Как встретиться с О. Бендером 7
СССР, г. Черноморск, 1930 год
(окончание)
После обеда, как водится, потянуло на слегка дремотные разговоры о женщинах. Расквасов поделился некоторыми смешными историями о сексуальных приключениях своих друзей, подробно (иногда - искренне негодуя), рассказал о современных трендах и течениях в этой сфере человеческой жизни.
- Интересные у вас термины, Герасим… - одобрил красочный монолог Остап. - Непонятные, краткие, но зовущие к подвигам. Секс! Это звучит.
- Мало того, у нас есть даже секс по телефону. Мой товарищ однажды позвонил не по тому номеру. Однако голос взявшей трубку дамы был такой зовущий и трепетный, что он попросил ее организовать ему небольшой секс по телефону. Теперь живут крепкой семьей. Десятый год. Даже дети пошли. Несмотря на постоянные звонки бывших клиентов.
Бендер даже поперхнулся пивом.
- И зачем мне это Рио-Де Жанейро? Если вы так интересно живете! И телефонами пользуетесь очень свободно! Звоните по разным пустякам и болтаете часами о всяких сексах. Вы можете мне организовать переход в ваше будущее? Поделюсь ресурсами Корейко! Будете у меня ходить в цилиндре! Даже дома!
- Ну, не знаю… не знаю… - Герасим несколько пригорюнился: - Нам, и мне в частности, - слишком много обещали про эти вот цилиндры… Даже государство обещало… Надули всех (и в частности – меня!) с последующим лопнувшим треском! А насчет перехода к нам… Насколько мне известно, Остап Ибрагимович, - вы честный человек. Честный человек в этом самом плане. Порядочный. И вряд ли вы будете зарабатывать сутенерством, Остап Ибрагимович. А у нас это – весьма достойный и законный бизнес. И почетный. Даже международного уровня бизнес.
И Герасим рассказал историю о горячем и дерзком молодом человеке. В России он удачно и широко торговал украинскими, русскими и молдавскими вагинами в розницу, оптом и на выезд. Эту новую профессию молодого человека (зоотехника по образованию и бывшего секретарь райкома комсомола) гордые соплеменники весьма уважали и всей диаспорой помогали в освоении столь нелегкого бизнеса. Молодой человек в течение года построил у себя в селе огромный дом красного цвета и дурацкой архитектуры, и купил естественный «Мерседес G 500», который конкуренты-друзья называли, дружески-подтрунивая - «Гелин-Вагин». Бизнес с каждым месяцем расширялся, поток вагин из других стран увеличивался – пришла пора подумывать и международном холдинге. Вот такое вот процветание. И никаких ваших пятилеток не надо.
Бендер сплюнул и цинично выругался.
- Прав был некий Кульманов, который предлагал всех сутенеров продавать в рабство в далекую Африку. К диким племенам. По одному на племя. Для противоестественных утех. Во все естественные отверстия.
- Какой Кульманов? Не Владимир?
- Да, Вовой его звали. Журналист. Умный, но с легкой профессиональной придурью. Я с ним познакомился в восемнадцатом году. Когда путешествовал с хлебными мешочниками. На всяких разных поездах.
И Остап, улыбаясь, рассказал про свою встречу с Кульмановым, одетым несколько странно - в боярский шубу поверх комиссарской кожаной куртки, и бархатные дорогие штаны. Обут был это товарищ в дорогие сафьяновые сапожки. При этом его весьма некрасивый спутник был в обрывках поповской рясы и в буденовке - привычном для любой революции наряде.
- Да… У него был странный спутник… - улыбнулся Бендер. – Настолько странный, что ему подавали христа-ради семечками на всех станциях. А Кульманов – был поэтическим человеком с парадоксальным мышлением. Даже уточню - с парадоксально-веселым мышлением. Почти таким же, как у меня. Вот почему, я думаю, ему и подавали христа-ради почти всегда вареной кукурузой. Мы подолгу, под стук колес, ели эту самую христрадную кукурузу и беседовали, глядя на уплывающие в вдаль послереволюционные закаты.
