неизвестное казачество

Год 1709.
- Зи-йа-а! Видь- видь -видь!!! - пронзительный, неузнаваемый голос атамана вскинул в седла две сотни казаков. Загудела земля. Томное вечернее солнце стало грозным от пыли, - Зи-йа-а!
И пошёл, пошёл страшный танец оголтелых. Полетели на землю кафтаны и рубахи, власяные торбы и шапки. Чубатое дикое полуголое племя закружило в адском круге нескольких сотен лошадей, где с седланными бежали и безседельные, где жеребята выбивались во внешний край круга, а кто не успел, тот дробился копытами гикающей и сотрясающей небеса и землю силы, уходящей в раж, в спас, в измененное состояние сознания, когда мгновения растягиваются, как кобыльи жилы, а века лопаются, как горемычная неудалая жизнь под плетью судьбы.
У Каменной Затоки зажатые преследуемыми русским ингерманландским полком запорожцы, присягнувшие Мазепе, и уже услышавшие в крови горечь проклятия, закружили последний боевой ритуальный танец. Чтобы прямо из него ринуться в атаку, сверкая чёрными очами, турецкими трофейными саблями и последним знаменем под пыльным бунчуком.

Уже бежали Карл и Мазепа, уже повертались казаки всей основной ратью и повинились пред царем Петром Алексеевичем, но больше двух тысяч рассыпалось ватагами по степи и возвращались не прямо до дому, а разоряя от Днестра до Днепра турецкие и еврейские селища, угоняя табуны и отары. Угоняли, но не перепродать! За плечами висела армия Петра, которая не ушла домой на зимние квартиры, а от Конотопа до Бельска (Старобельском он станет позже) насыпала заставы и городища . Иногда прямо в степи. И, конечно, брала под охрану старый Затон и Самарские городки ( к нынешней Самаре, конечно, никакого отношения не имеющие – «самара» на языке многих тюркских народов, подаривших слово славянам – просто «излучина», «крутой поворот», иногда просто крутой берег).

 Пехотный полк, опытный по боям со шведами, успел дать три залпа – с колена, верхний и с передачей задней заряжающей фаланги. Залпы снесли почти треть казаков. Но ни лошади, ни лава вообще не испугалась ни грохота, ни дыма – бывало и похуже. Лава влетела на штыки, кромсая пехоту….Даже если бы до штыков долетели в атаке всего двадцать казаков, а не полторы сотни – прогноз дать за исход битвы никто бы не решился. Фифти-фифти. Пол – на пол. И летели наземь головы петровских солдат, расколотые булавами и саблями. Но и ещё с десяток –второй казаков напоролась на штыки. Проскочили на второй круг, но…. Русский драгун откуда ни возьмись – простой, не крикливый, как гусарское племя. Русский драгун – сотня драгунской конницы вылетела из засады и шла ровным фронтальным строем на рассеивающуюся серпом казачью конницу.
 Сошлись в звяке, брызгах и криках…
И вот уходит, уходит остаток выживших в бою казаков – сколько их исчезает в степи , бежит от недолгой погони? В бой вошло почти двести. Выскочило с тридцать…не более. Пленные и раненные остались хрипеть под копытами драгун и под прикладами пехоты полковника с седыми бровями.

 Уходили от погони недолго. Да и почти не было той погони. Зато не успели отдышаться – на тебе! Свои казаки выскочили из неведомой балки – только это казаки из тех, кто под Петром, кто закон и слово пытался в Диком поле правдой строить. И опять остатки ушли в галоп – на запад, на запад. Загоняли коней. Оставляли босых и голых (оголтелые же) братьев. Так добивал предателей Казачий Круг и Петровская государева сила.
…А потом разбитые какие-нибудь Васько да Грицко сожрут своих раненых коней под стенами Овидиополя, своруют свежих и, если не догонит пуля турецкого левенды тюфекчи – наемного местного охранника границы, выберутся к Днепру будущей весной. Скажут, что сбежали из плена и наймутся чабанами к зажиточным казакам за право пить молоко кобылиц и забрать шкуры больных или драных волками, раненых овец.
 Живет такой казак (а их тысячи) даже не в землянке. Землянка – это уже следующая, не нищая ступень. Нищая – это бордюг. Это когда спят в снегах в шкуре лошади (спальный мешок такой), или в яме на склоне балки, где от ветра и снегов защищает его костер и его ложе только шкура бычка или пара завес из овечьих шкур.
По переписям начала восемнадцатого века и появится эта кличка, ставшая потом распространенной фамилией чабанов без жилья – Бордюг.
(глава из новой книги с условным пока названием "ГЛОТОК воды, вина и крови"