой старшенький, Фестер, он погиб много лет назад, - оживилась моя собеседница и, метнувшись в свою спальню, всучила мне громоздкий фотоальбом и, воодушевленно улыбаясь, завела рассказ о покойном, и я, заметив, как лихорадочно загорелись her crazy eyes, догадалась, что this boy являлся ее любимчиком, и хотя мне было по-барабану на унылые подробности из детства незнакомого мне парня, я, не перебивая, внимала лишенному внятности повествованию, задаваясь вполне логичном вопросом, отчего миссис Фогельсон так скупо отвечала на мои questions касаемо увлечений младшего сына. Разве может адекватный родитель настолько явно проявлять равнодушие к живому, не обделенному талантом юноше и восхвалять почившего Фести аки небожителя?
    Ну а затем заставший нас Нолан, сверкнув обсидиановыми очами, выставил меня вон, наговорив кучу резкостей, которые я, полагаю, заслужила и, прислонившись ухом к железной двери, я долго стояла на лестничной плозадке, пытаясь разобрать предмет ссоры парня с матерью, но появление в поле зрения пятидесятилетнего джентельмена с набитым овощами бумажным пакетом вспугнуло меня. Не дожидаясь вопросов о том, кто я такая и что здесь делаю, я кубарем скатилась на первый этаж и, издав протяжное «уф-ф-ф», присела на лавочку и, переведя дух, до черничных сумерек бродила по центру, с каждым шагом убеждаясь, что ведц себя совершенно неадекватно, и с этим надо что-то делать, потому что хлесткое как пощечина «you’re scaring me to death, oh, that’s not cool», поставленное на replay, грохотало в черепной коробке, осыпалось на сжимающийся до размеров теннисного мяча мозг дождем стальных игл, тарабанило по готовым разорваться в клочья нервам. Тридцатого июня мне исполнится девятнадцать, а значит, если актер заявит на меня за преследование, простым выговором я не отделаюсь. Зажмурившись, я ощутила, как глазные яблоки сдавливают призрачные пальцы, не позволяющие глупым слезам пролиться, даровать облегчение. Дыша через рот, ибо нос мой был капитально заложен, я, едва не прехав свою остановку, выскочила из bus и, волоча за собой рюкзак на колесиках, доплелась до sweet home.
    Оказавшись в своей каморке, я первым делом сняла со стены распечатанные афиши и плакаты с изображением своего любимчика и, скомкав, выбросила в мусорное ведро, а затем, включив ноутбук, методично удалила с «рабочего стола» гигабайтовые папки с собранными за почти два года материалами. Скачанные с MyTube видеоролики сомнительного качества, украденные из «Хейсбука» архивы со старыми постами, - все это исчезло from memory of my computer благодаря щелчку по кнопке «okay» после всплывшего окошка, издевательски вопрошающего: «are you sure, you want to delete files right now?». Открыв поисковик, я выписала в вырванный из блокнота лист номера нужных мне телефонов, очистила на всякий пожарный историю посещений и, обзвонив все клиники, попросила помощи у специалистов и, опустошенная, замерла на пуфике в прихожей.
    Когда раздался звонок, и готовившая суп maman, вытирая руки о передник, приотворив створку, вытаращилась на похожих как братья-близнецы санитаров в оранжевых жилетах и бейсболках с вышитым крестом посередине, я, сунув ноги в кроссовки, вяло завязала шнурки.
    - Вы ошиблись, у нас здесь припадочных нет, - закудахтала как согнанная с насеста квочка миссис Уотерфолл, смерив молодых людей настороженным sight. - Если это розыгрыш, то крайне невежественый! Я пожалуюсь правоохранительным органам!
    - Это за мной, - пискнула я и, бесцеремонно пихнув мать локтем в бок, кивнула прибывшим по мою душу молодчикам. - Я - Аллегра Уотерфолл, and I am ready to visit mister Tisseaut. Уверяю вас, я не буйная, так что связывать меня не обязательно.