Герасим засмеялся:
- Да, это он, наш Володя. Он тоже к вам попал благодаря «Матрасу».
- Много встреч было в этом самом перегоне. Вот вы про Ртищева спросили. Там тоже одного Ртищева расстреливали. При мне. Рядом с сортирами. Но он убежал. Это не он? На Агрегатюка вот этого, кстати, абсолютно не похожий.
- Я думаю, что он. Мне Максим, этой мой друг – о прадеде своем, штабс-капитане Ртищеве рассказывал. Убежать-то он, убежал. Но потом его вновь поймали. Но почему-то сразу не расстреляли. Посадили-закопали по плечи в уголь тендера паровоза, и повезли. Видно, много знал каких-то тайн. Так вот, при нем, Ртищеве арестованном, там же, прямо на паровозе, трое его охранников устроили похабную и скотскую гульбу – с матерными криками и самогоном, кипящим самоваром на тендере, гармошкой и «присядкой», выпиванием бутылки на спор, дракой и соплями. И с гнусными бабами, разумеется.
А когда арестованного Ртищева откопали из угля и предложили попьянствовать вместе, то он отказался. А когда его спросили, почему, что, мол, «не русский что ли…», дед Максима спокойно отобрал у пьяного конвоира винтовку и так же спокойно, не торопясь, перестрелял всех гуляющих, включая двух пьяных женщин, приглашенных для дорожной любви из третьего вагона. И снова убежал.
Остап покачал головой.
- Да, были годы, Нас всех словно в мясорубке провернули. И туда и в обратном направлении. И так несколько раз. Всех, без исключения коснулось, все семьи.. А вас Герасим как революция затронула? Ваш род?…
- Да как сказать… Вот через несколько лет у вас кинофильм такой выйдет, на экраны. О гражданской войне. Фильм будет называться. «Чапаев». Белые и красные воевали в нем беспощадно.
Остап заинтересованно посмотрел на Герасима:
- Я кино весьма люблю. И сценарии, как вы знаете, пишу весьма талантливые. И сниматься готов в любых ролях. За хорошие деньги.
- Я думаю, Остап Ибрагимович, что у вас все впереди! – согласился Герасим. - Так вот, там сценка такая есть, Штаб белых красные захватили. А на стене висит плакат. Как белые красных гонят. С надписью « А трусливыt чапайцы удирают все как зайцы!». Там, в этой сцене, командир Чапаев Петьке говорит:
- Ты этот плакат спрячь, сохрани!
Но Петька плакат не сохранил. Не до плаката ему было. Война, любовь…
А прадед мой Расквасов этот плакат нашел и потом им торговал. Продал его потом за большие деньги. После выхода фильм «Чапаев». Какому-то киношному фанату. Так что тяга к искусству у нас, у Расквасовых – в роду…
- Не промах был ваш дедок-то. – похвалили Остап. – Не то, что это торговля ваша вашими яйцами…
- Ну, вот опять… Вы всегда остаетесь с последним словом. Однако задам и я вам вопрос – почему это вы утверждаете, что есть сырые помидоры на ночь вредно? Кто это доказал?
- Это аксиома, дорогой Герасим! – усмехнулся Остап. - Помидоры сырые на ночь – полнят. Потому что заставляют закреплять их любой колбасой. Или даже оставшимися от обеда пельменями. Ведь так же – толстый наш друг Герасим? Ведь любите на ночь помидорок засадить? А Герасим? С небольшой тазик? И с продолжением?
Внезапно за столиком, где сидели лоснящиеся журналисты, громко и рыдающе вскрикнули:
- А Львов – чей?!
В моментальной наступившей тишине заведения один из журналистов с лицом жестокого животного затряс за хилые плечи своего собеседника - толстоносого, с хитрым лицом скоропостижно постаревшего поросенка.
И звуки хлестких ударов заставили броситься в гущу политических событий всех официантов.
- Я так и знал, – спокойно произнес Остап, глядя на хаотично машущих не мускулистыми руками по чему попало и в основном – не туда, куда надо, дерущихся. - И вы знаете, Герасим. Практически все журналисты – алкоголики. Так уж у них заведено. С самого несчастного их детства. А любая встреча двух алкоголиков, тем более типа этих нелепых идиотов, ночных шантрапезов, заканчивается или дракой или совместной пьянкой. Другое развитие событий исключено. Это еще один медицинский факт. Вам в творческую копилку.
- Вы, товарищ Бендер – очень жестоки к нам, – засмеялся Герасим. – Но не справедливы. Профессия у нас опасная. А молоко за нее выдавать – смешно. Циничный романтизм – он такой, требует постоянного алкогольного забытья…
Конфликт замяла какая-то толстая женщина в розовом платье и желтой соломенной шляпке, поразительно похожая на покойную В.И. Новодворскую. Она, пошептавшись с метрдотелем, вывела на сцену малолетнего чтеца. Одетого, несмотря на жару – в черный фрак. Потряхивая в такт чтению напомаженной завитой головкой, чтец начал с завыванием читать Игоря Северянина. На последних строках: «Это было у моря, где волна бирюзова, Где ажурная пена и соната пажа» ребенок пустил горькую слезу.
Розовая дама, тоже вытирая слезу, в нос объяснила потрясенным посетителям ресторана, что это была знаменитая поэма-миньонет. Ее прочел Лука Мария Доброкрылов – ее сын.
- Как, как?! – вскричал Расквасов. - Какой еще минет?
- Миньонет.. – поправил журналиста Остап. - Такие вещи вам знать надо. И не путать с привычным. И что, хотите сказать, что у вас, что таких чтецов кудрявых нет? Поэтических малолетних тошнотиков во фрачках? Лука-Марий?
- Да валом такого добра. Во все телевизоры лезут. Читают и плачут. Еще и призы получают. А Северянина я читал. Давно, правда… А Доброкрылов – это, конечно же – творческий псевдоним. Степка какой-нибудь. Пососайкин. Или Лешка. Какой-нибудь Калдырин..
- Давайте собираться, дорогой путешествующий по книгам. – Поднялся из-за стола Остап.
Герасим с облегчением отодвинул от себя остатки кулинарного «бронепоезда», скорбно посмотрел за залитого слезами чтеца и вышел вслед за Бендером на пылающую послеобеденным жаром улицу.
- Поедем в таксо?
Остап засмеялся.
- Герасим, а еще говорите, что вы знаток литературы. Это же совсем из другого романа! А у нас сейчас – «Антилопа». А вот она уже стоит и ждет нас. – И Остап направился к знаменитому автомобилю, описанному в тысячах российских рекламных статей на автомобильную тематику.
- Заводите родимую, Адам Казимирович!
Расквасов уселся в «Антилопу», долго мостился на древнем, рваном сиденье, кряхтел, сучил ногами и выжидательно поглядывал на Козлевича, заводившего автоантиквариат. Он очень хотел как-то пообщаться с литературным шофером, но на память приходили только нетленные слова: «Опамятуйтесь, пан Козлевич!». Которые к этой ситуации явно не подходили.
Усатый Адам Казимирович, похожий почему-то на сильно располневшего М. Боярского, также с интересом поглядывая на необычного пассажира, с достоинством прокрутил внизу у капота заводной рычаг.
Кручение вызывало сотрясение всего интереснейшего литературного автоустройства вместе с пассажирами, но результата положительного очень долго не давало. Наконец «Антилопа» кашлянула синим, с искрой дымом, со звоном задребезжала-запукала моторчиком и, дождавшись гордого шофера, прыгнувшего за ее руль, тронулась, высоко подпрыгивая даже на ровных местах.
- Вылитый мой Сааб! – отметил Герасим. – Даже лучше! Я вот свой вчера так завести не смог!
- А кто он, этот ваш Сааб? Родственник? – спросил Остап.
- Нет у меня таких родственников, – помрачнел Герасим. – И даже Студебеккер не мой родственник. И куда мы сейчас поедем?
- Сейчас заедем в «Рога и копыта». В мой офис… Да, да, да - в мой офис, раз у вас так говорят - и займемся киноделами. Надеюсь, вы мне поможете? Напечатать несколько любезных строк. Как только вы мне, как опытный криминальщик, поможете с одной важной бумаженцией, то далее – вы свободны как птица страус для полета! Ведь жить вы у нас явно не собираетесь?
- Не собираюсь, конечно. Домой пора. Я дома не был три дня. С этими ресторанами-позами и ментами-разорватыми. Плюс всякие матрасы с сухаревскими. Меня дома могут даже избить. Женской рукой. Не сильно.
- Трудная у вас жизнь, – фальшиво посочувствовал Остап. – Видно, что жена вас держит в настоящем пролетарском кулаке…
Трясясь в авто, Герасим с интересом поглядывал на прохожих, улицы, вывески Черноморска.
- Смотри-ка – все как в фильме «Ехали в трамвае Ильф и Петров»! Только лучше. Человечней! – то и дело вскрикивал журналист. Остап молчал и посмеивался непонятным восторгам.
…Вот мы и приехали! И где там мой коллектив? – произнес Остапа, открывая резную дверь «Рогов и Копыт» и пропуская вперед Герасима.
Коллектив сидел у самовара, и пил чай с баранками. При этом Паниковский, держа на коленях кота и обмахиваясь засаленным канотье вместо веера, что-то вдохновенно рассказывал ироничным студентам.
- Здравствуйте, еще раз, товарищи! – вежливо и коряво поприветствовал сидящих Расквасов.
Сидевшие переглянулись и настороженно уставились на входящего скитальца по временам и книгам.
- Да не американо-германский я шпион, просто читать люблю… - сообразуясь с нынешними нравами и страхами заоправдывался Герасим.
А Шура Балаганов, увидев входящих, вскочил и встревоженно прокричал:
- Остап Ибрагимович, вам еще одно отношение принесли. И вот эту передали визитку. Говорит, что может вам серьезно помочь во всех ваших делах
Великий комбинатор с опаской взял картонный квадратик.
- «Диспаша Махмудов – страховой агент»… Этот человек мне ничего нового не скажет. И даже интересного я от него ничего не узнаю. - Покачал головой Остап Бендер. – Страховым агентом я был около 15 раз. И что самое главное – никогда и никому не помогал. Профессия такова. А что пишут эти киноподлецы! Слушайте, Расквасов!
- «Внимательно ознакомились с вашим сценарием «Шея». Внутренне согласны. Предлагаю явиться в любое время любого дня (можно и завтра) на предмет обсуждения о написании сценария кинофильмы о сибирских бухарцах «Пимы». Выдача подъемного гонорара после предварительного согласования.
Подпись. Председатель Черноморского союза кинописателей Игнат Дрянской-Курвич.
- «Кинописатели»! «Сибирские бухарцы»! «Инбацкие остяки»! Они или тут совсем от жары с ума посходили, или, чувствую – готовится большая кинорастрата Что ж, тогда для творческого человека выбор не богат – придется забрать и этот гонорар. Печатайте, Расквасов.
- А букву «э» заменили? -
- С большим трудом. И проблем эта замена у нас не убавила. Ответ будет таким: «Сам являюсь сибирским бухарцем в восьмом поколении. Поэтому немедленно готов к освоению темы малых народов Сибири. Первое творческое замечание в плане творческого обсуждения – не злободневность названия «Пимы». Предлагаю изменить на «Двойной тулуп». Это принципиально!» И подпишитесь просто: «Остап Остяк (Не Самоед)» Это их вдохновит. И поехали. Сегодня и сейчас. Сегодня, никаких «завтра»! Завтра у воров, особенно умных и творческих, почти никогда не бывает. У них всегда только сегодня! И это я не про себя, естественно! Они всегда хапают сразу много и очень глупо!..
… «Говори поскорей, не задерживай добрых и честных людей!» - такая табличка висела перед входом в приемную кинофабрики.
- Интересно. Современно. И оригинально! - одобрительно сказал Остап. – Не знаю, какой они доброты, эти люди, но в том, что честные – глубоко сомневаюсь. Войдем!
- Человеку надо доверять! – разглагольствовал Остап, осторожно открывая различные двери кинофабрики и постоянно пропуская Герасима вперед. – Но – не всегда! Если заметите, что государственный человек начал бороду отращивать – значит готовится сбежать с государственными деньгами. Или дать опасную своими последующими последствиями взятку.
- Взятку, Остап Ибрагимович, главное, правильно и тихо, так сказать - келейно занести! - веско заметил Герасим. - Это у нас – главное правило. И тогда любые вопросы можно решить.
- Что вы несете, Герасим? «Правильно занести» «Правильно вынести»! Это чушь бабушек, похоронных ортодоксов. Взятку надо давать широко, смело! Масштабно! В духе сегодняшнего послереволюционного времени. Это у вас там, наверное, взятка стала рабочим инструментом. Обычным. А у нас взятки дают редко – но вдохновенно! И обычно – высокими должностями. Тогда и вашу проблему решат так же! И в том же духе! А вот теперь нам сюда…
В овальной комнате, пропахшей кислым запахом табака, за разнокалиберными столами сидели, дымили папиросами «Потемкин» и напряженно создавали вид бурлящей киноработы 16 бородатых мужчин. Одну из стен украшал огромный засиженный дореволюционными мухами плакат-афиша «Сара Шихман-Фишман! Феномен! Гастроли бородатой и рогатой женщины!»
- Так… - оглядевшись, произнес Остап. - Тут работают весьма серьезные люди. И по их лицам видно, что о государстве они абсолютно не думают… Поэтому будем лаконичны.
Великий комбинатор подошел к самому большому столу, за которым сидел самый маленький бородач в какой-то дикой кинематографической шапке-шляпе и спокойно произнес:
- Пожалуйте деньги. За сценарий. Про бухарцев.
- А сам сценарий? – спросил киноработник.
- Я и так все знаю. Обо всем. – Глядя в уверенно-лживые глаза маленького бородача веско произнес Остап. Киноработник потупился и обреченно накарябал на листочке бумаги несколько слов.
- Тогда в кассу, товарищ. В кассу!..
Внезапно на нем вспыхнула синим огнем киношляпа.
- Ты смотри, что делается... – абсолютно не удивившись произнес Остап и вылил на бородача графин воды. – Высыхайте, товарищ. Вот так в наше время и в нашем киноделе люди горят на работе, дорогой Герасим. Пойдемте в кассу…
… Ну что, будем прощаться, Герасим Трофимович Расквасов, – как-то печально произнес великий комбинатор. – Не покривлю душой – с вами было весело. Абсолютно неожиданный поворот даже в моей увлекательной жизни. Уйдете вы – и мне опять придется постоянно искать. Деньги. Находить, тратить и искать. Тоже интересно, кстати.
- А может вам притон какой-нибудь организовать… Или секту? – посоветовал тоже погрустневший Расквасов – Интересно же там люди живут… Постоянно в гуще событий, множества людей… А денег – немеряно.
- Нет, нет и нет! Вы очень неосторожны, Герасим! Какие кружки и секты в нынешние годы? Был тут у меня один знакомый испанец, Хулио Педритто Полперец. Он наивно и просто организовал кружок по вязке собак. Причем любительский кружок. Даже не профессиональный. На дому. Так вот - сейчас он очень далеко. Без кружка, собак и тем более вязки. Так что нажимайте там свои кнопочки, закатывайте глазки и возвращайтесь домой!
- Остап Ибрагимович! – почему-то взмолился Герасим. – Дайте мне от вас на память хоть рубль! Или два! На память! Я вам потом, в другом путешествии – отдам!
- Хоть вы, конечно, и журналист, и неудавшийся бизнесмен, но сомнения есть… Небольшие. А вы точно деньги отдадите? Не придется под вашими окнами вечерами свистеть? И матерные слова кричать? - улыбнулся Остап и протянул деньги. - Держите, мой новый друг! И до встречи!
Свидетельство о публикации №223062000720